аrt d'amour

Антон не понял, как доехал домой. Не понял, как искупался, как запихнул в себя гречку с чем-то, как завалился спать. Как поспал — тоже не понял. Сны снились какие-то сумбурные, липкие, и, просыпаясь около 7 утра в холодном поту, Антон хотел расплакаться. Ему захотелось поцеловать Арсения. Друга. Мужчину. Как стыдно. В мыслях пронеслись все воспоминания разом. Когда-то давно Антон за компанию с Ясей оказался на дне рождении одного ее друга, который на этой тусовке хлестал водку с горла и в открытую целовался с парнем. И это было абсолютно окей. Должное антоновское воспитание и собственные принципы не позволили плеваться, возмущаться или реагировать каким-то негативным образом — это не вызвало отвращения вот вообще. Эти ребята явно были счастливы, и Антон искренне радовался за них. Да и кто он такой, чтобы судить о людях, исходя из их ориентации. Арсений вот тоже признался в своей ориентации. Весьма спонтанно и явно невольно, но признался. Но ведь Антон и без этой информации считал Арсения отличным? Умным, интересным, ярким и живым. И красивым, чего уж таить. Вот только сейчас в голове все встало на свои места. Как последний пазл. Антон не хотел ни секундочки дружить с Арсением. С Арсением хотелось быть. Все их диалоги, улыбки, взгляды, чертова традиция оставлять друг другу вкусняшки, те же прикосновения — это не дружба. Если Антон смахивал на то, что Арсений абсолютно другой и с ним нужно только так, то почему же с Димкой было не так? Просто Димка ему, ну… не нравился, получается? Нет, Позов нравился и очень, но как друг, как брат даже, но не так, как Арсений. При общении с Димкой улыбка до ушей не лезла, а объятия не вызывали огонь в солнечном сплетении. Сердце пропускало удары только от одного человека. Все это было так стыдно. И так страшно. И ведь это не снег на голову и не ведро с ледяной водой — это сидело внутри долго, выжидало удачного момента, но просто ебануло именно сейчас. Точнее тогда, когда, глядя в голубые глаза напротив, мысль про поцелуй мелькнула в голове. Слеза все-таки скатилась по скуле и затерялась в складках подушки. Этого еще не хватало. Антон повернулся на бок и скрутился калачиком, ныряя под одеяло с головой. Теперь сдерживать слезы было бессмысленно. И как Шастун сразу не понял, что что-то тут не то? Почему списывал все свои неоднозначные реакции на «это другое»? С каких пор желание видеть и слышать человека чаще, проводить с ним больше времени, радовать и поддерживать, касаться, в конце концов, — исключительно дружеское? И ведь сердце намекало как могло, а Антон, дурак дураком, упустил это всё. А слезы все шли. Было как-то чересчур жалко. И себя, и Арсения, ведь тот доверился, открылся, впустил к себе в душу, а теперь что? Ебаная поебень. Желание скрыться с арсеньевских глаз достигло высшей отметки. Интересно, а он замечал что-то необычное? Вадим вот точно заметил. Скорее всего, самым первым, иначе бы не ревновал и не полез с кулаками. Уже тогда стоило закинуть в голову удочку с мыслью «а почему?». Но то одно, то другое, и вот уже Арсений сидит напротив перепуганным котенком и делится откровением. А потом еще и еще. Вот на чужой голове оказывается шастуновская кепка. Вот их чат наполняется абсолютно разными сообщениями. Вот чужие плечи идеально совпадают с руками. Вот объятия становятся крепче. Вот запястье утяжеляет браслет, и цепочка тонкой змеей лежит на ключицах. Вот находится ответ на вопрос про баскетбол и танцы, и про идею ресторана, и про учебу в Питере. И про путешествие в Испанию и покупку Ласточки, и почему ее зовут именно в честь электропоезда, на котором Арсений ехал в Сортавала забирать у местных заводчиков