furry new year

Утром Юнги, закрывая свою комнату, прислушивается к звукам из комнаты напротив, однако встречает лишь тишину. Решив, что Чимин, видимо, ещё спит, он решает, что не станет его будить. Ночью, перед сном он твёрдо решил позвать Чимина с собой, но теперь не хочет нарушать его сон. Грустно хмыкнув и прижав уши к голове, он спускается вниз, но замирает в пролёте: тонкий, едва уловимый, но достаточно чёткий для его обоняния шлейф морозных ягод ударяет в нос. Юнги осторожно выглядывает из-за угла и сам не понимает отчего улыбается: то ли из-за администратора Иоши, бурчащего себе под нос и пытающегося закрепить яркую гирлянду на картине за стойкой ресепшена, то ли из-за Чимина, прыгающего вокруг него в неудачных попытках помочь. Его пушистый кремовый свитер то и дело задирается, оголяя поясницу, а затем мягко ложится на неустанно виляющий хвост. Юнги залипает, ловит себя на мысли, что мех Чимина на ощупь, наверное, не сравнится даже с самыми дорогими шелками. Внутренний стержень трещит по швам, как и отрицание внезапно появившегося интереса к одному единственному гибриду. Кончики его ушей трепещут, а подушечки пальцев покалывает от желания прикоснуться к белоснежным кисточкам чужих ушей, смять мех пальцами и погладить.  Юнги трясёт головой, развеивая наваждение, и злится на самого себя: он большая, хищная кошка, а не крошечный котёнок, голодный до ласки. В конце концов он не знает о Чимине почти ничего, однако, раз судьба сама подкинула ему шанс, он непременно постарается узнать гибрида-песца чуть ближе. — Доброе утро, — Юнги, собравшись с мыслями, выходит из своего укрытия и приближается к гибридам, — нужна помощь? — Ах, Юнги-сан, — Иоши разворачивается, одаряя его лучезарной улыбкой, и сдувает пряди волос с вспотевшего лба, — я буду вам очень благодарен. Нам с Чимином-саном немного не хватает…прыткости. Юнги не скрывает улыбки, проходя мимо насупившегося после таких слов Чимина, и легко цепляет выбившийся кусочек гирлянды за край картины. Конечно, он ненамного выше двоих гибридов, однако длина его рук заметно выигрывает по сравнению с небольшими изящными руками Чимина и Иоши. — Чудесно! — Иоши издаёт радостный лисий писк и хлопает в ладоши, а затем принимается за распаковку искусственной ели. — С этим я справлюсь сам, спасибо вам обоим большое. — Отлично, тогда я, пожалуй… — Чимин накидывает на плечи короткий пуховичок и, схватив со стойки карту местности, украдкой поглядывает на Юнги, — прогуляюсь здесь немного. — Чимин-ши, вообще-то я… — Юнги упирается плечом во входную дверь, останавливая Чимина, — хотел пригласить вас в небольшое путешествие. До соседнего города. Чимин такому предложению заметно радуется, но тщетно пытается это скрыть: переминается с ноги на ногу и сжимает в пальцах рукава куртки, унимая своё волнение. — Только если я вам не помешаю. — Вчера вы не особо волновались об этом, — хмыкает Юнги и открывает дверь, приглашая на улицу. В ответ тут же получает озорной взгляд и невесомый хлопок пушистым белым хвостом по бедру. До небольшого городка в нескольких километрах они добираются удачно быстро: их подвозит один из местных жителей, с которым Юнги выпивал в баре в прошлом году и который его, очевидно, запомнил. Нечасто к ним заглядывают гибриды, стремящиеся расширить свои познания в местной кухне.  