***
Открыв глаза, он обнаружил, что находится в странном месте. Оглядывается озадаченно, задерживает взгляд на смолистом, густом и глубоком небе, освещаемый одним лишь светом луны. Смотрит себе под ноги — стоит на грани между всепоглощающей тьмой, где нет ничего, кроме пустого мрака, и белоснежно чистым, пушистым покрывалом блестящего на лунном свету снега. Почему-то чувствует себя неуверенно, боязливо, словно этот снег может его убить. Пытается отойти от чистой поверхности, но ноги не двинулись с места. Прожигает напряженным взглядом этот треклятый снег, никак не желая ступать на этот идеально уложенный на землю слой ваты. Не хочет запачкать. Запятнать что-либо чистое, невинное своей грязью, состоящей из одних грехов. Он недостоин трогать что-либо подобное. Но тело думает по-другому, оно двигается вперед против его воли. Ступня тяжело опускается на хрустящий снег, и под подошвой тут же образовалось кроваво-красная клякса. Он рвано втягивает морозный воздух через ноздри, чувствуя волнение, будто сейчас прийдет кто-нибудь и ударит его за то, что запятнал белый снег. Не знает, чем руководствуется его тело, когда начинает быстро бежать, как от чудовища. Сердце громко колотилось в ушах. Смотрит вниз, как после его широких шагов остаются неровные алые следы. По какой-то причине оборачивается и видит, что земля в нескольких метрах от него начинает трескаться, полностью окрашиваясь в кровь, по кусочку падая куда-то вниз, в чёрную бездну. Паника охватила разум. Смотрит только вперед, лишь боковым зрением замечая, как голые, покрытые инеем, худые и безжизненные деревья пропускают его, расставляясь рядами по бокам. Видит, что по деревьям ползут красные, ломаные линиии, словно трещины или вены, которые высасывают и так небольшое количество жизненной энергии у пострадавших от суровой зимы деревьев, заставляя их чернеть, хрустеть, и также падать в бездну вслед за темно-красной землёй. Понимает, что это всего лишь какой-нибудь осознанный сон. Но отвращение, презрение к себе никуда не девалось. Почему-то ему было стыдно смотреть вниз, стыдно видеть кровавую грязь на ране белоснежном, идеальном снегу у себя под ногами. Он считает себя грязным. Всегда считал. Со сбитым к чёрту дыханием и не щадящим морозным воздухом на щеках не замедляется, даже когда видит перед собой только наполовину заледеневшее тёмно-синие, явно глубокое озеро. С разбега прыгает на тотчас покрасневший, мутный и неровный поплавок льда. Слышит громкий треск и, не успевая подумать и определить свой следующий план действий, прыгает дальше, удачно приземляясь на более широкий кусок льда. Снова треск. Дальше земля не осыпалась. Она остановила процесс разложения, как только дошла до края озера. Скарамучча спрыгнул с последнего, финального ледяного островка, падая на снег. По зимнему лесу раздается протяжный, истошный хриплый крик. Безупречный снег под ним, как и остальной, омрачается большим пятном крови, расцветая бутоном алой розы, словно россыпь кленовых листьев осенью. Кроваво-снежный покров пытал его, не жалея. Он орет, срывая голос из-за жгучей боли, разносящейся по всему телу. Словно кислота начинает прожигать кожу, долго и мучительно разъедая все живые ткани. Словно паразиты изнутри начинают медленно выедать себе путь наружу сквозь твои органы. В душе невозвратно осело чувство безысходности, жалости к своему бессилию. Чувство ненависти к своему существу расползалось по венам душащими лианами, тяжелыми цепями. Природа благословляет его, даруя блаженную смерть, ведь это то, чего он по-настоящему заслуживает. Природа мстит ему за запятнанный белоснежный покров. Природа наказывает его за то, что родился грязным, неправильным. Голоса уже не было, сил орать тоже. Он что-то болезненно прохрипел от очередной волны тока, прошедшей сквозь его тело. Находясь в прострации, на грани жизни и смерти, поднимает помутневшие глаза без бликов жизни. Воскрешение. Размыто видит недалеко от себя какой-то очень светлый, яркий и выделенный чёткими линиями света силуэт человека, словно настоящее солнце спустилось на землю. Боли уже не было, он чувствовал только невероятную легкость и даже капельку…надежды? Встает на ватных ногах, не видя своего изуродованного от кровавой кислоты тела, чувствует, как быстро колотится сердце. Еле держится, чтобы не упасть. Загипнотизированный таинственной фигурой впереди, пытается сделать ещё один, последний шаг. Шаг в никуда. Густая бездна схватила его в свои объятия. Он провалился за край Земли.