***
Антон настраивал себя как мог. И утренним кофе, и короткими объятиями с Арсением, напутствием от Кости и еще одним кофе — всё бестолку. Ибо стоило целой толпе завалиться в 7 часов вечера на свой корпоратив, так все переживания сменились только одним рабочим волнением. Весь день Антон проработал в какой-то прострации, хотя внешне ничего не изменилось. Страхи и сомнения боролись с приятными воспоминаниями о вчерашнем дне с Арсением под боком, и только благодаря им Шастун не свалился в истерике. Даша с разговорами не лезла, Женя на баре был занят работой, Арсений на кухне — своими делами, поэтому можно было спокойно вариться в котле собственной уязвимости. Шастун настолько заебал сам себя своими выводами и идеями, что злился на собственный мозг, как на врага народа. Вот бы злость трансформировалась во что-то другое: в работу, например, или, на крайний случай, в Арсения. Но тот улыбнулся ему при встрече и так нежно обнял, что Антон скорее разрыдается, чем разозлится на него. Отличный вариант еще больше отвлечься маячил прямо перед лицом в виде директора ивентной компании, который жал руку стоящему рядом с Сергеем Арсению и что-то вещал, лучезарно улыбаясь. А Антон нервничал. Если вам нужно было человеческое воплощение нервов, то вот — Антон. Стоит двухметровой кудрявостью и полы рубашки мнет. Хотя, если так подумать, за полтора месяца работы Антон достаточно привык к разным контингентам посетителей, и, к счастью, после Милованова конкретных уебков не попадалось, а эти люди вообще выглядели прилично и адекватно. Значит, все должно пройти гладко и спокойно. Компания, — человек 25, не меньше, — наконец-то расселась, и Антон, сделав два глубоких вдоха, включил все свое существующее обаяние и буквально силой влился в рабочий процесс. Главное, что ни о чем другом не думается. Еще бы Арсений не отвлекал своими глазами невозможными, на взгляд которых шастуновская шея буквально сворачивалась. Антон безошибочно, уже собственными глазами, находил чужие голубые, зная, что на него и так смотрят. Ну и что с тобой делать, Арсений? Это был риторический и неозвученный вопрос, и Антон не хотел получить ответ мгновенно, но Арсений или мысли читает, или… хер его поймешь что, но зачем-то Шастуна на склад тащит. — Чего ты такой взволнованный? — спросил Арсений, стоило двери за антоновской спиной закрыться. Какая же вы проницательная мышь, Арсений Сергеевич. — Хочется, чтобы все было идеально, — ответил Шастун, когда цепкий взгляд перестал прожигать дыру и отвернулся к овощам на стеллаже. — А зачем? — с усмешкой спросили. — Это важное мероприятие. — Да, — и Арсений снова повернулся к Антону. — Но Серёжа премию за идеальность не даст, а ты себя только изведешь. Расслабься, улыбайся, выгляди хорошо и ни о чем не думай. — Мой мозг работает немного по-другому, — смущенно в ответ. — Знаю, — Арсений подошел почти вплотную и опустил руку Шастуну на плечо. — Но это мелочи. Закопать себя в волнениях можно, но нужно ли? Ты справишься. Со всем. А я, если что, помогу. Договорились? — Договорились, — на выдохе. — Вот и умничка, — рука с плеча переместилась на кудрявую челку и заправила ее за ухо. — Покажи им всем свою очаровательную улыбку и покори ею еще несколько сердец. На этом Арсений подмигнул, легонько отодвинул шастуновскую тушку в сторону и шмыгнул за дверь. Ого. Антон аж выдохнул. Казалось бы, несколько реплик в самом неподходящем для разговоров месте, а как помогло. И почему в голове отбойным молотком долбилась мысль, что разговаривали они отнюдь не про обслуживание компашки в зале?***
