аrt d'amour

Смех, вкусная еда, приятное вино, частые поцелуи по поводу и без, разная музыка и полумрак — это лучшее, что могло случится с Антоном в это воскресенье. Сначала Шастун порывался помочь, но Арсений усадил его за стол и приказал ждать: сам сходил за свечками и перенес их на кухню, заботливо разобрал пакет из ресторана, поделился историей знакомства с шефом этого самого ресторана — на какой-то тусовке, через знакомых знакомого, но пить просекко с бутылок и орать песни «Короля и Шута» Арсению с этим Федором понравилось. Потом, как курица-наседка, буквально за минуту идеально засервировал стол красивейшими тарелками, достал обещанные бокалы, очень изящно открыл вино, разлил по правилам этикета идеальное количество, даже не глядя. Он уселся напротив, отодвинул вазу с ромашками так, чтобы их лица ничего не закрывало, и лучезарно заулыбался. Ласточка легла Антону в ноги, всей своей пушистостью согревала в придачу к отоплению и чувствам к Арсению. А Шастун что? Шастун закончился всем своим существом. Это пик эмоциональной разрядки: Антон или словит откат потом, или взорвется от переизбытка. Но пока Арсений поднимает бокал по направлению к его собственному, и легкий звон отражается от кухонных стен. — За нас. — За нас. — А теперь давай разговаривать, — Арсений сделал глоток и уткнулся в пасту. И они разговаривали. Обо всем. О страхах, переживаниях, сомнениях. Антон вывалил все, что сидело внутри и тревожило: как заинтересовался Арсением, как увидел в нем нового друга, был поражен тем, насколько тот другой и необычный. И как тянуло, и как замирало сердце, и хотелось, и кололось. Как умывался слезами, как в приступе истерики признался Димке раньше, чем самому себе. Как хотел прочертить границы, а потом сам под натиском собственных чувств не смог. И насколько это все жуть как неловко и смущающе, и в равной степени захватывающе и ново. Такое необычное, но такое желанное и интересное. И как он на самом деле рад, что может в открытую говорить об этом всем. Только тему секса не поднял — постеснялся. Да и предпосылок не было. А Арсений просто взял его за руку, с нежностью заглянул в глаза и пообещал стараться. Не ради того, чтобы все было хорошо, а просто ведь, ну, небезразличен. Чтобы вместе им стало лучше, чем порознь. — Я ведь тоже растерян, — и арсеньевский большой палец аккуратно продолжил поглаживать костяшки антоновской ладошки. — И не такой гуру, каким ты меня считаешь. То, что я когда-то был с мужчинами, не то же самое, что я чувствую к тебе. Потому что ты мне искренне нравишься, я, кажется, уже говорил, и тебя терять я не намерен. Но мы умеем разговаривать? Умеем. И все получится. И все получилось. Сначала получилось опьянеть то ли от вина, то ли от Арсения, и не понятно от чего больше. Тот расслаблялся с каждым новым словом, смотрел открыто и искренне, а беседа лилась своим чередом, без заминок и неловкости. И то, как Арсений раскрывался с необычных сторон, делало его менее недоступным все больше и больше. Да и какая, к чертям, недоступность, если вот сидит Арсений и делится рассказами из университета, задевает под столом своим коленом колено Антона и светит-светит-светит. Такой великолепный. И этот «великолепный» резко подрывается, заставив встрепенуться и Антона, и Ласточку, вскидывает руки вверх и говорит, что они обязаны пойти танцевать. Танцевать, так танцевать. Антон же говорил, что пойдет куда угодно, лишь бы с Арсением? Еще раз повторит. И потанцует под разнообразный плейлист смешанного Продиджи и бессмертной классики, стоя в центре гостиной и подпевая трекам, слов которых и знать не знает. И Арсения к себе притянет, захватит в кольцо из рук и зацелует все его лицо, пока с телевизора играет что-то из известной фильмографии. Зарыться в чужие волны на затылке, обвести пальцами уши, скулы, шею, оставить легкий поцелуй на щеке, в уголке рта, под подбородком, а потом поймать своим ртом арсеньевскую улыбку. — Кто бы подумал, что ты настолько тактильный, — и это Арсений уже шептал в поцелуй. Никто бы не подумал. Антон и сам бы не догадался, что физическое подтверждение другого человека рядом будет чем-то необходимым. Потому что мозг понимает, что его чувства взаимны, они с Арсением… в отношениях, никто никуда не денется, но человеческое тепло, рельеф мужского тела, ягодный запах — это все превратилось в наркотик. Единственный, который Антон готов был употреблять и не останавливаться.

