Бал у Берии

      Август семнадцатого года выдался для большевиков сложным. Итогом июльских беспорядков стало оттеснение Советов в сторону, и Временное правительство, стремясь утвердиться на своих позициях, собрало Московское государственное совещание. Против Советов взъелись многие, по большей части военные. Донской атаман Каледин настаивал на том, что большевиков следует распустить, генерал Корнилов требовал ужесточения армейского режима, Керенский вилял меж двух огней. Совещание быстро превратилось в гнойный нарыв контрреволюции, подтолкнуло рабочих к забастовкам в Москве, Петрограде, Нижнем Новгороде, Киеве, но большинство политических сил всё равно поддерживало «корниловскую программу». Дальше было разве что ещё хуже — в Москве открылся так называемый Поместный собор РПЦ, представляющий из себя подобие учредительного собрания, а всё тот же Корнилов, снятый в конце августа с должности Верховного Главнокомандующего, обвинил большевиков в том, что они действуют на благо германского фронта, уличил лавирующего между корниловцами и социалистами Керенского во лжи и умеренном потрясении армии и страны изнутри. Ходили слухи, что он в порыве эмоций дословно пообещал «повесить на первом столбе Ленина, а на втором — Керенского». В общем и целом, положение было шаткое и нелестное, и его непременно нужно было как-то спасать. В ту холодную сентябрьскую ночь в Москве, в затхлом и сыром подвальчике на Остоженке, собрались главенствующие силы большевиков и московские подпольщики. Цель их пребывания здесь многим представлялась весьма туманной, но должна была, по пламенному заверению одного из подпольщиков, разрешить все трудности революционеров. Один из самых уважаемых в московском подполье товарищей выдвинул предложение, в которое поверить было практически невозможно — нужно, мол, обратить руководящих лиц в вампиров, так как это в борьбе безусловно поможет, и он даже знает, как это осуществить. Большинство революционеров находилось в глубоких сомнениях касательно этой идеи. Ещё бы, многие из них были люди скептические, начитанные и образованные и не могли даже допустить того, чтобы на этом свете действительно существовали вампиры! Конечно, если это и впрямь было так, обращение являлось одним из лучших выходов из ситуации, если даже не единственным адекватным, но вся эта вампирская история доверия совершенно не внушала и казалась сюрреализмом и полной мистификацией. Да и бесконечно долгое ожидание уверенности не прибавляло — ждали того подпольщика, который должен был привести натурального вампира. Со всех сторон слышались переговоры, в которых сквозило истинное сомнение в целесообразности затеи. — Я не слишком верю в эту чушь, — говорил один из подпольщиков другому. — Товарищ Трупогорский, по некоторым сведениям, морфинист… Мало ли, что могло ему привидеться после инъекций! — Даже если это и не так, — отвечал ему второй, — так этот Трупогорский всё равно мистификатор. И псевдоним у него… Подумать только, сколько пафоса и мракобесия! И хватило ума такое выдумать! Иные молчали, но про себя также признавали товарища Трупогорского и мракобесом, и мистификатором, и морфинистом, и ещё бог знает кем. Останавливало многих одно — этот товарищ был всё же видной в подполье фигурой и не раз проявлял преданность революции. В противном же случае, разве что услышав о необходимости загадочного обращения в вампиров, ему мигом пустили бы пулю промеж глаз, чтобы он не вводил в заблуждение. Впрочем, помимо общего недоверия с каждой минутой нарастал и страх перед чем-то необъяснимым и хтоническим, что могло явиться им. Сомнения и страхи, захлёстывающие скользкими волнами, развеяли шаги по коридору. Шли совершенно очевидно двое — знакомые многим присутствующим тяжёлые удары кованых сапог Трупогорского мешались со стуком чьих-то высоких и острых каблуков по каменной лестнице. Публика настороженно и с интересом взирала на тяжёлую дубовую дверь, над которой висело алое полотно с лозунгом «ВЛАСТЬ НЕ МОЖЕТ ЗАЩИТИТЬ ДАЖЕ СЕБЯ!».       