Энциклопедия жизни

      На утро у них произошла схожая ситуация с прошлой, когда они так же спали на одной кровати, в обнимку. Правда, в этот раз Альбедо не спешил уходить. Дождался копошения со спины, мягко отцепил от себя чужие руки, и, чтобы не смущать не до конца проснувшегося Скарамуччу, удалился в ванную комнату.       Затем, перед завтраком, вероятно, когда Альбедо тянул спину, приятно похрустывая позвонками, футболка слегка задралась, но дала достаточно обширный обзор на живот и, соответственно, на фирменный синяк в виде ладони на боку. Сёки но Ками тогда подавился водой, которую в тот момент пил, закашлялся, неотрывно глядя на место за чужой опустившейся футболкой. Едва ли не подбежал к соседу, чем заставил светлые брови в недоумении свестись к переносице.       Когда бледными пальцами подцепил край запачканной в краске футболке, он с вопросом поднял взгляд. — Ой, так сразу? — шутит Альбедо с ехидной улыбкой. Скарамучча явно плохо на него повлиял. Но, в итоге, сам задрал футболку, позволяя темноволосому пялиться на синяк. — Это ты решил освоить БДСМ практику? — бросает шутку в ответ, но не улыбается. На дне ультрафиолетовых глаз зародилось чистое беспокойство. — Ага, с тобой, — легко хихикает художник, и Скарамучча искренне не понимает, как сосед может быть столь беззаботным, если у него тут смачная гематома на боку, явно болючая. — Вообще-то, ты этот синяк и оставил, сегодня. Не переживай, ты не Геркулес, это у меня просто что-то с кожей. Могу просто себя щипнуть и синяк обеспечен.              Сёки но Ками в удивлении приоткрывает рот. Снова приглядывается к чужому боку, едва ли не тычась в впалый живот носом. Скользит взглядом по своей руке, активно игнорируя какое-то странное щекотливое чувство от осознания того, что синяк на теле Альбедо оставил именно он. Теперь в глазах плещется не беспокойство, а что-то густое.       Касается пальцами синих разводов на чужой коже, завороженно наблюдая за собственным действием. Слегка проводит ими, очерчивая границы гематомы, создавая контраст из температур в силу своих ледяных рук, а когда слышит дрожащий и тяжелый выдох сверху, то одергивает себя, молча разворачивается и с несгибаемыми ногами шагает на кухню.

***

      Их душевный разговор не прошел даром. Когда навязчивые мысли в который раз забивали Скарамуччу голову прямо на парах, заставляя взгляд темнеть, настроение ухудшаться, а рассеянность повышаться, он правда пытался вынырнуть из них. Периодически вертел головой, щурил глаза, чтобы восстановить фокус, чиркал какие-то каракули на полях тетради, но это всё помогало на жалкие доли секунды, после чего мир снова отключался.       Пара прошла уже на половину, он ни черта не записал и слышал от лектора только мелкие отрывки фраз. Ему уже надоело слышать раздражающие мысли в своей голове, отключающие реальность, поэтому он пересиливает себя, свой страх и сомнения, хватая рядом сидящего человека за палец. Прожигает этот несчастный палец мутным взглядом, будто это его единственная надежда на спасение. Этим жестом показал, что нужна помощь.       Альбедо перестал писать что-то в своей тетради, переключаясь на не осознающего ничего Скарамуччу. Минуту тратит на анализ чужого состояния, внутренне испытывая долю вины за то, что не заметил раньше, что тёмная макушка вновь забита пессимистичными мыслями. Ничего не говоря накрывает своей ладонью чужую, чуть сжимая.       