аrt d'amour

Антон знал. Знал, что подобная хуйня рано или поздно случится, но до последнего надеялся, что случится она как можно позже. Ну хотя бы не тогда, когда он неделю работает. Ну пожалуйста. Вселенная или не услышала, или намеренно проигнорировала просьбы, но вот Шастун стоит, пальцы заламывает и всеми силами пытается скрыть неподдельное волнение, перерастающее в страх. — Ты совсем охуел? — мужик широко раздувает ноздри и сжимает кулаки. — Шефа своего зови! Господи. А ведь нужно кивнуть и удалиться на кухню за Арсением Сергеевичем, вот только ноги предательски приросли к полу. По внутренним ощущениям, Антона хватит паническая атака вотпрямщас. Но держать лицо не то что стоит, а прям жизненно необходимо, иначе почти полная воскресная ресторанная посадка, а так же Женя на баре, Леша, Вадим и Елизавета не сильно оценят истерику посреди зала. Что ж. Вдох-выдох. Ноги в руки. Еще в пятницу Антон ушел от Димки в хорошем расположении духа, абсолютно довольный и счастливый. Повалялся в ванной, чтобы длительная пешая дорога и туда, и обратно никак не отразилась на здоровье, заказал себе вкуснейшей пиццы и уплетал ее в одиночку, тупо втыкая на чей-то стендап. Мысленно провел беседу сам с собой, умудрившись проспорить собственным рвениям, и, пока не передумал, отыскал в общем чате контакт Арсения Сергеевича. Написал, чтобы узнать, как там себя чувствует Ласточка, но несколько раз порывался это сообщение удалить, сомневаясь в корректности и правильности действия в принципе. И пока руки не сделали это сами, бросил телефон куда-то в сторону скомканного одеяла, усевшись за DAW и бездумно нажимая на кнопки. А ближе к полуночи получил ответ с фотографией улыбающейся мохнатой морды и лаконичной подписью «Лучше всех». Ну и отлично. А всю субботу, как по настоянию Позова, Шастун решил, кто он такой, чтобы спорить со старшим и авторитетным — «хватит делать вид, что мы как дед с внуком, Антон, то, что я старше на полгода, не дает тебе повода так шутить», — и проспал буквально сутки, прерываясь на покушать и позалипать с балкона. В воскресенье Антон проснулся бодрым и в хорошем настроении, наспех запихнул в себя пару бутербродов и энергичной трусцой добежал до ресторана. Даже мелкий дождик не испортил позитивного настроя. И полнейшая запара тоже. Особенно когда половина Москвы решила, что «Аrt d'amour» отличное место, чтобы позавтракать, пообедать, пополдничать, поужинать или попировать абсолютно любым другим приемом пищи. Антон нервничал просто кошмарно, впервые столкнувшись с таким количеством людей, но оказаться хуже Вадима и Леши не хотелось, поэтому заученное «Доброе утро/день/вечер, меня зовут Антон, и я буду вашим официантом» отскакивало от зубов, заказы терпеливо записывались в блокнот, а мысленный счетчик шагов шел уже на десятки тысяч. Обедать пришлось примерно за минуту и по очереди, но и это не портило общий настрой. А вот этому хуйлану испортить шастуновское настроение удалось просто в секунду. Мужик, пузатый и какой-то патологически неприятный, развалился на диване в углу и заказал чуть ли не каждое второе блюдо в меню. Антон, уже десять раз пожалевший, что подошел к нему первее Вадима, торопливой рысью бегал от кухни к его столу, потому что «и побыстрее!» звучало грозно и противно. И так же грозно и противно звучал наезд за найденный в блюде волос, будто Антон собственноручно и специально вырвал его со своей башки и впихнул в луковый суп. Кто вообще ест луковый суп? Мужик больно сжимал антоновский локоть и так шипел, что «прикроет эту забегаловку мигом», что впереди сидящая женщина обернулась и попросила «многоуважаемого молодого человека» заткнуться. Тот грозно зыркнул на нее, но продолжал плеваться желчью в сторону Антона и блюд, потому пришлось взять в кулак яйца, силу воли, самообладание и всю имеющуюся мужественность, чтобы не стоять трусливым кроликом перед этим идиотом. Мужик заставил позвать шефа, а Антон заставлял свои колени не дрожать, пока шел на кухню. Пиздец. Господи, как неловко. И стыдно. На него никто никогда и голоса не повышал, а тут на тебе. Главное — не начинать загоняться раньше времени и не впадать в глубокое отчаяние, пока до конца рабочего дня еще пару часов. А