История служанки

Неудачное положение поставило Алёну под очередной удар. Хотелось сгореть на месте от появления Ольги. В этот раз точно она не оправдается перед Майей. Служанка вдохнула, мгновения назад она была уверена, что растопленный её лёд огнём Ральфа был лучшим за последнее время. Хотелось просто проснуться в темноте и в другой реальности. Ольга была уверенная в своих подозрениях. Девушка презрительно глянула на Алёну перед тем, как уйти, держа в руках разные чистящие приборы. Для кого-то фортуна поворачивается лицом и даёт оружие, а кого-то, наоборот, сбрасывает вниз на больших скоростях. После ухода Оли, Климова развернулась к немцу, то ли ища поддержки, то ли взглядом жаловалась на такую сложившуюся ситуацию. Ральф запрятал руки в карманы, прежде чем вздохнуть и пожать плечами. По его вздоху было понятно, что он не сильно-то и переживал. Ещё бы, ему-то что? Ей придется "отмываться" от очередного недопонимания. Да и сама Алёна не понимала, что плохого иногда поддерживать отношения с хорошими, рядовыми солдатами, пускай они и в немецкой форме? Люди разные, всё же, бывают… Весь последующий день Алёне было почему-то стыдно заходить на кухню к Майе и Антону. Она ушла в работу с головой. Одна и та же мелодия, разрывающаяся между правильным и неправильным, гудела надоедливостью. Алёна прекрасно знала, что Клаус враг, и даже Ральф… Но всё равно рядом с одним ей было очень даже комфортно, а с другим сердце вот-вот выпрыгивало из груди. Девушка продолжала бы сидеть так на полу, отмывая его, если бы не послышался приезд одной весьма богатой и статной дамочки. Вильда Заммер была дочерью одного из предпринимателей. Войдя в дом Клауса, женщина высокомерно оглянулась. Её одежда излучала богатство и тонкий вкус. Строгое, длинное платье, туфли на невысоком каблуке и элегантно собранные волосы. Алёна заметила, как Ральф подбежал к ней, здороваясь, и указал рукой, чтобы она следовала за ним. – Nein! (Нет!) – Вильда усмехнулась. – Klaus ist noch nicht zurückgekehrt. Ich warte im Wohnzimmer auf ihn. (Клаус пока ещё не вернулся. Я подожду его в гостиной.) – одним лишь грациозным движением она села на диванчик, закидывая ногу на ногу. Жгучие сомнения начали мучить Алёну, и чувство явного ярко-красного дискомфорта было очевидным. Она продолжила отмывать пятно на полу, раз за разом поглядывая на эту мадам. Вильда же попросила, чтобы ей сделали чай, и, кинув свои перчатки на тумбочку рядом, перевела свой взгляд на служанку. Хмыкнув, женщина глянула на Ральфа. – Ich habe gehört, dass sie sich nicht einmal ihre Hände vor dem Essen waschen kann... Ist das wahr? (Я слышала, что ей подобные даже руки перед едой не моют… Это правда?) Климова сразу поняла, про кого идёт речь. Трудно усмирить подкупающий гнев, но сделать ничего нельзя, лишь молчать и слушать. – Ich habe definitiv nicht mit ihr gegessen. Ich kann es nicht sagen. (Определённо, я с ней не ел. Сказать не могу.) – оставил центральный ответ солдат, слегка кивая Вильде. Немка приподняла голову, оглядывая своё колено. Алёне она сразу не понравилась. Этот змеиный и мерзкий взгляд её бесил. А больше всего бесило довольное выражение лица этой барышни. Клаус прибыл и был слегка удивлён, увидев Вильду в своём доме. Его друг Вильгельм, который пришёл с ним, усмехнулся, видимо, он был очень рад увидеть эту женщину. – Wilda! (Вильда!) – Вильгельм распахнул свои объятия для неё и немедленно поцеловал её нежную руку. Заммер кокетливо рассмеялась. – Du bist immer noch so schön! Im Laufe der Jahre ist es nur besser! (Ты всё такая же прекрасная! С годами лишь лучше!) – Mach dir keine Sorgen! (Брось!) – она отмахнулась, поправляя причёску, и переметнулась к Клаусу. Тот наблюдал за ней с каменным лицом, словно за самой