Сёки но Ками этого хватает. Тепло руки художника мигом отрезвляет, заставляет любые мысли исчезнуть, оставив лишь облегчение. Он с благодарностью глядит на профиль светловолосого, радуясь, что он смог выбраться, хоть и с чужой помощью. Вместе с радостью его накрывает чувство тревоги, опять. Понимание того, что он нещадно начинает привязываться или даже зависеть от Альбедо — пугает. Если Рэйндоттиру когда-нибудь и надоест с ним нянчиться, а это обязательно случится, то Скарамучче будет больнее вдвойне, если привяжется. Опять хочется позорно сбежать от любых взаимодействий с людьми, чтобы лишний раз не травмировать себя ещё больше. Отталкивать от себя-       Ладонь вновь ощутимо сжимают, выдергивая из неприятных раздумий. Он поднимает усталый взгляд на Альбедо, который хмуро глядит на соседа, и тяжко вздыхает, смиряясь. Он уже давно попался, сам проболтался насчет многого, и теперь от него не отстанут, похоже. — Бедо, скучал? — знакомый голос слышится со спины вдалеке и Альбедо с облегчением выдыхает. Скарамучча после пары сразу куда-то скрылся, и он переживал, не погрязнет ли в задумчивости вновь. — Да, вот, ищу себе компанию для обе… — разворачивается и изумленно стихает, слегка задирая голову. Светлые брови поднимаются, а после сводятся к переносице в озадаченности.       Сёки но Ками довольно смотрит на Рэйндоттира с высоты двух метров, ехидно улыбаясь, как Чеширский кот. Сложил руки на рыжей макушке, опуская подбородок на свои предплечья. Аякс беззаботно улыбается, поглядывая вверх на темноволосого, которого подхватывает под коленями, чтобы тот перестал съезжать со спины, будто парень ничего не весит. В общем, дизайнер катает Скарамуччу на спине, и оба взрослые люди… — Уже сдружились? За… — задумчиво замолкает, быстро достав телефон из кармана и глянув на время. — пятнадцать минут? — Да. Встретил его по пути в туалет и разговорились, — согласно кивнул Скарамучча. — Туалетная дружба, получается, — глупо шутит Тарталья, буквально туалетным юмором. — И ты друзей сразу решаешь…оседлать? — однобоко ухмыляется Альбедо, окинув их двоих юрким взглядом вверх-вниз. — …Может быть, — осклабился Сёки но Ками, хитро щуря сверкнувшие ультрафиолетом глаза. Зарывается освобожденной рукой в рыжие волосы, слегка массируя кожу чужой головы, не разрывая пленительного зрительного контакта с лазурными глазами, что были так же по-лисьи прищурены.       Аякс слегка приоткрывает рот, чтобы вставить свои пять копеек, мотая головой из стороны в сторону, глядя то на Скарамуччу, то на Альбедо, но закрывает обратно и вздыхает. Даже если он сейчас что-то скажет, его жестоко проигнорируют. У этих двоих химия ощущается практически на физическом уровне. — Ладно, — первым сдается темноволосый, отводя взгляд и игнорируя колотящееся сердце. — Если серьезно, то у меня ноги заболели, и я шуточно попросил морковку подвезти, а он согласился.       Художник победно усмехнулся, хотел что-то сказать, но его отвлек телефонный звонок. Поднимает трубку, одними губами прошептав извинения перед двумя персонами, и слегка отходит в сторону.       Скарамучча слышит лишь обрывки фраз. «Алло?», «Правда?», «Хорошо, тогда на каникулах», «Да, у меня уже есть идейка», «Постараюсь успеть, начну сегодня», «До встречи».       Альбедо возвращается с явным воодушевлением в глазах, прям будто что-то предвкушает. Это поднимало настроение.       Правда, остаток дня светловолосый настойчиво и пристально глядел на лицо соседа, будто изучал каждую деталь, совершенно не смущаясь взаимного и сбитого с толку взгляда. А вечером Рэйндоттир вовсе, не поевши, не посравши, закрылся в комнате и попросил Скарамуччу не входить без разрешения. Конечно, от шутки про рукоблудие он не отказался, но так и не входил, лишь постучался, чтобы спросить не хочет ли Альбедо есть. Ответа, кстати, так и не последовало, поэтому Сёки но Ками тихонько завалился спать один.       