пушистую голубоглазую девочку, последнюю оставшуюся и полюбившуюся с первого взгляда. Вот на полке в шкафчике стоит миска с голубикой, а сердце расцветает лепестками роз. Вот чужие пальцы поправляют антоновские кудри. Вот Арсений просто стоит, сидит, ходит, готовит, смеется, злится, устает и расстраивается. Смотрит своими глазами голубыми, яркими и искристыми. И вот Арсений уже нравится. Очень-очень нравится. И Позов явно не просто так спросил. И мама. По Антону это было просто видно: по светящимся глазам, по расслабленному виду и довольной морде. И от этого становилось еще хуже. Все по-доброму шутили над Женей, не замечающего надиных влюблённых глаз, а сам чем лучше? Господи, Антон просто надеется, что никто ничего не заметил, а в первую очередь — Арсений. Может, это пройдёт? Если немного прочертить границу, перестать молниеносно хвататься за телефон, стоит только увидеть уведомление с одного конкретного диалога. И не тянуть свои руки. И не сворачивать голову на арсеньевский смех. Правда, перед Арсением будет стыдно. Тот явно рассчитывал на друга и будет не в восторге, узнав однажды, что этот самый друг хотел его поцеловать. Антон, в принципе, не часто сталкивался с таким желанием. В старшей школе, пока некоторые приятели мерились количеством поцелуев, Антон слушал их и не понимал в этом смысла. Зачем целовать девочек, если можно идти и собирать коллекцию улиток, чтобы потом отдавать их Позову? И после первого неудачного поцелуя это желание исчезло — были вещи прикольнее и занятнее. Даже поцелуи с Ясей были обычными. Безусловно приятными, потому что Антон был влюблён, но звезды перед глазами не появлялись. Их первая близость получилась настолько неловкой, что Антон всю следующую неделю боялся смотреть ей в глаза. Спасибо большое, что та оказалась такой же влюбленной и дала возможность попробовать снова. И снова. И снова. И это было отлично. Но было ли это тем, что действительно нужно? Конечно же да, но это точно было не все. Ибо женская грудь идеально ложилась в ладонь, а глаза оценивали мужской торс на пляже в Португалии. Обнимать узкую талию было приятно и удобно, но острые плечи и спина в родинках вызывают рой бабочек в животе. Она едва доставала до солнечного сплетения, а он смотрел прямо в глаза. Блядский боже. Это всегда сидело внутри, и если бы не Арсений, неизвестно, сколько бы еще просидело. Сказать бы ему спасибо за это, да стыдно. Все это ужасно стыдно. Антон плакал до тех пор, пока слезы не кончились, и мозг настолько вскипел, что разболелась голова. Поспать бы, да успокоиться, но мысли кружились буквально роем. И что теперь делать? И как быть дальше? И как общаться с Арсением? И кто Антон теперь такой? Больно. Очень-очень больно. Арсению делать больно не хотелось, а это все его точно расстроит, огорчит, разозлит или даже отпугнет. Антон так не поступит, поскольку Арсений — шикарный, и пусть он таким же шикарным останется рядом. Шастун не потеряет друга, не вернется к единственному общению с Позовым, не унизит ни Арсения, ни себя. Можно же сделать вид, что ничего не происходит? Можно. А там он что-нибудь обязательно придумает, ведь им же еще и работать вместе, в конце концов… Телефон завибрировал и отвлек. Чтобы там не было — это спасательный круг от еще большего закапывания себя в омут мыслей. Хоть реклама, хоть спам — лишь бы не самопожирание. Но, как назло, писал Арсений. Он скинул видео, на котором растрепанный и сонный лежал в коконе из одеял, а поверх него развалилась пушистая тушка Ласточки, смешно храпящая и забавно дергающая лапой. Арсений аккуратно гладил собаку между ушей и широко улыбался. Пиздец. Это был контрольный выстрел в голову.

