Кот Кота

Ньон читал, лежа на полу. Он уже выкурил один джойнт, настала очередь второго. Кота приятно накрывало. Хорошее состояние, когда не пугаешься каждого резкого звука или слова, обращённого к тебе, не хочется постоянно спрятаться в самый дальний угол, в кровь вливается доставляющее спокойствие. Иногда в такие моменты он был даже не против с кем-то пообщаться, но это случалось редко. Кот перелистнул страницу и затянулся. Все становилось гармоничным и необычайно красивым. Простые вещи вызывали чувства за пределами привычного эмоционального диапазона. Узоры из трещинок на стене сами собой складывались в удивительные картины. Кот читал. Его родная русская литература не давала Ньону стать нормальным гражданином Канады и спокойно жить, она отравляла его изнутри. Он не вполне доверял русской литературе, но не мог не слышать ее шепот. В конце концов, она его победила. Его глубокие знания Горького и Достоевского в Америке на хер никому не были нужны. Тут были нужны упорные и исполнительные работники фастфуда. Улыбчивые и энергичные. У Ньона была не подходящая для такой работы душевная организация и выносливость. Он был селектированным интеллигентом в нескольких поколениях, и, что хуже, болезненно-интровертированным человеком. Ежедневное нахождение в толпе его истощало. До того как попасть к господину Лютеру, в Америке он был метеком, существом неполноправным. Потом все стало лучше. До поры. До появления нового члена семьи. Кот поднял голову на звук: это открылась дверь. Ньен. Легок на помине. Ньон стряхнул с себя туманные обрывки русских стихов и песен, каких-то северных образов, и, желая принять более закрытую позу, приподнялся, садясь на колени. Он смотрел на сородича снизу вверх. Ньен нахмурился. В комнате висел узнаваемый сладковатый запах. Его источник сомнений не вызывал: в пальцах старшего кота была зажата самокрутка. Ньен мягко, опасно мягко отодвинул носком ботинка раскрытую книгу чуть в сторону. Наверное, если бы он умел читать по-русски, его бы позабавило название: "Идиот". Именно так Ньену случалось называть собрата в минуты раздражения, когда сонный Ньон путался у него под ногами, мешая пройти. Может, Ньон был сложнее, но эта характеристика тоже подходила. Кот-крысолов чуть наклонился и плавно вынул из рук русского косяк. Никакого сопротивления не последовало. Ньен глубоко затянулся, рассматривая лицо своей жертвы. Тот смотрит куда-то в пустоту, в неизвестность. Глаза рассеянно-стеклянные. Это никуда не годится. Ньен с силой сжимает мочку уха Ньона, жестковато, до боли, растирая ее: - Смотри на меня. Взгляд Ньона приобретает осмысленность. Коту явно не хочется, чтобы его вытаскивали из воображаемой действительности, но конфликтовать с более сильным коточелом он и не думает. Лучше согласиться на все условия, пережить несколько минут унижения - все это занимает не так-то много времени - и забить еще один косяк. Или выпить. С тех пор как в Доме появился новый кот, русский стал употреблять больше, гораздо больше. Внимательные глаза Ньена задумчиво изучают лицо сородича. Крысолов хорошо помнит их первую встречу: "Белый кот, медленный и какой-то приторможенный негромко поприветствовал его в холле Дома: - Хэлло. Вэлкам. Ай эм Ньон. Казалось, его бледные губы шевелились с трудом, преодолевая какие-то невидимые преграды. Часть букв западала и звучала нечетко; как позже Ньен узнал, такое с русским было всегда, когда он был слегка пьян." Губы. Такие бледнокровные. Ньен задержал на них взгляд. Мужчина и раньше думал про этот рот. Раз уж он так мало говорит, логично найти ему другое применение. Но кое-что крысолова останавливало. Кошка - облигатный хищник, все зубы заточены под убийство. Как-то раз его укусила кошка, рука опухла и вышла из строя почти на пять дней. Даже человек может случайно навредить - однажды во время орального секса его партнерша переусердствовала и кожа у него потом саднила достаточно