Энциклопедия жизни

      «А не хочешь выпить?» Не такую фразу Альбедо ожидал услышать на следующий же день после закрытия всей сессии и выхода на каникулы. Ну, несмотря на то, что он испытывает некую неприязнь к алкоголю, сейчас хотелось «отпраздновать», так скажем, наступившие каникулы, поэтому покорно согласился.       Художник поправляет рукав утепленного пальто бежевого цвета, чуть дергая. Берет очки со стола и надевает их, предварительно осмотрев стекла на наличие мутных разводов. — А ты чего оделся? Я думал я один пойду, — слегка недоуменно бурчит Скарамучча, вышедший из своей комнаты. И Альбедо оделся даже быстрее его, хотя начал позже. — Хорошая же возможность прогуляться вместе, — оптимистично улыбается Рэйндоттир, намекая на хорошую и даже чуть солнечную погоду снаружи.       Сёки но Ками ничего не отвечает, лишь фыркает, накидывая куртку. Испытывает какую-то внутреннюю тревогу, но к ней он уже слишком привык — если испытывать её ежедневно перед каждым выходом в люди, то уже не реагируешь. Боже, какой же он параноик.       А погодка-то и впрямь хорошая. Ни мороза, ни сильного ветра, тишь да гладь. Ещё атмосфера такая…прям сразу видно, что праздник грядет.       Легкий ветерок с оттенками свежей прохлады ударил им в лица. Расходящиеся по разным сторонам неба облака изредка закрывают бледное солнце, накрывая их город серой оболочкой, которая сходит совсем скоро. Трудящиеся во всю люди с вежливыми и счастливыми улыбками вешают на двери своих домов красные бумажки с различными надписями — пожеланиями; украшают деревья и козырьки алыми фонарями забавной округлой формы, крепкие мужчины уже начинают потихоньку устанавливать на стенды бумажные и такие разноцветные рыбы, которые наверняка очень красиво светятся изнутри по вечерам, другие держат стремянку и терпеливо ждут, пока нужный человек повесит гирлянды с лентами на концы двух разных столбов.       Постепенное открытие вкусно пахнущих лавок с различной едой: от традиционной до фаст-фуда или уличной еды. Медленное появление ларьков не только со вкусностями, но и с разнообразными украшениями для праздника: Маски дракона, обилие красного цвета, дощечки с выбитыми пожеланиями, благовония, хлопушки, фейерверки, фонари, летучие змеи и многое другое… Глаза разбегаются! — Тебе нормально с голой головой? — вдруг спрашивает Скарамучча, пряча затылок за капюшоном. — Мне волосы всё греют, — хихикает Альбедо, но вдруг задумывается. — А ты вообще разбираешься в алкоголе? Лично я очень далек от этого… — Конечно разбираюсь, не стал бы предлагать, если бы ничего не знал, — утвердительно кивает он, временно отвлекаясь на безразличное разглядывание всяких декораций вокруг. — Значит, берем что-то послабее, — бубнит размышления себе под нос.       Хотя, если задуматься, он больше разбирается в японском алкоголе. Чёрт. Но и с китайским, в принципе, ладит. Откуда познания в этой сфере? Ну, было дело, когда он особо увлекался с потреблением спиртных напитков… Не самый приятный период в его жизни.       Заходят в первый попавшийся круглосуточный магазинчик, вход которого так же украшен множеством новогодних атрибутов. Бегло здороваются с кассиром, тут же выдвигаясь к разделу с огромным выбором алкоголя.       Альбедо тихо присвистнул, оглядывая полки. Удачно они выбрали магазин, тут выбора больше, чем в любом другом. Скарамучча лишь прошел дальше, сканируя каждую марку спиртного с придирчивым прищуром. Берет привлекательную бутылку Хуанцзю, смотрит этикетку на обратной стороне и хмурится. Кладет обратно.       Взял в руки похожую бутылку, но от другой фирмы, проделывает то же самое, что и с другой, после чего удовлетворенно кивает себе. Разворачивается лицом к затихшему художнику с гордым видом и видит, что тот рассматривает бутылку самого отвратительного, ужасающего, дешевого вина, которое на вкус схоже с пометом крысы перемешанное с чаем из мочи. Молча отбирает кошмарное вино от Рэйндоттира, поставив обратно на полку, и ведет того к кассе, держа за руку. Вкус данной отравы в своей голове описывает больно детально, ведь один раз уже совершил ошибку, потратив деньги на это вино, выбирая лишь по красивой картинке на бутылке. — Куда пойдем? — спрашивает Скарамучча спустя пять минут их прогулки в никуда. Зачем-то перепроверяет шуршащий пакет с вином, закусками: его любимыми оливками, которые Альбедо, как оказалось, не очень жалует, и зелёным виноградом угадайте для кого. — Может быть…в сторону озера? — медленно предлагает тот, задумываясь. Сёки но Ками молча соглашается, будучи совершенно не против. От места, куда они пойдут, ему ни горячо, ни холодно.       