Энциклопедия жизни

      Следующую неделю Скарамучче, похоже, постепенно становилось лучше и легче. Начал более-менее начинать готовиться к сессии, пока Альбедо не мог сосредоточиться на материале из-за беспокойных мыслей о соседе. Начал отвечать, реже пропускать слова светловолосого мимо ушей, рассеянность почти прошла, но всё так же присутствовала, как и часовые «посиделки» на диване, пустой в сторону художника взгляд.       Рэйндоттира не отпускало ужасно неприятное чувство. Оно будто липнет к телу, сжимает сердце, и ноет, ноет, ноет, без остановки. Колкая обида, когда он видит, как Скарамучча ведет себя вместе с Сяо. Шутит, по-лисьи щурит яркие глаза и хитро улыбается, как раньше; глупо и несерьезно пытается флиртовать с архитектором. Альбедо в это время тоже поддерживает странноватый диалог, но незаметно начинает молчать больше обычного, стоя слегка в сторонке. Чувствует себя белой вороной, третьим лишним.       Знает, что чувствовать себя так немного неправильно, это же хорошо, что его друзья начали ладить. Хорошо, что при общении с Цзиньпэном у Сёки но Ками появляется живой огонек в глазах. Понимает и видит, что все лукавые улыбки темноволосого, подаренные Сяо — фальшивые, но почему-то обида от этого никуда не девается.       Со временем это начало его бесить. То, как его двое друзей беспрерывно разговаривают, забывая про идущего рядом Альбедо, который выглядит мрачнее тучи. Художник искренне негодует, ведь не заслужил такого холодного отношения со стороны Скарамуччи. В голове неумолчно крутится мысль, вопрос: «Почему к Сяо он относится по-другому, а ко мне вот так?».       На языке уже как несколько дней висит вкус горечи. Хотелось орать, что это несправедливо. До разодранных в кровь губ от вечных нервных покусываний хотелось поговорить и узнать какую ошибку он совершил, что получает такое отношение. Ревность. — Похоже, Скарамучча не меняется, — вдруг начинает Сяо за обеденным перерывом. Он заметил недавнюю подавленность и нежелание разговаривать у друга, но не решается спросить, думает, наверное, это просто плохое настроение. — В каком смысле? — поднимает усталые глаза Альбедо, ковыряясь вилкой в салате. Ничего в горло не лезло. — Ну, когда ты не так давно спонтанно решил спросить меня о Новом году в Китае, он вёл себя более спокойно что ли… Я думал, повзрослел походу, — пытается подобрать слова архитектор. — А сейчас опять, как в первые недели, шутит что-то, пугает меня своими хаотичными движениями… — Да, я заметил, — он слегка, еле заметно кривится при поднятии этой темы. Эта вся ситуация со Скарамуччей и его отношением выжимала из него все соки, он очень устал, жутко. Устал так, что уже ни черта не хочется делать, ни разбираться, ни ломать над этим голову часами, но просто не может пустить всё на самотек. Надо всё-таки поговорить, когда он наконец возьмет яйца в кулак и спросит всё у соседа. — Альбедо, ты опять допоздна засиделся за рисунками? — подозревает Цзиньпэн, укоризненно глядя на явно вымотанного друга. — Нет, честно, — качает головой он, мягко усмехаясь. Потом подумает, сейчас надо сосредоточиться на учебе.       Надо. Сосредоточиться. На. Учебе. У него сессия на носу, а мысли совершенно в другом месте. Архонты, как же он устал от этого всего… Подготовка, кучу рисунков, у которых уже горят сроки, отсутствие нормального сна, вечный стресс. Ещё и живот понемногу начало крутить оттого, что он почти не ел этот день из-за плохого аппетита.       Вяло пытается сделать набросок хотя бы одного заданного рисунка, совершенно светлыми и едва заметными штрихами из-за особо слабого нажатия. Карандаш со стуком выпадает из обмякшей руки, прокатившись пару сантиметров по столу. Он втягивает воздух через зубы, зарываясь рукой в волосы и сжимая у корней.       