Истинный убийца

18 ГЛАВА Родной мальчишка проваливается в обморок, обмякшее тельце оседает в руках мощного, сильного Энигмы. Сердце стучит яростно, бешеным ритмом отдаваясь в груди, выламывая рёбра своим неистовством, и при этом, как топлёное молоко, вскипает и пенится от нежности и ласки, разглядывая в полутьме затихшие, смиренные сейчас черты. Омега настолько красив и безупречен, что Чон забывает на мгновение, где находится, осядая со своей ношей на колени, тихонько и очень бережно убирая белокурую прядь взмокших волос с закрытых глаз. Чонгук жмурит глаза, ощущая дичайший прилив нежности от обволакивающей всё его нутро невысказанной любви. Но он понимает. С этим он разберётся позже. Пора уходить. Чон поднимается с колен, крепко прижимая к себе того, ради которого он здесь. Истинного омегу, что просто взорвал его сердце мучительными, сжирающими его чувствами, что он доселе никогда не испытывал. Он готов благодарить самого Бога, что поселил в его искалеченную душу столь мощные эмоции. Он будет благодарить всю жизнь. Даже если этот мальчишка не ответит взаимностью. Чонгук срывается на бег, поднимаясь по лестнице, перескакивая через ступеньки, его накачанные бёдра, как сталь, напрягаются, дыхание сбивается. Дышит раздувшимися ноздрями, осознавая, что нужно преодолеть такой сложный рубеж от входной двери до машины, чтобы не ранили его малыша. На себя ему плевать. Рычит, словно загнанный зверь в трубку, набирая Хосоку. — Хос, прикрой, выхожу с Тэхёном. — Понял, бро. И пули звенящим свистом проносятся мимо него. Чон бежит из офиса министра к машинам, опуская голову и прикрывая бессознательного Тэхёна своим мощным телом. Он его спасёт, чего бы ему этого не стоило. Хоть ценой жизни его, самого Чона. Врывается в машину Хосока, укладывая омегу на заднее сиденье. Мелкое шевеление в руках и Чонгук, разжимая объятия, смотрит на мальчишку, что приходит в эту секунду в себя. — Чонгук? Тихий шёпот, но прохладные ладони крепко цепляются за загривок Энигмы. — Чонгук? Снова вопрос, но уже более осмысленный. Парнишка открывает глаза, вперивая свои карамельные в угольно-чёрные. — Ты куда? — омега ощущает опустошение, когда Энигма разжимает руки, отстраняясь от него. Чон смотрит через стекло открытой двери заднего сидения на 15-й этаж, прищуривая глаза и толкая язык за щеку. — Я кое-что не доделал, малыш, мне нужно вернуться. Голос хрипит, ведь Тэхён всё также сжимает свои мягкие ладошки на его шее, дышит так тяжело, Чон ощущает его пронизывающий до костей страх. — Нет, нет, не пущу, не надо. Там убивают, Чонгук. — Я вернусь, обещаю. И Энигма срывается на бег, успевая заметить ошалелые взгляды своих парней. Джун и Хосок рвутся следом, как верные псы. И неотъемлемое от Чона: — Я сам. Чонгук уже несётся к входной, разбитой им же двери, выкрикивая лишь: — Я скоро вернусь, оставайтесь с Тэхёном. Это приказ. И врывается в здание, что уже окутано серым, непроглядным дымом. Он в одну секунду поменял своё решение. Но это решение точное. Бьющее в цель. Он не сможет поступить по другому. Это его выбор и он сам за него в ответе. Звуки выстрелов стихают, люди министра либо мертвы, либо разбежались, как крысы. Как и сам министр. Но!!! Чхве всё же Отец его омеги. Родная кровь его истинного. Чон хотел его убить. И он почти сделал это. Но передумал. Он поступит иначе. Прикрывая нос и рот рукавом своей чёрной куртки, бежит по ступенькам, целенаправленно направляясь на 15-й этаж, там, где оставил эту гниду. На этаже вакханалия разъярённых языков пламени. Трещит от огня всё вокруг. Но Энигма бежит к тому кабинету, где оставил связанного министра. Он поменял на него свои