Наконец дверь с грохотом распахнулась, и в небольшой комнатке появился сам товарищ Трупогорский. Это был очень высокий, худощавый и статный мужчина с длинными тёмными, почти чёрными волосами, колючим злым взглядом и красивым, но запечатанным пороком алкоголизма лицом. Бывший анархист, теперь Трупогорский являлся одной из ведущих и, пожалуй, самых узнаваемых фигур московского большевистского подполья. Он умел подбирать ключи к каждому человеку, был скрытен и осторожен, но в момент необходимости крайне решителен, и за это подпольщики его ценили и уважали. И вот сейчас Трупогорский явился не один. На его руке практически бессознательно висела бледная, тощая и измождённая, но при том всё же очень красивая девица с ярко-рыжими волнистыми волосами и огромным рубцом от ожога на шее. По её внешнему виду — вульгарному макияжу, неприлично короткому платью с надорванной пышной юбкой и изодранным чулкам, — весьма явственно угадывался род её занятий. Тонкие бледные руки девицы были сплошь покрыты тёмными, почти чёрного неживого оттенка синяками, синеватые ноздри судорожно подрагивали, глаза то и дело непроизвольно закатывались, стройное тело крупно тряслось, и становилось ещё куда более ясно, что перед подпольщиками заядлая наркоманка. — Толя, — послышался среди товарищей возмущённый женский голос, обращённый к Трупогорскому, — кого вы притащили? Вы говорили про вампира, а не про проститутку, да ещё и явную кокаинетку! — Это не проститутка, — мрачно отозвался Трупогорский, бережно придерживая едва стоящую на ногах девушку за талию. — Это и есть вампир. Недоуменные взгляды устремились в его сторону. Многие представляли в умах вампира величественным, но при том весьма страшным существом, способным как минимум летать и наверняка имеющим крылья, как у летучей мыши, и кучу прочих прелестей, обычному человеку несвойственных, поэтому попросту не могли принять тот факт, что эта тощая рыжая шлюха в рваной одежде, до беспамятства обнюханная марафетом, и есть тот самый обещанный вампир. — Товарищ Трупогорский, этого не может быть! — категорично заявил один из приезжих товарищей, грузин с сильным акцентом, носящий псевдоним Сталин. — Мы требуем немедленных доказательств, иначе у нас будет повод усомниться в вашем душевном здоровье! — Проще простого, — сухо сказал Трупогорский и выдернул из голенища наточенный финский нож. — Смотрите. Он крепко схватил проститутку за тонкое, испещрённое синяками запястье и резко, сжимая при том с силой чужую хрупкую руку, полоснул по нежной коже ножом, разрывая ткани глубоко, чуть ли не до мяса, и совершенно явно задевая вену. Кровь потоками хлынула из раны, закапала на пол, девица затряслась ещё сильнее, потерянно посмотрела на Трупогорского и спросила хрипло: — Толя?… Толечка, милый, где я?.. Тут стало совершенно понятно, что это вовсе никакая не девушка, а переодетый в таковую невиданной красоты мальчишка. От этого осознания некоторые даже поморщились брезгливо и мысленно покрыли десятиэтажным матом проклятого Трупогорского с его затеями. Однако сам он оставался невозмутим и, не отпуская при этом руку юноши, осторожно поднёс окровавленное лезвие финки к собственной шее, слегка надрезал кожу, притянул к себе предполагаемого вампира почти вплотную и коротко приказал: — Пей. И тут случилось нечто совершенно немыслимое. Почуяв кровь и услышав этот приказ, рыжеволосый юнец натурально оскалился, выпуская длинные и острые клыки, жадно вцепился ими в шею Трупогорского и принялся натурально пить кровь. Его всё ещё трясло, багровые струйки текли по его лицу, слышно даже было, как судорожно и нервно он заглатывает чужую кровь, однако собравшихся за столом большевиков занимало не столько это, сколько иной факт: глубокая и наверняка почти смертельная рана на его руке стремительно затягивалась, кровь из неё убывала и словно бы втягивалась