Пройдя ещё пару метров, взгляд лазурных глаз зацепляется за знакомый магазинчик художественных товаров. Шестеренки в мозгу начали активно крутиться, после чего он резко втянул воздух, будто не дышал несколько минут. — Санта-мария, чуть не забыл… — бормочет Альбедо сбивчиво, мотаясь между двумя вариантами. Как итог, тянет Скарамуччу к этому магазину, игнорируя растерянный вопрос «Мы куда?». — Постой здесь немного, я мигом, — и улетает внутрь под тихий звон дверного колокольчика, тут же дружелюбно приветствуя давнего знакомого продавца по имени Горо.       Скарамучча послушно начал ждать около магазина, отойдя слегка в сторону, чтобы не стоять прямо перед входом. Он переминался с ноги на ногу, ещё раз оглядывая красочные окрестности. Да уж, в Китае и впрямь обожают Новый год. Задрал голову, смотря на практически чистое небо. Стало интересно чего Альбедо так внезапно захотел купить в магазине со всякими художественными принадлежностями… — Извините, а не можете подсказать где… — вдруг доносится незнакомый голос со стороны. — А? — Скарамучча поворачивается и слегка склоняет голову из-за разницы в росте сантиметров так на десять.       Перед ним стоит невысокий молодой человек с растрепанными тёмно-малиновыми волосами. Светло-оливковые глаза смотрят на него с каким-то странным сомнением. В голове что-то щелкает. Две родинки под глазами. «Скарамучча, верно?» «Какая очаровательная улыбка…» «И красотой не обделен…»        — Скарамучча! — Хэйдзо…?       Сиканоин засиял своей обычной улыбкой до ушей. Улыбкой, которую темноволосый так и не смог повторить. — Сколько лет, сколько зим! — звонко радуется тот, похлопав в ладоши пару раз. — А ты прям вымахал, — с интересом замечает Хэйдзо, намекая на заметную разницу в росте. Скарамучча-то всего сто семьдесят сантиметров с кепкой, не так уж и высоко, если сравнивать с Аяксом-двухметровой-морковкой. — Это ты просто не вырос, — закатывает пустые глаза, подавляя навязчивое желание натянуть ухмылку, скользнув взглядом по двери магазина. Альбедо долго нет. — Но красив, как и прежде, — игнорирует чужой язвительный комментарий, легко проводя ладонью по линии подбородка Скарамуччи. Улыбается так, как улыбался в старшей школе, так знакомо. Похожие комплименты, похожий беззлобный взгляд изумрудных глаз, похожая интонация: текучая, словно мёд. — Ты не рад встрече? — с любопытством спрашивает, замечая некую отстраненность. — Просто это вышло слишком неожиданно, — объясняется Сёки но Ками, неосознанно подставляясь под тёплые прикосновения. Ладонь у Хэйдзо шершавая, суховатая, но такая же тёплая, как раньше…как у Альбедо. — Ну же, давай разок для старого друга, улыбнись, — подначивает его Сиканоин, ведя рукой дальше, скользя по шее. Студента не покидает чувство дежавю, потому что бывший одноклассник продолжает напоминать о делах давно минувших дней. Сейчас его голову прострелило воспоминание, как раньше он при создании недолгого зрительного контакта с Сиканоином натягивал вежливую улыбку, ведь так делает практически вся школа, а ему не хотелось выделяться. — А зачем мне улыбаться? Разве ты по глазам не можешь прочесть, насколько я рад встрече, детектив? — хмыкает, припоминая школьному другу о давней мечте стать детективом. Послушно склоняет голову, ссутулившись, чтобы Хэйдзо не стоял на цыпочках. У сказанной фразы есть только один правильный ответ: Не может, потому что глаза Скарамуччи пусты и он нисколько не рад встрече, хотя ведет себя противоположно, дозволяя неуместным физический контакт. — Вообще-то перед тобой стоит самый молодой и быстро поднявшийся на пьедестал детектив-гений в Инадзуме, — гордо подчеркнул Сиканоин, наверное, поверив давнему другу, что тот рад встрече.       Парень сцепляет руки в замок за шеей темноволосого, практически повисая на ней. Приближается ближе и ожидающе смотрит в тусклые глаза, Скарамучча чувствует чужое дыхание на своем лице. — Хочешь, как в старые добрые? — еле различимым шепотом спрашивает Хэйдзо, обаятельно улыбаясь. — Ладно, — равнодушно бросил Сёки но Ками, двинув плечом. Он не знает как это вырвалось из его рта и не знает почему не может просто оттолкнуть, отказать. Тело словно не слушалось, словно при появлении образа человека из прошлого оно начало действовать так же, как и в те времена. Будто в голове плотно засел туман, мешающий взять ситуацию под контроль.       Оливковые глаза прикрываются, пока его собственные остаются открытыми, смотря куда-то сквозь школьного друга. Чувствует, как к губам мягко прижались чужие. Бесчувственный, неловкий, холодный поцелуй, каким его обычно одаривала воспитательница в детском саду, только она в щёку, а не в губы, слава архонтам.       Всё также улыбающиеся губы Хэйдзо слабо двигаются в ласкающем движении, поняв, что инициативу прийдется брать в свои руки.       