Вот и сейчас, за разговорами о жизни ресторанчика Юнги и его охотой за чем-нибудь новеньким, они не замечают, как оказываются на главной площади. Здесь раскинулась рождественская ярмарка, а огромная ёлка в самом её центре украшена пёстрой мишурой и гирляндами. — Мы ищем что-то конкретное? — спрашивает Чимин, сдувая приземлившуюся на нос снежинку. Юнги тянет с ответом. Он никогда не украшал дом к Рождеству, а уж комнату отеля тем более. Юнги отдаёт предпочтение спокойной обстановке даже в праздники, поэтому, оглядывая разноцветные прилавки и местных жителей в колоритных одеждах, чувствует, как рябит в глазах. Это не раздражает, но кажется непривычным, как и гибрид у него под боком, смеющийся с детских забав. — Я не знаю, — отвечает честно и движется к первому ряду прилавков, — существуют ли неброские украшения? Чимин призадумывается и кивает своим мыслям. — Может, вам придутся по душе деревянные игрушки? Моя мать делала такие сама на каждое Рождество. А ещё можно… За монотонным бормотанием Чимина Юнги теряет счёт времени. Он слушает его рассказы о детстве, семье и друзьях, пока они не спеша лавируют между прилавками, разглядывая предложенный товар. И, если Юнги фырчит недовольно, завидев очередные переливающиеся всеми цветами украшения, то Чимин ими искренне восхищается и останавливается через каждые полметра, чтобы рассмотреть получше каждое. Возле одного из таких прилавков с выставленными игрушками в стиле «вырви глаз», как прозвал их Юнги, Чимин внезапно подхватывает его под руку и тянет к себе, накидывая на его плечо часть мишуры. Вторая её часть свисает с плеча Чимина, слабо колыхаясь от ветра. — Смотри, какая красота, — он указывает в самый дальний угол прилавка, но Юнги за его рукой не следит. Он смотрит на Чимина, прижавшегося к нему вплотную, на румянец на его щеках и маленький красный нос. Его пухлые губы растянуты в самой трогательной улыбке, которую только видел Юнги, и осознание затапливает его изнутри стремительно. Его тянет, той самой невидимой силой тянет к гибриду даже не его вида, и это не кажется чем-то неправильным. Его запах, ягодный и сладкий, ощущается ещё острее, когда он стоит так близко, и Юнги может поклясться, что его ветивер сочетается с ним идеально. — Тебе не нравится? — Чимин, кажется, чувствует его проницательный, долгий взгляд, и смотрит в ответ чуть расстроенно. — Нравится, — отвечает тихо, но вмиг понимает, что они, вообще-то, говорят о разном, поэтому всё-таки уделяет внимание игрушкам. — Вот этот набор очень красивый, — добавляет смущённо, кивая на коробочку с деревянными ёлочками и зверятами. Они забирают его, а также мишуру, всё ещё висящую на их плечах. Юнги приходится сбавить шаг, чтобы идти вровень с Чимином и не дать мишуре упасть, а Чимин и не торопится её снимать. Он уговаривает Юнги на покупку ещё нескольких украшений, уже ярче, чем обыкновенных деревянных, но не вычурных, и в завершение прогулки останавливается напротив бочки с глинтвейном, разящей ароматом цитруса. — Возьмём безалкогольный? Я не привык пить в полдень, — хихикает Чимин и радостно дёргает ушами на согласие. Отхлебнув из своего стаканчика, Юнги морщится — слишком кисло. Чимин чувствует это тоже, поэтому причмокивает губами и строит мину даже кислее, чем сам глинтвейн. Юнги тихо смеётся, но, встрепенувшись, оглядывается, когда его посещает внезапная идея. — Если Иоши-сан нам позволит, я сварю в отеле свой глинтвейн, — говорит он, утягивая Чимина за собой к прилавку с ингредиентами, — никто из моих друзей на него не жаловался. Юнги чутко выбирает всё необходимое и передаёт продавцу, пока Чимин вертится вокруг него, восторженно виляя хвостом и тряся пакетами с украшениями. Администратор Иоши такой новости радуется не меньше и учтиво предоставляет им совсем небольшую кухоньку возле собственной комнаты. Пока он развешивает оставшиеся игрушки на ёлке, Юнги, закатав рука своего свитера, принимается за готовку глинтвейна. Чимин не мешает: усаживается на невысокий табурет у окошка и внимательно слушает о каждом этапе приготовления, поглаживая хвост и кидая взгляды на заснеженный лес. Юнги это замечает. — Ты