обратно под кожу, синяки на запястьях проходили на глазах, а кожа приобретала вместо серовато-трупного оттенка более живой цвет. Таким образом, не оставалось уже никаких сомнений, что юноша и впрямь был вампиром и на глазах у публики натурально регенерировал. — Хватит, — приказал наконец Трупогорский, когда рана у вампира полностью затянулась, и тот послушно оторвался от его шеи. Лица у всех присутствующих побледнели и покрылись маской полного удивления. Кто-то во все глаза смотрел на невозмутимого Трупогорского, кто-то — на прижавшегося к нему, перепачканного чужой кровью и всё ещё дрожащего вампира, кто-то — на тёмные багровые пятна на каменном полу, свидетельствующие о том, что это всё и впрямь только что было. — Видите? — торжественно сказал Трупогорский. — Это вампир. Я не псих. Он был бледен лицом, его шатало, но он старался держаться ровно и гордо. — Действительно вампир, — сказал Сталин, хотя и с некоторой неуверенностью в голосе, и вдумчиво засунул в рот свою любимую курительную трубку. — Может, следует произвести над ним некоторые опыты? Интересно было бы узнать причину такой регенерации. — Я не позволю вам истязать его вашими научными изысканиями, товарищ Сталин, — холодно отозвался Трупогорский. — Даже не думайте об этом. Лучше дайте мне что-нибудь тёплое… Вы не видите, что мальчик весь дрожит? Сидевший рядом со Сталиным товарищ Дзержинский, аристократичного вида мужчина в круглых очках, подал Трупогорскому висевшую на спинке стула кожаную куртку, и тот накрыл ею острые плечи вампира. Юноша сжался ещё сильнее, вцепился в его локоть, и вид у него сделался такой, словно он готов расплакаться. — Зря вы, — хмыкнул Сталин. — Узнать механизм регенерации вампиров была бы полезно для народа. — Но не полезно для вампиров, — отрезал Трупогорский и инстинктивно сильнее прижал мальчишку к себе, прикрывая своим телом. — Я ни в коем случае не позволю никому издеваться над ним! — И правда, зачем эксперименты, товарищ Сталин? — вмешался ещё кто-то из товарищей. — Изуверство какое-то… Пусть и вампир, а тоже ведь живой! Не по-коммунистически это… — Успокойтесь, товарищи, — прервал диалог, сильно при том картавя, тот, кого именовали вождём пролетариата, невысокий, рыжеватый и чуть лысый товарищ Ульянов-Ленин. — Мы не будем проводить никаких экспериментов, товарищ Трупогорский, можете не беспокоиться. У нас попросту нет на это времени. Действовать нужно решительно! Враг не дремлет! Он явно почувствовал, что атмосфера накаляется, и предотвратил все возможные последствия, умело объединив спорщиков против общего врага. — А что делать будем? — спросил кто-то из подпольщиков. Оказавшись в перекрестье выжидающих взглядов, товарищ Ленин встал из-за стола, выпрямился и начал торжественно: — Товарищи! В целях борьбы с мировой контрреволюционной закулисьей мы должны создать своих красных вампирОв! Он говорил именно так — «вампирОв» и «закулисьей». — Э, хохма! — проворчал тот подпольщик, что не так давно называл Трупогорского морфинистом. — Сменить одних вампиров на других! — Оставьте ваши анархические замашки, — негромко осадил его Трупогорский. — В итоге всё всегда устаканивается. Свобода, хаос, а затем неизбежно новый порядок… — Только так мы сможем дать адекватный отпор в предстоящей борьбе за мировую революцию! Собравшиеся нестройно зааплодировали, кроме разве что недовольного подпольщика и самого вампира, виновника торжества, что пугливо и нервно прятал лицо на плече у Трупогорского. — Помимо меня, — продолжил Ленин, — у нас уже есть два добровольца — это товарищ Свердлов и товарищ Дзержинский! Выразили желание обратиться в вампирОв ради интересов пролетариата! Есть ли среди вас ещё желающие, товарищи? — Я, — поднял руку Сталин. Желающих больше не находилось, поэтому взгляды снова устремились на Трупогорского. Тот лишь кивнул. — Илюша, — тихо и почти ласково, но твёрдо сказал он напуганному и доверчиво прижавшемуся к нему