Ощущение чужих губ на своих казалось странным. Будто что-то инородное. В груди опять опустело. Из-за внезапной встречи, которая принесла с собой множество воспоминаний о «прошлой жизни» яркие декорации вокруг теперь виделись словно через серую пелену, как и люди. Душа вновь заныла, как и прежде. Будто сердце метко выбили у него из груди, и теперь у него чуть слева красовался ровный кружок, внутри которого — ничего, одна только текущая вниз по куртке кровь. Пустота, что он испытывал на протяжении каждого прожитого дня в Инадзуме, когда он не видел смысла ни в чём, когда мысли кружились лишь вокруг одних вопросов «За что, почему…», когда он репетировал перед зеркалом очередную эмоцию.       Настолько погружен в пережитки своего прошлого, что не слышит тот самый звон дверного колокольчика. Настолько, что не замечает пару шокированных лазурных глаз на своем затылке.       Язык Сиканоина скользит по его нижней губе. И это действие почему-то вызвало резкое отторжение и желанную осознанность, поэтому Скарамучча аккуратно отстраняется, скидывая с себя руки Хэйдзо. Из-за быстро образовавшейся привычки оборачивается, чтобы посмотреть как там скоро выйдет Альбедо, и замирает. Странное, словно какое-то другое, незнакомое отвращение и ненависть к себе скрутились в животе узелком.       Рэйндоттир не знает как на это реагировать. Он, выйдя из магазина с тёмно-фиолетовой и персиковой краской в кармане, совершенно не ожидал увидеть на улице подобную сцену. Ране приподнятое настроение вдруг стремительно полетело вниз, пробивая асфальт и землю под ним.       Не знает, что чувствует, не знает, как себя нужно чувствовать, увидев своего друга целующимся с каким-то незнакомым парнем. Картинки недавних воспоминаний до сих пор мелькали перед глазами: И вот парень сминает губы Скарамуччи, и вот проводит языком по ним. Всё это вызывало двоякое чувство — непонимание и странное раздражение, которое он, вроде, никогда не испытывал раньше.       Отрывает рассеянные глаза от нечитаемого лица Скарамуччи, переводя уже ледяной взгляд на стоящего рядом парня, неловко хлопающего очаровательными глазами. Подходит к ним ближе с натянутой и учтивой улыбкой, игнорируя расползающееся в груди мерзкое нечто. Ревность.        — Извините, если помешал, — всё так же пытается вести себя вежливо, потому что это не его дело, с кем, как и почему целуется Скарамучча. — Не познакомишь нас? — поворачивает голову к соседу с приторно-сладкой улыбкой, от которой тот тут же стушевался, выглядя зажато.       Альбедо заводит обе руки за спину, сложив их, вгоняя короткие ногти в кожу из-за бури эмоций. Злость и раздражение из-за того, что он сейчас ведет себя, будто их поцелуй его задел. И ещё хуже был тот факт, что Скарамучча теперь ошибочно думает, что он злится на него, а на самом деле художник злится на себя за странную реакцию. Вершиной айсберга было осознание, что Скарамучча наверняка заметил и принял на свой счет ту ужасную, в какой-то степени лицемерную приторно-сладкую улыбку, от которой светловолосому самому противно. Стало стыдно. Сосед сейчас, наверное, чувствует неправильную вину, которую Альбедо и поселил. — Это Хэйдзо, мой приятель со школы, — как-то мрачно представил Сёки но Ками, ладонью указывая на неловко стоящего рядом парня. — А это Альбедо, мой…одногруппник и сосед, — монотонно пробормотал он, рукой с забытым пакетом указывая теперь в сторону художника. — Приятно познакомиться! — лучезарно улыбается Хэйдзо, протягивая руку для рукопожатия.       Рэйндоттир запоздало тянется к чужой руке, потому что несколько секунд пилил её холодным взглядом, но она тут же опустилась под звонкий рингтон телефона. Сиканоин едва не подпрыгивает от внезапной мелодии из собственного кармана, бегло извиняется и отвечает на звонок, отходя слегка подальше. — И все друзья целуются при встрече? — чёрт, прозвучало язвительно и обидчиво, но он попросту не мог сдержать такой интонации, как и неприятно давящих на грудную клетку чувств. — Нет, не сказал бы… — тихо отвечает Скарамучча, поднимая виноватый взгляд на Альбедо, только что прочувствовавшего все оттенки стыда. — Мы с Хэйдзо не прям были друзьями, но и парой не назвать… Как же называется-то… А, что-то по типу друзей с привилегиями. — Вот как… Интересно, — бормочет художник, напротив, опуская взгляд в пол. — Ну прости-прости, я тут просто знакомого встретил, так что шуруй ко мне, — диалог Сиканоина по телефону, похоже, идет в самом разгаре. — У магазина я, с художественными штуками. О, погоди, я тебя, кажется, вижу! Обернись, направо посмотри! — Хэйдзо начал очень забавно прыгать на месте, махая свободной рукой.       Сёки но Ками молча наблюдал за этой картиной, а Рэйндоттир предпочел смотреть на каменную плитку, на физическом уровне ощущая напряжение между ними. Такое же напряжение, какое было у них ещё пару раз, раньше. Напряжение, которое они оба ненавидят, но будут молчать, пока нервы не сдадут. Или пока не произойдет какая-то, вероятно абсурдная, ситуация, которая заставит их либо поговорить по душам, либо это напряжение само по себе рассеится. — Каким образом ты вообще оказался в десяти метрах от места встречи? — чуть хриплый, усталый и незнакомый голос привлек внимание горе-соседей. — Я заблудился, — объясняется Хэйдзо, поставив руки в боки. Оборачивается на них, готовясь представить пришедшего.       