***

Пол дня Антон провел в каком-то коматозе. В один момент мыслей стало настолько много, что Шастун просто отрубился на диване в гостиной. Очнулся еще более помятым и уставшим, чем был до этого, но поездку к родителям отменять было невежливым, да и сама поездка служила отличным вариантом отвлечься от всего. Может, хоть так сердце перестанут сдавливать какие-то когтистые лапы, и в солнечном сплетении развяжется тугой узел. Осталось до нее дожить. А также поднять свою задницу и начать собираться. Смотря на свое отражение в ванной, слезы снова брызнули. Темные тени пролегли под глазами, сами глаза были красные и воспаленные, на голове гнездо, плечи осунулись — весь внешний вид был какой-то безжизненный и затравленный. Почему так переебало, Антон не до конца понимал: как будто от желания целовать мужчину можно умереть. Но ведь это же не так. Не так? Затаскивая свое тело под душ, Антон надеялся свариться в кипятке и больше никогда не появляться на людях. Все тело казалось чужеродным, ненастоящим. Грязным. Слезы смешивались с водой, дрожащие руки обхватили плечи, а колени подогнулись. Даже столкновение с плиткой оказалось не больным. Шастун, голый и мокрый, сидел на полу под душем и буквально завывал. — Блять, блять, блять, — вода текла в рот. — Это пиздец, пиздец. Ногтями по плечам, по спине, по рукам и бедрам. Больно. Стыдно. Кипяток попадал на красные полосы, заставляя шипеть и скулить. Еще никогда ощущение такой жалости к себе не посещало шастуновское сознание. Поднялся с колен и вышел Антон только тогда, когда от пара и спертого воздуха головой приложился о кафельную стену. Не хотелось бы, чтобы все важные умозаключения преследовали его в душе. В зеркало смотреть побоялся, а просто мешком со всей вселенской жалостью ушел собираться. Все открытые окна немного проветрили и квартиру, и голову, потому что, застегивая рубашку, ей уже не хотелось удавиться. Приводить себя в божеский вид пришлось в считанные минуты, и, накидывая куртку на плечи, Антон уже почти не выглядел как человек, что рыдал, как ненормальный, еще полчаса назад. Уговорить себя не думать ни о чем ближайший вечер было достаточно просто, а вот исполнить задуманное — оказалось сложнее, ибо новое сообщение от Арсения осталось непрочитанным, а прочитанное — не отвеченным. Это было тупо и некрасиво, и потом придется извиниться и объясниться, но пока что даже взгляд в сторону диалога вызвал приступ страха и дрожащих рук. В машине накрыло в третий раз. Еще вчера здесь на соседнем сидении сидел Арсений и только одним своим присутствием заставлял неконтролируемо улыбаться. А сейчас хочется самому выбежать из этой машины и больше никогда в нее не садиться. Когда уже отпустит, а? А оно же обязательно отпустит, как только мозг поймет, что катастрофы не случилось. Но пока дрожащими пальцами вызывалось такси, предательские слезы снова скопились в уголках глаз. За руль пока не сядет, а то не дай бог убьется еще. Надо бы хоть минимально взять себя в руки и доехать до торгового центра за подарком, а после поехать обнимать семью и не думать вообще ни о чем. Идеальная тактика, и Антон будет ее придерживаться.

***

Толпа людей в торговом центре и легкая ненавязчивая музыка заставляли хотя бы не выглядеть как кусок грусти. Антону хватило обеспокоенного взгляда таксиста, больше не нужно. Радует, что заранее намеченный план можно было осуществить за полчаса и уехать туда, где поддаваться самокопаниям перманентно не получается. Где пахнет домом и любовью, где вкусно накормят и заобнимают. Все будет в порядке. Хотя бы немного. Подарок для мамы Шастун выбрал быстро, в цветочном тоже не задержался ни одной лишней минуты и старательно игнорировал абсолютно любую мысль, пока флорист упаковывал тюльпаны. В такси к родительскому дому ехал почти расслабленно, пялясь в окно на Москву. Только сейчас вспомнилось, что сегодня вообще-то наступила весна, но на душе что-то не по-весеннему абсолютно. Ох ты ж блядство. Дома уже ждали. Мама улыбалась так солнечно и ярко, что все свое нынешнее состояние пришлось запихнуть куда поглубже и не портить ей праздник. Антон хороший сын. Правда, та просканировала его чересчур внимательным взглядом и настороженно уточнила, все ли в порядке, и, кажется, отмашка «не выспался, мамуль» ее устроила. По крайней мере, сейчас. Тюльпаны поставили в вазу и оставили красоваться по центру стола. Антон вызвался помочь накрыть этот самый стол, пока Олег на фоне разговаривал с кем-то по телефону. Больше дела, меньше мыслей. — Ты выглядишь таким уставшим, Антош, — остановила его мама в проходе на кухню, когда забрать осталось только вилки. — Что-то тревожит тебя? — Не беспокойся, мам, — пришлось выдавить улыбку. — Была сложная неделя. И будет. Просто немного заработался. Все в порядке. — Точно? — и мама легко дотронулась к антоновскому локтю. — Ты всегда можешь поговорить со мной о чем угодно, знаешь? — Знаю, — и Антон раскрыл руки в объятиях. Знает и может, но точно не об этом. Как можно разговаривать о чем-то, когда в собственной голове такой бардак, что даже для себя сформулировать не можешь, не то, что для кого-то. — Ты у меня уже такой взрослый, сынок, — мама улыбалась тепло и мягко, со всей своей любовью и заботой. — Умный, красивый, хороший, самый лучший. И чтобы там не стряслось — все будет хорошо. Мама не станет обманывать. В носу что-то защипало. Как не вовремя. Спасибо большое хлопнувшей входной двери и голосу Позова, из-за чего пришлось разорвать объятия. Мама все равно очень внимательно осмотрела Антона с ног до головы, поправила воротник шастуновской рубашки, потрепала по голове и упорхала встречать гостей. И кто Антон такой, чтобы не сделать точно так же. Тем более Димку он всегда рад видеть.

