аrt d'amour

— Ну я же просил, — пищит Арсений, но все равно расплывается довольным котом, стоит Антону на его пороге появиться в пальто и с букетом ромашек. Ну, просил Арсений не «пытаться его впечатлить», но кто Антон такой, чтобы это услышать, учитывая, как ярко загорелись голубые глаза, даже в полумраке прихожей, и какой мягкой улыбкой расцвело арсеньевское лицо. Всю субботу Антон потратил на переход от стадии отрицания к стадии принятия: перенервничал, еще раз догнался слезами, в истерике позвонил Диме и вывалил все разом. Выслушал позовские сначала возмущения, потом напутствия, ахуел от пространного: «ну и ты это… в интернет залезь там…», переспросил, но Позов только отмахнулся и сказал, что занят. Перед тем, как сбросить, искренне порадовался и сказал, что по Антону было видно. И предупредил, что если Арсений его обидит, он его убьет. Шутил, конечно, но проверять не хотелось. В интернет Шастун все же залез. Сам не понимая зачем и почему, и если сначала он штудировал сайты с «идеями букетов для первого свидания», то уже через полчаса сквозь пальцы смотрел на гейское порно и мысленно завывал. Потому что это был пиздец. Антон мальчик не глупый и все и так прекрасно понимал, но одно дело размышлять теоретически, другое — видеть практическое применения. Потом загнался из-за этого. Арсений его абсолютно точно привлекал, их жаркие поцелуи Антона действительно возбуждали, но одна мысль об интимной близости вызывала просто неконтролируемую панику. Антон не сомневался в благоразумии Арсения, но их гипотетический секс казался чем-то ужасным. А это не так, поскольку Антон — взрослый мальчик, а Арсений еще больше взрослый мальчик, и людям свойственно хотеть друг друга физически, и в этом нет ничего постыдного. Всегда можно открыть свой рот и спросить. Или попросить. Или сказать нет. Да и в первую очередь Арсения хотелось распробовать. Порадовать чем-то приятным, подарить цветы, вывести на заливистый смех, покатать на машине по ночному городу, побаловать подарками. Но Антон — ещё и полнейший профан, и если Яся очень умело намекала на то, как и чего ей хочется, то здесь придется обсуждать все заранее и в лоб, потому что ключи от чужой головешки еще не появились, а опростоволоситься не хочется. Яся была приятным прошлым, а Арсений — великолепное настоящее. И чтобы там не готовилось для их судьбы, Антон выдержит и справится — Арсений же обещал справиться вместе. Оставалось дело за малым — отключить мозг. И наслаждаться тем, что происходит. И все-таки купить цветы. Штук 30 ромашек, перевязанные бечевкой, выглядели просто и со вкусом. Арсений хоть и транслировал деланную несерьезность, но по морде довольной понятно — рад. Даже очень. — А еще я заказал нам ужин, — голос Антону пришлось немного повысить, потому что Арсений упетлял на кухню, а Ласточка слишком громко крутилась рядом. — Привет, красоточка! — и мокрый нос уткнулся прямо в шею, пока шнурки на ботинках только развязывались. Антоновы руки окунулись в густую шерсть и потрепали животное по голове. — Ласточка, ну отвали, не мешай — это уже арсеньевские руки отодвинули собаку обратно в сторону гостиной. Антон разулся и выпрямился. Арсений выглядел как с обложки модельного журнала, и теперь Шастун имеет все шансы это рассмотреть: тот действительно вырядился в рубашку, но рукава подвернул до локтей, расстегнул две верхние пуговицы, обнажая кончики острых ключиц и изящную впадинку между ними. Захотелось приложиться губами прямо туда. Арсений побрился и уложил волосы, и если Антон сейчас не рухнет прямо перед ним на колени от этой ослепительной красоты — будет победа. То, что Шастун вообще засмотрелся, он понял только тогда, когда Арсений оказался буквально вплотную и скользнул своей рукой сначала по шастуновской шее, а потом зарылся пальцами в кудрявый затылок, немного опустил его голову на уровень своей и прямо в губы прошептал: — Это пальто взорвало мне башку, потому что ты в нем выглядишь как самый настоящий пиздец. Антон не собирается с ним спорить. А вот сжать чужую талию, притянуть Арсения ближе и впиться в его губы — собирается еще как. Уже в который раз, а сознание выключается, как в первый. С Арсением иначе просто не получается: стоит к нему дотронуться, услышать, поцеловать — мозг поднимает табличку с надписью «я по съебам» и испаряется. Они не распаляют друг друга — в этом нет необходимости. Аккуратный и нежный поцелуй, обыденный для двух людей, которые встретились после недолгой разлуки. Обычное приветствие, легкое и приятное, теплое и светлое. И Арсений в антоновских руках такой теплый и приятный. Наконец-то без барьера в виде курток, машины и остальных приблуд. Простое настоящее мужское тело. Живое. Желанное. — И знаешь, в чем главный прикол? — Арсений прервал поцелуй. — У меня в шкафу висит точно такое же, только белое. И Антон рассмеялся. Искренне и заливисто. Он еще от их одинаковых курток не отошел, а тут еще и пальто. — Очаровательно, — Антон оставил поцелуй на кончике арсеньевского носа и переместил руки на чужую поясницу. — Когда приедет еда? — спросил Арсений, не собираясь отстраняться. — Думаю, минут через двадцать, — они синхронно опустили взгляд на Ласточку, решившую напомнить о своем существовании глупым человекам, усевшись к ним в ноги и завиляв хвостом. Антон оторвал одну руку от Арсения и погладил собаку между ушей. Потом зыркнул на Арсения, что смотрел на это с выражением глубокой удовлетворенности, расплылся в улыбке и повторил этот жест уже с арсеньевской макушкой. Тот что-то пытался бурчать, но Антон накрыл его губы быстрым поцелуем. Так началось их первое свидание.

***

Хотя свиданием это можно было назвать только номинально, потому что стоило забрать пакет из итальянского ресторана, — любимого заведения антоновых родителей, — с пастой, салатами и бутылкой хорошего вина — в этом исчез весь клишированный пафос. Арсений действительно достал свечи, о которых шутил в пятницу — длинные, красивые, еще и в медных узорчатых подсвечниках, которые расставил под телевизором. Он также включил незамеченную ранее гирлянду, висящую на карнизе белыми каплями, потом как-то неуверенно помялся по центру собственной гостиной, развёл руками и удалился в спальню, вернулся оттуда уже в обычной футболке и довольной тушкой упал на диван. Антон, наблюдавший за этой минутной сценой, до покалывающих пальцев хотел Арсения в объятия заграбастать и шептать ему: «очаровательный-очаровательный-очаровательный». А тот глянул на Антона своими глазами невозможными из-под ресниц, развел руками и приглашающе ладошками поманил. И кто Шастун такой, чтобы сопротивляться? Он в два шага преодолел расстояние от окна, возле которого стоял истуканом, к дивану и буквально мешком с картошкой рухнул на Арсения. Тот крякнул, но Антона в своих руках сжал, удобнее двигаясь к спинке и переплетая их ноги. Антон сомкнул свои ладони на чужих лопатках и почувствовал, как один конкретный нос уткнулся куда-то в ключицы. Как же хорошо, мама дорогая. — Может, сначала покушаем? — тихо спросил Антон в чужую макушку, поглаживая арсеньевские лопатки, когда тело в его руках размеренно задышало. Обниматься вот так очень здорово, но паста, оставленная на кухне, вкусно пахнет и желудок не противится отзываться. — Давай еще чуть-чуть полежим? — интонация получилась вопросительная. — Конечно, давай полежим. — Я снова волнуюсь, блин, — отозвались в районе солнечного сплетения. Антон прекратил мерные поглаживания, переместил руку на чужую шею и аккуратно погладил за ушами. Успокаивая, заземляя. — Как подросток, честное слово, а мне через 2 недели 34 года, господи. Но ты вызываешь во мне такой трепет, и я боюсь показаться глупым, странным, каким-то непонятным. Хочется сделать все правильно, не стать для тебя триггером, потому что я вспоминаю свое осознание тяги к парням, и ты еще держишься… молодцом. И я до сих пор думаю о том, что мне стоило взять себя в руки и подойти к тебе первым. Потому что я все видел. Я все замечал. И… — Арс, — Антон перебил. Это «Арс» вырвалось так естественно и так рычаще-нежно, что Антон моментально влюбился в это произношение. — Не нужно взваливать на себя лишний груз. Я в порядке. И ты в порядке. Я же не ребенок и в состоянии разобраться с собственными чувствами, желаниями и эмоциями. Просто ты… такой чудесный и безумно нравишься мне со всеми своими особенностями, и меня тем более пугает, что я не знаю, как себя