Перед ними предстал молодой человек. Коротко подстриженные чёрные волосы, кончики которых плавным переходом окрашены в цвет мадженты. Слегка прикрытые, сонные, но даже так очень яркие глаза цвета фуксии, чем-то напоминающие глаза Скарамуччи. Не цветом, конечно…но «ощущения» под таким взглядом были очень схожи. Бледная, с сероватым оттенком кожа, точь-в-точь как у трупа. Заостренные к кончикам уши, как у эльфа.       Не застегнутая дубленка, под низом которой обычная тёмно-фиолетовая толстовка, чёрные джинсы-трубы, а также массивные ботинки на ногах. И до боли знакомая Альбедо подвеска на шее в виде акульего зуба.       Да и в целом, этот парень очень похож на Скарамуччу. Даже странно и немного…иронично.       Подвеска, эти глаза, волосы, черты лица. Всё казалось знакомым. — Кхм-кхм, знакомимся, — Сиканоин привлек внимание к своей персоне. Указывает на рядом стоящего парня, довольно улыбаясь. — Это Дурин Цитринитас, мой очень хороший дружочек, — театрально переводит руку на них. — А это Скарамучча Сёки но Ками, мой приятель, о котором я тебе говорил, и Альбедо, его сосед и одногруппник.       Сердце ушло в пятки. Рэйндоттир перевел ошарашенный взгляд на лицо Дурина, которое выглядело не менее шокированным. Скарамучча молчал, всё ещё изучая внешность подошедшего человека.       Неловкая и даже напряженная пауза что-то затянулась. — Вы…знакомы? — с нервным смешком спрашивает Хэйдзо, заприметив то, как Дурин с Альбедо друг на друга смотрят. — Да… Да, это мой младший брат, — в конце концов подает голос Цитринитас, отвечая на выдохе. Бегает яркими глазами по неверящему и почти нечитаемому лицу художника, испытывая смешанные чувства.       Сёки но Ками наконец очнулся, слегка вздрогнув, и переводит озадаченный взгляд на Альбедо. Они на братьев, если родных, вообще не похожи. Да и тёплыми взаимоотношениями не пахнет. — Не смей называть меня твоим братом, наркоша, — вдруг шипит светловолосый со злостью, отчего Хэйдзо со Скарамуччей впадают в молчаливый ступор, переглядываясь.       Рэйндоттир сильно нахмурился, гневно глядя на так называемого брата. Поджал губы, подавляя в себе желание бесповоротно сбежать отсюда. В животе скручивается комок отторжения. Он не хочет его видеть, не знает почему, но не хочет. Не хочет даже вспоминать то время, когда были вместе. У Альбедо уже новая жизнь, как и у Дурина, тогда почему… Почему архонты, судьба, матрица, боги, кто-угодно!решили вот так внезапно организовать воссоединение родственников. Только отца с матерью не хватает, ждём значит, пока они из гробов повылезают. — Ты чего? — нервно хихикает Дурин, отмахиваясь. Умело натягивает шутливое выражение лица, мол «Всё нормально у нас, никакого напряга». — Это было сто лет в обед, тем более, я всего-то был наркодилером, не употреблял ни разу. Матерью клянусь, — говорит так безмятежно, словно рассказывает сказки из серии «Мир, дружба, жвачка», а не о том, что не поощряется законом. — Ага. Пропущу, что мамой клясться нельзя, но в нашем случае это труп, так что да, конечно, можно! — будто на грани срыва художник, не отрывая взгляда от брата, говорил с иронией, вскидывая руки. Язвительно так. Пока в груди бурлило что-то очень неприятное, накопившееся, что аж хочется орать.       Собственные переживания насчет реакции Альбедо на их с Хэйдзо поцелуй у Скарамуччи быстро отошли на второй план. Сейчас его больше беспокоило шаткое состояние соседа. Впервые видит его таким…неудержимым.       Сёки но Ками удивленно вскидывает брови, аккуратно вытянув руку, желая коснуться плеча соседа в успокаивающем жесте, но быстро себя одергивает. В голове крутились один и миллион вопросов, на которые он наверняка ответа не получит. Прикусывает внутреннюю сторону щеки, слегка хмурясь. Альбедо взбешен и весь на нервах, надо его успокоить…надо… вступиться?       Делает шаг вперед, ненароком обозначая своё присутствие. Смотрит на Дурина исподлобья, случайно прожигая в нём дыру потемневшим взглядом, на самом деле размышляя, что же делать. Нужно увести Альбедо куда подальше от этого парня? Что сказать, чтобы не попасть под раздачу сразу двух братьев? И самое главное — нужно ли ему вообще вмешиваться в семейные проблемы?       В грудь начинает залезать тревога, скребя когтями по ребрам. Он шумно вздыхает. На ум приходит только одна мысль, которая поможет избавиться от сомнений, но не факт, что и от Дурина. Наверное. Если получится.       Совершенно не хотелось, ведь он, вроде как, уже более-менее привык к отсутствию самоуверенной маски на лице. Чего не сделаешь ради… Как там эта фраза кончается? Не помнит, ну да ладно. — Всего-то наркодилером? Сидел небось, — с усмешкой встревает в назревающий конфликт, сунув руки в карманы куртки и встав прямо перед братом светловолосого. — Неужели не видно, что он с тобой не хочет иметь ничего общего?       