долго - а тут гибрид - полукот, полумужчина... Стоило ли рисковать? Ньен снова затянулся. Ньон стоял на коленях, прямо перед ним, губы чуть приоткрыты, покорный взгляд. Все так удачно складывается, нехорошо упускать удобный случай. Коточел сардонически улыбнулся и расстегнул джинсы. Ньон попытался подняться на ноги, но насильник ему этого не позволил, коротким движением усаживая обратно. Белый кот затрепетал от предчувствия ожидавших его мрачных впечатлений. Ньен плавно вынимает член и проводит головкой по губам любовника. Приятно-шероховатые, теплые, сухие. Чем-то похоже на прикосновение мягкого полотенца. Ньон встретился изнуренным, тоскливым взглядом с чужими глазами, и раскрыл губы. Это унизительно, но зато это не должно быть больно. Обычно, если он слушался, Ньен его не бил, даже хвалил и проявлял подобие ласки. Ласку Ньон очень ценил. Внутри его национальности было много страдания, он с детства уяснил, что жизнь полна трудностей и боли; нежность и тепло, пусть даже мимолетные, следовало беречь. Русский опустил ресницы и лизнул алую головку. Ньен вздрогнул. ...теплая, гладкая кожа члена, нежная и упругая. Все не так-то плохо, и чего он боялся? Из пригашенных мыслей Ньона выдернул легкий шлепок по щеке: - Смотреть на меня, ты забыл? - Ньен не собирался позволить жертве провалиться в свои травяные миры. Никаких моральных поблажек. Ньон нервно кивнул и осовело уставился на партнера. Тут он вспомнил, что следует продолжать, ему было необходимо выполнять несколько задач одновременно. Непросто. Ньон обвел языком самый кончик по кругу и слегка расслабился. Он угадывал, что сейчас его мучитель чуть более открыт; это, а еще выкуренная самокрутка, придавало ему подобие смелости. Он старательно скользил губами и языком, осторожно подхватив левой рукой мошонку Ньена. Шумно вдохнув, Ньон насколько мог глубоко, принял член в горло. Кот делал то, что когда-то нравилось ему самому. На краю сознания родилась мысль, что он, наверняка изгибает шею и щекочет краешком языка тело любовника так, как когда-то делала его девушка. Такие вещи быстро усваиваются. Его пах отозвался на эти мысли чем-то вроде томления. Ньон старался. Он не был эгоистом по природе. Его меланхоличный, зимний темперамент, делал его хорошим любовником: русский не гнался за собственным оргазмом, он, в первую очередь, получал удовольствие от стонов и сладких криков партнера, и только потом думал о себе. Это правило касалось добровольных актов, но даже сейчас, каким бы униженным и несчастным он не был, кот делал то к чему был склонен. Хотя и под давлением, Ньон, пытался доставить радость созданию, что оказалось так близко к нему. Ньен, несколько удивлённый этим рвением, раскачался и стал все интенсивнее подыгрывать бедрами своей увлеченной жертве. Он понимал, что долго так не продержится. Кончать в рот русскому не хотелось: вдруг тот не справится, начнет кашлять и все испортит. Нужно что-то другое. Ньон прислушивался к реакциям партнера: когда тот вздрагивал, он мягко усиливал нажим и интенсивность ласки. Это внимание не прошло даром: очень быстро кот добился чужого оргазма. Ньен рывком вытащил член из губ белого кота и вышвырнул фонтанчик семени в сторону от его лица, прямо на раскрытую книгу. Приходя в себя, кот-крысолов одобрительно потрепал свою жертву за круглым меховым ухом: - Хорошо поработал. Ньен чувствовал себя каким-то размягченным, отдача Ньона что-то в нем затронула. Это было ни к чему. Лучше сразу уйти в душ и смыть с себя все случившееся. Оставшись в одиночестве, Ньон шумно выдохнул. Он перевел тяжелый взгляд на книгу, что была испачкана чужим красивым, перламутровым удовольствием. Простите, Федор Михайлович. Простите, князь Мышкин. Ваша история христианской жертвенности, страдания и любви, все это в одно мгновение превратилось в историю о том, как один кот отполировал другого. Ньон медленно сомкнул веки и с глухим хлопком закрыл книгу.