Устал… Всё давило на него непосильным грузом. Вина за то, что не может помочь Скарамучче. Долги по учебе. Напряженная атмосфера в доме. Горечь от обиды из-за несправедливого отношения. Молчание. Полное непонимание их с соседом ситуации. Незнание, как вести себя с Сяо, если в голову вечно лезут воспоминания о том, как отличается поведение Скарамуччи в зависимости от того, говорит он с Альбедо или нет. Это выматывало не только морально, но и физически.       Он низко склонился над ужасным и корявым, по его мнению, наброску. Спина мелко задрожала. На бумагу капнули пара капель, слегка тёмным и сморщенным пятном распластавшись по шероховатой поверхности. Он редко и тихо шмыгал носом, но всхлипы всё же иногда пробивались сквозь плотно стиснутые зубы. Тусклые и болезненно сощуренные глаза влажно блестели на свету закатывающегося за горизонт солнца алого из окна.       Ком подступил к горлу из-за напряжения, создаваемое сдержанными и проглоченными, жалкими всхлипами. Зажмурил глаза и по щекам тут же полились ручьем горячие слёзы усталости.       Был настолько погружен в свои чувства, что не совсем заметил, как дверь в комнату слегка приоткрылась и за ним молчаливо наблюдал один глаз, ярко светящийся в темноте ультрафиолетом. Рэйндоттир не видел, как дрогнула чужая челюсть в слабой попытке открыть рот, чтобы что-то сказать. Не видел, как неуверенно дернулась чужая рука, намереваясь дотянуться до светловолосого, как-то поддержать. Не видел, как поджались чужие губы, мелкие зрачки задрожали, руки сжались в кулаки, и как быстро колотилось сердце. Не знал о том, что человек, стоявший за дверью, сейчас принимает целую ванну из чувства вины, собственного бессилия и ненависти к своему беспомощному существу, потому что не может пересилить себя и сделать шаг.       Скарамучча выпускает изо рта дрожащий выдох. Опять жутко холодно. Но тяжесть в теле, которая была более легкой в последнее время, что он аж начал учиться, полностью не отпускала пока. Ему стало значительно легче, ведь с того срыва в ванной прошло достаточное количество времени. Он вновь начал питаться, хоть и небольшими порциями, перестал просиживать свой зад на диване столь продолжительное время, и так далее. Хотя, если раньше он после срыва отходил месяцами, так полностью и не восстановившись до нового, то сейчас всё проходит намного быстрее. И…этому есть своя причина.       Очень странная причина.       Из раза в раз выбираясь из пессимистичных мыслей он чувствовал на себе полный беспокойства взгляд. Это почему-то заставляло сердце колотится. Знает, что это ненормально — ловить кайф от того, что за тебя кто-то сильно волнуется до сбитого режима жизни. Но ничего поделать с собой не может.       Эти взгляды, полные переживания за его состояния, какой-то непонятной ему грусти и тоски, будто открывали второе дыхание. Заставляли чувствовать себя нужным.       Мотает головой. Думать об этом смущало из-за всей неадекватности его реакции на беспокойные взгляды. Решает обернуться и глянуть на соседа, что-то делающего на кухне.        Альбедо тихо стучит ножом по дощечке, разрезая морковь на равные дольки. Это у него перекус такой, чтобы набраться сил после активной подготовки к экзаменам? Наверное. Фе, морковь… Заклеенные пластырями пальцы закололи.       Скарамучча щурит глаза и приглядывается получше. Светловолосый выглядит грустно и подавленно. Вдруг вспоминает, как на днях случайно застал художника плачущим. Вспоминает, как хотел помочь тогда, но не осмелился и, в итоге, чувствовал себя бесполезнейшим и противнейшим человеком в мире.       