скучной картиной в жизни. – Was ist mit dir? Klaus... Wirst du mich nicht einmal begrüßen? (А ты что? Клаус… Меня даже не поприветствуешь?) – Übrigens, ja! (Кстати, да!) – подбодрил его Вильгельм. – Es ist hässlich, eine so charmante Madame dazu zu bringen, sich nicht wohl zu fühlen. (Некрасиво заставлять столь очаровательную мадам чувствовать себя не в своей тарелке.) Клаус вдохнул, внутри борясь с желанием закатить глаза. – Wilda... was willst du? (Вильда… чего тебе надо?) – холодно посмотрел он на неё. – Ich bin müde. (Я устал.) Женщина поджала губы, а после облизала их, пряча свою нервозность. – Als Zeitungsredakteur bin ich mit einem Vorschlag zu dir gekommen! Du musst mir einfach helfen... (Я, как редактор газеты, пришла к тебе с предложением! Ты просто обязан мне помочь…) – она кивнула, надеясь на его согласие. – Können wir in deinem Zimmer reden? (Давай поговорим у тебя в комнате?) Вальц прикинул в голове, примерно, сколько времени выделить на общение с Вильдой. Он не хотел надолго с нею задерживаться, но и выгнать тоже. Мужчина кивком указал, чтобы та шла за ним, вместе с Вильгельмом. Вильда радостно ухмыльнулась, она знала, чего хотела, и планировала достичь этого любой ценой. Алёна как-то ревностно отнеслась к этому, и проводя их взглядом, опустила голову перед собой, глядя лишь на такой уже ей надоедливый пол. Тем временем, в комнате у нациста, Вильгельм, Вильда и Клаус решили выпить. Вальц угостил всех дорогим алкоголем. После того как опустошил бокал, он без всякого интереса уставился на неё, ожидая каких-то слов или речей по поводу того, зачем она сюда вообще приехала. А вот Вильда не торопилась начинать разговор. Она сначала, смеясь, выпила всё до дна, а после, медленно поставила хрустальный бокал на твёрдую и гладкую поверхность стола. Её голубые глаза с озорным блеском встретились с прохладным и туманным взором Клауса напротив. – Weißt du, Klaus... und wie siehst du es an, meinen Artikel zu fliegen? (Знаешь, Клаус… а как ты… смотришь на то, чтобы устроить моей статье взрывной полёт?) – она подошла к нему ближе. Клаус приподнял брови, совсем не понимая, он офицер или литературовед? – Ich verstehe dich nicht... Was willst du konkret von mir? Komm näher zur Sache, ich bin keine Wahrsagerin zum Raten. (Не понимаю тебя… Что ты хочешь от меня конкретно? Давай ближе к делу, я не гадалка, чтобы угадывать.) – Okay, okay! (Ладно-ладно!) – Вильда закатила глаза, совсем не оценивая того, что Клаус даже в мягкой форме не задал вопрос. – Ich muss einen Artikel über die Vorteile unserer Ideologie schreiben, damit niemand an der Richtigkeit zweifeln kann. Und ich brauche ... dass du ein paar Schweine aus dem Konzentrationslager zu Tode hämmerst, damit ich ein Foto machen kann. (Мне нужно написать одну статью про пользу нашей идеологии, чтобы никто не мог усомниться в правоте. И мне нужно… чтобы ты забил до смерти несколько свиней из концлагеря, чтобы я могла сделать фото.) Клаус взглянул на неё, не веря, что она пришла к нему из-за такой просьбы. Даже он, будучи военнообязанным, не додумался бы до такого. Вальц многое повидал, но всё же предпочитал жить умеренно. – Was schlägst du mir vor? Gefangene zu Tode zu quälen, nur für ein paar Fotos? (Что ты мне предлагаешь? Замучить заключённых до смерти лишь для пары фотографий?) – усомнился в её словах Клаус, отмахиваясь и даже раздражаясь тому, что его драгоценное время тянут таким немыслимым и тупым образом. — Nicht nur! (Не только!) – воскликнула она. – Mehr für meinen Artikel... (Ещё для моей статьи…) – улыбаясь, добавила Вильда, смотря по сторонам и ловя на себе поддерживающую ухмылку Вильгельма, женщина подмигнула ему. А вот Клаус даже не улыбнулся. Он сузил свои глаза, прежде чем строго посмотреть