планы. **** Тэхён во все глаза смотрит на полыхающее здание, прижимая к клокочущей от страха груди свои взмокшие ладошки. Чонгук смертник, чёрт бы его побрал. В сердце разгорается огромный, сжирающий его до невозможности, огненный шар. Тоски и боли. Страха и обречённости. И когда раздаётся невероятных масштабов взрыв, сносящий крышу и последние этажи, Тэхён кричит. Кричит диким воплем отчаяния и страха, осознавая для себя такую катастрофическую потерю. — Чонгук, неееееееет… Мальчишка выпрыгивает из машины, выпадая из неё, падая на колени, и с диким криком орёт имя своего истинного, в мольбе перед Богом, чтобы он остался жив. Но ведь после такого страшного хаоса, когда языки обезумевшего пламени почти касаются даже их, в припаркованных машинах в центре, недалеко от здания, осознание бьёт в самый жизненный прицел. В самое сердце. И ужас от происходящего сводит с ума. Этот невероятный, прекрасный, дикий и самый лучший в мире мужчина, его истинный, погиб? — Твоооою маааать… — Хос выдыхает шумно, ошалело глядя на полыхающее здание. — Чон… Джун поднимает мальчишку с колен дрожащими руками, снова заталкивая того в машину. Осознание случившегося сводит его с ума. Омега пинается, барахтается, усиленно пытаясь вырваться, кричит так громко, заливаясь горькими слезами. Его трясёт от того кошмара, что предстал перед его глазами. Он в панике сейчас и не может взять себя в руки. Он только приобрёл его, он его только нашёл. Как он может потерять его сейчас? Этого не может быть… Тэхён снова вырывается, пытаясь выскочить из машины, Джун держит его обеими руками, прижимая к заднему сиденью и отчаянно шипит. — Тэхён, замри, я сказал. Успокойся. — Но Чонгук… Там… Там же Чонгук…Он… Он сгорит… Слёзы заливают юное, нежное лицо, искажённое в муке потери. Красивый омега, спасённый Джуном, сидит рядом, зажимая рот руками, чтобы не кричать. Ему так страшно. Люди Чона собираются на пятак припаркованных машин, каждый из них не может вымолвить ни слова. Их предводитель, их друг, их самый лучший бро… Выбраться из этой огненной мясорубки невозможно. Это просто нереально. Чонгук погиб. Сгорел заживо вместе с министром. Парни вместе с Хосоком кидаются к зданию, перекидывая автоматы за спины. Им сейчас не оружие нужно, а свободные руки, чтобы отыскать и хотя бы вынести обугленное тело своего друга, пусть и сами задохнутся в чёрном, непроглядном дыму. Им нужно добраться до Чона. Если его уже нет в живых, они должны хотя бы похоронить по человечески, не пустой гроб, а его самого, их смелого, храброго, дорогого сердцу брата. — Оставайся с Тэхёном, — Хосок кричит, на ходу оборачиваясь, всматриваясь в дикие от горя глаза Джуна, — я найду его, обещаю. Джун лишь кивает, вытирая рукавом куртки выступившую слезу. Гибель Чона никак не укладывается в голове, но жуткая утрата скребёт душу. Омега рёвом кричит, извиваясь в сильных руках, не оставляя попытки вырваться и рвануть за бойцами следом. — Пустите, пустите меня к нему… — его душераздирающий крик режет слух похлеще ножа, но выбора нет, отпускать мальчишку нельзя. Чёрные, удушающие клубы дыма окутывают всю округу, расползаясь по территории вражеского офиса. Дикое пламя, извергающееся из полуразрушевшегося здания, озаряет двор и переливается синими лучами в высоких водах фонтана. Мелкие взрывы продолжают разрывать окружающий хаос разрушения. Парни идут на верную смерть молча, но Чона они найти должны. Тэхён резко вскидывается, принюхиваясь своим тонким носиком. И в следующую секунду мальчишка уже визжит: — Он жив, он жив… Со всей силы отталкивает оторопевшего Джуна, что замер статуей и, вырвавшись из цепких рук альфы, выпрыгивает