На удивление, все закончилось неплохо. Антон, правда, устал, как собака, и, сидя в раздевалке самым последним, хотел лечь спать на скамейке и ничего больше. Болело все: начиная от ног, заканчивая локтем, которым случайно приложился о дверной косяк. Радует только, что вся рабочая нагрузка полностью отбила желание думать о чем угодно, кроме как «подлить ли вам шампанского?», и всего исходного. Ладно. Шастун буквально силой заставил себя встать, поскольку скамейка перестала выглядеть плохим вариантом, чтобы прилечь. Накинул куртку и огромным мешком вышел из раздевалки. Ночное небо с яркими звездами заворожило. Антон аж остановился и засмотрелся: сквозь стекло пробивались огни города, оранжевыми полосами вычерчивая пол, окуная «Аrt d'amour» в атмосферу ночной безмятежности. Как же это красиво. И как же это место олицетворяет Арсения. Со всей этой изысканностью и утонченностью, при этом яркостью и необычностью. Казалось бы, обычное стекло, а витражные вставки добавляют некой игристости. Один в один — Арсений. — Я думал, ты уже ушел, — внезапно послышалось за спиной, и Антон обернулся. Вспомни солнце, вот и лучик. Арсений выглядел таким же, если не более уставшим, и стоял на выходе с кухни в расстегнутой куртке и подаренной Шастуном кепке. Ну, что за прелесть. — Я тоже думал, что ты уже ушел, — ответил Антон, как только Арсений в два шага оказался рядом и остановился плечом к плечу. — Сегодня была моя очередь наводить порядок на кухне, — смешок. — Вау, великий шеф-повар Арсений Попов драит столы, — по-доброму пошутил Шастун. — Да, отбираю у уборщицы тети Любы всю ее зарплату, — рассмеялся Арсений, и Антону в этой точке захотелось остаться навсегда. Сердце опять заныло. Ну, сколько можно, а? — Так чего ты тут? — поинтересовался Арсений и уставился на Антона, заставляя того оторваться от разглядывания потолка. — Та завтыкал что-то, — плечи дернулись. — Понимаю, — Арсений перевел взгляд на потолок. — Когда строительство только закончилось, я первые пару дней отсюда буквально не вылазил. Ходил, смотрел, наслаждался, — взгляд вернулся к Антону, — любовался. — Не сомневаюсь, — тише, чем хотелось, ответил Антон. Взгляд от Арсения оторвать было невозможно. И, о Господи, как же Арсения хотелось поцеловать. — Ты на машине? — поинтересовался Арсений и корпусом повернулся к лифту. — Нет, — слово проглотилось вместе с… непоправимыми действиями. — Пошли, подвезу, — Арсений подмигнул и легонько коснулся шастуновского локтя. — Ты извини, но я настолько уебся, что лишняя минута здесь и уже скамейка в раздевалке будет выглядеть как самая удобная кровать. Антон только усмехнулся и поплелся следом. Забавно, что несколько минут назад он думал точно о том же. Интересно, как два здоровых мужика делили бы эту несчастную скамейку, а? Собственные мысли об этом заставили улыбку растянуться до ушей и, шагая в лифт следом за Арсением, буквально рассмеяться. — Чего ты? — поинтересовался Арсений, стоило лифту закрыться. — Подумал про один прикол, — Антон уже в открытую веселился и наблюдал за улыбающимся Арсением. Как вдруг свет потух. И лифт остановился. Секунд 30 было тихо. — Об этом приколе ты подумал? — спросил Арсений, и нервозность в его голосе буквально сквозила. — Н-нет, — это было уже ох как не весело. И ох как не вовремя! — Блять, ну какого… — Антон почувствовал, как Арсений нащупывает в темноте его локоть и пристраивается ближе. А потом коалой обхватывает всю его руку и что-то бурчит. — Ты боишься темноты, Арсений? — аккуратно поинтересовался Антон. — Да, и было бы здорово, если