закопать себя в переживаниях Шастун еще успеет. Как порог дома переступит, так и сразу. Спасибо, что в зале не было тихо, и эту гневную тираду слышали только два человека, ведь несколько десятков любопытных глаз Антон бы не вынес и провалился сквозь пол прямо там. Капля пота предательски скатилась по виску и затерялась где-то в воротнике рубашки. Кулаки больно сжимались, оставляя отпечатанные полумесяцы на ладонях. Ужасно. Просто невыносимо ужасно. — Арсений Сергеевич, — Антон не узнал свой голос. Стыдно стало в разы сильнее. Взрослый парень, а ведет себя как маленький ребенок. На кухне царил хаос. Шум всевозможных кухонных приборов, стук ножей, ложек, чьи-то маты и истеричный смех. На Шастуна обратил внимание только маринующийся цыпленок, и это было бы абсолютно окей, если бы это несчастное пернатое могло решить образовавшуюся проблему. Мимо пронеслась взвинченная Маша и взгляда на него не кинула. — Арсений Сергеевич! — пришлось повторить сильно громче, мысленно делая пометку в голове как «самый идиотский и нервный в мире день». — Чего кричишь? — Арсений Сергеевич буквально телепортировался, иначе объяснить его мгновенное появление рядом никак нельзя. Антон аж дернулся и залился краской. Блядство. — В-вас там зовут, — еще и голос дрожит. И так же дрожит рука, поднимающаяся в сторону двери. — Мужик какой-то. — Ой блять, только этого не хватало! — как же вы правы, Арсений Сергеевич. Он зажмурился, заправил прядь за ухо и повел плечами. — Пошли. Показывай. Если Антон сейчас не возьмёт себя в руки, а наоборот начнет вести себя как придурок еще и перед Арсением Сергеевичем, то он сразу же пойдет и уволится к чертям собачьим. Ничего страшного, неделю пешком походил, — и оставшуюся жизнь походит. Мужик сидел все там же и злорадно улыбался, прокручивая в руке бокал с вином. А стоило Шастуну с шефом появиться в поле его зрения, то ехидная улыбка стала еще шире и неприятнее, делая его похожим на ядовитую рептилию. Арсений Сергеевич выпрямился, отодвинул Антона себе за спину, сложил руки в замок на пояснице и спокойно, но внимательно уставился на мужика, давая хоть мнимый шанс на то, что диалог пройдет адекватно. — Добрый вечер, я Арсений Сергеевич, шеф-повар ресторана «Аrt d'amour». Чем могу вам помочь? — Слышишь ты, — и мужик пододвинулся к краю стола. — В моем блюде волос. Я требую всю еду за счет заведения. — Будьте любезны, продемонстрируйте, — если бы Антон мог орать, он бы орал, потому что убийственное спокойствие Арсения Сергеевича поражало. — Смотри, — мужик почти бросил тарелку на край. Арсений Сергеевич обернулся. Антон поймал чужую искру в голубых глазах, а сам стоял и почти не дышал все это время. Ситуация с каждой секундой становилась еще более стрессовой. — Хм, действительно, — Арсений Сергеевич одним пальцем подцепил с чужой тарелки волос, не наклоняясь и не меняясь в лице. — Но знаете в чем проблема? Волос короткий, а на моей кухне не работают блондины. Антон впервые был благодарен своему росту, ведь из-за плеча Арсения Сергеевича отчетливо было видно, как багровеет лицо мужика. — И единственный мужчина-блондин из всех задействованных, — сталь чужого голоса можно было резать ножом. — Это вы. — Твой официантишка! — толстый палец указывал прямо на антоновские кудри. — Это он свои патлы раскинул и испортил мне еду! Понабирают шавок дворовых! Антон и рта открыть не успел, чтобы хотя бы попытаться высказать все возмущение и заступиться за свои пшенично-русые волосы, которые от блондинистого цвета отличались примерно на сотню оттенков, как содержимое чужого бокала уже стекало по его лицу. Если сердце не остановилось до этого, то, судя по всему, вот эта секунда — самое подходящее время. Концы кудрей неприятно прилипли ко лбу, терпкий привкус оседал на невольно облизанных губах, красные капли растворялись в черной рубашечной ткани, а на глазах появлялись такие ненужные слезы. Или из-за вина глаза щиплет? Это полный пиздец. На фоне что-то упало, кто-то крикнул, какой-то удар, скрип деревянных ножек по полу, чья-то рука неприятно оттащила его за плечо, послышался голос Сергея, перед глазами размытым пятном мелькнул затылок Вадима, хлопнула дверь и тишина. Тишина и стыд. Господи, как это