охотишься? — спрашивает, помешивая воду в кастрюле. — Иногда, — Чимин вздыхает, — но в большом городе с этим сложно. Я отдаю работе и детишкам-гибридам, которых обучаю танцам, почти всё своё свободное время. Это первый раз, когда я выбрался куда-то на праздники. Он ведёт напряжёнными плечами и обхватывает себя хвостом, уложив подбородок на руку. Наблюдает за тем, как Юнги ловко нарезает апельсины и яблоки и добавляет несколько палочек корицы. — Обычно я отмечал Рождество с семьёй, но они переместились на юг ещё в конце ноября, а я…не смог оставить работу, — Чимин отворачивается к окну совсем, чтобы не показывать Юнги как сильно он на самом деле расстроен из-за праздников в одиночестве. Однако Юнги смотрит на него, сжавшегося и поникшего, и откладывает ложку в сторону. — Эй, — приближается бесшумно и, пораздумав несколько секунд, опускает руки ему на плечи, легонько сжимая, — ты не будешь один в Рождество. — Почему ты здесь один, Юнги? — Этого требует моя сущность, Чимин-и, — он замечает, как Чимин оборачивается на него, смеряя непонимающим взглядом, — барсы любят одиночество. Я провожу весь год, находясь в тесном контакте с гибридами и людьми, поэтому в зимние праздники я предпочитаю уединяться. Это даёт мне сил для нового года, полного общения. Чимин кивает. Юнги знает, что не все гибриды подчиняются своей сущности: кто-то склонен к своей человеческой стороне, выбирая тесные семейные узы. Возможно, Чимин относится к их числу и ему тяжело проводить поистине семейные праздники вдалеке от своих близких. — Теперь мне стыдно, что я нарушил твою традицию, — Чимин шмыгает носом и вскользь проводит ладонью по пальцам Юнги, — извини, если я навязываюсь. — Даже не думай об этом, — говорит Юнги строго, смыкая пальцы на его плечах чуть сильнее, — я сам этого захотел. Он возвращается к готовке и через какое-то время протягивает кружку с горячим глинтвейном вмиг оживившемуся Чимину, который, принюхавшись, смотрит на него восхищённо и, сделав первый глоток, расплывается в блаженной, довольной улыбке. — Просто сказочный вкус, Юнги-я, — лепечет и тут же хохочет из-за интенсивно дёргающихся ушек. Хватает их ладошками, успокаивая, и возвращается к напитку, — я никогда не пробовал такого вкусного глинтвейна. — Рад, что тебе нравится, — Юнги улыбается, сдерживая благодарное урчание в ответ на комплимент. Иоши испускает уже привычный лисий писк, когда пробует приготовленный Юнги глинтвейн, и обещает к праздничному ужину, на которой он заведомо приглашает их обоих, испечь имбирное печенье, если Юнги приготовит такой же умопомрачительный горячий напиток. Чимин соглашается сразу в отличие от Юнги, который сначала мешкается, но сдаётся под умоляющим взглядом двух блестящих глаз и надутыми пухлыми губами. Ближе к полуночи Юнги прерывает свой недолгий сон после насыщенного дня, чтобы отправиться на охоту. Одевается, как и всегда, удобнее, чтобы быстро снять мешающую одежду и так же быстро нацепить её обратно, и выходит из комнаты. Мимолётно вспоминает слова Чимина о редкой охоте, и ноги сами несут его к противоположной двери. Чимин открывает спустя пару стуков. — Юнги? Я думал, что не увижу тебя до завтра… — Чимин второпях завязывает пояс халата и чуть сонливо ведёт ушами, — думал, что тебе нужно отдохнуть от моего общества. — Ты слишком много думаешь, — Юнги качает головой, посмеиваясь, — есть желание поохотиться? Чимин заинтересованно бьёт хвостом по дверному косяку и, оглядев уже украшенную комнату с небольшим беспорядком, кивает утвердительно. — Дай мне десять минут на сборы. На опушке необычайно тихо. Снег блестит под лунным светом, пробивающимся сквозь увесистые лапы ели, а лёгкий ветер то и дело стряхивает с них белые шапочки. Юнги раздевается на ходу и быстро перекидывается, слитым прыжком ныряет в ближайший сугроб и возится в нём, забавляясь. Присутствие Чимина его нисколько не смущает: он уже решил открыться ему и внутренне ликует от того, как Чимин открывается в ответ.  