бы ты нащупал на стене рядом с собой кнопку вызова диспетчера, — чужой голос ломался. Как хорошо, что в темноте нельзя было увидеть, в каком умилении сломалось антоновское лицо. А можно ничего не делать и простоять вот так с Арсением целую вечность? Но чужое дыхание было прерывистым и до жути взволнованным, поэтому Антон свободной рукой нащупал телефон в курточном кармане и, пока экран не потух, быстро нашел кнопку диспетчера. Сначала было тихо, потом раздался скрежет, и голос какого-то мужика отразился от металлических стен. Арсений спохватился, от шастуновской руки не отрываясь, быстро объяснил кто и где в каком лифте застрял, на что диспетчер буркнул что-то матом и сказал ждать. А казалось бы, новый лифт. Зато лампа снова зажглась. Очень тускло, но зажглась. В таком освещении Арсений выглядел чертовски бледным. Напуганным. Но невероятно красивым. — Ждем, получается, — Антон и сам не понял, как обхватил Арсения второй рукой и немного притянул к себе, хоть необходимости в этом больше и не было. Но Арсений не сопротивлялся, наоборот, только теснее жался, а Антон и не возражал. — Ждем, — пропищал Арсений в ответ, утыкаясь козырьком кепки куда-то Шастуну в плечо. Потом отстранился, развернул кепку козырьком назад и уже уткнулся лбом. Очаровательно. — Ждем? — повторил Антон, крепче прижимая Арсения, уже по-настоящему обнимая. — Да, ждем. — Ждем, — тихо вырвалось снова. — Ждем, — еще тише повторил Арсений и оторвал голову от антоновского плеча, чтобы заглянуть в глаза. В голубых напротив бушевало море, искры, звезды — все на свете. Кажется, время закончилось в эту секунду. Антон еще никогда не был так близко к арсеньевскому лицу. Здесь явно какое-то двойное дно. — А долго ждать? — Я не знаю, — Антон смотрел в сотни глаз, но пропал в одних конкретных. В голове щелкнуло, а в сердце — распустился узел. Вот оно. Все стало на свои места. Пазл к пазлу. Именно в этой точке. — Я очень боюсь. — И я, — ответил Арсений, и Антон убедился, что не ошибся, и их разговор явно не про лифт. — И я не знаю, что мне делать. — И я не знаю, — Арсений выпрямился, но из объятий не вылез. Между их лицами было сантиметров пятнадцать, и Антон, кажется, боялся дышать. — Но ты справишься, помнишь? А я, если что, помогу. — Ты говорил то же самое пару часов назад, — антоновский взгляд упал на губы напротив. Свои буквально покалывало от того, как хочется. И ничего, абсолютно ничего не скреблось внутри. Ничего не сопротивлялось. А расстояние между лицами сокращалось. — Я знаю, — арсеньевские губы дрогнули в улыбке. — Можно? — сил хватило только на это. — Нужно, — выдохнул Арсений. Между их лицами оставались миллиметры. Антон вздохнул и подался вперёд. И пропал. Губы Арсения идеально совпадали с шастуновскими: они были мягкими и теплыми, немного шершавыми, но чертовски желанными. Антон прикрыл глаза и только сильнее вжал Арсения в себя, а тот даже не сопротивлялся, самозабвенно отвечая на эти ласки. Шастун буквально задыхался. Он откинулся спиной на лифтовую стенку, притягивая Арсения ближе, хотя, казалось бы, куда еще? Однако, Арсения в себя хотелось впитать. Запихнуть в сердце, душу, мозг — и не выпускать оттуда. Как будто он еще не. Мозг отключился, ведь стоило почувствовать абсолютно искреннюю чужую отдачу, Антон не смог себя больше сдерживать. Все мысли, сожравшие сознание за последние два дня испарились в секунду, как только Антон переместил руку с арсеньевской спины на затылок, и притянул еще ближе. Тот издал звук, похожий на глухой стон, но приветливо открыл рот шире, впуская