***

И все следующие две недели тоже получалось. Как только началась рабочая неделя, Антон оказался втянут в малопонятную аферу, когда Сергей с лицом самого загадочного человека в мире сунул ему в руки конверт с деньгами и продиктовал адрес. Никаких указаний не дал, просто скомандовал посреди рабочего дня прямо в официантской рубашке поехать туда. Этим местом оказался жилой дом, где под одним из подъездов его ждала одна барышня, подлетевшая к нему с таким же конвертом, стоило Антону выйти с такси. Та пересчитала деньги, пожелала хорошего дня, сказала «передавать привет Сереженьке» и убежала. Буквально убежала, несмотря на то, что была весьма крупного телосложения и не самого молодого возраста. В конверте оказались два билета на какую-то артхаусную выставку в пригороде Москвы. Антон сильно недоверчиво возвращал эти билеты Сергею, на что тот выдал восторженную речь о том, что «Арсений этой выставкой ему весь мозг проел, удивительно, почему не тебе». Тут-то пазл и сложился. Арсеньевское день рождения маячило впереди, и это, очевидно, был подарок от всего рабочего коллектива. Шастун, правда, так-то об этом не знал, к тому же и не скидывался, и абсолютно логично задал этот вопрос Сергею. Тот посмотрел на него, как на идиота, расплылся в хитрой улыбке и выдал самую внезапную в мире вещь: — Думаю, у тебя найдутся другие способы его порадовать, Антох. Пиздец. Антон залился краской, засмущался, подавился вдохом и быстро ретировался обратно работать. К счастью, все были заняты собой и своими делами, и никто не заметил, как один конкретный официант по имени Антон Шастун в тон цвету катиного нового маникюра шмыгнул в уборную. Какая-то детская злость переполняла шастуновские мысли из-за того, что Сергей так пошутил. Хотя то, что его мозг сам возвел эту шутку в пошлость — проблема исключительно Антона. Зато в голову тут же пришла идея подарка. Скорее всего, Арсений будет в восторге. Сам же Арсений расцвел. Антон так вдохновился идеей проводить с Арсением больше времени вне работы, что на второе «свидание» повез его в зоопарк, где непонятно кто получил больше удовольствия: Арсений, скачущий, как ребенок, или Антон, расплывающийся каждый раз от восторженных «ну какая тигра красивая, прямо как ты», «видишь две капибары сидят рядышком? Это мы» и прочее, что сгенерировала эта чудесная головешка. И макдональдс, заказанный в 11 ночи на мак драйве, съеденный в машине на задних сидениях — был самым вкусным. И поцелуи на все тех же задних сидениях, — жаркие и сладкие, жирные от бургеров и картошки, — были просто отвал башки. Погода быстро перестраивалась на весеннее русло, и однажды, не сговорившись, они вдвоем пришли в своих одинаковых пальто. Костя ржал, Надя сделала вид, что слепая и никак не прокомментировала, Катя только глаза закатила и сказала, что Арсению идёт больше. Коллеги вообще либо очень умело делали вид, либо действительно ничего не заметили, — кроме знающих Кости, Кирилла и Сергея, — ибо кому какое дело до изменившихся отношений Антона и Арсения. Учитывая, если тут Лизочка систематически стала приезжать с Денисом, здороваться со всеми, улыбаться, вежливо участвовать в диалогах и даже вместе обедать. Антон за компанию с Женей и Лешей однажды все-таки не удержались и выловили Дениса с расспросами. Тот неоднозначно повел плечами, подмигнул и ответил что-то в стиле «это было проще простого». Что