Энциклопедия жизни

      Потом чувство, будто что-то изменится, стало сильнее и становилось более обоснованным. Когда Скарамучча с опозданием пришел в университет на следующий день, он явно сторонился Альбедо. Отсел на другой конец аудитории, на паре по живописи открыто избегал чужого взора, ни разу не подошел за целый день, что уже было непривычным. Да и выглядел темноволосый как-то помято, не улыбался, во взгляде не читалась насмешка над всеми присутствующими, ходил весь из себя мрачный и загадочный.        Альбедо не привык к столь резким переменам чего-либо. Чужое нетипичное поведение выбивало из колеи, вводило в ступор. Он не понимал, почему возникает ощущение, словно что-то не на своем месте, или что он не в своей тарелке. Глупость.       Ладно, он бы чувствовал себя немного спокойнее, если бы это было просто плохое настроение на один день. Но нет, это продолжалось и на следующий, и на остальные последующие.       Рэйндоттир был озадачен и в какой-то мере взволнован поведением Скарамуччи, но молчал. Дома они вообще не говорят, сосед из комнаты почти не выходит.        Светловолосому наконец начала открываться другая, неизвестная сторона Сёки но Ками. Он всё чаще начал задумываться о причинах. Начал вспоминать те два раза, когда Скарамучча просыпался посреди ночи от кошмаров. Особенно смущал последний, когда тот прям орал, как ненормальный, держась за голову и ни на что не реагируя.               Начал вспоминать и анализировать чужое поведение, слова, мимику во время тех или иных ситуаций. Вспоминает странные неоднозначные фразы по типу "Ты первый, кто заставил меня смеяться". Вспоминает странную чужую задумчивость, которая со стороны всегда выглядела так, словно он думает о чём-то нехорошем. Вспоминает, как он странно себя вёл, когда сидел на диване или в комнате без движения на протяжении нескольких часов, пока Альбедо его не поднимал. Вспоминает, как за секунды могла меняться его выражение лица и почти каждый раз оно было натянутым, неискренним, ненастоящим.       Но сколько бы часов он не потратил на раздумья заместо уроков, он не мог найти подходящую причину. Не мог понять модель чужого поведения. Не мог всё же понять, почему Скарамучча так старательно его избегает. И не мог понять, почему его это беспокоит.       Потом он начал анализировать своё же поведение, вдруг парня оттолкнуло оно. Он понимает, что относился к соседу холодно без должных оснований. Он ничем не лучше его одногруппников?       Пустота сжирала его изнутри. Его состояние с каждым днём становится всё хуже, хуже чем когда-либо. По ощущениям, ему ещё никогда прежде не было так плохо, как сейчас. Он даже начал, не нарочно, избегать Альбедо, чтобы не бесить соседа своими шутками, на которых сил уже не хватает. И не только из-за этого. Он больше боится привязаться к кому-нибудь подобному, а потом молча смотреть на то, как собственное состояния ухудшается, после расхождения путей. Настоящий он не создан для людей, люди не смогут принять его существо, поэтому привязаться к кому-либо будет фатальной ошибкой.        Как заблудшая душа плетется по коридорам университета, пытаясь найти и вспомнить какая же у них сейчас пара и в какой она аудитории. Шаркает подошвой по полу, сутулится. Голова почему-то кружилась, а перед глазами всё  медленно размывалось. Тошнота подступила к горлу. — Скарамучча! Вот так встреча! — чей-то бодрый голос со стороны внезапно отрезвил его. Он медленно повернул голову и увидел рыжий цвет сквозь мыльную пелену на глазах. Не повезло.       Бормотание под ухом бесило. Он предпочел игнорировать, всё равно половину слов не понимает и не слышит. В ногах внезапно появляется слабость. — Ты меня слушаешь вообще? — на секунду негодует Аякс, но, заметив странное поведение и болезненный вид, забеспокоился. — Ты в порядке? Ой! — быстро успел среагировать, подхватив чуть не упавшего на пол Скарамуччу.        Сёки но Ками дышал тяжело и шумно. Чёрные глаза слипались. Кожа бледнее обычного. Руки подрагивали, а ноги не держали. Он выглядел, словно вот-вот свалится в обморок. В ушах звенело. — Х-хэй! — взволнованно заикается Тарталья, махая рукой перед чужим лицом. Реакции нет. — Может тебя в медпункт? Ай, медсестра, наверное, ушла уже… Что же делать… — Я в норме, — вдруг очнулся тот, пытаясь встать ровно на ватных ногах.  — Ну уж нет, — серьезно говорит рыжий, подхватывая не особо сопротивляющегося Скарамуччу под коленями, с некими усилиями поднимая его на руки. — Твой дом далеко? — В десяти минутах… — бормочет он, постепенно теряя реальность.   — Говори адрес.       