Со скрипом поднимается с дивана на вялых ногах, отмечая, что Рэйндоттир не среагировал, будто машинально складывая все дольки овоща в небольшую миску. Медленно обходит барную стойку, чувствуя, как на поворотах его заносит. Забавно, наверное, выглядит со стороны.       Встает по левую сторону Альбедо, видя, как тот прожигает разделочную доску усталыми и одновременно напряженными глазами. Сам кидает на эту же дощечку пустой и довольно укоризненный взгляд, легонько ткнув соседа в плечо. Тот моментально реагирует, с вопросом выгибая бровь.       Сёки но Ками неуверенно раскрывает руки в приглашающем жесте и чужое выражение лица вмиг стало удивленным. Кажется, последний раз они с Альбедо имели недо-объятия был когда он жалко рыдал.       Сердце подскакивает и останавливается, когда его целиком и полностью окутывает человеческое тепло. А художник слегка вздрагивает от низкой температуры рук темноволосого, когда они уложились на его спину.       Чувствует себя удовлетворенным, когда слышит облегченный выдох со стороны соседа и когда спина Рэйндоттира расслабляется. — С чего такой прилив нежности? — в голосе слышится усмешка. Скарамучча впервые подмечает, что интонация больно похожа на его собственную. Искусственный смешок, но так близок к правдивому, так похож. Вдруг пропускает странную мысль, что они с Альбедо, похоже, немного поменялись местами.       Он только с соседом, в доверительном жесте, перестал носить маску и имитировать эмоции, живой блеск в глазах. А художник что… Более заметные круги под глазами, усталый и неряшливый вид, натянутая ухмылка, которую Сёки но Ками чувствует виском. Было…жутко видеть соседа в таком состоянии. В сердце сразу закрадывалась тревога. — Ты уставший, — констатировал свои замечания он, хмурясь, но не распуская объятий. — Спишь нормально? — Нет, — медленно мямлит он, сильнее стискивая темноволосого, склоняя голову и зарываясь носом в изгиб чужой шеи. От такого у Скарамуччи по спине прошлась мелкая дрожь, которую он выбрал игнорировать. — Не могу уснуть из-за волнения. — За экзамены? — задает глупый вопрос он, но реально не догоняет. — За тебя.       Сёки но Ками опешил, случайно принимая попытку отстраниться, чтобы заглянуть в чужие глаза, но руки Альбедо крепко держат его слабое из-за плохого питания тело. — Заче… То есть, почему? Я, вот, жив и здоров, — с этим выражением он, конечно, перегнул. Здоровье явно подкосилось из-за частых голодовок, а «живучести» как таковой у него с рождения не было. — Ешь ты уже побольше, но всё равно этого недостаточно до среднестатистического, здорового человека, — начинает перечислять сосед бубня в чужое плечо. — Опять бледный, как смерть, ещё эти «порезы от готовки» на пальцах никак не заживают, — в голосе явно слышится хмурость. Рэйндоттир в тот раз явно не поверил наспех придуманному оправданию такого количества пластырей на пальцах. — Ты их обрабатываешь хотя бы? — из неоткуда взявшееся, но правдивое возмущение заставило Скарамуччу виновато потупить взгляд. — Вновь утопаешь в своих глупых депрессивных мыслях, а я ничего не могу сделать, потому что ты, придурок, не реагируешь, — сквозь зубы процедил художник, чувствуя сильное раздражение непонятно на кого, неосознанно сжимая темноволосого ещё сильнее, тем самым спровоцировав тихий писк от боли.       