ж, ну хорошо. Весна чересчур сильно повлияла на людей. И спасибо ей за это. Еще в один совместный выходной Арсений потащил его гулять — Шастун не сопротивлялся. Они вдвоем пролазили как минимум половину Москвы, покатались на колесе обозрения, а потом прятались в каком-то безлюдном закоулке между домами и целовались, пока губы не онемели. На работе сохранять минимальную дистанцию было проще простого — всегда можно наткнуться на чужую улыбку или нежный взгляд. Зацепиться мизинцами, провести ладошкой между лопаток, когда проходите мимо. На крайний случай в туалете закрываются двери. Один раз Антон, загруженный и взмыленный, сам не понял, как выцепил Арсения с кухни, затолкал в уборную и минуту просто обнимал. Просто это было необходимо. Рядом с Арсением голова не пухла, мозги не кипели и клиенты не вызывали перманентное раздражение. С Арсением было спокойно и тихо. Его руки массировали кудрявый затылок, а Антон понимал, что чувствует слишком много. Ни одна живая душа еще не вызывала такого. Какой же Арсений внеземной все-таки. И Антон, кажется, его очень… За пару дней до арсеньевского дня рождения они вдвоем, не сговариваясь, двинулись пешком в сторону его же дома. С утра погода радовала теплыми лучами и сухим асфальтом, так что ехать на машине было каким-то кощунством. Темы для разговора как будто не заканчивались вообще. Каждый раз находились интересные диалоги, истории и шутки. Антон из раза в раз задавал сам себе вопрос: «Как устроен этот чудесный мозг?». Как он генерирует каламбуры, при этом располагает в себе какие-то супер узкопрофильные знания, о которых Антон не то что не думал, а и знать не знал. Вот бы получить возможность попутешествовать по чужой голове, чтобы убедиться, насколько там прекрасная планета, где все непонятно. — Я подумываю рассказать родителям о том, что мы… вместе, — Антон и сам не понял, как сказал это, стоило остановиться под подъездом. Ночь была тихая, сухая, звездная. В неярком свете луны сердце обгоняло мысли. Арсений прикрыл глаза и подцепил шастуновские пальцы своими. Антон чувствовал, как горит чужая ладонь. Или это собственная? — Мама еще давно заметила, что что-то в моей жизни происходит, и мне бы не хотелось утаивать от них такой секрет. Я чувствую, что должен признаться. Если ты против, я и слова не скажу о тебе, просто поделюсь новыми открытиями в себе и своих чувствах. Хочу, чтобы они поняли и приняли. Если не приняли, то хотя бы… были в курсе. Арсений не перебил и ничего не ответил. Просто смотрел глазами своими голубыми, а там как будто все ответы на шастуновские вопросы. Отражение. Чистый лист. Широкие зрачки — глубинная нежность, теплота чувств. Родное. Свое. Это что-то на запредельном уровне, поскольку Арсений молчит, а Антон все равно понимает, о чем тот думает в эту самую секунду. — Я не представляю, за какие заслуги ты мне достался, Антон, — и пальцы перепились в замок. — Ресторан у тебя ничего такой, — Антон наклонился к чужому лицу. — И собака. — И она тоже, да. И легкий поцелуй. Невинный, аккуратный, осторожный. — Ты не хотел бы зайти? — Арсений прошептал прямо в губы. — Уже поздно, Арс, а на работу… — Я понимаю. Вместе с утра и поедем. — Я… — а что ты, Антон? Аргументов против не нашлось, даже где-то в глубине души. Чтобы там не подразумевал Арсений под предлогом «зайти» — Шастун зайдёт. — Был бы не против. И они пошли. Не