***
Он впервые просыпается от кошмара без чужой помощи, к большому удивлению помня всё в деталях. Подскакивает на кровати, чувствуя, как холодный пот стек по лбу, как шумно и быстро бежит сердце, как в горле сухо. В комнате ужасно холодно, одеяло было скинуто на пол, когда он ворочался во сне. В груди начало щемить, дыхание ещё сильнее учащаться, хотя казалось уже некуда, запоздалая паника начала накрывать его с головой, как волна цунами. На голову будто начало что-то давить, виски готовы были взорваться. Он хватается за корни волос, оттягивая их, в жалкой попытке перебить боль от сильного давления, словно он на самолете превысил высоту. Уши заложило. Было ужасно больно, адски сильно. Он сам не заметил, как начал кричать вслух и довольно громко, на всю квартиру. — Скарамучча?.. — в дверном проходе появилась размытая фигура, он не обратил внимание. Альбедо протер заспанные глаза от мыльной пелены, опираясь на дверной косяк. Щурится, чтобы увидеть, что происходит с соседом и почему тот кричит. Подбегает к кровати, видя не совсем адекватное состояние и поведение. Темноволосый явно не в себе. Художник пытается аккуратно подобраться ближе и ограничить чужие движения, чтобы тот не покалечил себя как-нибудь случайно. — Скарамучча, что с тобой?! — пытаясь перекричать вой, громко вопрошает Альбедо, чувствуя, как тревога за парня начинает усиливаться. Пытается схватить того за руки, чтобы перестал тянуть себя за волосы, но Сёки но Ками отпрыгивает на другой конец кровати, как ошпаренный. Смотрит на Рэйндоттира, как на какого-то незнакомца или маньяка. Судя по глазам, которые сейчас были темные и густые, заволоченные паникой, он не осознает, что перед ним его сосед. Альбедо забирается на постель, осторожно протягивая ладонь. Скарамучча сильно зажмурил глаза до бензиновых кругов, ненадолго перестав кричать, чтобы отдышаться. Но давление в голове никуда не ушло. — Скарамучча, это я, Альбедо, — мягко пытается вразумить однокурсника светловолосый. — Это Альбедо, не боись. Глаза мимолетно проясняются, Сёки но Ками поворачивает голову на соседа, затыкаясь и переставая тянуть себя за корни волос. Затем резко набрасывается на художника, крепко обнимая, чуть ли не до хруста ребер. Он отчаянно цеплялся за чужую спину, сминая футболку, жмуря глаза, словно монстра вживую увидел. Альбедо едва не опешил, подержал руки в воздухе пару секунд, после чего неловко, аккуратно приобнял. Он только сейчас замечает, насколько сильно дрожит темноволосый. Так странно видеть его в таком…уязвимом состоянии. Рэйндоттир слишком привык к тому, что тот постоянно шутит, совершает попытки убого флирта, подлизывается, дразнит. Вызывает двоякое чувство, если честно. Скарамучча льнет к теплу от чужого тела, инстинктивно пытаясь согреться. В глазах от чего-то сильно щипало, поэтому он их жмурит, ощущая, как слабость мигом разнеслась по его телу, но конечности до сих пор находятся в напряжении. Давление с головы потихоньку сходит. Он не знает сколько времени они вот так молча сидели. Альбедо, которого Сёки но Ками не замечал, похоже, витал в своих раздумьях. А Скарамучча медленно успокаивался, восстанавливая сбитое дыхание, уже начиная чувствовать, насколько затекли его руки, сжимая чужую футболку до побеления костяшек. Усталость берет вверх. Он сейчас, как и прежде, не до конца