на всех собравшихся в его комнате. – Ich werde das nicht tun, Wilda... Willst du die Presse in die Luft jagen? Dann ist es nicht für mich. (Я не буду это делать, Вильда… Хочешь взорвать прессу? Тогда это не ко мне.) – он отрицательно замотал головой. – Ich arbeite! Ich habe keine Zeit, mich mit deinen Macken zu beschäftigen! Wenn du alles hast, kannst du gehen, ich muss arbeiten. (Я работаю! Мне некогда заниматься твоими причудами! Если у тебя всё, то можешь идти, мне нужно работать.) – Клаус наотрез отказался участвовать в этом. Вильда и Вильгельм даже в лицах поменялись. Они переглянулись, но уже не смеялись. Обстановка как-то изменилась, вроде стало тише, но на самом деле неслыханные крики проносились в этой территории. – Du weigerst dich also? (Ты отказываешься, значит?) – женщина саркастически усмехнулась. – Ich bin kein Hund, um mich zu verarschen! Ich arbeite, und weil wir langjährige Freunde sind, bedeutet das nicht, dass ich für dich tun werde, was du willst. (Я не собака, чтобы гавкать! Я работаю, и то, что мы давние друзья, не значит, что я буду выполнять за тебя то, что ты хочешь.) Вильгельм усмехнулся на ответ друга, прижимаясь к его столу и расслабленно смотря за теми двумя. – Weißt du was, Klaus?… (Знаешь что, Клаус…) – Заммер не унималась в попытках заставить Клауса ей помочь с этим. – Es gibt nur ein Gesetz! Und das ist eine Hingabe an das Reich! (Есть только один закон! И это преданность Рейху!) – Hier bin ich genau richtig und loyal! (Вот я как раз таки и предан!) – повысил он голос, но поняв, что перегнул палку, тут же откашлялся. – Tut mir leid, ich habe es übertrieben, also diene ich meinerseits dem Reich und du auch, aber wir lieben ihn beide. Meine Antwort lautet nein, weil es nicht meine Pflicht ist, Artikel mit geschlagenen KZ-Häftlingen zu schreiben. (Извини… Переборщил… Итак, я служу Рейху со своей стороны, а ты со своей, но мы оба его любим. Мой ответ – нет, потому что в мои обязанности не входит писать статьи с побитыми узниками концлагерей.) Вильда злилась. Она была уверена, что Вальц пойдёт ей на уступки, но нет, он отказался, и не просто отказался, а даже повысил голос! Ища поддержки у Вильгельма, но тот, усмехнувшись, лишь развёл руки в стороны и тут же сомкнул их, кладя себе на колени. Она снова повернулась лицом к лицу к Клаусу, желая что-то сказать про его нежелание помогать, но вовремя прикусила язык, понимая, что это сыграет лишь против неё.

***

Алёна не находила себе место. Её тараканы в голове буквально не давали спокойно думать. С одной стороны, сейчас она была, грубо говоря, но всё же – предателем, а с другой – ей не давала покоя эта немка. – Чего я самой себе голову забиваю? – она выдохнула, подойдя к подоконнику и кладя на него руки, заглянула в окно. – Будто бы у меня был шанс…, – в окне она увидела, как Вильда, Вильгельм и Клаус вышли из дома. Вальц проводил своих друзей, сажая каждого в свои машины и наблюдая, чтобы всё было хорошо; он наконец-то выпроводил их. Видя, как Заммер обняла Клауса, и помахав на прощание, села в машину, Алёна разочарованно подняла брови. Развернувшись, служанка прислонилась к подоконнику, сжимая в руке тряпку. Чувствуя себя дурочкой, загнанной в клетку обстоятельств, она даже не знала, что делать – плакать или смеяться? – Да…, – прокомментировав ситуацию, Алёна, с пустотой внутри, отстранилась от окна, медленно шагая по коридору. Единственным стимулом, что поддерживал её, было желание жить. Возможно, ещё это чувство не сломалось до конца. Дорога к родному дому так щипала душу в ностальгии. Так много людей, которых она уже не увидит, и назад время не вернуть, когда было беззаботное детство, а впереди лишь седые и тягучие в жалости души. – Пусть моё голубое небо