ужасно. Стыдно, мерзко, грязно, мокро и просто катастрофически ужасно. Шастун закусил губу, чтобы откровенно не расплакаться в… где он вообще? Короткий взгляд из-под липких кудрей идентифицировал раздевалку. Сердце заходилось бешеным стуком, в горле стоял ком, ноги превратились в вату. Антон дрожащей рукой расстегнул две верхние пуговицы и подавился вдохом. Что за хуйня вообще произошла? Как он должен был среагировать? А должен ли был вообще? Глаза опять застелила слезная пелена. Поверх бетонной плиты стыда упала такая же с жалостью к себе. Блядское блядство. Он чувствовал себя трехлетним пацаном, что испугался соседского бульдога и зашелся истерикой, а казалось бы — лоб великовозрастный. Но с другой стороны, в чем его вина? В том, что наткнулся на мудака невоспитанного? Стыд это не прогоняло и страх не притупляло. Если Антон доживет сегодняшний день и не заработает нервный срыв — будет победа. Захотелось побиться головой об скамейку под собой. Антона воспитывали в абсолютно других условиях и прививали правильные ценности: его окружение состояло из порядочных и адекватных людей, которым и в голову не придет провернуть мошенническую схему в ресторане с собственным волосом. Шастун и знать не знал, что подобное существует, а свой мягонький характер, — абсолютно ему подходящий и комфортный, — в секунду переделать не смог. Может то, что произошло и не худший вариант? Хотя это все равно полнейший пиздец. Проморгаться получилось только после хлопка двери. И сколько времени прошло? Шастун торопливо вытер мокрые глаза и поднял голову. Перед ним стояли Вадим, Сергей и Арсений Сергеевич. — Извините, — жалобное и единственное, что Антон смог выдавить из себя. — Так, не реветь, — Арсений Сергеевич подошел почти вплотную, возвышаясь над сидящим Антоном и опуская руку на плечо. — И не извиняться. Ты не виноват. Этот мудак заплатил за все то, что заказал, еще и штраф за нарушение общественного порядка получил. С ним уже разговаривают наши юристы. Ты как? — Неприятно, — на самом деле пиздец как кошмарно, но об этом еще будет время подумать. — И мне бы умыться. — Да, — они синхронно обернулись на «Блять, Витя, ну ебаный рот!», которое Сергей орал кому-то в трубку, а потом возвел глаза к потолку и ретировался. Зачем приходил и чего хотел? Убедиться, что Антон не бьется в истерике? Еще не вечер! — Не вздумай загоняться по этому поводу. Ты абсолютно точно не виноват. Понял? — Угу, — Антон скривился, когда чужая ладонь сильнее сжала плечо. — Понял, Арсений Сергеевич. — Ну и молодец, — пальцы разжались и почти невесомо коснулись антоновских кудрей. Шастуну охуевать сильнее просто некуда было — потом разберется с этим жестом. Может быть. — Пойдешь домой? — Нет! — твердо и решительно. То, что его моральная адекватность сейчас держится на тонкой леске, не значит, что Антон стал недееспособным. — Все в порядке, Арсений Сергеевич. — Хорошо, — и тот отступил два шага назад. — Вадим даст тебе запасную рубашку. — Спасибо, — почти измучено. — Правда, спасибо огромное. — Пустяки, — Арсений Сергеевич подмигнул. — Все, работа ждёт, — и элегантным шагом от бедра удалился. Антон шмыгнул носом и уставился на собственные ботинки. То, что его шеф, скорее всего, считает его котенком с мема «невдупленыш» неприятно кольнуло в сердце. Надо будет обязательно поговорить с Арсением Сергеевичем, как только появится смелость снова смотреть этому человеку в глаза, или хотя бы… — Он влепил этому мудаку пощечину, — внезапный голос Вадима послышался откуда-то из-за угла. Антон и забыл о его существовании. Господи. — У него не будет проблем? — Шастун уткнулся взглядом куда-то левее вадиминого плеча. — Не думаю, — Вадим в два шага оказался у своего шкафчика, вытащил оттуда рубашку и как-то небрежно кинул на чужие колени. — Приводи себя в порядок и вперед работать. Антон уже открыл рот, чтобы поблагодарить, как вдруг Вадим одарил его каким-то очень странным взглядом, нахмурил брови и ушел, всеми своими шагами показывая… недовольство? А это еще что такое? Слишком много всего. Антоновская башка сейчас либо взорвется, либо отпадет нахуй. Поэтому, приняв решение подумать обо всем позже, Антон вздохнул и направлялся в соседнюю дверь умываться.