Альбедо приоткрывает рот, чтобы на эмоциях огрызнуться, но быстро передумывает, потому что и так вину чувствует за реакцию на ситуацию с Хэйдзо, Скарамуччей и их…поцелуем.       Давит в себе вредность, правда, напряжение в теле никуда не уходит. Он сжимает руки в кулаки, дыша через нос, дабы успокоиться.       Вдруг захотелось истерично засмеяться от максимально тупой ситуации. Он буквально завелся и сейчас стоит весь на нервах из-за внезапной встречи с братом, который, на самом-то деле, ничего плохого и не делал. Просто…где-то на подсознательном уровне разум Альбедо хочет отторгать любые вещи, связанные с тогдашними временами. Дурин один из них. Ещё чуть на Скарамуччу не сорвался, какой бред.       Пх… Наверное, со стороны это выглядит забавно. Два постоянно усмехающихся и больно друг на друга похожих человека собачатся из-за стоящего посередке, пыхтящего художника. — Может быть и сидел, — пренебрежительно фыркает Цитринитас, скрещивая руки на груди. Вау, отношение меняется в зависимости от персоны. Да он прям человек-хамелеон! — А ты куда вообще лезешь? Не видишь тут братья разговаривают…       Хэйдзо что-то слабо мямлил в стороне, находясь в полной растерянности. Господи, как же он ненавидит конфликты. Все на нервах, теперь и он на нервах тоже! — Пасть закрой, и не смей так с моим другом говорить, — рычит Альбедо, уже начиная мыслить трезво. Так, ситуация максимально абсурдная, значит можно слинять. Да, пожалуй, он так и сделает. Тем более, без злобной пелены в глазах он заметил поведение темноволосого.       Сёки но Ками вдруг замолкает, слегка изумленно глядя на художника ультрафиолетовыми глазами. Друг? Рэйндоттир считает его другом? Сердце невольно начало биться чаще, а на улице, как будто, стало теплее.       Блин, как-то неловко даже. Скарамучча избегал этого слова, потому что был абсолютно точно уверен, что светловолосый считает их не более, чем соседи или одногруппники. — Ах с другом! — драматично вскидывает руки Дурин, похоже, тоже начиная закипать. Хочет ещё что-то сказать про темноволосого, но Альбедо вдруг резко берет своего товарища за руку, уводя от них подальше. — Эй, стой, Альбедо! Подожди! — протягивает руку, делая шаг вперед, но его приостанавливает хмурый Хэйдзо с явно испорченным настроением. Блять, опять всё испортил, Дурин-дурень.       Сперва они идут непонятно куда быстрым шагом, что аж появилась небольшая отдышка, минуя кучи декораций, ларьков и прочего. Затем Рэйндоттир наконец замедляется, переводя дыхание, но не отпуская чужую руку, даже чуть сжимая. — Извини, тебе пришлось опять…это… — сбивчиво бормочет он, чувствуя себя ужасно виноватым. Не может подобрать нормальных слов, всё ещё переваривая ситуацию. Стыдно за то, что из-за него темноволосому опять пришлось нацепить маску. — Всё нормально, — ведет плечом Скарамучча, потирая почему-то красные щеки. — Забудем? — …Забудем, — кивает художник, слегка промедлив. Нагло врёт, потому что не сможет выкинуть из головы ни чувство вины, ни поцелуй соседа с Хэйдзо, ни своего брата.       Вдруг вспоминает, что они так-то вышли на алкоголем. Переводит странный взгляд на шуршащий пакет с вином и закусками и довольно улыбается краешками губ. Пить не умеет, пьет редко, пьянеет легко, но зато переживаний не будет.              Переживаний не будет. Это правда. В голове приятно пусто, перед глазами, правда, всё плывет, а очень интересный рассказ Скарамуччи не доходил до его мозга. Криво улыбается в никуда, потянувшись за сладким виноградом, у которого есть кислые нотки. Прелестный вкус.       Наверное, не стоило пить на практически пустой желудок, имея в арсенале холодильника лишь сыр, какую-то зелень да закуски вот эти. Каждый раз морщился, когда Скарамучча отправлял оливку в рот. Они же слишком…солёные и вообще непонятные по текстуре, вкусу и всему такому.       Даже если и в разум залазили какие-то мрачные мысли, они быстро стирались ещё одним глотком янтарной жидкости. Чуть сладковатый привкус лип к языку, но это не минус. Вкус хуанцзю был очень мягким, своеобразным и слегка дымчатым.       Сперва они хотели сделать всё, как подобает. Но у Сёки но Ками красивеньких фужеров для вина не оказалось, поэтому сейчас они пьют из стеклянных стаканов, больше похожих на стаканы для виски.       Тишина совершенно не давила на мозг, напряжения в атмосфере больше не чувствовалось. Но на подкорке сознания мелькали небольшие сомнения, ведь Альбедо практически не пьет, поэтому трезвый рассудок отлетел сразу после второго стакана, а значит сейчас он почти не может дать отчет своим действиям. Это немного пугало.       