из машины. Горький запах коньяка лёгким шлейфом ударил в нос. Ещё такой слабый, но такой ощутимый аромат. Аромат его истинного. Тэхён бежит со всех ног в самую гущу плотного, чёрного тумана, запинается о собственные ноги, падает, царапая ладошки о брусчатку, и снова вскакивает на ноги, ни секунды не давая себе отдышаться. Горло дерёт невыносимо, глаза щипит от слёз и едкого дыма, но он не останавливается, несётся вперёд, усиленно и с неистовой надеждой вглядываясь в темноту. И он видит, видит его… Чон идёт прямо к нему, перевязанное лицо чёрным платком полностью его закрывает, но глаза… Обсидианы, словно яркие звёзды на небосклоне, сияют и переливаются от бури в душе Энигмы. Малыш бежит к нему. Вопит оглушительно громко, отчаяние в его голосе переворачивает внутренности от нахлынувших чувств. Малыш… Такой родной… Чонгук со всей силы швыряет на землю министра, которого тащил за воротник пиджака, и тот падает лицом вниз, прикрываясь от мощного удара связанными спереди руками. Его лицо тоже перевязано платком. Чтобы не задохнулся раньше времени, мразь… И в следующее мгновение омега уже впечатывается в Чонгука с размаху, утыкаясь лицом в широкую грудь, громко и надрывно всхлипывая. Хватается за него руками, сжимая кулаки на спине, желая притиснуться ещё ближе. Нещадная истерика накрыла мальчишку и он стонет от пережитого страха за жизнь истинного. Чон срывает с лица платок и утыкается в пахучую макушку, зарываясь крупным носом в белокурые пряди. Омега так переживал из-за него? Ведь на отца даже не взглянул… Значит… Энигма сам стонет от осознания, прижимая нежное, дрожащее тело любимого к себе ещё ближе. — Ты живой… — куда-то в грудь ослабевшим голосом шепчет Тэхён. — Я же обещал, что вернусь, малыш. — Я думал… Я думал… И снова стон, но уже облегчения и горячие слёзы текут по щекам омеги, капая на пропитанную дымом рубашку Энигмы. Бойцы Чона обступают его, хлопая по плечу, не сговариваясь, скидывая к его ногам свои автоматы в выражении огромного счастья за его сохранённую жизнь и верности, которую они будут ему нести до конца своих дней. Энигма кивает в знак глубокой признательности своим людям. Они шли за ним на смерть, но не отступили ни на шаг. — Хосок, вызывай полицию. — Чон кричит грубым, осипшим голосом. — Пора сдать им эту мерзкую тварь. Досье на него в машине, в бардачке. Немного отстраняясь от вцепившегося в него Тэхёна, но не отпуская его от себя, а придерживая одной рукой, прижимая к своему боку, свободной рукой уже поднимает с земли министра, что еле дышит. Наклоняется к нему и рычит зверем прямо ему в лицо: — Ты думал, я дам тебе так легко сдохнуть? Ну уж нет. На тебя столько всего нарыто, что ты будешь гнить в тюрьме всю жизнь, ебливая ты тварь. И каждое утро, просыпаясь, ты будешь молиться за мою Мали, и каждую ночь, ложась спать, ты будешь вспоминать её. Каждый божий день ты будешь умолять Господа, чтобы я не подарил тебя какому-нибудь отбитому альфе, что сделает тебя своей сеньоритой. Убить тебя было бы слишком просто, Чхве. Он плюёт министру в полуприкрытые глаза, скалясь ему в рожу и временно лишая того способности дышать своим мощным доминантом. — Ты сдохнешь в тюрьме. Вот твоя участь. Сдохнешь. Клыки Чона царапают кожу министра и тот скулит от боли, но ещё больше от страха за собственную шкуру. Энигма разгибается в спине, отпинывая альфу от себя своим огромным берцем. Поворачивается к омеге, что прижался к нему намертво, обхватывая его поперёк талии цепким захватом. Мальчишка поднял голову, заглядывая в лицо Чона, хлопая своими мокрыми от слёз ресницами. — Поехали домой, малыш. Парни справятся здесь уже без нас.