***
Хёнджин пытался бороться со своими чувствами и влечение и у него даже неплохо получалось, ровно до того момента, когда вернулся этот солнечный парень. Чувства вновь захлестнули с головой. Его буквально ломало от желания подойти прикоснуться, почувствовать любовь. Но так нельзя. Нужно бороться с этим жеданием, ведь это мерзко, неправильно... Но после буквально двух дней Ли уехал и даже держаться было не нужно. Его просто не было рядом. Хван с головой ушёл в учёбу, даже с Минхо и Сынмином перестал общаться. Оценки вновь стали безупречными. Он снова стал идеальным. Мать снова похвалила. Тренер вновь поставил в пример. Учитель снова сказал ровняться на него. Но это больше не приносило радости. Вообще ничего её не приносило. Каждый день был похож на предыдущий. Каждый чёртов день. Каждый день он вставал, шёл на учёбу, сходил с ума там, шёл на тренировку, где ему говорили всё новые и новые советы по похудению, ехал домой, где после отчёта и проверки мать выносила вердикт, довольна ли она сегодня сыном, в последнее время довольна она оставалась ежедневно, но это не останавливало Хёнджина после брать холодное лезвие и под обжигающими струями воды наносить себе увечья. Итак по кругу. Минхо и Сынмин пытались поговорить с Хваном, но тщетно. Он словно мантру повторял давно заученные слова о том, что всё хорошо и он просто решил сделать упор на учёбу в преддверии экзаменов. Феликса он даже не подпускал близко. Это ранило младшего, но он понимал из-за чего это. Ёнбок обязательно ему поможет, но сейчас он просто не сможет этого сделать, поэтому Ли решил, что полностью разберётся со своими проблемами. А их у него тоже скопилось прилично. Как минимум физических, ибо от истощения и нервного срыва он не востановился до конца. Учёба его волновала в последнюю очередь, но вот учителям, которые накидывали всё больше и больше заданий было плевать на это. Им главное чтобы ты экзамены хорошо сдал. Остальное не важно. Ёнбок всегда удивлялся тому, как мыслят большинство взрослых, которым часто оценки их чада важнее чем ментальное и физическое здоровье этого самого чада. А потом они ещё удивляются почему это моё дитё, моя кровинушка не хочет со мной общаться, или почему не дожило и до восемнадцати? Его родители не были такими, поэтому, как только после нескольких дней на учёбе заметили вновь потухшие глаза, предложили слетать домой в Австралию всей семьёй, как раз отпуск у отца намечался.***
— Феликс, почему вас не было то недели? — голос учителя был холоден а взгляд резал похлеще лезвия. — По семейным обстоятельствам, — спокойно ответил Ёнбок, многие завидовали тому с каким спокойствием и позитивом он относился к учёбе и их тиранам-учителям — Не расскажете чуть подрлбнее? — Я лежал в больнице около недели по причине нервного срыва и истощения, а потом две востанавливался дома — он говорил это максимально спокойно, а учитель начал буквально выходить из себя. — Нервным срывом? — он вопросительно выгнул бровь и посмотрел на Ли будто он идиот несусветный и лежал в больнице из-за воспаления хитрости. — Вы слышите? — учитель обратился к классу, — это ерунда. Многие и с температурой приходили, потому что сейчас важно подготовиться к экзаменам, — в голосе было слышно отвращение и презрение, будто банальное желание заботиться о себе — грех и ужас. Ли же продолжил спокойно стоять и смотреть в холодные и жестокие глаза учителя. Он стоял перед классом, перед двадцатью с лишним человек, на него орал взрослый человек, а он оставался спокойным словно удав. Ему было плевать на всех вокруг. Плевать на мнение этого идиота, потратившего жизнь на ненавистное дело. Плевать на мнение подростков, которые даже при физической болезни ходят на учёбу, плевать на всех. Почти. Ему был важен лишь один человек. Но этот человек в данный момент сидел уткнувшись носом в тетрадь по истории. Хотя внутри всё ныло и желало подойти к Феликсу, хотя бы поговорить с ним. Но мать запретила. Она даже к учителям ходила и разговаривала с ними на эту тему, им теперь даже близко подходить друг к другу нельзя. А так хотелось.***
— Ну и пиздец, — вынес вердикт Чан, когда они компашкой, за исключением Хёнджина сидели в кафе. Минхо рассказал всё Джисону, а тот предложил поговорить с Крисом, который как раз учиться на психолога, вдруг, что дельное скажет? — Ну а мы о чём? — ответил Сынмин и перевёл взгляд на Чонина, сидящего рядом. Они стали больше общаться, но как друзья. Ким был просто не готов к отношениям, о чём честно сказал Яну, и тот ответил, что всё в порядке, они могут просто дружить, а если Ким захочет встречаться, то его сердце свободно, пока что. — Мда... Ну во-первых без врача ничем не помочь, разве что кормить насильно, да колюще-режущее не давать, но это не выход, — Крис задумался, — во-вторых для реальной помощи нужно немного подождать, пока просто поддерживать морально и медленно, очень медленно подталкивать его в сторону психотерапии, — он продолжил, — если он вообще никого не слушает, то