Альбедо отшатывается от соседа, перепуганно глядя на него. Сильный укол вины, которая ощущается хуже чего-угодно, пронзил сердце и разум. Сразу злится на себя за то, что не уследил за эмоциями вовремя и, в итоге, случайно причинил Скарамучче боль. — Извини, архонты, прости меня, пожалуйста, — он бессвязно начинает бормотать извинения, устало накрывая половину лица ладонью. — Просто столько всего навалилось… — явно до конца не понимая, что сейчас говорит, Альбедо выдохнул теперь прикрывая всё лицо обеими руками. Скарамучча дернулся, подумав, что сосед сейчас опять заплачет или вовсе упадет, ведь тот по-странному шатается. Кое-кто явно перенервничал. — Твоя рассеянность, холодность по отношению ко мне, но не по отношению к Сяо, — в тоне чувствуется обида. — Я, конечно, видел, что все те улыбки не настоящие, но всё равно не пониманию, где я провинился перед тобой, чтобы ты так относился… — сердце темноволосого пропускает удар. Значит, его умение имитировать эмоции не так уж и хорошо отточенно? Погодите, провинился? — Мне… — …так жаль, — они говорят одновременно и одна фраза переливается в другую. Альбедо отрывает подрагивающие ладони от своего виноватого лица с глазами на мокром месте, глядя на соседа нечитаемым взглядом.       Сёки но Ками смотрит на соседа с несвойственным ему пониманием и нежностью в глазах, которую сам не замечает, в отличие от художника, что теперь открыто пялился в чужие затягивающие внутрь очи, чувствуя, как что-то в груди затрепетало и ожило. Тревога и напряжение из тела испарилось, словно это не Альбедо недавно едва не испытал нервный срыв.              Темноволосый нерешительно делает шаг вперед, оказываясь носом к носу с Рэйндоттиром. Недолго думая, прижимается лбом к чужому, закрывая глаза. — Ты всё не так понял, точнее, я вёл себя так, что ты подумал другое, — сбивчиво пытается объясниться он, вкупе с этим активно подавляя в себе страх того, что его не примет и оттолкнет Альбедо, который за столь короткий срок успел стать важной частью его жизни. Этот страх как раз и зародился из-за того огонька, который светловолосый дал своим отношением. — Ты ни в чём не виноват, — хорошо, что он закрыл глаза, а то бы сейчас вообще ничего не смог сказать, настолько уж страшно. — Я просто… Просто… — никак не может осмелиться он, отчего сильно хмурится и прикусывает внутреннюю сторону щеки, чтобы привести себя в чувства. — У меня такое бывает…часто, — звучит достаточно правдоподобно, но не является полным и настоящим ответом, который Скарамучча хотел бы, но не смог дать. — Хорошо, — спокойный голос обволакивал сознание, а мягкое и теплое касание к собственной щеке вызывало лишь желание потереться об чужие пальцы, как кот. Голос Альбедо звучал так мягко, словно он прочел чужие мысли, знает, что Сёки но Ками врет, но пока ничего не говорит по этому поводу. — Почему у тебя такое бывает? — в словах нет давления, будто одно лишь желание успокоить свою душу окончательным ответом. — Причины нет, — уперто отвечает, ощущая сильный стыд за собственную недо-ложь и ненависть за минутную слабость, из-за которой он ни черта не сказал, тем самым построив ещё одно недопонимание, о чём очень жалеет. Ложь, заключающаяся в том, что причин много, но он не считает их достаточно значимыми, чтобы озвучивать их вслух. — Это просто настоящий я, — с натянутым смешком однобоко ухмыляется он, ожидая, что сейчас соседу всё надоест и он молча покинет квартиру, оставив Скарамуччу в гордом одиночестве. — Такой весь холодный, что аж дети пугаются.       Альбедо лишь качает головой, не найдя, что ответить. Не верит он, но заставлять говорить не хочет, видя, как с трудом сосед пересиливает себя, отвечая и даже выдавливая подобие усмешки. Прижимает темноволосого к себе, нежно зарываясь рукой в чужие волосы на затылке, перебирая блестящие на кухонном свету прядки. — Скарамучча, ты же врёшь. Не надо тут придумывать какую-то ересь, чтобы просто ответить, — с укором и поучительно вторил художник без капли злости или раздражения в голосе.       