затянули чёрные тучи, я всё равно увижу открытое солнце, – она не переставала искать все возможные способы выбраться, пускай ей даже пришлось бы заплатить самую большую цену. Спустившись к кухне, она затихла, как весенний сад. Весь день девушка не показывалась на глазах Майе, но теперь просто вынуждена. Отворив двери, она несмело вошла туда. Пахло, как всегда, очень непринужденно, но так уже привычно и знакомо. Вроде бы бесценное время сквозь пальцы текло и пошёл обратный отчёт. Ольги не было, а вот Антон сидел, укутанный какими-то тряпками, для тепла, видимо. Климова подумала, вдруг никто ничего не знает, но сразу выкинула это с головы. Вряд ли… Оля не упустила бы такую возможность. – Майа, – заговорила она невинным тоном. Полячка всё крутилась от одной точки к другой. Заметив Алёну, женщина сначала на долю секунды остановилась, но потом, словно вспомнив что-то важное, пошла за двери ближе к печи. Алёна хотела поговорить с ней, но не стала. Девушка спокойно, но очень забито, наблюдала за тем, как Майа уходила прочь. Климова вздохнула и опустила голову. Твёрдая поверхность. Деревянный пол и холод по плечам. Она подняла свой взор, встречаясь с опустошённым от бессилия взглядом Антона и его раненым телом. Алёна подошла к нему ближе, сажаясь рядом, пока никого вблизи не было. Свет его глаз предвещал ей, то ли глубокое внутреннее осуждение, то ли, наоборот, опустошение и отчуждение. – Антон… Ты… ты как? – спросила она, касаясь его руки. Парень не убрал свою руку, а ответил на этот нежный и маленький жест. – Как… видишь, – слова его тихие, практически неслышные, говорить было трудно, и парень старался подавлять кашель каждый раз, когда открывал рот. Алёна видела, как ему трудно, как тяжело говорить, и серьёзные усилия, которые приходилось прилагать, лишь бы ей ответить. Сейчас было самым удобным временем, чтобы разузнать у Антона про взрыв. – Скажи, а… а ты как-то причастен к взрыву? – очень осторожно задала вопрос девушка, боясь, что он всё поймёт. Антон мигом, словно ястреб изменился во взгляде. Климовой даже стало не по себе. Она слегка отстранилась от парня, садясь более ровней. Он сжал крепче её руку, как путеводную нить среди замкнутого пространства. Язык его тела говорил, что если не Антон, то он точно знал, кто это сделал. Внутри у Алёны всё похолодело. Сердце так быстро забилось, а слюны во рту стало больше. Она сглотнула и быстро захлопала ресницами, пытаясь отвадить ажитацию. – Ты? – спустившись до шёпота, спросила она. Антон поджав губы, что есть силы, потянул её на себя, но у Алёны сил было всё же больше. Она сразу дёрнулась назад, возвращаясь на своё место. – Ты знаешь, кто это сделал? – не принимая реальность, спросила она. – Или это был ты? – А что, если я? – хрипло прошептал он. – Или… ты этим нацистам, – он откашлялся. – Сочувствуешь, да? Видя его насмехающуюся улыбку, Алёна выхватила свою руку, и встав с места, быстро покинула кухню, по пути правда сдавливаясь с Олей. – Смотри, куда идёшь! – крикнула украинка ей в след. – За собой следи! – последовал ответ от Алёны. Сейчас она была не просто взволнована, но ещё и злилась. Вот что теперь делать? Идти и говорить всё Клаусу? Если не Майа, то Антон стопроцентно поймёт, кто так умело распустил свой язык. Бежать нужно было, бежать, если решилась на это хотя бы один раз. Момент, просекающийся между пальцев, обычно самый запоминающий, в особенности, если подаренные им эмоции были взрывные. Алёна молча шла к комнате Клауса, заламывая пальцы. С одной стороны, она согласилась ему рассказать как только что-то узнает, а с другой – это Антон. Но уговор сначала был и должен состояться до конца. Знать, что близкий друг умрёт, было нелегко, но Антон сам выбрал свою дорогу, когда рискнул на это. Стояло