антоновский язык. Они целовались как подростки, юные и пылкие, как будто впервые, потому что шарашило просто ебануться. Антон выцеловывал губы по очереди: сначала прихватил верхнюю, потом слегка прикусил нижнюю и оторвался, чтобы вдохнуть. Арсений выглядел как пиздец. С красными губами, широкими зрачками, затопившими почти всю голубую радужку. Сбившимся дыханием и слегка съехавшей набок кепкой. Невозможный. Шикарный. Антон переместил руки на чужую шею и большими пальцами легонько провел сначала по кадыку, а потом и за ушами. То, как Арсений подавился вдохом и прикрыл глаза, послужило спусковым крючком. Чуть позже придется поговорить по-человечески, но пока можно приподнимать арсеньевский подбородок и целовать эти прекрасные губы — слов не нужно. Все понятно и так. Шастун целовал-целовал-целовал. Если бы было можно, то съел бы всего Арсения целиком. Поцелуй был вообще не целомудренным, но через ласки их языков Антон транслировал всю накопленную нежность. Старался передать то, как Арсений дорог, как нужен и как важен. Как Арсений нравится. Антон оторвался только тогда, когда чужое возбуждение уперлось куда-то в бедро. Ого. А вот об этом он почему-то не подумал. — Извини, — хрипло выдавил из себя Арсений и попытался отстраниться, но Антон только сильнее притянул его к себе. — Все в полном порядке, — прошептал в ответ Антон и, не удержавшись, еще раз быстро чмокнул Арсения в губы. — Господи, что же ты со мной творишь... — А ты со мной? — чужое смущение выдавали вмиг покрасневшие щеки. — Чувствую, — и улыбка сама полезла на лицо. — Ну, прекрати, — Арсений снова уткнулся лбом в плечо Антона, смыкая руки в замок на спине где-то на антоновской талии. Как удивительно они поменялись местами. Смущенный Арсений мгновенно занял отдельное место в сердце. Как же Антона переебало. Вот это точно впервые: внутри как будто звезды взорвались, образовалась новая вселенная, столкнулись галактики… а нет, всего-то поцелуй с Арсением. Теперь то, что нужно. — Нам придется поговорить об этом, — начал Антон куда-то в чужую макушку. Слова притупились о кепку, но сами непроизвольно лились. Переживания закончились, и на их место пришла небывалая смелость. — Но ты мне очень нравишься, Арсений. И я не знаю, как дальше быть и что делать, и мой опыт с мужчиной ограничивается вот этим поцелуем, но как же ты мне нравишься. — И ты мне, Антон, — прошептал Арсений и поднял глаза. — Кажется, с первого взгляда. Как увидел тебя тогда в раздевалке, раздетого и смущенного, так в голову дало, я думал все. Мне было так страшно, но… — Я хочу поцеловать тебя еще раз прямо сейчас, — перебил Антон. Еще хоть одно слово с его стороны, и Шастун превратится в лужу прямо в этом чертовом лифте. — Я хочу, чтобы ты поцеловал меня прямо сейчас, — ответил Арсений и первым накрыл антоновские губы. Антон блуждал своими руками по чужой спине, задерживаясь то на лопатках, то на пояснице, почти бессознательно и не отдавая отчета своим действиям. Из-за чего то, как ладони сжали арсеньевский бок под курткой — Антон не понял. Шастун вжимал Арсения в себя и ни на секунду не отрывался от его губ. Арсений отдавался как в последний раз, буквально таял в руках, глухо выдыхал. Собственная слюна смешивалась с чужой, и это было восхитительно-чудовищно настолько, что все воспоминания о прошлых поцелуях казались серыми и искусственными. Ведь эти — настоящие. Чужое снова нарастающее возбуждение уже не испугало. Как и появившееся свое. В голове гулял какой-то ветер, и весь антоновский мир сузился до разнеженного и зацелованного Арсения. Антон