Супер Саппорт

      Курсы, предлагаемые в консульстве, не пользовались особой популярностью.       Во время зимних каникул был проведен двухнедельный интенсивный курс артонского языка, собравший много слушателей. Но теперь в школах возобновились занятия, и те, кто приходил на дополнительные занятия во второй половине дня и по выходным, были в основном отличниками или какими-то вундеркиндами.       Субботний урок, начинавшийся в десять часов, был единственным, на котором было полно относительно нормальных людей. Олден и его друзья запихнули свою обувь и носки в ячейки, расположенные вдоль стен у лифтов в вестибюле, и направились наверх, в небольшой танцевальный зал, который служил им классной комнатой. Там было полно других подростков и людей постарше, лет двадцать с небольшим, и все они были босиком, за исключением одной девушки в гипсе.       Было невежливо надевать обувь или носки в присутствии артонцев, которые тебя учили.       «Держу пари, она бы быстро поменяла свое мнение, если бы ей приходилось присутствовать здесь лично и вдыхать вонь сотен пар человеческих ног, которые еще несколько минут назад потели в зимних ботинках».       Олден сел между своими друзьями в дальнем углу. Сразу после десяти на огромном экране, висящем в передней части комнаты, вспыхнул символ, похожий, но не идентичный тому, который всегда появлялся на телефонах Олдена. И затем на экране возникла учительница — ее изображение, волшебным образом транслируемое из другой вселенной.       Несмотря на то, что видео было ограничено плоской поверхностью экрана, оно обладало странной глубиной. Создавалось впечатление, подобное движущемуся барельефу.       — Доброе утро, мои ученики, — сказала инструктор Па-вик. Ее голос легко сошел бы за человеческий, а лицо… могло бы сойти. Ее костная структура была слишком острой, лоб слишком выпуклым, а ее бледно-коричневая кожа имела перенасыщенный фиолетовый оттенок. Но что её действительно выдавало, так это полуночно-синие татуировки на лице. — Добро пожаловать на нашу пятую сессию. В прошлый раз мы закончили изучение эволюции разумной жизни на Артоне. Сегодня мы перейдем к тому моменту, когда эта жизнь начала изучать магию измерений.       Она продолжала бубнить, и глаза одноклассников Олдена медленно остекленели.       Это была «История Артонской Жизни». Практически все здесь посещали эти уроки по одной и той же причине — сдача теста в конце курса давала студенту дополнительные очки в колледже. И во многих случаях старшие школы тоже засчитывали это как очки для выпуска — двойная выгода.       Если бы преподавал учитель-человек, было бы, вероятно, не так скучно, но у артонцев был реальный талант выделять самые нудные части своей истории. Олден проверил учебную программу; волшебники из космоса внесли в расписание уроков целую двухчасовую сессию, посвященную развитию ирригации на их планете.       И даже Олден, прилагающий сознательные усилия, чтобы оставаться в сознании на этих занятиях, думал, что на таком уроке это будет трудно.       Сегодня, вместо того, чтобы слушать, он написал «Проблема Горгона» в тетради и коротал время, перечисляя различные продукты животного происхождения. Когда он описал все, что мог законно получить и на что у него хватало денег, он начал новый раздел и принялся составлять список все более и более маловероятных причин, по которым Горгон не мог бы запросить определенные продукты питания.       «Это же однозначно просто его наказание, верно?» — снова задумался он, глядя на список.       Почти все остальное, что могло бы послужить причиной, представляло бы значительную опасность для общества. И Олден не мог заставить себя поверить, что Артонцы позволят потенциальной ядерной бомбе работать вахтером в центре Чикаго.       Следующим наиболее разумным вариантом было то, что ограничение должно было помешать Горгону запросить яд и покончить с собой. Но наверняка у инопланетянина нашлись бы и другие способы сделать это.       Третья, не особо логичная, теория заключалась в том, что естественная диета Горгона была чем-то настолько отвратительным, что простое упоминание об этом вызвало бы общественный резонанс и требования убрать его с Земли или казнить. Например… если его любимой закуской были бы человеческие младенцы.       «Опять же, тогда бы его было слишком опасно держать рядом с людьми. И вообще, как у него вообще мог развиться вкус к человеческому мясу? Там, откуда он родом, его не должно быть».       «Может быть, это просто отвратительно, а не совсем ужасно?»       Он задумался о той домашней мухе, которую Горгон съел на его глазах. Ему в голову пришла идея.       «Только живая добыча?»       «Ну, будет довольно странно, если это правда, поскольку он, кажется, без проблем ест овощи. Но он все же инопланетянин. О… о, может быть, ему надо самому убивать животных, чтобы убедиться, что все сделано правильно? Что-то вроде религиозного ритуала?»       «Он просто проглотил эту муху, однако… и, вроде бы, не делал ничего особенно с ней перед этим».       Он записал: «Живые жуки».       Он может найти зоомагазин или магазин наживок и купить Горгону сверчков, если все остальное не сработает. Или, может быть, надо это сделать в первую очередь? Подтвердить дешевую теорию, прежде чем он потратит свои сбережения на покупку полного ассортимента мясной лавки?       «В любом случае, это хороший способ организовать тесты. Начать с дешевых продуктов и потом двигаться дальше».       Когда занятие закончилось, он был занят составлением нового списка, озаглавленного «Крайне Дешевые Невеганские Продукты Питания для Нелюдей».       Бо разбудил Джереми пинком, и они втроем направились в круглосуточный магазин за ланчем. Олден взял готовый салат Кобб, и они поели за небольшим прилавком рядом с слаш машинами.       — Какие есть вещи, съедобные, которые стоят очень дешево и не веганские? — спросил он.       — Это для твоего страшного друга-убийцы? — спросил Джереми. — Ты же, вроде, говорил, что он веган.       — Оставь для него немного заправки из своего салата. Это дешево, — Бо выдавливал пакетики с горчицей и майонезом в свой пакет «Доритос», словно монстр. — Немного оскорбительно, но дешево.       — Он говорит, что он не веган. Но он не смог съесть ничего из мясных или молочных продуктов, которых я ему в прошлом предлагал.       — Мне он больше нравился веганом, — пробормотал Джереми.       — Почему бы тебе просто не спросить его, что он предпочитает?       — Он не может мне сказать.       Они оба перестали есть и повернулись, чтобы посмотреть на него.       — Ну правда. Он говорит, что это часть его наказания или что-то в этом роде. Он ничего не может рассказать нам об артонцах или Системе. Он не может просить еду, а когда я спросил, ест ли он только жуков, он даже не смог ответить, «да» или «нет».       — Это странно, — сказал Бо, хмуро глядя на свои чипсы. — Я понимаю, почему он не может распространять тайные знания о Системе, но запрет просить еду? Зачем ставить такое ограничение? Теперь и я хочу попробовать накормить его всякой всячиной.       — Вот и я о том же. Я весь урок пытался угадать причины. Кроме теории, что это странная часть его наказания, мне мало что пришло в голову.       — Может, он попросил бы что-нибудь реально отвратительное, если бы мог? — предположил Бо.       — Например, человеческую кровь, — мрачно согласился Джереми.       — Он не вампир, Джереми, — впрочем, Олден и сам был не лучше, вспоминая, как он задумался ненадолго над теорией пожирания младенцев.       — Хотя, кровь дешевая. В смысле, если ты используешь свою собственную. Понятия не имею, во что обойдется покупка чужой, — Бо вскрыл зубами еще одну упаковку майонеза. — И она определенно не веганская.       — Я приму это к сведению. Кто-нибудь из вас знает, где я могу купить сверчков?       — Вы двое отвратительны, — сказал Джереми. — Забудьте то, что я сказал этим утром. Теперь вы отвратительные. Это официально.

###

      После ланча они расстались. Бо посещал уроки культуры, чтобы сделать свой школьный транскрипт еще впечатлительнее, а Олден и Джереми ходили на уроки по цепочкам слов для начинающих.       Джереми выбрал их потому, что там не было домашних заданий. Олден выбрал их потому, что они напоминали ему о его матери и могли пригодиться в будущем. Если он когда-нибудь поступит в медицинскую школу или в школу медсестер, как она… или станет героем, как Ханна…       «Я и вправду слегка спятивший».       В последнее время он думал, что, наверное, это не так уж плохо. «Это неизбежно, разве нет? Все в нашем возрасте находятся в ожидании».       