юноше, — тебе сейчас нужно будет обратить четырёх товарищей в вампиров. Тот поднял на него неосмысленный взгляд и сбивчиво, истерично заговорил: — Зачем ты привёл меня сюда? Кто все эти люди, Толя? Пусти меня! Я хочу кокаин… — Немедленно прекрати канючить, — строго отрезал Трупогорский. — Сейчас к тебе подойдут по очереди четверо товарищей, ты обратишь их и сможешь идти на все четыре стороны. — Сначала кокаин! — ещё сильнее заистерил вампир. — А потом я хоть всю вашу милую компанию обращу! — Товарищ Трупогорский, — иронически сказал Сталин, — а кокаинистами мы после его укуса не станем? — Не станете, — хмуро пообещал Трупогорский и обратился уже снова к бьющемуся в истерике в его крепкой хватке вампиру. — Успокойся сию секунду и делай, что я тебе сказал, иначе я тебя закрою в этом подвале без крови и твоего любимого кокаина на целый месяц, понял? Или даже на два… — А эксперименты, значит, его возмутили, — снова иронизировал Сталин. — Точно! — зло обрадовался Трупогорский — он уже был на взводе из-за того, что упыря раздобыл, а уговорить никак не мог. — Сдам тебя товарищу Сталину на эксперименты… — Не посмеешь! — взвизгнул вампир и яростно оскалился, приноравливаясь укусить его за руку. — Вы, товарищ Сталин, если что, намордник на него наденьте, — ядовито продолжал Трупогорский. — Видите, какой темпераментный? — Перестань сейчас же! — взмолился вампир, изо всех сил вертя рыжей кудрявой головой и всё силясь Трупогорского укусить. — Не хнычь, — отозвался тот и крепко ухватил вампира за шею, чтобы не вертелся. — Сделаешь, что я сказал, и уйдёшь. Иначе я и правда тебя на эксперименты отправлю. — Ладно, — сдался наконец юноша, явно не желая быть отправленным на эксперименты, и несколько присмирел. — Но учти, Толя, с тебя причитается… Чего там вы от меня хотите? — Ну вот так бы и сразу, — облегчённо выдохнув, сказал Трупогорский и обратился уже ко всем: — Товарищи, кто из вас первым желает быть обращённым?       Вдруг послышался треск досок и звук падения. Трупогорский и остальные обернулись и увидели, как на полу распростёрся мальчишка лет тринадцати. Очевидно, он провалился в окно и лежал в полном беспорядке — рубаха задрана, на животе заметен шрам от ножевого, коленки разбиты, картуз съехал куда-то на затылок. — Это что за чудо? — выдохнул Дзержинский. Мальчишка потёр ушибленное бедро и, испугавшись, забился к сырой стене. Трупогорский пригляделся: зелёные глазищи так и блестят... — Цыган... За версту видно... — попыхтел трубкой Сталин. Трупогорский тоже присмотрелся и подметил: и впрямь цыган! Смуглый, нескладный... Мальчуган вжался в стену, совсем парализованный от страха. Все смотрели на него, и особенно вампир — тот вообще пялился, словно прикованный, на разбитые окровавленные колени, и зрачки его при этом расширились, заполняя собою радужку, дыхание участилось и сделалось тяжёлым. Никто даже глазом моргнуть не успел, как вампир с невиданною силой рванулся из рук Трупогорского и молнией метнулся к столу, к товарищу Сталину. Разрывая повисшую на миг тишину, хлюпнула под клыками рвущаяся плоть, ударилась об пол упавшая трубка. Отшатнулся невольно в сторону товарищ Дзержинский, взвизгнул кто-то из женщин, даже сам товарищ Ленин отступил на пару шагов назад. — Безобразие! — сдавленно возмутился Сталин, тщетно пытаясь оттолкнуть от себя присосавшегося к шее юношу. — Следовало бы обращать менее внезапно! Скажите этому упырю, чтобы он немедленно отцепился! — Илья, — с угрозой в голосе начал Трупогорский, бесшумно подбираясь сзади, — быстро отпусти товарища Сталина! Для обращения тебе достаточно просто единожды укусить или даже оцарапать. Не нужно пить кровь… Илья, ты меня слышишь, паскуда? Однако «паскуда Илья» его совершенно очевидно не слышал или даже не хотел и останавливаться не собирался. Блаженно прикрыв глаза, он даже мурчал от удовольствия, как большая кошка, пристрастно глотая кровь. Трупогорский тихо выругался заковыристым