Медленно избавившись от одежды, он перекидывается в прекрасного белоснежного песца и падает рядом с Юнги. Острая мордочка с тёмным носом зарывается в снег и внезапно кидает горстку прямо в морду Юнги. Он рычит, но беззлобно и, подскочив на лапы, отряхивается, осыпая Чимина снегом в ответ. — Идём, — шипит, выпуская пар из пасти, и кивает в сторону поля.  Здесь ещё тише, и слышно лишь, как на ветру развеваются сухие колосья. Чимин, очевидно, сразу почуяв полёвок, водит носом по земле и устремляется вперёд с тихим писком. Юнги следит за его вздыбленным хвостом, но через какое-то время упускает и отправляется на поиски. Настоящие хищники здесь водятся только в лесу, и лучше бы им с ними не встречаться.  Он застаёт Чимина лежащим в огромном сугробе и играющимся с маленькой полёвкой, которую он удерживает за тонкий хвост. Мышь, совершенно испуганная, дёргается в его пушистых лапах в безуспешных попытках вырваться и сбежать. Юнги укладывается чуть поодаль и заходится в рычащем хохоте, потому что Чимин продолжает запугивать несчастную мышку, дразня её острыми клыками.  Юнги выдаёт себя почти сразу и ловит пронзительный взгляд двух чёрных бусинок. Чимин весь подбирается и, выпустив, наконец, полёвку на волю, бежит прямо на него. Юнги реагирует незамедлительно: подрывается и устремляется прочь, уводит их догонялки в другую сторону, подальше от леса, но фору Чимину не даёт. Увиливает, резко тормозит и бежит в другую сторону, находя забавным то, что обычно догоняет он, а не его. Замешкавшись на пару мгновений возле двух тропинок, он выбирает правую, но тут же чувствует тяжесть на спине. Чимин шутливо прикусывает мех на его боку и пытается повалить его, но Юнги оказывается проворнее: извернувшись, он сбрасывает Чимина с себя и опрокидывает на снег, нависая сверху. — Ты проиграл, ягодка, — из пасти вырывается насмешливый рык, а лапы ослабляют хватку.  В животном обличии Чимин благоухает особенно остро, и этому есть объяснение: на белом меху его мордочки Юнги замечает красные следы. Видимо, Чимин успел перехватить несколько ягод, пока гнался за мышью. Поддавшись секундному порыву, Юнги тычется носом в яркое местечко и осторожно ведёт шершавым языком, слизывая кислинку. Чимин на это округляет глаза, но вмиг сощуривается и урчит утробно, заставляя Юнги отпрянуть в удивлении. — А кажется, что я всё-таки выиграл, — различается сквозь урчание, пока Чимин мягко водит носом по шерсти на его шее и крепких лапах.  Что-то внутри него ломается с треском. Наверное, это все его чёртовы принципы одиночества, потому что отпускать Чимина, сейчас или в любой другой день, будь то Рождество или обычный понедельник, теперь кажется роковой ошибкой. — Чимин-и, — он выдыхает, переходя на рокот, и, широко мазнув языком по его уху, позволяет Чимину подняться.  Они возвращаются на опушку в молчании, но оно не гнетёт: Юнги идёт позади, погруженный в раздумья, в то время как Чимин ловко перепрыгивает через сухие ветки, повизгивая на снующих в снегу мышей.  Чимин продолжает игриво бесноваться даже когда они перекидываются и одеваются. Лепит снежки и кидает их сначала в деревья, а потом и в Юнги. После одного такого, прилетевшего прямо ему за шиворот, он скалится клыкасто и бросается вслед за удирающим Чимином. Догоняет уже на подходе к отелю и после не совсем равной непродолжительной борьбы валит его в сугроб, ухмыляясь победно. Не замечает даже, как Чимин ставит ему подножку, и заваливается сверху, но попыток встать отчего-то не предпринимает. — Прекрати это делать, — говорит серьёзно, но в чужих глазах видит лишь интригующие искорки. Смягчившись, позволяет себе, наконец, осторожно погладить белое ушко и такие же шелковистые волосы. Чимин под ним прикрывает глаза и ластится к его тёплой ладони. — Боишься, что это станет новой традицией?  