Альбедо выползает из своей комнаты только к обеду следующего дня, потирая сонные глаза. Даже непривычно, что он встал не ранним утром. Проверяет сообщения в телефоне, ничего интересного. Идет дальше в кухню, по пути завязывая ленивую, оттого и неряшливую, мальвинку — попытался собрать все пряди у лица, собирая их в небольшой хвостик на затылке, но бóльшая часть волос всё равно выпала из-за короткой, неравномерной длины.       Замечает своего соседа, запихнувшего в уши беспроводные наушники и копающегося в телефоне, стоящий в паре метров от входной двери весь такой разодетый. Рэйндоттир с интересом выгибает бровь, размышляя, куда это Скарамучча намылился в выходной. — Ты куда?       Темноволосый крупно вздрагивает и аж слегка подпрыгивает от неожиданности, разворачиваясь к художнику. Драматично хватается за сердце, ссутулившись, но в глазах шутки нет. Похоже, он и впрямь перепугался. — Не пугай так… — хрипло бурчит тот, выдыхая. — Я иду к Сяо, он попросил прийти. — Сяо? — с изумлением переспрашивает Альбедо, задумываясь. Обычно, Цзиньпэн бы избегал любой встречи с «шутником», а тут зовет. Ещё и в выходной, который обычно просыпает. — А зачем? — Говорит, волосы надо подкрасить, — жмет плечами Скарамучча, и светловолосый озадаченно хмурится. — Меня бы попросил… — бубнит себе под нос, но смиряется, хотя какой-то неприятный осадок на душе остался. Почему-то сам факт того, что именно Скарамучча идет к Сяо, в чужую квартиру, и они будут там одни, напрягал. — Я сам удивился, — соглашается тот, смотря на время. Вздыхает. — Я пошёл, не скучай.       Сёки но Ками со слабой улыбкой махает сонному Альбедо, сейчас похожему на сову, и закрывает дверь. Включает в телефоне любую песню из плейлиста, чтобы был фоновой шум. Бесит, что когда он один приходиться делать что угодно, лишь бы отвлекать себя и не зацикливаться на чём-то одном, иначе он вновь погрузится в глубины сознания, бездумно идя куда глаза глядят.       Так, надо бы настроиться. По ощущениям, за всё это время нахождения рядом с Альбедо его лицо уже отвыкло имитировать эмоции. Ну, не совсем, Иногда всё же привычка проявляется и на вопросы Альбедо о его самочувствии он случайно натягивает я-в-полном-порядке улыбку, за что получает несильный подзатыльник. Самочувствие у него, к слову, нормальное, только бывает слабость в теле жуткая из-за недоедания.       На самом деле, ходить с лицом лица и не слышать фразы по типу «Чё рожа такая кислая?», достаточно приятно. Приятно, что его не осуждают за плохо выраженную реакцию на какую-то счастливую новость или наоборот. В общем, если кратко, то с Альбедо спокойно. Страх, конечно, до сих пор есть, но каждый день видя нежность в лазурных глазах всё начинает казаться ужасно бессмысленным. Не видеть чужое перекошенное от отторжения лицо при зрительном контакте с его пустыми глазами, не чувствовать чужой неловкости при разговоре с его монотонным голосом, не слышать оскорбления и крики за то, что он родился. Ах, всё это казалось мечтой, которая стала явью. До сих пор не верится, что кто-то остался рядом на такое долгое время после раскрытия своей истинной сущности.       Сегодня у него приподнятое настроение, удивительно. Лишь бы не накрыло к концу дня, как происходит обычно.       