Конечно, маловероятно, что Система выберет именно тебя. Но это могло случиться. И пока не знаешь наверняка, было трудно перестать об этом думать.       В классе цепочек слов Олден занял свое место на квадратном коврике, украшенном мистическими символами, которые никак не скрывали того факта, что это был просто обрезанный коврик для йоги.       Джереми плюхнулся рядом с ним, издав чрезмерно громкий «ух».       — Сегодня мы будем практиковать нашу жертвенную часть, — нараспев произнесла их учительница. Она была человеком, но, очевидно, не слишком этим довольным. У нее были очень острые щечные имплантаты, а тональный крем отливал розовато-лиловым. — Мы начнем с дара нашего душевного спокойствия. Ракель, пожалуйста, не кричи в этот раз. Это не делает цепочку сильнее. Я буду подходить и следить за вашими интонациями.       Олден закрыл глаза и начал бормотать слова, которые передавали его душевное спокойствие через всю вселенную, в какой-нибудь другой мир, где Противоположный молится о получении душевного спокойствия.       Теоретически.       Только артонские целители и священники могли определить, когда это работало. Всем остальным оставалось только надеяться.       «Извини, Противоположный. Я сейчас не слишком сосредоточен, поэтому не знаю, пойдет ли тебе на пользу мое душевное спокойствие».       Рядом с ним Джереми со спокойной целеустремленностью коверкал цепочку слов. Олден пытался не улыбнуться, когда его друг случайно предложил своему Противоположному свою душу вместо душевного спокойствия.       «И-и-и-и-и меня сегодня реально не тянет на это», — подумал он, чувствуя себя немного виновато. Если ты не вкладывал в слова реальное намерение, то попусту тратил время. Было бессмысленно говорить неискренне.       Олден хорошо изучил эту цепочку. И он был в плюсе касательно торговли душевным спокойствием; он произнес половину жертвователя этой цепочки больше раз, чем половину получателя.       «Значит, можно просто притворяться».       Он позволил себе сосредоточить мысли на себе самом.       Какие бы разумные планы он не строил, они могли в любую секунду перевернуться с ног на голову из-за крутого поворота судьбы. Или же не могли. Что не так уж сильно отличалось от жизни в целом. Молния могла ударить в тебя в любой момент. Ты мог узнать, что неизлечимо болен. Дядя-миллиардер, о котором ты не знал, мог бы назвать тебя своим наследником.       Однако все эти вещи казались маловероятными. Зато каждый божий день ты слышишь о том, что какой-то подросток получил свои силы. Социальные сети создавали впечатление, что юные сверхлюди появляются целыми толпами; как будто это было возможностью каждого, особенно твоей, а не крайне маловероятной удачей.       «Угу. Спятивший».       Беспричинная тоска стала сильнее после того, как Ханна исчезла шесть месяцев назад. Олден не осознавал, насколько серьезно он относился к ее мнению о том, какими могут и должны быть герои, пока ее не стало. Он думал, что они просто знакомые, которых свела вместе трагедия.       Но ему нравилось слушать ее, и он, естественно, был немного очарован. Она жила в другом мире.       Раз или два он даже полагался на нее, когда ему нужна была взрослая, которая была по-настоящему взрослой. А не тетя Конни.       Он перестал это делать, когда поймал себя на том, что позвонил Ханне, чтобы попросить помочь ему выбрать предметы для первого года обучения в старшей школе. Она отнеслась к этому спокойно, как всегда. Но он готов был провалиться под землю от стыда, когда, повесив трубку, понял, что совершил волшебный телефонный звонок супергероине просто чтобы поболтать о своей тревожности касательно алгебры.       Он пообещал себе, что будет уделять больше внимания личным границам. Но, очевидно, в какой-то момент он начал боготворить Ханну, совсем чуть-чуть, сам того не осознавая. Потому что теперь, когда её не было, он продолжал оглядываться в поисках особого света, который она излучала, и обнаруживал, что его нигде нет.       — Ты в норме, чувак? — пробормотал Джереми прямо посреди очередного священного обещания пожертвовать свою душу нуждающемуся инопланетянину.       Олден понял, что его лицо, должно быть, омрачилось. Он приоткрыл глаза и взглянул на Джереми.       «Возможно, он действительно проницательный».       — Да, я в норме.