Юнги ничего не отвечает. Его жизнь всего за пару дней перевернулась с ног на голову с приходом в неё одного определённого гибрида, и теперь появление новых устоев кажется даже чем-то увлекательным. Он выдыхает рвано, ведя носом по его щеке, красной и разгорячённой, и оставляет невесомые поцелуи сначала на одной, а потом и на другой. Чимин впивается разморённым взглядом в его губы и тянется ближе, языком смачивая свои. Они блестят заманчиво и приглашающе раскрываются, обнажая белёсые ровные клыки, а на вкус оказываются слаще любой дикой ягоды. Изысканная горчинка от недавно испробованных Чимином ягод оседает на языке, и Юнги в погоне за тем, чтобы её распробовать, углубляет поцелуй, ласково оглаживая его бока под курткой. — Как же превосходно ты пахнешь, — шепчет Чимин, разрывая поцелуй и прижимаясь холодным носом к его шее, — и целуешься тоже. Юнги смеётся тихо и помогает ему подняться. Он урывает ещё несколько поцелуев перед входом, а Чимин в ответ напротив двери своей комнаты.  — С Рождеством, Юнги-я, — он обводит языком контур его губ напоследок и улыбается совершенно счастливо. — С Рождеством, ягодка. Они проводят его вместе. Утром Юнги впервые за долгое время просыпается с трепетной улыбкой на губах: на них всё ещё остался ягодный вкус. Он не спеша украшает комнату, подвешивая деревянные ёлочки под люстрой, а зверят крепит на полупрозрачную тюль. Спинку кровати теперь украшает гирлянда, лампочки которой отбрасывают мягкий тёплый свет и создают причудливые узоры из-за резного дерева. Уютно, неброско. Чимину его старания нравятся тоже. Рождественский день пролетает лениво: они гуляют по окрестностям, грея руки друг у друга в карманах, вновь покупают всё для глинтвейна, а к вечеру принимаются за приготовление ужина вместе с Иоши. — Ваши печенья изумительны, Иоши-сан, — Юнги надкусывает уже третье, закатывая глаза в наслаждении и вызывая у гибрида лисицы смущённую улыбку. — Это семейный рецепт, — воркует он, подкладывая ещё несколько печенек на блюдо, — я поделюсь им с вами, если хотите. В этот зимний сезон ресторанчик-магазин Юнги действительно радует посетителей имбирными угощениями, от которых каждый, включая Сокджина и остальных друзей Юнги, пребывает в восторге. В меню добавляется и ягодный пунш, рецепт которого Юнги придумывает сам, основываясь на воспоминаниях. Первым его пробует, конечно же, Чимин, заглянувший в заведение в свой выходной. — Очень вкусно, — выдаёт он с ноткой тепла в голосе и облизывает покрасневшие от пунша губы, — я уверен, что он станет хитом сезона. Юнги улыбается и, оглянувшись воровато, слизывает последнюю капельку с уголка его губ, сладко причмокивая. Так его творение кажется чистой амброзией. — Ах, вы уже тут, — Сокджин впускает в небольшое помещение слабый морозец и плотно закрывает за собой дверь, — пушистого Нового года! Вы, должно быть, Пак Чимин, верно? Я о вас наслышан. Когда вы вернулись? Юнги хихикает, прикрывая рот ладонью, и отдаёт Чимина на растерзание болтливому Сокджину, который сразу же уводит его на экскурсию по ресторанчику. Новый год начинается по-другому. Юнги задумывается о том, как проведёт его, как будет совмещать свои частые поездки с новыми, пока что развивающимися отношениями. Он не боится трудностей, лишь немного переживает, но, если Чимин будет с ним рядом, он выберет другие несколько дней для своего необходимого одиночества, чтобы они вместе провели ещё не одно Рождество.