И именно потому что трезвость улетучивалась с каждым опрокидыванием стакана в себя Рэйндоттир всё чаще ловил себя на глупой и пьяной улыбке при взгляде на профиль соседа. — И вот отвечаю этому рыжему, что нет, пусть отстанет от меня, а он вдруг надувается, петух, и с каменным-обиженным лицом подхватывает Сяо под коленями, унося на своем горбу прочь, — увлеченно продолжает свой рассказ Сёки но Ками, покачивая руку со стаканом, несколько рассеянно глядя на плескающуюся из стороны в сторону жидкость. — Я там едва смех сдержал, потому что невозможно слышать какие-то важные речи от человека, на спине которого сидит полусонный парень, — Альбедо давно потерял нить монолога, но и впрямь звучало смешно, даже без подробностей. — Аякс прямо…человеческое такси. И как ему это? — всё же решает вставить комментарий художник, удивительно, сказав фразу без запинок, даже язык не заплетался, хотя в голове тот ещё бардак. — Да ему, мне кажется, нормально, кайфово даже, — фырчит Скарамучча, очаровательно улыбаясь самыми краешками губ и прикрывая глаза. — Ох уж эти фетиши у рыжих…       Рэйндоттир глухо усмехается себе под нос и продолжает смотреть на умиротворенное лицо соседа. Надо доделать картину поскорее, чтобы его порадовать.       Скарамучча сейчас выглядел более, чем привлекательно. Полуприкрытые глаза, которые уже не казались чем-то жутким, как раньше. Тёплое освещение падало на тёмно-фиолетовые, слегка растрепанные волосы, что аж хотелось зарыть в них руку, чтобы полностью прочувствовать их текстуру. Аккуратный прямой нос, красивый бледный цвет кожи, который прямо очень подходил к Сёки но Ками, губы… Обветренные, чуть потрескавшиеся губы, немного порозовевшие из-за алкоголя.       Альбедо невольно залил на их созерцании. В этот момент он понял, что явно перебрал. Поставил стакан на столешницу барной стойки с глухим стуком, потирая виски. Надо бы отвлечься. — Я есть хочу… — вдруг признался Скарамучча, слегка хмуря брови. — У нас в холодильнике мышь повесилась, — вздыхает художник, но на пьяную голову быстро приходит идея. — Давай доставку и фильм посмотрим? — Давай, — довольно быстро соглашается тот, также оставив стакан с недопитым вином на столе. — Заказал, — оповещает Альбедо, откладывая телефон на тумбочку. — Ты фильм выбрал? — Не уверен… Почему тут так мало фильмов? То мелодрамы, то ужастики одни, — озадаченно бурчит сосед, клацая пультом от телевизора. Сидит на диване, как обычно, ссутулившись в три погибели, поджав под себя скрещенные ноги. — Ты ищешь в «Недавно просмотренных» потому что, — весело фырчит светловолосый, локтями опираясь на спинку мебели сзади Скарамуччи. Тот тихо ойкает, тут же переключая раздел.       Они уселись смотреть какой-то боевик с завороченным сюжетом, длиной аж в два с половиной часа. Да уж, надеемся, что курьер быстро приедет. Пьяные мозги у обоих никак не могли понять ни одного сложного диалога, ни сюжета, ни откуда взялся тот или иной персонаж. — А она разве не умерла? — спустя двадцать минут просмотра спрашивает Альбедо, увидев больно знакомую девушку на экране. — Это главная героиня, Бедо, — многозначительно покачал головой темноволосый, вздыхая.       Художник тихо посмеивается со своей рассеянности. Честно, он сам не в курсе почему вообще его сумасшедшая голова решила, что стоит посмотреть фильм. Но он хотя бы глазеет на телевизор и на персонажей там, а не на соседа.       Мысли опять стремительно залезают не в то русло. Рэйндоттир аккуратно поворачивает голову, не удерживаясь от ещё одного, определенно последнего взгляда на чужое лицо, на которое сейчас красиво падает постоянно меняющийся свет из экрана телевизора. В бездонных, апатичных глазах отражается светлая картинка, делая их ещё более притягательными. Взор случайно сползает ниже, куда-то на область между носом и подбородком.       Мелко трясёт головой. Что с ним сегодня такое? Если и раньше он так открыто пялился на соседа, то только из научных, так скажем, побуждений: Так старательно впитывал в себя каждый штрих лица Скарамуччи с разных ракурсов, только чтобы рисовать его идеально точно, реалистично, ведь не зря же именно образ соседа выбрал для картины на конкурс-выставку.       Потирает вдруг заболевшие глаза, пытаясь сосредоточиться на дурацком фильме. Как итог, тупо пялится в экран без единой мысли.       Ну что же это такое… Взгляд сам потянулся направо, без согласования с мозгом. И внезапно сталкивается с таким же изучающим, даже любующимся взором ультрафиолетовых глаз. Скарамучча не прячет их, даже когда заметил, что на него также беспардонно глазеют.       Ах да. Альбедо, как говорилось ранее, легко пьянеет. И с отсутствием трезвости у него уходят любые сомнения, переживания, соответственно, он не может себя накручивать из-за поразительно пустой головы. Исходя из этого можно сказать, что его уверенность во многом повышается. Больше уверенности — больше решимости, больше алкоголя — меньше тормозов, а выпил он знатно.       