###

      Бо и Джереми ушли домой в три. Олден задержался на последний урок. Это было утомительное введение в одну из версий артонской письменности, которая была логографической и оттого требовала запоминать чудовищное количество информации.       Учеников было шесть. Четверо из них, включая учительницу цепочек слов, были там потому, что они фанатели от артонцев. Один был кандидатом наук, которому действительно нужно было знать язык. И последним был Олден.       Он записался, потому что не видел никакого смысла возвращаться домой субботним вечером, когда это просто приведет к тому, что он будет сидеть в квартире наедине с котом, гадая, вернется ли тетя Конни домой с фаст-фудом на ужин или придет только к утру, ограничившись «Встретила друга! Ничего, если завтра вернусь?», чтобы сообщить ему, что с ней ничего не случилось.       С тех пор, как Олден стал подростком, она стала еще небрежнее относиться к родительским обязанностям. Не беспокоиться за нее и не сердиться на ее поведение было проще, если он занимал себя чем-то по вечерам.       Он достал колоду флэш-карт толщиной в шесть дюймов и в течение двух часов пытался запомнить символы на них, пока его учитель указывал на мельчайшие детали, отличающие одну логограмму от другой.       Когда это закончилось, у него уже болела голова. Он пошел в туалет, и, когда он вышел, в здании уже не было никого, кроме него. И Горгона.       Ему не хотелось выходить на холод. Или идти домой. Поэтому он подошел к стойке регистрации.       — У тебя есть комната, где ты спишь? Когда все уходят.       — Нет, — Горгон уставился в точку куда-то чуть левее лица Олдена. — Мне не нужно много спать. Я просто остаюсь за столом или пользуюсь мебелью в вестибюле, если мне хочется.       Олден сложил руки на столе и наклонился вперед, положив на них подбородок. В приглушенном свете шипы на шее Горгона казались особенно жуткими.       — А ты просто ешь из торговых автоматов, когда я тебе ничего не приношу? — с любопытством спросил он. — Я просто думал об этом на уроке логографических пыток; и ты не можешь заказывать еду на вынос. Если только ты не позвонишь и скажешь «Принесите еду» без уточнений? Я не думаю, что это сработает, и держу пари, ты также не сможешь ничего заказать онлайн. Я не особо понимаю, как работает магия, но я уверен, что артонцы не оставили бы такой дыры в заклинании, которое тебя ограничивает, чем бы оно ни было.       Впервые в жизни Олден увидел, как Горгон моргает. Это было невероятно странно. Его веки были полупрозрачными с темными прожилками.       — Иди домой, Олден, — сказал инопланетянин. — Ты утомлен и раздражен. Тебе не нужно волноваться обо мне.       — М-м-м… Я не волнуюсь. Просто подумал, что иногда паршиво быть одному, а ты почти все время один. Большинство людей даже не здороваются с тобой, когда проходят через вестибюль.       Горгон снова посмотрел на экраны своего компьютера.       — Множество людей приходят в консульство специально чтобы увидеть меня. Меня много раз фотографировали, и, насколько я понимаю, по крайней мере в одном сувенирном магазине в городе есть мягкие игрушки в виде меня. Я, можно сказать, местная знаменитость.       В его голосе было что-то странное. Это был совсем не тот тон, который был бы у расстроенного человека, но он отличался от всего, что Олден слышал от Горгона раньше. Это заставило его забеспокоиться, что он затронул более болезненную тему, чем намеревался.       Он думал, что все эти посты в социальных сетях с изображением Горгона были просто порождением человеческого идиотизма. Но все оказалось гораздо мрачнее. Горгон буквально не мог укрыться от камер. «Как будто животное в зоопарке».       Но он не хотел жалости. Он намекнул, что чувствует её по запаху. Поэтому Олден попытался затолкнуть обратно внезапный её прилив, чувствуемый им.       Он выпрямился и прочистил горло.       — В любом случае… В следующий раз я принесу тебе сверчков. Живых.       — Они будут шуметь, — сказал Горгон нейтральным голосом.       — Не будут, если ты съешь их быстро.       Олден подождал на случай, если Горгон захотел бы обронить какой-нибудь намек.       Тот этого не сделал.       — Эй… я не знаю, можешь ли ты сказать мне это или нет, но ты же не обидишься, если я принесу тебе что-нибудь очень странное, да? Потому что я предполагаю, что твоя естественная диета, должно быть, сильно отличается от человеческой, и я хочу найти что-нибудь подходящее. Но я не хочу тебя обидеть.       — Ах, трудности межвидового знакомства.       Горгон опустил взгляд на тыльные стороны своих ладоней. Его запястья были ободраны под магическими повязками. Олден никогда раньше этого не замечал.       — Я не обижусь. Но, Олден, я действительно совсем не намеревался поднимать тему еды ранее. Я ценю и наслаждаюсь твоими подношениями. По меньшей мере, это развлечение в очень невеселой жизни. Мое сегодняшнее высказывание…       — Что ты не веган?       — Именно оно. Оно было вызвано… дорогостоящим моментом меланхолии. Это не та проблема, которую ты можешь решить.       «То была меланхолия? — Олдену показалось, что он уловил сарказм. — И каким образом она была дорогостоящей?"       Ну, Олдену это будет многого стоить, если ему придется переходить к более экзотическим блюдам из своего мясного списка.       — Я понимаю. Погоди, ты серьезно использовал слово «знакомство» а не «дружба»? — отшутился он. — Может, это мне следует обидеться.       — Ты все равно принесешь сверчков, не так ли? — сказал Горгон своим нарочито нейтральным тоном.       — Стрекота будет полно, — Олден подмигнул ему. — Спокойной ночи, Горгон!