***

Отражение всем своим видом кричало, что ситуация — пизда. Красные винные капли на раковине выглядели так, будто здесь кого-то убили, а не умывались после ебанутых клиентов. Антон, упираясь на керамический край, смотрел на свое отражение и чуть не скулил: с кудрей стекали тонкие водные дорожки, застревая в ключицах, глаза покрасневшие и грустные, а общее состояние — весьма сомнительное. По факту же, ну, все разрулилось. Все живы-здоровы, мужик получил по заслугам, никто Шастуна не винит. Только, видимо, мнимый внутренний стержень и адекватная самооценка взялись за ручки и машут красным платочком, приговаривая «пока-пока, Антошка, ты замучаешь сам себя». Он не смог. Не сумел за себя постоять, повел себя как слабохарактерный червяк, позволил себе прилюдные слезы, еще и перед людьми опозорился. Почему самовнушение продолжает убеждать антоновский мозг, что виноват он, а не мужик, — было непонятно. Может, он поторопился с выводами и это место ему не подходит? Если еще пару дней назад хотелось цвести и пахнуть, то сегодняшний вечер повлек за собой только желание закрыться дома и не высовываться из него больше никогда. Забавный пост эффект. Разумеется, это все влияние волнения и выброса кортизола, и через неделю об этом случае захочется вспоминать только с саркастической улыбкой и закатанными глазами, но пока что Антону хочется только плакать. Ну, вот такой вот он. И школа, и университет прошли настолько гладко, что противоположные мнения Шастун слушал через призму недоверия. Он не сталкивался с буллингом ни с одной из сторон, был харизматичным и симпатичным, пользовался авторитетом у преподавателей, был послушным и старательным, вежливым и учтивым. Не встревал в сомнительные тусовки, бросил курить, едва начав, алкоголь пил раз в год по праздникам, имел возможность выглядеть круто и презентабельно. По ублюдским стереотипам таких били, но антоновское обаяние, спокойствие и патологические способности не влазить в конфликты делали из него типично-хорошего знакомого, приятеля, возможно, даже друга. И это было нормально. Нормально было существовать самым обыкновенным и уравновешенным, без потрясений и эмоциональных качелей. И чтобы что? Уже второй раз убедится в том, насколько это место отличается от всей его жизни? Может, он повременил с желанием остаться здесь подольше 3-х месяцев? Надо было брать себя в руки и идти дорабатывать оставшиеся несчастные пару часов. Он же не тряпка, в конце концов. Рубашка Вадима оказалась коротковата и узковата в плечах, но это меньшее, что беспокоило сейчас. Антон, придавленный почти всей вселенской печалью, вернулся в раздевалку оставить свою рубашку. Но стоило открыть шкаф, как он наткнулся на пиалу с клубникой, свой рабочий блокнот и ручку, — он выронил их еще где-то в зале во время странной заворушки, — мирно расположившихся на полочке рядом с кепкой. Тарелка зажимала согнутую вдвое бумажку. Недоуменно хмуря брови, Антон подцепил ее и развернул. Размашистым почерком красовалось: «Нашкодившая Ласточка выглядит точно так же. Для поднятия настроения». В конце короткого текста была нарисована клубника, весьма коряво, но очень старательно. Широкая улыбка сама по себе расползлась аж до лучиков в уголках глаз. Шастун сунул записку в карман брюк и отправил одну ягоду в рот. Очень вкусно. И очень приятно. Жест абсолютно точно не обязательный, но, съедая третью невероятно сочную и сладкую клубничку, Антон на эту одну единственную минуточку перестал съедать сам себя. Все эмоции никуда не делись, и как только ягоды закончатся, все переживания о себе напомнят как миленькие, но в это мгновение ужасность и стрессовость дня с отметки 100 опустились к 95. Кто бы мог подумать, на что способна миска клубники. Или дело не в ней?