правильно вести. Хотелось бы рассчитывать на практические указания. Мы ведь взрослые люди, помнишь? И в состоянии вести себя цивилизованно и здоро́во. Разговаривать друг с другом. Делиться напутствиями, поддержкой и советами. Хорошо? — Конечно, — и арсеньевские губы легко дотронулись куда-то в район кадыка. — Как же меня переебало, ты бы знал. Меня так тянуло, так хотелось тебя узнать. Каждый раз прикасался к тебе, а потом ходил с ощущением твоего фантомного тепла. Ты улыбался, а у меня мозг отключался. — А я подвозил тебя крайний раз, помнишь? — кивок. — Ты вышел, а я сижу и думаю о том, как мне хочется тебя поцеловать. — А сейчас? — Всегда хочется, — Антон зарылся в чужой затылок и заставил Арсения посмотреть ему прямо в глаза. Живот заурчал. А улыбка расползлась до ушей. — Но потом мы покушаем. Какое свидание без еды? — А какое свидание без поцелуев? — Арсений неловко приподнялся на локте и замер в миллиметре от антоновских губ. — Первое. — Тогда мы уже отступили от правил. — Ну и к черту их тогда, — и Антон сократил расстояние между ними. Арсеньевские губы на вкус были как смысл жизни. Антон не знал возможно ли дальше существовать без них: как не перехватывать нижнюю по очереди с верхней, как не проходиться своим языком по кромке чужих зубов, как не переплетаться им с языком Арсения. Казалось бы, если еще неделю назад сама идея подобного жеста вызвала страх и отчаяние, а слезы обжигали щеки солеными дорожками, то сейчас можно до дрожащих пальцев ног прижимать Арсения к себе и целовать-целовать-целовать... Антон уже не боялся и не волновался — он отдавался полностью. В эти чувства, в эти поцелуи. В Арсения всего. И знал, что ему отвечают сполна. В голову дало настолько, что Шастун и не понял, как Арсений оказался под ним. О физическом возбуждении не думалось. Но то, насколько Антон был эмоционально взвинчен и раскален, буквально искрами выливалось из всех щелей. В голове плавали мысли только о том, как этого человека хочется заласкать и разнежить. Потому что Арсений в руках буквально горел: обвивал своими руками антоновскую шею, тяжело дышал и не отрывался ни на секунду. Антон оторвался и оглядел Арсения буквально за несколько секунд — губы красные и распухшие, ресницы дрожат, зрачки затопили всю радужку, ранее идеальная укладка сбилась и заметалась по мягкому быльцу, а футболка съехала на одно плечо, оголяя ключицу. Шастун почувствовал себя вампиром, потому что зубы буквально зачесались от того, как хотелось эту ключицу прикусить, чтобы потом… Живот заурчал. Вся интимность момента разлетелась в пыль. Арсений хмыкнул, а потом тихонько хихикнул. — Ну чего ты смеёшься, козел, — и Антон захихикал в ответ все еще лежа на Арсении. А того уже было не остановить. Смешки переросли в полноценный хохот и Арсений, выпутавшись из кокона антоновских рук обхватил шастуновскую спину и уже во все горло смеялся, притягивая Антона к себе. А Антон засмеялся тоже. Удивительный контраст, но от этого не менее волшебный. — Ну все, Арсений, — прохрипел Антон, переводя дух. — Пошли поку… На спину прыгнули. Килограмм 20 пушистой тушки приземлилась аккурат на позвоночник, заставляя лишь прокряхтеть и свалиться обратно на Арсения. А тому, видимо, и в кайф. Только сильнее заходится смехом и вообще не сопротивляется тому, что… его мужик и его же собака лежат на нем сверху. Эти двое сведут Антона с ума. Уж поскорее бы. — Так, все, — Арсений наконец-то успокоился. — Ласточка, а ну пошла на место. Слазь, пушистая жопа, давай. Та громко гавкнула, — кажется, Антону заложило ухо, — но спрыгнула на пол. На место не ушла, но все равно ей спасибо. — И ты тоже слазь, — Арсений потрепал Антона по кудрявой макушке. — И кушать пойдем. Согласен, паста пахнет просто восторг. Антон поднялся на локтях, почувствовал, как хрустнула поясница, поймал арсеньевскую улыбку своими губами, потом оставил короткий поцелуй на носу и кое-как встал. Оглянулся на Арсения и подал ему руку. Тот чересчур элегантно поднялся на ноги, подмигнул и вприпрыжку удалился на кухню. Ну, какой же он вау. Шастуновская улыбка улетала куда-то в полумрак пространства, а в голове была только одна мысль — как же невероятно хорошо. Пусть так и остаётся.