девушке свернуть за угол, как чья-то рука грубо и резко развернула её, тянув на себя за косяк. Когда она прислонилась спиной к твёрдости, рука Алоиза легла на её шею, прижимая. Она попыталась пальцами оттянуть его руку от себя, но всё безрезультатно. – Schweig! (Молчи!) – приказал он шипя. – Wenn du überhaupt ein Wort sagst... ich dich... (Если хоть слово скажешь… Я тебя...) – он достал пистолет, прислоняя его к её животу. Глаза девушки от ужаса расширились. – Was willst du? (Что ты хочешь?) – оковы страха обхватили её, прежде чем полностью затянуть в свои сети. – Damit du die Klappe hältst und ohne Widerstand schweigend nach mir kommst. (Чтобы ты заткнулась и молча, без сопротивления, пошла за мной.) Она бросила отчаянный взгляд в бок. До дверей Клауса ей не хватило несколько метров. – Ich kann nicht. Ich muss in das Zimmer des Generalleutnants. Ich bin gerade dorthin gegangen. Du willst doch kein Problem für dich selbst, oder? (Не могу. Мне нужно в комнату генерал-лейтенанта. Я как раз туда шла. Ты же не хочешь себе проблем?) – она сузила глаза, пытаясь манипулировать именно тем человеком, которого Алоиз уж точно боится, и не прогадала. Немец встревоженно усмехнулся, услышав звание одного человека которое было озвучено ею, и быстро спрятав пистолет, отстранился. – Komm schon, geh. (Давай, иди.) – он указал рукой влево, чтобы, видимо, проверить правдивость её слов. – Ich werde es mir ansehen. (А я посмотрю.) Алёна захлопала ресницами, как дурочка. Он не верил… Но это были исключительно его проблемы. Служанка победно усмехнулась, и без лишних слов, быстро завернула за угол, прежде чем, воспользовавшись минуемой свободой, подошла к дверям Клауса. Назад Климова не смотрела, прекрасно зная, что Алоиз наблюдал. Подавляя груз своего волнения, она всё же постучала, прежде чем войти. В своей комнате Клаус сосредотачивался на работе. Когда Алёна вошла он увидел её, а после, отвернулся, вновь рассматривая содержание книг. – Komm rein! (Проходи!) – раздался приказ немца, прежде чем девочка подошла ближе, склоняя голову. – Warum bist du gekommen? (Зачем пришла?) Тут Алёна застыла в стенах молчания. Уверенность медленно стихала, а вот паника наоборот сменяла её. Рассказать про Антона? Сдать его? И всё закончиться? Нет, конечно же, ничего не закончится, просто будет ещё одна жертва, но таких жертв много… Зачем она вообще сюда пришла? Дело было в Антоне или чтобы просто увидеть Клауса? Вот эти вопросы начали просветлять понятия её действий. Вальц тем временем даже поднял на неё свои глаза, не понимая, что происходит и какого чёрта она молчит? Расслабленно откинувшись на спинку стула, он приподнял брови. – Wie lange soll ich warten? Was habe ich dir gesagt? (Долго ждать? Я тебе что сказал сделать?) Ну вот и всё. Нужно сказать правду. Теперь не имело значения, какие будут последствия, нужно было отвечать и за свои поступки тоже. – Ich möchte Sie um Hilfe bitten. (Я хочу Вас попросить о помощи.) – начиная нести чушь, девушка пыталась разрулить тупиковый конец хотя и сама не понимала, зачем? Валь молча слушал, не вмешиваясь. – Ihr Soldat... Alois... Er klammert sich ständig an mich in einer nicht sehr taktilen Weise, wenn Sie verstehen, was ich meine, Bitte Sie, befehlen Sie ihm, mich nicht anzufassen. (Ваш солдат… Алоиз… Он постоянно ко мне цепляется в не очень тактильном образе, если вы понимаете, про что я… Прошу вас, прикажите ему меня не трогать.) – Климова чуть создания от паники не потеряла. На лету сочинила эту просьбу, мысли путались, а руки всё время то сжимали, то отпускали платье. Дыхание она контролировала, а вот свой слегка дрожащий голосок нет. Клаус вдохнул, качая головой. – Okay. Denke, dass er sich nicht mehr an deinen Rock klammern