и совершенно непечатным словцом и принялся подкрадываться к вампиру сзади, благо тот окружающий мир на данный момент совершенно не воспринимал. Подобравшись совсем близко, Трупогорский вкрадчиво предупредил: — А сейчас будет немного больно, товарищ Сталин… И грубо подхватил вампира поперёк живота, изо всей силы дёргая на себя. Одуревший от крови вурдалак аж вздрогнул, невольно вытащил клыки и тотчас же принялся биться в руках Трупогорского, вырываться, скалить клыки и злобно, по-змеиному шипеть. — Ну прости, мой маленький, что я тебя от трапезы оторвал, — в тон ему шипел Трупогорский, изо всех пытаясь удержать его. — Нельзя же ведь так на товарищей кидаться… Тише ты, тише, не рыпайся… — и крикнул товарищам: — Дайте Иосифу Виссарионовичу воды! А лучше вина! Быстро!.. Товарищ Дзержинский, верёвку! Я его свяжу… Брыкается же, сука! — Не нужно его верёвкой, — без особой уверенности сказал Дзержинский. — И правда, жалко ведь парнишку… Он же на благо пролетариата нас кусать будет! — Если его не связать, да покрепче, — рявкнул Трупогорский, — он нас тут всех сожрёт нахрен на благо пролетариата! Знаю я этого «парнишку» — от крови сразу дуреет! Верёвку! Верёвку ему всё-таки дали, и Трупогорский, силой усадив вампира и наказав нескольким товарищам крепко держать шипящего и вырывающегося юношу, с выражением любви к искусству на лице принялся этой верёвкой орудовать. В конечном итоге вампир был зафиксирован на стуле довольно причудливо: верёвки оплетали его шею и плечи, перекрещиваясь на груди и змеями уползая под рёбра, стягивали скрещённые за спиной руки и несколькими замысловатыми узлами накрепко привязывали его к стулу. С садистским удовольствием Трупогорский окинул взглядом поверженного юношу, что злобно сверкал глазами из-под густо накрашенных ресниц, потрепал по перепачканной кровью щеке, любовно поправил на нём изорванный подол платья и объявил: — Ну что, товарищи… Во-первых, давайте поздравим товарища Сталина с обращением! Он первый из нас стал коммунистическим вампиром! Примите поздравления, Иосиф Виссарионович! — и, дождавшись, пока стихнут овации и поздравления, продолжил. — Во-вторых, предлагаю товарищам добровольцам, ежели вы ещё не передумали, в порядке очереди подойти к нашему замечательному вампиру и также обратиться! — А товарищ Сталин теперь тоже может обратить? — осторожно спросил товарищ Дзержинский. — Лучше пусть обратит опытный многолетний вампир, — задумчиво сказал Трупогорский. — Не будем лишний раз экспериментировать… Лучше действовать наверняка. — Он теперь не опасен? — с сомнением вопросил Дзержинский. Действительно, повод для сомнений у него был. — Уверяю вас, он больше не будет дурить, — сахарным голоском заверил Трупогорский, небрежно погладил вампира по голове и весьма ядовито обратился к нему. — Верно, Илюша? — Верно, — угрюмо прошипел юноша. — И правильно! — воскликнул Трупогорский и изобразил малейшую улыбочку. — Ты же ведь не хочешь, чтобы я выдрал клыки из твоего хорошенького ротика? — Я не хотел и того, чтобы ты меня к стулу приматывал, — огрызнулся вампир. — У меня выбора нет… — Отлично! Товарищи, подходим! Он безопасен!       Первым на правах вождя подошёл к вампиру товарищ Ленин, уселся рядом на стул и несколько брезгливо к нему приблизился — мол, кусай и попробуй только чего выкинуть! Юноша судорожно облизнулся, выпустил окровавленные клыки, собирался было кусать, но тут из угла раздался перепуганный слабый стон. Обернулись почти все — и вождь, и Дзержинский, и новообращённый Сталин, и подпольщик Трупогорский, что угрожающей тенью стоял за спиною вампира, и сам вампир, даже не успевший спрятать своих клыков, и практически все товарищи. Одновременно всех охватило осознание: в суматохе они совершенно забыли про мальчишку, что загадочным образом провалился в окно. — Ты что здесь делаешь, вытравок? — грозно спросил Трупогорский, сверкая из-под сдвинутых бровей злыми болотными глазами. — На