Идет в метро, потому что Сяо дал ему адрес дома, который находится достаточно далеко. По пути сталкивается плечами с женщиной, не успевает даже извиниться или что-то сказать, так она сразу давай возмущаться. Начала громко говорить, причитать, что-то про невоспитанную молодежь. Скарамучча всё это время стоял вполоборота, прожигая её бездушным взглядом, пока в груди медленно зарождается желание заткнуть ей рот кирпичом. — Мам…пошли, — тихо пытался до неё достучаться маленький мальчик, дергая за рукав её платья, сын, очевидно. Он выглядел неуверенно, даже боязливо, словно любой человек здесь обязательно несет опасность.       Скарамучча полным презрения взглядом очертил пышную фигуру женщины, вдруг остановившись на нервном сынишке. Тот поднял слезливые глаза на него, тихонько ойкнул и спрятался за маминой юбкой. Сёки но Ками хмуро отводит взор от знакомого ощущения, разворачиваясь, идя дальше на свой путь в метро. Восклицания женщины в спину он игнорирует.       Наконец доходит до квартиры, сверяет её номер с сообщением в телефоне, кивает самому себе, и стучит три раза. Дверь открывают спустя минуту. На пороге стоит домашний и чем-то недовольный Сяо. Одетый в бесформенную футболку чёрного цвета и широкие клетчатые штаны. Отросшая чёлка была заколота по бокам милыми заколками: с мультяшным призраком, леденцом, черепком и тыквой. Скарамучча присвистнул, глядя на парня, который предстал в немного другом свете.       Цзиньпэн молча закатывает глаза, отодвигается от двери, приглашая внутрь. — Я бы сказал, чтобы ты чувствовал себя как дома, но квартира не моя, — хмыкает тот, закрывая дверь за вошедшим. — А чья? — Моего соседа по общаге, он по доброте душевной дает мне здесь отоспаться в выходные. Я, конечно, отказывался, и не раз, но он такой настойчивый…и убеждать умеет, — тяжко вздыхает Сяо, поставив руки в боки. — Так, раздевайся, разувайся, а я сейчас прийду.       Скарамучча послушно начинает снимать с себя верхнюю одежду, разуваясь. Мельком оглядывает помещение — по размерам похоже на его собственную квартиру. Только тут всё выглядит более…уютно? Наверное, просто ощущение, будто кто-то здесь обжился и явно оставил свой след обилием каких-то совершенно бесполезных вещей в каждом углу комнаты. Но эти вещи придают дому…человечности. — Откуда такие прелестные заколки? Может Альбедо куплю, а то он, бедный, мучается из-за волос, — с ухмылкой тянет он, подходя к стеллажу у стены.       На нём всё заставлено. Искусственные растения, классические книги, какие-то ящички, пустые лотки для бумаг, и много-много фотографий в рамочках. Скарамучча подходит к ближайшей, проводя кончиком пальца по шершавой поверхности белой деревянной рамки. На фотографии стоят мужчина и женщина. Прямые русые волосы до плеч, по-доброму сощуренные пыльно-голубые глаза, в углах которых собрались мелкие морщинки, и мягкая улыбка на губах. Рядом, положив руку с золотистым кольцом на безымянном пальце на её плечо, приобнимая, находился мужчина со слегка волнистыми короткими волосами цвета карамели, он не улыбался, но взгляд всё равно казался нежным. — Заколки моей сестры, могу позвонить ей и попросить название магазина, — шутливо усмехается Цзиньпэн, выходя из какой-то комнаты с бирюзовой краской в руках. — Младшей? — Сёки но Ками отрывается от разглядывания чужих вещей, с интересом спрашивая. — Старшей, — устало качает головой архитектор и, недолго думая, отправляется в ванную комнату, подзывая студента за собой.       