понимает, что происходит. Чужое умеренное дыхание где-то сверху, — потому что сама его макушка находится где-то на уровне грудной клетки, — темнота в холодной комнате и что-то особо теплое на собственной спине пробуждало в нём чувство усталости и сонливости. Он даже забыл, что у него был кошмар. Наконец расслабляет конечности, шумно выдыхая в последний раз. Тело обмякает, он резко проваливается в сон. Альбедо осторожно отстраняется, кладет соседа на кровать. С глубокой озадаченностью в глазах смотрит на чужое ныне спокойное лицо, освещенное лунным светом, что проходит через щель между шторами. В груди осело ощущение, словно он не знает чего ожидать, словно что-то вот-вот должно измениться. Художник тихо вздыхает, последний раз взглянув на Скарамуччу, аккуратно встает с постели и собирается идти в свою комнату, но не уверен, что сможет уснуть. На утро Скарамучча проснулся лишь для того, чтобы выключить громкий будильник, вяло встать и с заплетающимся языком сказать Альбедо, что сегодня он не прийдет в университет. Тот молча кивнул, не спрашивая причину, и ушел один. В университете он передал старосте о чужом отсутствии, та, вероятно, чисто для приличия спросила что именно стряслось со Скарамуччей. Он ответил, что темноволосому нездоровится. Ушастые однокурсники окружили его, но быстро сдались, не узнав ничего особо интересного. Но один не отставал. С какой-то странной, словно что-то знающей ухмылкой выпытывал с Альбедо информацию. — Откуда ты знаешь, что этому пидору нездоровится? Художник укоризненно глянул на настойчивого парня, старательно пытаясь игнорировать необоснованное оскорбление. — Он мне написал, попросив, чтобы я это передал старосте, — устало отмахнулся он. — А от… — Слава архонтам, их «диалог» прервал звонок. И тогда Рэйндоттир задумался. Почему одногруппники так плохо относятся к Скарамучче? Даже Аякс, который вообще с другого факультета, умудрился это заметить и сказать прямо ему в лицо. «…все тебя сторонятся», «…быть одному, без друзей». Может быть, рыжий знает причину? Светловолосому почему-то приспичило спросить. И почему он раньше не придавал этому значения? Очень странно, учитывая то, как обычно реагируют посторонние люди на чужую обворожительную улыбку. Например, где-то неделю назад они случайно пересеклись на улице, — это было до предложения Скарамуччи, чтобы тот переехал к нему, — и Сёки но Ками загляделся на Альбедо, оттого и врезался в проходящую мимо девушку. Помог ей не упасть, мило улыбнулся и тихо извинился за невнимательность. Как художник заметил позднее, девушка была на седьмом небе от радости, что у неё случилось очень романтичное столкновение с привлекательным парнем. Рэйндоттир всё же пошёл к Аяксу. Найти его очень просто — столпотворение людей в одном месте легко заметить. То была большая перемена, поэтому времени у них было достаточно. Люди постепенно начали рассасываться, как по команде, дав ему спокойно подойти ближе. Тарталья, заприметив слегка выделяющееся лицо в толпе дизайнеров, вдруг воскликнул. Мягко объяснил оставшимся людям, что у него дела; те сразу ушли и он внезапно обратился к Альбедо. — Это же ты! Тот самый непонятный человек, сказавший непонятный комментарий, — очень…забавно выразился рыжий, с ног до головы оглядывая его. — А, да, я, — неловко согласился художник, вспоминая, как сказал, что у Скарамуччи тяжелый день, и что Аяксу следует потом попробовать с ним подружиться ещё раз. — Кхм-кхм, как раз по схожему поводу я здесь. Ты…случаем не знаешь, почему Скарамуччу сторонятся на моем факультете? — Нет, не уверен, — задумчиво бурчит тот, приставив руку к подбородку. — А что? — Ничего, спасибо за ответ, — Альбедо разворачивается на пятках, тут же хмуря светлые брови. Что-то не дает ему покоя весь день. Эх, он ещё и толком не спал сегодня. Он решил больше не возвращаться к этому вопросу, пустая трата времени, хоть и от чего-то беспокоит его.