***

Вечер прошел чудесно. Еда была вкусная, компания — приятная, и спустя каких-то полчаса Антон уже искренне смеялся, будто все переживания в миг перестали существовать. А это было не так. Ох, как не так. И Димка не помогал абсолютно, когда кидал какие-то обеспокоенные взгляды, и если бы не Катя, светлая и яркая, на которую тот отвлекался чаще всего буквально пялясь глазами-сердечками, то Позов утащил бы Антона разговаривать. Антон весь вечер наблюдал, как светятся рядом друг с другом Позов и Катя, и был безумно за них счастлив. Однако, мысли о чем-то подобном Антон отогнал от себя сразу и мгновенно. Чувства к Арсению не исчезнут по щелчку пальцев, и переключиться на кого-то… другого не получится. А во взаимность даже не верилось. Такой мужчина, как Арсений, должен стоить самого лучшего, а не двухметрового мужика, эмоциональный диапазон которого равняется тонкой березе. Потому Антон просто кушал, периодически участвовал в беседах, улыбался, делился историями с работы и был почти доволен. Прощались уже в 11, и, стоя в прихожей, мама всунула Шастуну пакет с кусочком торта и крепко обняла. — Все будет в порядке, — шепнула она на ухо уже перед самым уходом. Антон очень надеется. Такси должно было приехать через 7 минут, и прохладный воздух оказался очень кстати. В метре Позов садил Катю в подобное такси и сейчас — все нормально. Как будет дома — неизвестно. — Что случилось у тебя? — разумеется, Димка не мог не спросить и, стоило машине с Катей отъехать, он остановился напротив. — Почему, когда ты рассказал мне про Катю, то задал этот же вопрос в ответ? — через долгую минуту тишины. Отвечать вопросом на вопрос было невежливо, но другого Антон сказать не смог. Можно было отмолчаться, но последние несколько часов будто исчезли перед таким простым вопросом, и слова сами и непроизвольно вылились в... то, что вылились. А с мамой поговорить не смог. Идиот. — Я оказался прав? — Димка неожиданно развеселился. — Чего-то не выглядишь ты сильно счастливым. И кто она? — Это не она. — Что? — Позов заглянул в глаза. К счастью, он не выглядел чересчур ахуевшим. Просто удивленным. — Повтори, пожалуйста. — Мне, вроде как, нравится мужчина, — произнести проблему вслух — главный путь к решению этой самой проблемы. Молодец Антон. — Нихуя себе, — и Димка замолчал. Тут же осознанием ошибки ударило прямо в сердце. Слово — не воробей. Захотелось извиниться. И заставить предательскую слезу не скатываться по щеке. — Так, тихо-тихо, ты чего? — Позов опустил руки на чужие плечи. — Все в порядке, слышишь? Все абсолютно окей. — Нет, — слезы текли ручьями, и плакать на холоде было так же неприятно, как плакать при Димке. — Да, — Позов как мог, заключил Антона в объятия. — Ты не выбираешь в кого влюбиться. Твое сердце выбирает. Мужчина, девушка, не важно. Тебя это напугало? — Очень, — произнес Антон и продолжил плакать в дружеское плечо. — Я ничего не понимаю, не знаю, что делать дальше и как строить свои взаимоотношения с А… этим человеком дальше. Я не знаю, почему это случилось, и мне так стыдно, потому что мне кажется, что что-то не так, и что я разрушил нашу с ним дружбу, и… — Ну куда ты разошелся, Антох, — Позов отстранился и добродушно улыбнулся. — Для начала успокойся и вытри слезы, хорошо? — Антон небрежно вытер глаза. — Уже лучше. Ты очень далеко забегаешь вперед. Я бы посоветовал поговорить и действовать исходя из ситуации дальше. Но ты боишься, что потеряешь этого человека? — кивок. — А на взаимность Арсения ты не рассчитываешь? — С чего ты решил, что это Арсений? — интонация даже близко не приблизилась к возмущенной. Дима поднял бровь и уставился на него, как на дебила. — Нет, не рассчитываю. — А почему? — Потому что я ему не подхожу, — тяжелый вздох. — Он такой яркий и активный, и уравновешенный, и я понятия не имел, что мне могут нравиться мужчины, и… — Так, а не подходишь почему? — перебил Позов. — Я не знаю. — Я, конечно, могу ошибаться, — Позов обернулся на подъехавшее такси. — Но очень надеюсь, что не ошибаюсь. Один разговор, Антох, и ты увидишь, как все изменится. Не важно, в какую сторону. — Ладно, — ничего не «ладно», но во двор заезжало и шастуновское такси, поэтому пришлось прощаться. — Один разговор, — и Димка махнул рукой, запрыгнув в машину. — Один разговор, — повторил Антон уже в пустоту улицы и направился к своему такси. Легко сказать.