Ставит в центр просторной комнаты табуретку, усаживается на неё и бесцеремонно сует в руки темноволосого упаковку с краской. Начинает расстегивать заколки, позволяя отросшей челке защекотать щеки, убирая их на край стульчика. — Прям так сразу? — фыркает тот, откупоривая картонную крышу упаковки. Вынимает никому ненужную инструкцию с кучей непонятных химических терминов, одноразовые прозрачные перчатки, и саму краску. — А ты как думал? — Думал, что я почтенный гость, которого встретят чаем и разными вкусностями, — хихикает Скарамучча, выкидывая бумажку и натягивая неудобные перчатки на руки с шорохом. — Мой сосед должен вернуться довольно скоро, поэтому не хочу, чтобы ты мешал своим присутствием. Давай побыстрее, — подгоняет Сяо, скрещивая руки на груди и прикрывая глаза. — Ой-ой-ой, если я так мешаю вам, голубчикам, ворковать, то почему бы сам не покрасил? — насмехается темноволосый, решая сначала внимательнее посмотреть на чужие волосы. Бирюзовый оттенок практически полностью смылся, оставив после себя только зеленоватое отсвечивание на чёрных волосах. Рукой в перчатке отодвигает пряди и смотрит на корни, оценивая состояние волос. Ещё заметил, что они довольно отросли с их первой встречи и кончики уже слегка щекотали плечи архитектора. — Может тебя ещё подстричь? — Неудачный опыт был… Один раз решил один, дома, покрасить и вышло неравномерно, потом как клоун ходил, — бурчит Цзиньпэн, хмурясь на шутку про воркование. — Стрижку я тебе не доверю, — напрягается, когда чувствует, что пряди начинают с шуршанием перебирать. — А чего Альбедо не позвал? Это его смутило, — монотонно спрашивает он, взяв банку с краской в руку. — На всю голову? — Я запомнил, что у него дела. Вроде, какую-то картину делает, поэтому и решил не беспокоить, — жмет плечами Сяо, зевая. — Да. — А меня почему? Или у тебя других знакомых нет? — хитро ухмыляется он, даже зная, что архитектор его не видит. — Ах, что это я, у тебя же твой соседушка. А он не будет ревновать? — издевательски тянет буквы, с щелчком наконец открывая краску и едкий запах тут же ударяет в нос, заставляя глаза слегка слезиться. — Так и знал, что ты спросишь, — вздыхает тот, тянется рукой в карман и достаёт оттуда брелок с пером, крашенным в золотой цвет. Не поворачиваясь протягивает эту вещь Скарамучче. — Держи, это твоё.       Сёки но Ками заторможенно берет брелок, разглядывая. Таких вещей у него отродясь не было. — Пока я помогал другу в студсовете с бумажной волокитой, то наткнулся на твоё личное дело. Случайно увидел, когда у тебя День рождения и решил подарить заранее, потому что весь январь я планирую спать, — неохотно объясняется Сяо. — Это, думаю, единственная причина, по которой я позвал тебя, а не кого-то другого. В университете не хотел отдавать. — Я его не праздную, но спасибо, — тихо отзывается он, потухшим взглядом прожигая брелок. Мотнул головой и убрал подарок в карман.       Выдавливает на руку в перчатке из пластиковой банки бирюзовую и чуть густую краску, начиная аккуратно распределять по верхним чёрным прядям, отодвигая их, чтобы позже подкрасить нижнюю массу волос, корни.       Цзиньпэн чувствует, как по спине прошлась дрожь от прохлады цветной жижи на голове. Старается держать осанку, что давалось с трудом, потому что, обычно, на парах или в любом другом месте он сидит в позе креветки. Так и до сколиоза не далеко…а может у него уже есть. Он давно не был в больницах, и не особо горит желанием. — Альбедо сегодня когда встал? — мелко хмурится, подозревая, что друг опять пол ночи не спал из-за идеи о новенькой картине. — Когда я уже выходил, в обед, — односложно отвечает Скарамучча, сосредотачиваясь на данном задании.       