И именно поэтому его лазурные глаза неосознанно скользят ниже вновь. Сердце бьется в ушах, а звуков из фильма почти не слышно, будто через толстый слой воды.       Один раз моргнул. Сёки но Ками приблизился? Или ему показалось и это всё галлюцинации из-за хорошего китайского вина?       Теперь моргнул Скарамучча и приблизился уже Альбедо, конечно, не специально. Мозг, в основном, был забит мыслями что может случиться, если он подастся ещё чуть-чуть ближе.       Художник правда хочет оторвать взгляд от чужих губ и посмотреть в глаза, но каким-то магическим образом не находит сил.       Чувствует тёплое дыхание на своем лице и это так дразнило его пьяный разум, что хотелось преодолеть уже наконец эти пару чёртовых сантиметров. Да уж, если так случится, то потом он точно будет жалеть. Сейчас главное — найти так сильно нужные тормоза. Они, к сожалению или к счастью, бесследно пропали, а заместо них встала твердая решимость, которая прямо сейчас подтолкнула его прикрыть глаза, отдаться желаниям и прильнуть ближе.       Робко и не напористо прижимается своими губами к чужим, таким мягким и тёплым, прислушиваясь к ощущениям и гадая какая у Скарамуччи реакция.       Тот спустя пару неловкий мгновений пародирования статуи, казалось, очнулся и отстранился на несколько сантиметров, удивленно заглядывает в уже открытые глаза Рэйндоттира, у которого вся решительность за секунду порушилась.       Светловолосый приоткрыл рот, чтобы начать бесповоротно извиняться, оправдываться, потому что стало ужасно стыдно за своё импульсивное действие под алкоголем. Но не успевает произнести ни слова.       Глухо и слегка изумленно мычит в тягучий поцелуй, который пьянил похлеще, чем самый крепкий алкогольный напиток. Тормозит, опешив, но вскоре покорно отвечает, положив ладонь на бледную щёку Скарамуччи, поглаживая большим пальцем.       Этот поцелуй всё же чем-то отличался от самого первого, недавнего. Был таким же робким, пока что изучающим, но, наверное, дело в том, что сейчас проявляют инициативу оба и никто не стоит, как вкопанный.       В пьяную голову Альбедо внезапно и совершенно не вовремя врезается воспоминание о том, как Хэйдзо целовал темноволосого. Как сминал губы соседа, проводил по ним языком… В груди что-то резко вспыхнуло, заставив отстраниться, чуть хмуро глянув на чужое лицо, покрытое едва заметным румянцем. И этот румянец заставил что-то щелкнуть внутри разума. Воспаленный мозг быстро находит вывод, тешащий эго художника: С Хэйдзо Скарамучча не краснел ни на один оттенок.       Мельком дергает краешком губ в самодовольной ухмылке и уже более напористо впивается в губы Сёки но Ками.       Скользит рукой с щеки до чужого загривка, зарывая её в приятных наощупь тёмных волосах на затылке. Горячо и влажно сминает такие прекрасные и желанные губы, сам чуть не плача от того, как Скарамучча плавится от одних лишь поцелуев, как отзывчиво жмется ближе, как старательно пытается отвечать с такой же силой, но добровольно проигрывает, отдав Альбедо доминирующую позицию.       Рэйндоттир, незаметно для самого себя, начал напирать настолько, что сосед начал осторожно ползти ещё вправо по дивану, пропуская момент, когда оказывается на мебели полулежа, укладываясь затылком в твердоватый подлокотник. Получается так, что художник сейчас нависает над Сёки но Ками сверху, освобожденной рукой упираясь ближе к стенке дивана, чтобы держать себя на весу.       Альбедо осторожно проводит языком по чужим губам, отгоняя навязчивые мысли о схожести с действиями Хэйдзо. Ну, впрочем, эти мысли смылись глубоко в унитаз, когда он чувствует, что Скарамучча податливо приоткрывает рот, позволяя юркнуть туда языком.       Рука соседа неторопливо зарылась в шелковистые, местами колючие светлые волосы, разлохмачивая лениво сделанную мальвинку, а другая опустилась на чужое плечо в слабой попытке то ли отстранить, то ли притянуть ближе.       Рэйндоттир отрывается от красиво выглядящих, припухших губ, наслаждаясь чужим вырвавшимся из груди разочарованным вздохом. Припадает к манящей шее, чувственно целуя в её изгиб. Резко поднявшаяся грудная клетка темноволосого и усиление хватки на плече были лучшим ответом. Несдержанно оставляет на шее алеющие метки, всасывая солоноватую кожу губами. Пыхтящие, еле сдерживаемые сквозь плотно сомкнутые губы стоны ласкали слух. — Такой чувствительный… — не сдерживается от комментария, сказанного завороженным тоном, прижимаясь губами к месту, где находится сонная артерия, упиваясь от странного восторга в груди, когда чувствует подскочивший пульс.       Скарамучча невнятно мычит, ощущая в голове приятную пустоту и тишину, которая с каждым поцелуем заменялась душащим жаром. Едва может сфокусировать взгляд на чём-либо, потому что лицо горит, глаза щипают от слишком нежных и чувственных прелюдий, тело подрагивало, а сердце готово выскочить из-за слов соседа.       