wird. Alles? (Ладно. Считай, что он за твою юбку больше цепляться не будет. Всё?) – последнее слово он произнёс громко, и девушке даже вздрогнула, ведь понимала, что он хотел от неё информацию. – Ja… (Да…) – солгала она. Эта ложь вряд ли спасёт Антона от смерти, но продлит ему жизнь, пускай ненадолго. Клаус всё рассматривал её и рассматривал, словно взором прикасался к ней, и его внимание приковала именно она, а не её испуганные интонации в голосе. В то время как Алёна думала, что он усёк её ложь, и была готова поверить в Бога, Богиню, неважно, лишь бы в кого-то, кто мог спасти её. – Komm zu mir! (Подойди ко мне!) – грубо попросил он. Пока она стояла, глядя в пол и слегка дрожала от нажатой на неё тусклости обстоятельств, ещё старалась сдерживаться, но стоило прозвучать словам «Подойти ко мне», которые словно звон среди тихого пространства прогремели, то ладони запотели, а по нежной коже пробилась дрожь. Пока Клаус просто молча наблюдал, ожидая, что она подчинится его приказу, ведь как иначе? Алёна, игнорируя антимонию в голове, всё же подошла ближе к нему. – Ich sagte, du sollst zu mir kommen! (Я сказал, ко мне!) Она поступила так, как от неё требовалось. Ища повод, чтобы объяснить эту странную ситуацию, она, как будто самая настоящая партизанка, молчала, дабы не выдать под таким напряжением свои планы про Антона. Клаус встал с места, хватая её за талию и резко усаживая прямо на стол. Климова от неожиданности негромко выкрикнула, не веря в то, что происходит, девушка тупо уставилась на него. – Was machen Sie? (Что вы делаете?) – в миг, забыв даже про Антона, спросила она. – Tu nicht so, Mädchen... Ich bin älter und schlauer. Denkst du, ich sehe deine Blicke nicht? (Не притворяйся, девочка… Я старше и умнее. Думаешь, я не вижу твоих взглядов?) – он сжал её по бокам до боли, заставляя девушку издать звук протеста. Алёна испугалась не на шутку. В любой момент это конечно могло случиться, но всё равно она не ожидала таких прямых действий от него. Но он сам когда-нибудь наверняка сыграл бы эту роль, в которой только боль. Ну, а пока ей пришлось посмотреть прямо ему в глаза. – Ich denke, es schien Ihnen… (Я думаю, вам показалось…) Клаус схватил её за подбородок, приподнимая её так, чтобы она закинула голову назад. Немец хотел её испытать, он не собирался насиловать, а лишь распределить границы гордости и терпения этой девушки. Только вот Алёне от этой игры не найти спасение. Её шея очень быстро начала затекать, и сглотнуть было сложно. Она хотела захныкать от безысходности, как вдруг почувствовала его руку на своём колене. Девушка попыталась выпрямиться, его пальцы соскочили с её подбородка, из-за чего она так неудачно рухнула головой на стол, больно ударяясь об него. Клаус закатил глаза, отпуская её. – Du bist so ungeschickt! (Какая ты неуклюжая!) – резко отозвался Вальц. Алёна, подложив ладонь себе под затылок, сама себе помогла подняться. Грустным взглядом она пропитывала его, словно пыталась заставить почувствовать угрызения совести, но в таком случае это будет весьма противоречиво, учитывая, кем являлся Клаус. – Weine immer noch... Obwohl das alles ist, was du in dieser Situation tun kannst! (Ещё заплачь… Хотя это всё, что ты можешь в данной ситуации!) – отозвался офицер. Климова сменила выражение лица с замученного на более обиженное. Он же немец и нацист! Розовые очки как-то начали разбиваться и трещать. Она спрыгнула со стола. – Wer hat dir erlaubt, runterzukommen, Magd? (Кто тебе разрешал спускаться, служанка?) – быстро спохватился он, немедленно усаживая её на стол обратно, как куклу. – Ich habe dir keinen Befehl gegeben! (Я не отдавал тебе приказа!) Она молча смотрела на него всё это время. Его руки, которые прикасались к ней, и его приказной тембр