Сяо недовольно цокает. Ну вот опять. Альбедо убивает свой режим, когда его вдруг охватывает вдохновение. Хотя, архитектор едва может злиться, вспоминая, с каким энтузиазмом и свечением в глазах друг рассказывал о том, что у него появилась новая идея для картины и так далее. Правда, без деталей, что странно. Обычно, Альбедо совершенно не затыкается, рассказывая о каждой пылинке на рисунке вплоть до какой фирмы красок он собирается использовать. А тут лишь поделился о существовании идеи и замолчал, хотя по лицу можно было с легкостью понять, что уж очень сложно было держать рот на замке. — А что за ромбик у тебя на лбу? Давно хотел спросить, — вдруг задает частый вопрос Скарамучча спустя минут пятнадцать, перебравшись на прилицевые прядки, чтобы скрасить их неловкую тишину. — Родимое пятно, — кратко отвечает Сяо, приоткрывая один глаз. Если быть честным, то он тут чуть не уснул. — А у тебя почему все пальцы в пластырях? — Решил погладить бродячую кошку, — выдает другую ложь он, усмехаясь. Чуть хмурится, пытаясь чистой частью перчатки стереть попавшую на хрящ уха краску. — Больно, наверное, — морщится архитектор, ощущая довольно заметную боль в пояснице. Не создан он для идеальной осанки. — Когда уже закончим? — Ну, я, вроде, всё прокрасил, — задумчиво бубнит он, бегло перепроверяя. — Да, теперь сиди жди двадцать минут пока впитается, дорогой мой клиент.       Скарамучча быстро стягивает неприятно прилипшие к рукам перчатки, выкидывает в мусорку и судорожно выдыхает. У Сяо тут холодно. Или просто ему холодно, как обычно. Вдруг на темноволосого напала нервозность, он не знал куда себя деть в закрытом помещении ванной комнаты, поэтому практически выбежал оттуда, пока Сяо медленно встал и разминал затекшие конечности с ярким хрустом.       Он не знает почему вдруг стало так тревожно, будто всё-всё здесь чужое и готово наброситься на него. Начинает нервно теребить чуть отклеившийся край пластыря на указательном пальце, игнорируя тупую боль от того, что он потревожил начинающие заживать ранки. У него всё заживало долго, всегда. Неглубокие порезы могли сходить по несколько недель, а глубокие, бывает, месяцами.       Дыхание понемногу начинало сбиваться, а конечности коченеть от холода, вдруг пробившего его тело. Взгляд начал мутнеть, терять фокус, поэтому он начал растерянно оглядываться по сторонам, видя только мыльные очертания стен и мебели. До боли захотелось почувствовать то самое человеческое тепло, чтобы эта пытка прекратилась. Внезапно вспоминает вечно тёплого Альбедо, его касания, сделанные невзначай, и, блять, позорно начинает хотеть сбежать в их общую квартиру, врезаться в Альбедо с разбега и часами обнимать, лишь бы навсегда убрать этот холод с кожи.       С отвращением к себе вновь понимает, что начал жалко зависеть от соседа. Корит себя за то, что повелся на какие-то простенькие нежные взгляды, мелкие касания и громкие слова. Захотелось огородить себя от всего мира, опять привыкнуть к могильному холоду вокруг, лишь бы не привязываться, чтобы потом не чувствовать себя ещё хуже, когда останется один. — Скарамучча, — раздается откуда-то сзади, для него это звучит оглушительно, эхом отбиваясь об стенки черепа, поэтому крупно вздрагивает и разворачивается. Видит перед собой нечеткий силуэт Сяо с прилизанными от краски волосами. — Извини, что напугал, — тараторит Цзиньпэн, заметив, с какой паникой в глазах на него глянул Сёки но Ками. — Хотел сказать, что собираюсь на перекур, ты можешь идти. — Перекур? — медленно переспрашивает тот, потирая размытые глаза. Бегло моргает, возвращая вещам вокруг прежнюю четкость. — Не знал, что ты куришь, — натянуто усмехается, пытаясь вновь влиться в образ. — Из-за экзаменов и не такая привычка появится, — безразлично кидает Сяо и скрывается за одной из дверей. Скарамучча, недолго думая, подрывается за ним, по пути надевая маску наигранного спокойствия.       