полицию шпионишь? Мальчишка напуганно выдохнул и пополз вдоль стенки. — Отвечай! — рявкнул Трупогорский. — Шпионишь, сука? Кто тебя прислал? — Дядь, я не нарочно… — пробормотал пацан, пугливо косясь на вампира. — Правда! Я нечаянно провалился… Я никому не скажу, честно! Только не отдавайте меня этому… Как его… Вурдалаку… Услышав нелицеприятное слово «вурдалак» в свой адрес, вампир злобно зашипел и дёрнулся, но к стулу он был привязан так крепко, что только передвинулся вместе с ним. Трупогорский небрежно влепил ему подзатыльник и сказал: — Товарищ Сталин, прошу вас, выставьте отсюда эту босоту… Поверим, конечно, ребёнку, не станем его мучить. Я бы сам его наверх вывел, но… Вот, сами видите, Илюша очень голодный, мало ли чего наколбасит… И снова фамильярно потрепал вампира по щеке — тот аж скривился весь, будто заглотил целый чеснок. — Да запросто, — отозвался товарищ Сталин. Подошёл к забившемуся в угол мальчишке, цепко ухватил за шиворот, без затруднений поднял в воздух и поволок вверх по лестнице. Пацан лишь в воздухе ногами дрыгал, сверкая подошвами ботинок, и похрипывал. Минув лестницу, товарищ Сталин широко раскрыл дверь на улицу и вышвырнул мальчишку, как котёнка, на мостовую. Тот проехался по камням, разодрал живот, быстро вскочил на ноги и помчался по Остоженке, да так стремительно, что только его и видели. Новообращённый товарищ Сталин, довольный результатом, усмехнулся в усы и спустился обратно в подвал.       У товарищей в то время назревала проблема: выяснилось, что прочно опутанному верёвками вампиру весьма проблематично кого-либо кусать, ибо шея у него крепко зафиксирована верёвкой, и двигать ею было достаточно сложно, да и после фиксации и недавнего употребления кокаина ему жутко сводило челюсть. Ситуация была неоднозначная: после срыва отвязывать вампира было бы чистым безумством, но и выхода другого фактически не было. — Отвяжи меня, — нудил вампир, пытаясь дёргать связанными ногами и заискивающе глядя на Трупогорского. — Толь, ну это же вам самим надо! — Действительно, — сказала одна из подпольщиц, молодая женщина, что пряталась за капюшоном тёмно-серого плаща, — Толя, прекрати его мучить. Мне кажется, он уже всё понял. — Этого делать нельзя, — отрезал Трупогорский. — Как вы не понимаете, что это вампир, а не дрессированная зверюшка? Этот молодой человек, между прочим, около недели валялся на каком-то затасканном притоне в наркотической бессознательности и не пил крови всё это время… А когда он голоден и чувствует кровь, он действительно опасен! — А есть ещё какие-либо варианты? — спросил товарищ Ленин. — Я, признаться, раньше с вампирАми дел не имел. — Есть, — сказал вдруг вампир и даже перестал ёрзать на стуле. — Можно обратить вас с помощью моей крови. Собрать её в шприц и сделать инъекцию внутривенно… — Мне кажется, что это исключено, — высказался товарищ Дзержинский. — Слишком иезуитский метод… — Так бы и сказали, Феликс Эдмундович, что сомневаетесь в целесообразности затеи из-за кокаина у него в крови, — заметил товарищ Сталин, попыхивая трубкой. — Да нет, метод и впрямь отдаёт садизмом, — поддержала Дзержинского подпольщица в плаще. — Разве можно так издеваться над живым существом? — Крови нужно совсем немного, — снова вмешался вампир. — Я от такого количества не пострадаю. Это совершенно не издевательство, потому что я практически не чувствую боли. Вы меня на эксперименты с полчаса назад хотели пустить, в конце концов! А теперь кровь брать боитесь… — Что скажете, товарищи? — щурясь, спросил Трупогорский. — Если нет других вариантов обращения в вампирА, — задумчиво сказал товарищ Ленин, — то я согласен. — Поддерживаю, — с явным нежеланием отозвался Дзержинский. — Товарищ Свердлов? — А что я… Согласен. — Единогласно! — подытожил Трупогорский. — В таком случае, товарищи, прошу вас на пару минут выйти… Не обязательно всем смотреть на забор крови, — и обратился к женщине в плаще. — Машенька, а