провел своим языком по арсеньевским губам, почти целомудренно, оставил поцелуй-крошку в уголке и, заглянув в глаза и не встретив сопротивления, опустился к чужой шее. Арсений, кажется, заскулил. Но шею вывернул и в Антона крепче вцепился. Арсения хотелось зацеловать всего — каждую клеточку, каждую родинку. Но они в куртках. И в лифте. И сначала нужно поговорить. Арсений согнул свою ногу в колене и просунул ее между шастновских. Кажется, все происходит чересчур быстро, потому что чужой стоящий член, потирающийся об антоновское бедро, отрезвил в секунду. Не испугал, а заставил притормозить и подумать. — Ох ты, блять, — выдохнул Арсений и обессилено рухнул Антону на грудь, как будто они не целовались, а трахались. — Извини, вообще не контролирую себя. — Арсений… — прошептал Антон, поглаживая чужую спину под курткой. — Все в порядке, повторяю. Я не маленький мальчик. И не девственник. У самого крыша едет. — Я тебя ни в коем случае не тороплю, — тут же отозвались где-то в районе солнечного сплетения. — И вообще это все мелочи, и… — И давай мы поговорим об этом не здесь, — улыбнулся Антон и отлепил голову Арсения от себя, чтобы заглянуть в глаза. — Сначала выйдем из лифта, успокоимся, пропустим все через себя и с холодной головой поговорим? — интонация получилась вопросительная. И где было это всё благоразумие, когда кое-кто сидел и буквально истерил? А? Вот такие дела. — Ты восхитительный, я говорил тебе? — Арсений быстро потерся своим носом о нос Шастуна и улыбнулся. — Ты прав, конечно, прав. Мы взрослые люди и будем вести себя по-взрослому. — Сказал бы мне кто пару дней назад, — Антон чмокнул этот самый нос, — что все будет так, я бы, может, и не бился в истерике. — Совсем хреново было? — как-то виновато поинтересовались. — Сейчас это не имеет никакого значения, — сквозь улыбку. — Точно? — Абсолютно. — Господи, Антон… — закончить Арсению не дали хрипы из динамика и голос того же мужика, сообщившего, что через минуту они поедут. — Я и совсем забыл про это, — засмеялся Арсений и отлепился от Антона. Такая дистанция казалось чем-то чужеродным, и стоило застегнуть куртку и дождаться, пока Арсений застегнет свою и поправит кепку, Антон подцепил мизинцем арсеньевский. Тот улыбнулся, окинул взглядом этот абсолютно восхитительный жест, а потом переплел их пальцы. Антон потерялся нахуй. Мужик не обманул, и лифт через минуту действительно поехал, возвращая нормальное освещение. Перед выходом руки пришлось разлепить, поскольку стоящий прямо возле лифта охранник виновато извинился за то, что вырубил электричество, думая, что все уже ушли. Антон заверил, что все в порядке, хотя мог буквально кланяться человеку в ноги за оказанную помощь. Охранник вряд ли этот жест оценит и тем более ничего не поймёт, поэтому они с Арсением синхронно бросили «Доброй ночи!» и вышли на улицу. В мартовскую ночь, ясную и безветренную. Чтобы сейчас сесть в одну машину и смиренными, но абсолютно довольными ехать по полупустой Москве и наблюдать, как внутри расцветает что-то новое и восхитительное. Цепляться мизинцами и стрелять глазками, пока светофор горит красным. А потом целоваться под антоновским домом, мокро и до звезд в глазах, снимая чужую кепку и зарываясь в арсеньевский волнистый затылок, пропуская пряди сквозь пальцы, просто потому что, ну, хочется. До покалывающих губ, дрожащих ног, сбившегося дыхания. А потом улыбаться во все 32, махать ладошкой уже возле подъезда и быть абсолютно точно счастливым. В сердце — никаких узлов. В мыслях — только штиль. И все так, как надо. Полностью.