Он был убежден, что Сёки но Ками вовсе не такой. И не холодный, замкнутый депрессивный человек, сидящий в грустных мыслях часами. И не тот помешанный на шутках кретин, вечно улыбающийся по-лисьи. Уверен, что настоящий Скарамучча сидит где-то глубоко внутри, в закрытой комнатке без окон и дверей, свернувшись комочком, но с теплящейся в душе надеждой, что скоро он сможет выйти наружу. И в тот момент, когда темноволосый смотрел на Альбедо с такой ужасно очаровательной и немного непривычной нежностью, художник также уверен, что это и есть настоящий Скар. — Бесишь меня, — это было сказано, очевидно, не всерьез. — Всегда всё замечаешь, и ложь мою заметишь, что стыдно становится вдвойне, и то, как я эмоции имитирую тоже, — с грустным хмыком «негодует» Скарамучча, чувствуя, как сильно его начало клонить в сон. Сильная нервная встряска от тяжелого и такого странного разговора, а потом ещё теплое одеяло в виде приятных объятий разморили его уставшее тело и душу.        — Так не имитируй и не ври, — довольно логичное предложение делает Альбедо. — Я…не имитирую только при тебе. Да, может, сухо отвечал при диалоге или не отвечал вообще, но это всё из-за рассеянности и задумчивости, мне нужно было время, чтобы отойти от…отойти, — не до конца признается Скарамучча, опуская деталь о том, что сорвался на свои бедные пальцы, в чужих руках расслабляясь. Страх отступил. Даже рассеянность он готов показать только одному человеку. — Понимаю, как это выглядело со стороны, но я не хотел… Это был даже, скорее, жест доверия, — он понемногу начинает терять осознание реальности, медленно проваливаясь в царство Морфея. — Прости, такого больше не повторится… — засыпает, и один чёрт знает, что именно не повторится: рассеянность вместе так называемым холодом или жест доверия. Но, если подумать, то это одно и то же?…       Альбедо всё же мысленно надеется, что больше не повторится первого, хотя это тоже слегка неправильно. Рассеянным может быть любой. Слишком уж остро он отреагировал… Стыд аж берет. Зато сейчас голова чиста от тревог и сомнений, он, всё же, рад, что они поговорили, хоть это и принесло много стресса. И ещё эта же голова ужасна тяжёлая, когда напряжение отступило, то проявилась усталость.       Он с неким трудом берет Скарамуччу на руки, чуть пыхтя, несет в комнату, разглядывая спящее лицо. Сердце затрепетало от жалости и одновременно умиления от этого человека. Сейчас ситуация слегка прояснилась. Он имеет, хоть и смутное, но представление о нынешнем чужом образе, который кардинально отличается от того, который предстал перед художником в первый день их знакомства.       На губах растянулась тёплая и полная нежности улыбка. Сёки но Ками, эта угрюмая, загадочная и иногда странная тучка, доверился Рэйндоттиру. Альбедо не до конца понимает полную картину чужих слов, но прекрасно осознает вес — темноволосому стоило много сил переступить через грань и рассказать. Это оставляло приятный осадок, что не такой уж художник и бесполезный.       Не имитирует эмоции только рядом с ним… То есть, даже тот живой огонек в глазах рядом с Сяо ненастоящий? А выглядел так реально.       У соседа явно какая-то сложная тема с эмоциями. Ну, ничего, Альбедо всё равно останется рядом, потому что хочет. А почему так хочет не знает даже он сам. И это желание остаться рядом всё больше перестает держаться лишь на одном желании помочь, будто что-то ещё удерживает…       Будучи глубоко засевшим в своих мыслях, он неосознанно ложится рядом на чужую кровать, пару секунд тупо пялит в потолок. И, прекрасно чувствуя холод от чужого тела под боком, засыпает.