По пути Скарамучча и впрямь отключился, заставив Аякса волноваться ещё сильнее. Он открыл дверь с помощью чужих ключей, взятых из кармана Скарамуччи, который был явно не в состоянии запротестовать. Да, наверное, это неправильно — заходить в чужой дом без точного позволения, свалив с последней пары, но оставлять парня в таком состоянии тоже нельзя было.       Кладет тяжело дышащего человека на диван, трогая лоб тыльной стороной ладони, чтобы проверить на наличие температуры. У Сёки но Ками явный жар. Аякс засуетился, мотаясь туда-сюда в замешательстве, имеет ли он право вообще здесь находиться.       В конце концов всё-таки находит какое-то тонкое полотенце, мочит его холодной водой и прикладывает к чужому лбу.        Решает подождать. Обошел всю прихожую, не находя себе места. Периодически проверял Скарамуччу, менял полотенце, но тот всё не приходил в себя.        Тарталья уже достал телефон, хотел позвонить в скорую, потому что сам понятия не имеет что делать, но слышит копошение за дверью. Пугается — Скарамучча с кем-то живет?! — Я дома. Нас пораньше отпустили, а ты куда ушел? — послышался знакомый голос со стороны входа. — И почему дверь оставил открытой? — светловолосый вышел в зал и его глаза тут же расширились в шоке, когда он увидел стоящего посреди чужой квартиры рыжего, держащего в руках телефон, застывшего на месте. — Ты что тут делаешь? — с опаской спрашивает, нервно оглядываясь на наличие соседа. — Ты всё наверняка не так понял! — поднимает руки в воздух Тарталья, мотая головой. — Скарамучча вёл себя странно, а потом свалился в обморок… И вот, медсестры не было, а я… — Где он? — перебивает его Альбедо, сильно хмуря светлые брови. В грудь закралась паника за Сёки но Ками.        Проходит дальше в квартиру, игнорируя последующие оправдания Аякса, видит парня, лежащего на диване и чуть ли не подбегает к нему. Садится коленями на пол, снимает холодную тряпку с чужого лба, трогая пальцами. Небольшой жар, тяжелое дыхание, чрезмерная бледность кожи, тремор рук.  Взгляд цеплялся за любую выделяющуюся из привычного состояния деталь. — Что с тобой такое… — шепотом обращается к бессознательному Скарамучче, щипая его за щеки, чтобы очнулся.       Сосед лишь хмурится и неясно мычит. Альбедо аккуратно убирает прилипшую к чужому лбу челку, вздыхая и активно размышляя, почему же тот упал в обморок. — Так вы…живете вместе? — тихо интересуется стоящий в сторонке рыжий. — Да…плату напополам делим, так легче же, — легко придумывает не далекую от правды отмазку. — Я могу идти?… — осторожно уточнил Аякс, крабовой походкой двигаясь к выходу. — Мгм, — равнодушно бросает художник, сосредотачиваясь на анализе Скарамуччи. — Идиот, сколько же ты не ел… — со злостью на чужое неблагоразумие шипит Рэйндоттир, резко встает с места, направляясь на кухню. Спустя неопределенное количество времени, бесчисленных запросов с симптомами в гугл, он смог понять примерную причину. Скарамучча, по-видимому, не ел несколько дней. Дурак.       На кухне он поставил чайник и, не найдя никаких сладостей в доме, кроме сахара, было принято решение добавить его в чай. Сахар, а то есть глюкоза, быстро стимулирует работу мозга.        А пока вода в чайнике кипятилась, Альбедо решил сделать соседу легкий перекус. После голодного обморока сразу тяжелую пищу запихивать нельзя. К тому же, только чёрт знает, сколько именно времени Скарамучча не ел.       Громко и раздраженно стучит ножом по разделочной доске, нарезая яблоко на равные куски.  — Знал ведь, видел, что с ним что-то не так… — шипит себе под нос проклятия, ругая себя за колебание. — Надо было раньше спросить и не доводить его до такого состояния… — грудь сжималась, видя соседа при таком болезненном виде. Художник медленно, но верно, начинает накручивать себя, обвиняя во всём.       Ставит на стеклянный стол небольшую тарелку с ломтиками зеленого яблока и дымящийся чёрный чай с сахаром. Сильно тормошит Скарамуччу за плечо и тот, о слава архонтам, просыпается.       Сразу полились вопросы, как и почему он в квартире, а не в университете. Альбедо терпеливо на всё отвечал, не решаясь смотреть тому в глаза. И только сейчас он вдруг замечает бессмысленную деталь, что у Скарамуччи на руках, оказывается, много родинок разного размера. Даже на костяшках пальцев. Почему-то его воспаленный тревогой мозг посчитал это, казалось бы, обычное явление прекрасным. Завораживающим. Будто ни у кого другого нет родинок на руках, какая глупость.               Сёки но Ками недовольно тянется за кусочком яблока, услышав тираду про то, как важно нормально питаться. Он молчал, вслушиваясь в слова Альбедо о том, что тот искренне не понимает как можно довести себя до голодных обмороков.  — Ты…беспокоился? — слух ухватился лишь за одно промелькнувшее между строк предложение. Скарамучча поднял глаза, чувствуя, как щемит в груди, как холодно рукам, как тошнотный ком образуется в горле. — Конечно беспокоился… Ты вёл себя так непривычно, избегал меня, — бурчит светловолосый, выдыхая. Его потихоньку отпускает паника. — И…        Он хотел бы продолжить предложение, сказать, что хочет обсудить чужое поведение, мёртвый взгляд и резкую смену эмоций, их наигранность. Но ему начинает казаться, что он не имеет права этого спрашивать. Личное же. А он является Скарамучче не более чем соседом, тем же однокурсником. Конечно же, ему не ответят на такие вопросы. И чего это он только разнервничался…       Они нормально не говорили после той ночи, когда у Сёки но Ками случился кошмар. Альбедо не знает, помнит ли тот, как вцепился в него, как дрожал всем телом, как долго они сидели, обнимаясь. А Скарамучча уверен, что Рэйндоттиру было противно и он был не в восторге, что ему пришлось нянчиться с таким, как темноволосый. И сейчас они сидят в полной тишине, которая прерывается редким хрустом яблока, оба в своих мыслях, оба не решаются сделать что-то простое, привычное всем людям — поговорить. Чай остался не тронутым. — Извини… Я не знаю почему ты меня избегал, но хочу извиниться, если сделал что-то не так, — решился, тихо начал художник, нервно постукивая ногтем о ноготь. Он был убежден, что сосед его избегал из-за его холодного и негативного отношения, какое есть у других одногруппников. Чувствовал вину, что относился так к нему без веских причин.       Скарамучча лишь покачал головой, мол «Ничего страшного, я понимаю». Но на самом деле он ни черта не понимает. Эти извинения вызывали у него двоякое чувство. В глазах от чего-то начало щипать.        Почему он не может ничего сказать? Почему не может просто взять и сказать: «За что ты извиняешься?» ? Избегать Альбедо было исключительно его выбором, ведь был уверен, что тот его ненавидит, как и все другие. Он намеренно начал показывать свою отстраненную, бездушную сторону, чтобы в очередной раз убедиться, что настоящий он неспособен иметь друзей. Тогда почему…почему Альбедо извиняется? Почему извиняется его сосед, а не он сам за то, что существует?       Почему открыть рот так сложно? Почему правильно сформулировать вопрос так сложно? Почему у людей бывают недопонимания? Почему люди не могут понимать без слов? По щеке что-то скатилось, рука с кусочком яблока застыла в воздухе. А есть шанс, что его примут таким? — Ты…плачешь? — с тревогой воскликнул Альбедо, спохватившись. Во взгляде читается растерянность, он не знает что делать.   — «Плачу»? — хрипло спрашивает он, искренне не понимая к чему клонит сосед.       Скарамучча слышал этот термин много раз в детстве. Когда воспитательницы в детском саду объявляли сигнал SOS, когда один из детей разбил коленку и начинал плакать. Когда мать в истерике указывала на свое заплаканное и перекошенное от злости лицо, спрашивая почему он так не может. Когда в начальной школе его одноклассник заплакал прямо на уроке из-за плохой оценки. Но он сам…никогда не плакал, сколько себя помнит. Наверное. Уже не уверен.       Теплые пальцы стерли мокрую дорожку с щеки. Ему холодно. И каким только образом Рэйндоттир всегда такой теплый? На губы, незаметно для него, залезла слабая улыбка. — С тобой многое происходит впервые, — говорит он, усмехаясь. Почему-то он даже рад тому факту, что он заплакал, если одну единственную слезу можно так назвать… — … — Альбедо молчит, какое-то время просто рассматривая чужое искрящееся от радости лицо. Очень приятное и редкое зрелище, учитывая, что улыбка искренняя. Хочет спросить, что имеет в виду сосед под "впервые", но решает оставить это когда-нибудь на потом. — Пей чай, пока не остыл. И вообще, ты должен был выпить его в первую очередь, а не яблоки схомячить! . . .       Чай буквально вылетел обратно под звонкий смех Альбедо и возмущение Скарамуччи. — Какого чёрта ты не сказал, что он сладкий?! — Не слаще тебя, — подмигивает, постепенно успокаиваясь от резкого порыва смеха. А потом осознает, что именно ляпнул. Скарамучча и его тупые подкаты на него плохо влияют. — … — …       Скарамучча улыбается, но молчит. Встает с дивана, чтобы пойти за тряпкой и протереть следы от пулеметной стрельбы сладким чаем. А Альбедо остался сидеть статуей, тихо сгорая со стыда.   — Я оценил, — подбрадривающе добавил темноволосый, похлопывая соседа по плечу.       Таким образом, у них всё сдвинулось с мёртвой точки.