давить сильно не стоит и первое время сделайте вид, что на нейтральной стороне, не видите проблем. А потом медленно, но верно ко врачу. — Это будет тяжело, — проговорил Феликс. — А кто говорил, что будет легко? — Бан усмехнулся — его, судя по тому, что вы мне рассказали, всю жизнь мать програмировала на такое к себе отношение, и за пару недель особенно ещё с её влиянием ничего не исправишь. — Давайте тогда решим кто будет его пинать, — сказал Минхо. — Лучше всего, чтобы это были вы с Сынмином вдвоём, — предложил Крис. — Феликсу даже близко находиться нельзя, а по одному вы менее эффективно будете пинать. — Тогда начинаем операцию "Спасение Хёнджина и его кукухи"? — усмехнулся Джисон. — Какое точное название, — протянул Чонин, скучающе вертя в руках стаканчик кофе. — А и ещё, — спохватился Чан — Джисон, не отсвечивай сильно рядом с Минхо, особенно, когда он рядом с Хёнджином. — Хорошо, — Хан не совсем понимал почему, но согласился — Чан лучше знает. На том и условились. Но вот приближающиеся экзамены принесли проблемы и в семьи Ли и Ким. — Сынмин, подойди сюда, — голос отца не сулил ничего хорошего. Сынмин послушно подошёл к родителю. — Что-то случилось? — Ким только пришёл домой со встречи, на которой они обсуждали план помощи Хёнджину, и собирался написать тому, но вид отца так и кричал о том, что он зол, а мать, сидящая на кресле чуть поодаль, не то разочарована не то боится. Скорее всё вместе. — Да, случилось, — голос приобрёл ещё более яростные нотки, — у тебя что за последний пробник теста? — Восемьдесят семь баллов, — оторапотовал Ким — Вот что случилось, — проговорил отец. — Вот что случилось Сынмин. Какого чёрта у тебя ниже девяноста пяти? Я уже даже не говорю про сто. — Сынмин просто молча слушал, яростные слова, — ты так часто уходишь гулять. А кем ты вырастешь таким образом? — господин Ким всё больше заводился. Его лицо покраснело, а в глазах читалось такое яркое отвращение. Ким привык видеть подобное. Это было нормой. Он ожидал, что ему такое устроят, видел же результаты. А отец между тем продолжал: — Ты такой же тупой как твоя сестрица, — злость окончательно захлестнула мужчину, когда он увидел в карих глазах сына промелькнувшее всего на долю мгновения и быстро спрятвшееся обратно за вину, безразличие. Он с силой замахнулся, и по гостиной разнёсся громкий звук пощёчины. Снова. Сейчас его будут бить. Удар в живот, Кима скрутило. А отец лишь больше распалялся, он схватил его за волосы и с силой швырнул на пол, где начал пинать его — Ты никто. Ясно?! Ещё раз я увижу это, и ты полетишь к чертям собачьим из дома, — удары приходилтсь точно в те места, которые будет не видно и не опасно, но больно. — Ты щенок. Я пашу день и ночь, а ты, тварь, смеешь вместо учёбы шляться с друзьями. Ещё раз получишь ниже девяносто пяти, можешь сразу уёбвать из дома. — Он последний раз с силой ударил его и отошёл, окинув презрительным взглядом. Сынмин, захлёбывающийся в собственной крови, ползком добрался до ванны и впервые за последние несколько лет позволил слезе скатиться по щеке, перемазанной алой жидкостью. Он позволил себе быть слабым. Быть неидеальным. Но ему показали, кем он должен быть. Нельзя ставить чувства превыше обязанностей. В этот самый момент Минхо тоже отмывался от крови и позволял себе быть слабым. Но он решил, что это последний раз. Больше нельзя позволять себе такое. Нужно быть сильным. Нужно терпеть. Хёнджин же смывал кровь с тела причиной, которой было лезвие, лежащее чуть поодаль. Всё внутри скручивалось от боли. Хотелось вырвать к чертям собачьим все внутренности. Хотелось умереть. Впервые в жизни в голове пронеслась эта страшная мысль. Раньше сколько бы всего не было он никогда об этом не думал, но сейчас это почему-то показалось чем то очевидным. Он сам ужаснулся этому и быстро откинул лезвие подальше. На всякий случай. Что такое смерть? Для кого-то страшный сон, ведь тогда он больше не увидит солнца, небо, улыбку любимого человека, сам не сможет ничего сделать. Для кого-то горе, пришедшее резко и без предупреждения унёсшее родного человека, или близкого друга. Для кого-то что-то естественное, что-то, что наступит неизбежно, а посему бояться, ненавидеть, или ждать бессмысленно. Для кого-то игра, будящая в крови адреналин, когда он подводит смерть за руку к очередному невинному существу. Для кого-то это мечта и освобождение, которое наступит в момент, когда тело испустит свой последний вздох. В какой-то момент каждый задумывается об этом. И для каждого смерть и жизнь это что-то своё. Для Хёнджина это было всегда, чем-то таким далёким и невозможным, чем-то о чём он не думал. В его голове даже мысли провести полосу чуть левее обычного не было. А сейчас это вдруг показалось таким простым, очевидным и заманчивым. Хван стряхнул наваждение. Ещё рано. Он ничего не добился. А потом и сам от старости, или обстоятельств умрёт. А пока нужно жить, хотя скорее выживать, но это не так важно, учиться и совершенствовать свои навыки.