голоса завораживали Алёну, несмотря на то, что вид она старалась подавать совсем иной – развёрнутый другими компонентами. Клаус не отводил своего взгляда от неё, продолжая сверху вниз рассматривать девушку. Она вроде наивная дурочка, но некоторые повадки не такие уж и наивные. Он всё никак не мог понять, она или умеет хорошо притворяться или же просто не замечает за собой никаких изменений. Алёна, почему-то, почувствовала прилив уверенности, когда он только грубил, но физически не приносил вреда. Может его комфорт был в более тонких вещах? Спустившись взглядом по его шеи, а потом ниже, по его форме, глупо рассматривая это всё, но уже с более обширным отводом времени, она тут же подняла взгляд наверх. Если это был тот самый момент, о котором она мечтала, то что мешало им воспользоваться? – Ich habe dir doch gesagt... du pickst auf die deutsche Uniform wie eine Meise auf einem Futterhäuschen. (Я же говорил… На немецкую форму клюёшь, как синица на корм.) – холодным сарказмом был наполнен комментарий Клауса. Климова, набравшись решимости, схватила его за плечи, прежде чем фривольным жестом потянуться к его шеи, беря всё в свои руки. Тут Клаус опешил. Он быстрым движением оторвал её от себя, заставляя сидеть на столе, но не прикасаясь ни губами, ни руками к нему. – Und du bist nicht mehr so unschuldig, wie du vorgibst. (А ты не такая уже и невинная, какой притворяешься.) – удерживая её, словно кошку на месте, немец, будучи настоящим гедонистом, впервые начал задумываться об этой девчонке, как далеко не о служанке. В том плане, что возможно, её не нужно было связывать между его стороной и стороной врагов, кто знает, чего от неё можно было ожидать? Мгновения назад он был уверен, что девчонка простая и бескорыстная. – Nicht so rasch... Sag mir, was hat dich dazu gebracht, mich zu erreichen und zu denken, dass ich dich nach dieser Eskapade nicht auf der Stelle erschießen werde? (Не так быстро… Вот скажи мне, что вынудило тебя потянуться ко мне, думая, что после этой выходки я тебя не пристрелю на месте?) Алёна задумалась. Он был прав. За наглые повадки, подобные этим, темница была бы лучшим наказанием и местом олицетворения рая на земле. – Ich weiß nicht... Ich kann keine Antwort finden. (Не знаю… Не могу найти ответа.) – Kannst du nicht? Denkst du, dass dein subtiler Gesichtsausdruck zu hundert Prozent deinem wirklichen Charakter entspricht? Soll ich für dich verantwortlich sein? (Не можешь? Думаешь, твоё субтильное выражение лица на сто процентов соответствует твоему действительному характеру? Хочешь, я отвечу за тебя?) – он приблизился к ней максимально близко, от чего она приоткрыла рот, выдыхая, и словно под гипнозом глядела на него. – Du bist ein doppelgesichtiger Schelm. (Ты двуличная шельма.) Её реакция не изменилась. Она хотела усмехнуться, но очень вовремя себя сдержала. Был смысл в такой короткой жизни отказываться от того, что может приносить удовольствие? – Leider ist mein Leben in Fäden von Verurteilungen gehüllt.(К сожалению, моя жизнь окутана нитями осуждений.) – в целом, если раздвигать ноги перед немцем, будут осуждать свои, если не раздвигать для немцев, она всё равно человек низшей расы, которую также осуждают за это. – Gibt es einen Sinn für einen nicht existierenden Ruf, wenn jeder Augenblick in der Schwebe ist? (Есть смысл в несуществующей репутации, когда каждый миг на волоске?) Клаус на секунду усмехнулся, держа её взгляд на себе. Не нужно было прибегать к физической силе, она и сама была не против смотреть на него. – Ich bin dein Feind, Magd. Du musst mich hassen, anstatt mit mir zu reden, als wären wir auf Augenhöhe! (Я твой враг, служанка. Ты должна меня ненавидеть, а не разговаривать со мной так словно мы на равных!) – он