вот ты останься… Поможешь. Женщина лишь кивнула и покорно осталась на месте, даже когда все остальные покинули это помещение. Она знала о том, какие взаимоотношения связывают бывшего анархиста с вампиром, знала, что их объединяют многолетние узы крепкой страсти друг к другу. Она была не от мира сего, как и эти двое, поэтому ничему уже не могла удивиться. — Толя, — обратилась она к Трупогорскому, — давайте побыстрее с этим разделаемся. Что требуется от меня? — Тянуть ни к чему, — подтвердил тот. — От тебя я потребую всего лишь небольшой помощи. Откуда можно взять кровь, не отвязывая при этом его? — Честно говоря, это сложный вопрос, — помедлив, отозвалась женщина. — Он же весь стянут верёвками. Можно было бы взять из локтевого сгиба, но, опять же, это не так уж и удобно, учитывая, как вы его связали. Есть, конечно, вены на шее, кистях рук, во внутренней стороне бедра, есть на животе, но до них ещё надо добраться, но… — Последнее звучит интересно, — признал Трупогорский, усмехаясь. — Да и удобнее всего… — Не смей даже думать, — прошелестел вампир, но был проигнорирован. — Я не уверена, что это сработает, — с сомнением сказала женщина. — Но что делать... — Вены здесь не найдёте, — хмыкнул Трупогорский. — А локти и вообще руки он вам не даст... — Раз вам так охота, товарищ Трупогорский, — сдалась женщина, —колите вслепую! — Думаю, Машенька, колоть вслепую — идея не из лучших. По поводу живота, знаете, мысли вслух... У меня есть идея получше. Трупогорский с подленькой усмешкой обошёл вампира вокруг, наклонился над ним, ласково провёл пальцами по бледной щеке, отодвигая в сторону рыжие прядки. Тот эту ласку словно всем существом ощутил, замер, пытаясь прижаться к чужим рукам. — Не рыпайся, — сказал негромко Трупогорский и незаметным движением достал нож. Затрещала рвущаяся ткань чёрного платья, обнажая выступающую бедренную косточку и тонкий изгиб талии, юноша дёрнулся, явно желая прикрыться, но это было напрасно — его крепко стягивала верёвка. Женщина отвернулась к стене, понимая уже, что будет сейчас, и не желая наблюдать это зрелище. — Что ты собрался делать? — донёсся до неё тихий голос вампира. — Возьму кровь, очевидно, — севший от постоянного курения низкий голос Трупогорского. — У тебя неплохо видны здесь вены. — Ты мог бы развязать меня и взять кровь из локтевого сгиба, — всё так же слабо шелестел в ответ юноша. — Ведь я не опасен для тебя и Маши… — Я не могу верить тебе, — снова Трупогорский. — Неизвестно, что ты выкинешь после такой бурной недельки, Илюша. Об этом мы желательно поговорим позже и наедине, а сейчас даже не проси развязать тебя. — А потом? Ответа не последовало. До женщины донёсся шелест ткани, ещё какие-то звуки, свидетельствующие, что Трупогорский из ниоткуда, как обыкновенно делал, добыл шприц для набирания крови и пристраивался теперь, как бы это поудобнее совершить. Ей было неприятно от обращения товарища со своим любовником, слишком уж груб к нему он был, словно бы специально издевался над юношей, стремился создать ему ещё более подчинённое и униженное положение. Она прекрасно понимала, что вампир и сам хорош, на людей кидается, но всё же такое казалось ей неприемлемым, особенно учитывая характер их отношений. Неправильная какая-то, болезненная любовь на грани с ненавистью… В тишине отчётливо слышалось и то, как вошёл в вену шприц, и тихий всхлип юноши. — Толя, если ему больно, прекратите это, — твёрдо сказала она, не поворачиваясь. — Машенька, — ответ, — он не испытывает боли. Тебе давно пора это запомнить. Через некоторое время до неё снова донёсся осевший, плачущий голос юноши: — Чего ради ты затеял это всё, Толя? Зачем ты так поступаешь со мной? Женщина повернулась. Шприц с кровью лежал на столе, вампир же уткнулся лицом в кожаную куртку своего любовника, сильно прижимался к нему щекой. Тот осторожно обнимал его, гладил рукой рыжие локоны, нашёптывал: — Прости меня, маленький. Я не