расцепляя руки и плечо к плечу. Поднявшись к Арсению, тот бросил «чувствуй себя как дома», нацепил на скачущую в ногах Ласточку поводок и сказал, что скоро вернется. Антон и не сомневался. Он вымыл руки, перехватил печеньку из стоящей на столе вазочки, отвлекся на сообщение из рабочего чата и отлип только тогда, когда в шею сзади поцеловали, а руки обвились вокруг талии. — Чай и баиньки? — Арсений спросил в шастуновский затылок. Антон каждой кудряшкой чувствовал теплоту чужого дыхания. — Чай и баиньки, — собственные пальцы переплелись с арсеньевскими. И это был самый вкусный в мире чай. Обычный, черный, с лимоном и сахаром, но его заваривал Арсений, что автоматически исключает понятие «обычный». Потом, на правах гостя, Антон первым сходил в душ, получив специально выделенный комплект одежды, — футболка Арсения оказалась узковата в плечах, — залип с гостиного окна на сквер, в котором они однажды гуляли, размеренно поглаживая собачьи ушки. Шастун покормил по просьбе хозяина эту самую собачку, дождался из душа Арсения и потерял дар речи от того, каким же тот был нежнейшим. В мягкий светлой пижаме, слегка влажными волосами, следом от зубной пасты в уголке губ, который Антон аккуратно стер большим пальцем. Это был самый шикарный Арсений. Его Арсений. Тот протянул руку и поманил за собой в спальню. Абсолютно категорически интимный жест, лишенный пошлости полностью. Арсений не соблазнял, а предлагал свою душу. Был одет, но обнажен. И Антон сдался. Казалось, что сдался еще тогда, когда впервые захотелось поцеловать эти губы напротив, но нет — именно в этот момент. Окончательно и бесповоротно. Антон влюбился в Арсения. Ладонь в ладонь, шаг в шаг, и вот за Антоном закрывается дверь в спальню. Ничего необычного, стандартная комната с широкой кроватью, шкафом, тумбочкой и очередной «пальмой» в углу, но Шастун видел только человека перед собой. Который задернул шторы, потянулся до хруста в позвоночнике, откинул одеяло и рухнул звездочкой на кровать. — Иди обнимать меня. — Иду, — и Антон свалился рядом. Арсений тут же завозился, что-то пробурчал, кое-как накинул на них обоих одеяло и придвинулся вплотную. Обнимать, так обнимать. Антон почувствовал, как чужие ноги пролазят между собственных голеней, кнопочный нос утыкается в район ключицы, оставляя там короткий поцелуй, а арсеньевские руки, загребущие, смыкаются на лопатках. А как не расплавится здесь, в этих объятиях? Шастун только сильнее прижимает Арсения к себе и медленно поглаживает вдоль позвоночника. В голову стрельнула мысль, и, хватая ее за хвост, Антон подумал: «А почему бы и нет? » Совсем не давая себе времени, чтобы передумать, запустил ладонь под арсеньевскую футболку, продолжая движение уже по голой коже. Мягкой, теплой, бархатной. С еле-еле заметными точками-родинками и мелкими волосками. Арсений оставил еще один поцелуй на ключице и через минуту затих. За дверью послышалось шебуршание, потом звук когтей, спружинила ручка, и спустя мгновение пушистые лапы топтались в районе ног. — Ты уверена, что тебе можно на кровать? — зачем-то прошептал Антон в сторону Ласточки, будто собака ответит. — Ей все можно, — вместо нее ответил Арсений. — Вам обоим все можно. Всегда. — Ну надо же, какая щедрость, — легкий поцелуй затерялся в темной макушке. — Просто неслыханная, — еще тише отозвался Арсений. И так закончилось 18 марта. В тепле. И любви.