Они слегка задерживаются в просторной комнатке, покрытой мраком из-за плотно задернутых штор и не включенного света, потому что архитектор накидывал на себя теплую кофту, чтобы не промерзнуть на балконе. Хотя, влажная от краски голова наверняка будет собирать весь холод. Даже интересно стало, сляжет ли Сяо с температурой на следующий день?       Цзиньпэн не задавал вопросов, когда Скарамучча, будто с шилом в заднице, мялся позади, ожидая пока тот откроет выход на балкон. Продолжал молчать, даже когда заметил, что темноволосый невозмутимо вышел наружу в одной футболке, не дрогнув.       Сяо закрывает за собой дверь, чтобы комнату не продувало, застегивает кофту на молнии, посильнее в неё кутаясь. Морозный воздух резким порывом подул им в лицо, заставляя морщиться от мелких песчинок снега, поднятых с земли сильным ветром. Бледный солнечный диск на сером от облаков небе, по ощущениям, сейчас являлся только декорацией, не согревающей бедных людей.       Достает из кармана помятую пачку дешевых сигарет, вытряхнув сразу две. Молча протягивает одну Скарамучче, тот, немного поколебавшись, принял. Кончик носа покалывал от холода, Сяо сдавленно чихнул, хмурясь на чужое хихиканье.       Зажимает сигарету зубами, подставляя зажигалку к концу, прикрывая её от ветра ладонью. Резким движением большого пальца прокручивает специальное колесико и зажигалка отзывчиво щелкает, выпуская пламенный поток со сразу погасшими искрами, растворившимися в холодном воздухе. Кончик сигареты подпалился, а зажигалка потухла из-за того, что палец съехал с кнопки. Сяо глухо цокает, подняв взгляд на Скарамуччу.       Сёки но Ками, поняв намек, протянул собственную раковую палочку. Сяо раз пять пытался зажечь старенькую зажигалку вновь, из раза в раз щелкая ей, из раза в раз хмурясь всё сильнее. А самого темноволосого, впрочем, по-видимому, не очень раздражало всё это. Он терпеливо ждал, глядя на чужое недовольное лицо.       А затем, после ещё пары раз тщетных попыток включить несчастную зажигалку, просто пододвинулся поближе, зажимая сигарету своими губами, подставляя её кончик к чужому. Сяо опешил, едва не выронив зажигалку за ограждения балкона. Скарамучча, заметив, что свой кончик поджегся, поспешил отодвинуться, втягивая никотин в легкие.       Цзиньпэн не двигался секунд десять, будто находясь в прострации от чужого поступка, глядя сквозь пол. А затем он отодвинулся практически на другой край от студента, повторяя про себя все молитвы, которые знает. «Боже упаси, если этот чёрт вывернет ещё что-то подобное».       Темноволосый блаженно выдыхает дым, плотной горечью осевший на языке. В груди тяжким грузом поселилась заглушенная тревога вкупе с приятной легкостью. Прикрывает глаза, опираясь локтями на железные перила и склоняя голову слегка вбок, даже не замечая, что открытые участки кожи жутко щипают, розовеют и уже готовы льдом покрыться.       Рука с сигаретой начала непроизвольно дрожать, что не укрылось от до сих пор возмущенного Сяо. — Ты сейчас в сосульку превратишься, — бурчит он, не понимая, почему Скарамучча не удосужился хотя бы что-то накинуть. — Мне не привыкать, — двигает плечами тот, а затем натягивает насмешливую улыбку на губы, тотчас прикладывая к ним сигарету. — Я как бэтмен. Только вместо летучей мыши я ночью превращаюсь в сосульку.       Цзиньпэн, спустив пару секунд на создание в голове образа Скарамуччи-сосульки, залился плохо сдерживаемым смехом, из-за этого больше похожего на тонущую лошадь.