хотел тебя обидеть… Понимаю, вышло глупо, но… Я разозлился, увидев тебя там. Да и вообще… Это просто необходимость, понимаешь? — Ёбаный ты Иуда, — горько отозвался юноша. — Потерпи ещё немного, — попросил Трупогорский, склоняясь в три погибели и целуя его в макушку. — Сейчас мы закончим с обращением, а потом пойдём домой. Хочешь, достану тебе розы? — Хочу, — пролепетал вампир, шмыгая носом. — А кокаин, Толечка? Кокаин достанешь? — Достану, маленький, — пообещал тот, прикрывая его колени своей курткой. — Побыстрее бы с этим закончить… Машенька, зови всех. Обращение прошло быстро, Илья совсем присмирел, сидел молча, разве что подрагивал. Собирались уже расходиться, потому что время было позднее, а силы для дальнейшей работы требовались немалые, однако планы рухнули в один момент. Тяжёлые шаги донеслись со стороны двери, и все насторожились разом. Новообращённые тяжело втягивали воздух, чуя чужой дух, опутанный верёвками Илья напрягся. Насторожился и спокойный Трупогорский, затеребил в кобуре за поясом «эмку», цепко сжал рукоять револьвера. Дверь откинулась с шумом, едва не вылетела с петель, и в помещении показался дюжий лысый мужик с выпуклым пивным животом. Множество взглядов зацепило в первую очередь его одежду — форму жандарма царской полиции. У многих, наверное, промелькнула в тот момент мысль, что он не один, что сейчас всем придётся плохо. Они застыли на местах, и жандарм застыл тоже. Противоборствующие стороны смотрели друг на друга, революционеры и представитель того самого старого мира, против которого выступали они. Вязкая тишина повисла в подвале на Остоженке, облепила клейкой паутиной присутствующих. Слышалось лишь, как товарищ Сталин потягивает из трубки дым. — Нелегальщина, значит, — голос жандарма ножом вспорол молчание. — Подпольщики… Трупогорский без промедлений рванул «эмку» из кобуры, и в тишине щёлкнул предохранитель. Жандарм тоже достал оружие и направил на него. Они целились друг в друга — жандарм и подпольщик; цепной пёс царского режима и бывший анархист; палач и убийца. Оба целились, и ни один не мог нажать на курок и выпустить решающую исход всего пулю. Первым решился жандарм, но именно в тот момент, когда он собирался уже выстрелить, с треском лопнули верёвки. Путы спали. Освобождённый от оков вампир тотчас очутился рядом с жандармом, щуря опасные зелёные глаза. Все ждали выстрела, но выстрела не было. Теперь уже не осталось и намёка на равный и честный поединок. Человек, пусть даже жандарм, не смог бы сдюжить в борьбе против вампира. Сначала он опустил оружие под прицелом ядовито-зелёных глаз, потом попятился, наблюдая скольжение языка по острым клыкам. Когда же он закричал, нелепо взмахивая руками, было уже поздно. Кровь брызнула в лицо вампиру, запачкала концы рыжих локонов, потекла по подбородку багровыми струйками. Медленно встал с места товарищ Ленин, а за ним ещё Сталин, Свердлов и Дзержинский, медленно, как в зажёванной проектором киноленте, направились к бьющемуся жандарму, подчиняясь огню ярких зелёных глаз. Подпольщики застыли в немом удивлении, женщина в плаще неотрывно смотрела на вампира, замер в монументальной недвижности Трупогорский, не выпуская из рук свою «эмку». Вампир оторвался от шеи жандарма, зловеще сверкнул глазами и сказал хрипло: — Пока он ещё живой, разделите трапезу, товарищи. Четвёрка новообращённых, первых коммунистических вампиров, набросилась на жандарма с невиданной жадностью, испивая впервые в жизни живую кровь. Они рвали его плоть клыками, удивлялись, как у них это выходит, затем снова рвали плоть и пили кровь, наслаждаясь ею и тотчас розовея лицом. Они высасывали вместе с кровью и жизнь из растерзанного тела, находясь при этом в перекрестье взглядов двух пар глаз. Одни из них напоминали топкое мшистое болото, другие — отравленный абсент. Бывший анархист и пристрастный к кокаину вампир торжествующе и пристально следили за теми, кого только что подчинили себе.