слегка повысил голос, чтобы припугнуть её, вот только девушка оказалась непростой. В этот раз она не испугалась его изменений в речи, зная, что это такая немецкая, мужская манипуляция. – Aber Sie haben mich selbst auf den Tisch vor Ihnen gesetzt. (Но Вы сами меня посадили на стол напротив Вас.) – уточнила девушка, видя, как Клаус стал серьёзнее. – Du vergisst es! (Ты забываешься!) Она, приподняв брови, виновато опустила голову, поджимая губы, при этом совсем не чувствуя за это вину или стыд, скорее это наигранные эмоции. Он вдохнул, подняв голову вверх к потолку, и снова вернул своё внимание на неё. Клаус не понимал, он дурак, или она стерва? Быть немецким офицером и вестись на эту детскую, и скорее всего, наигранную невинность было глупо, и меньше всего ему хотелось попасть в эту сеть. – Sieh mich an! (Посмотри на меня!) – его тон стал холоднее, чтобы показать ей своё место. Клаус не хотел, чтобы служанка буквально вооружилась тем, против чего он не смог бы пойти. Алёна быстро сделала то, что он хотел. Она начала понимать, как себя вести – не испуганно, а нагло, но с нотками нежности, невинности и наивности. Она специально обняла саму себя, словно сидела на холоде. Клаус выдохнул, не зная, ему раздражаться, злиться или испытывать что-то другое? – Was ist mit Anton? (Что с Антоном?) – не меняя грубости, задал вопрос он, отклоняя их тему и скрещивая руки на груди. Алёна хотела поджать губы, но быстро смекнула, что по этому поведению он вычислит её ложь, поэтому предпочла незаметно "поиграть" в дурочку. Климова слегка склонила голову набок, прижимая тёплые ладони к коленям. – Ich werde bald mit ihm sprechen... Ich verspreche es. (Я скоро с ним поговорю… Обещаю.) – серьёзно сказала она. – Ich denke, dass er mir jetzt kaum etwas Sinnvolles sagen wird… (Думаю, что сейчас он вряд ли мне что-то дельное скажет…) – Dafür habe ich keine Zeit! Verstehst du? (У меня нет на это времени! Понимаешь?) На его крик она лишь дёрнулась. Сейчас нужно было вести себя как можно ровнее и спокойнее, раз ситуация так повернулась в её сторону. Неизвестно, сколько эта удача будет держать оружие у её рук, ведь в любое время может развернуться. К примеру, Вильда Заммер, нехилая такая проблема. – Urteilen Sie selbst, Sie besitzen irgendwie die notwendigen Informationen ... Aber Sie stehen praktisch nicht auf, und jetzt haben Sie keine Probleme damit. Aber danach kommt ein Mädchen zu Ihnen und fragt statt Hilfe nach einer Explosion, für die Sie getötet werden? Würden Sie alles so einfach erzählen? (Посудите сами, вы владеете как-то очень нужной информацией… Но вы практически не встаёте, и сейчас вам не до каких-то дел. Но после такого к вам приходит девушка и вместо помощи расспрашивает об взрыве, за который вас убьют? Рассказали бы ли вы всё так просто?) – Алёна старалась подбирать слова как можно ближе к ситуации, чтобы точность осколочных фраз долетела до него. Клаус задумался. Какую-то точность она говорила, но то, что он был с ней согласен, это ему-то не нравилось. Немец, понимая, что облажался, и поспешил с пыткой Антона, раздражённо отвёл взгляд в сторону. Алёна, видя, как он поддался изменениям, ликовала в голове. Неужели всё было так просто? Нужно лишь не бояться и поставить Клауса в непривычное положение. Всё! Ей показалось, что пока что ещё ничего не проиграно до конца. Нужно поменьше нытья и совершать больше рискованных поступков. К своей персоне она должна привлечь как можно больше внимания, а воспользоваться можно Алоизом, его всё равно не жалко. В голове Климова понимала, что ошибка Клауса была в том, что он посадил её на этот стол и дал каплю лишней воли, ведь с этого долгожданного момента для девичьего сердца – узницы неволи, их роли постепенно начали меняться.