Тянется за ещё одним желанным поцелуем, ведя ладонью по чужой шее, а другой перебирая завивающиеся локоны. Совершенно не хотелось, чтобы Альбедо отстранялся хоть на миг, хотелось быть ещё ближе, слиться телами целиком и полностью.       Художник легко выполняет немую просьбу соседа, слегка пьяно улыбаясь в его губы. Некий трепет зародился в груди от того факта, что Скарамучча так чувствителен к любым прикосновениям, жаждет большей близости и поцелуев, будто котенок, желающий получить всё внимание и такой изголодавшийся по ласке. Тактильный голод. — Так красив, — жмется губами к раковине покрасневшего ушка, ненадолго прекратив череду влажных поцелуев. — Прекрасен, утончен, — мечтательно шепчет он с потоком горячего воздуха от близости, желая вбить эти слова глубоко в чужой разум. — Произведение искусства…смотрел бы на тебя вечно, — честно признается, оставляя нежный поцелуй за ухом Скарамуччи, ошарашено задержавшего дыхание.       Голову опять начало крутить и дурманить. Снова мысли крутятся лишь вокруг одного слова — обожание. Обожание, комплименты, красивые слова от Альбедо… Внизу живота начало нещадно тянуть, а румянец, по ощущениям, перебирается даже на шею.       И пока Сёки но Ками справлялся со своими странными «предпочтениями», так скажем, Рэйндоттир вновь начал посыпать чужую шею мокрыми поцелуями. Не сдержав минутного позыва, заприметив замешательство темноволосого, он забирается рукой под свободную футболку, оглаживая бок, чувствуя отзывчивую дрожь под пальцами, одновременно прикусывая кожу на эрогенной зоне. Как и ожидалось, сосед от неожиданности забывает прикрыть рот поплотнее, поэтому невнятно стонет имя художника достаточно звонко, выгибая спину дугой.       Удовлетворенно улыбается, прекрасно ощущая, как к собственным щекам нещадно липнет краска. Ловит губами вот-вот готовящееся сорваться с чужого рта возмущение. Скарамучча тут же сбавляет обороты, плавясь.       Альбедо вновь отстраняется, чтобы ещё раз оглянуть разгоряченного соседа, прекрасно чувствуя целую стопку смешанных чувств в чужой груди, как и возбуждение, которое недвусмысленно касается его бедра.       Раскрасневшееся лицо, растрепавшиеся по подлокотнику тёмные волосы, приоткрытый в попытке захватить побольше воздуха рот с очаровательно розоватыми губами, влажно блестящими на свету, слезящиеся от чего-то глаза, смотрящие на художника несколько потеряно, и ныне покрытая засосами манящая шея.       У светловолосого возникает двоякое чувство от понимания, что эту картину практически сотворил он, своими руками, усилиями. Что он сделал что-то столь, на первый взгляд, грешное со Скарамуччей. И, возможно, опять не сможет найти тормоза и зайти даже дальше на пьяную голову, из-за этого тревожность вновь проявлялась.       Решает оставить размышления на потом и припадает к Сёки но Ками с новой порцией чувственных поцелуев. — Превосходный… — забвенно и горячо шепчет он, эти слова отзываются в темноволосом разноголосым эхом.       А самому Скарамучче, впрочем, было более-менее нормально. Он не так пьян, как сосед, но и трезвым сейчас себя не назовет. Мозг уже почти превратился в непонятную жижу, расплавившись от всего жара, происходящего между ними. Это так глупо, что он с практически осознанной головой позволил этому случиться, зная, что с какой-то стороны пользуется нетрезвым состоянием Рэйндоттира, но именно на данный момент ни капли не жалеет. Не жалеет, пока его губы сминаются чужими, а обжигающая ладонь скользит по боку вниз, ненавязчиво поддевая самыми кончиками пальцев резинку шорт. Это до жути смущало, но в мыслях осталось ничего, кроме жуткого желания близости, желания услышать больше восторженных слов от Альбедо в его сторону, желания…       Сквозь мыльную пелену на глазах и задурманенную различными мыслями голову доносится глухой звон в дверь. Сёки но Ками глупо моргает, когда художник вдруг отстраняется, замирая. Значит, это слышал и Альбедо, получается, Скарамучче не почудилось, а жаль.       Хотя, а может это дверью ошиблись и их больше не потревожат? Такие надежды были в голове в обоих, но после ещё одного, более нетерпеливого звонка эти надежды разбиваются вдребезги.       Рэйндоттир тяжело выдыхает, на секунду прикрывая глаза, пытаясь вспомнить, кого они там, блять, приглашали. Ах да, курьер. Чёртов курьер мог бы и на подольше задержаться.       Так, ладно. Вяло слезает со Скарамуччи, слегка поправляет одежду и уверенно идет к двери. Открывает её, и впрямь видит курьера, кидает парню фразу, что заказ оплачен через приложение и закрывает дверь обратно на замок.       Ставит на стеклянный стол ещё теплую пиццу в коробке и пакете, с вопросом глядя на застывшего в одной позе соседа. — А мы…продолжать не будем? — спрашивает тот с неловким придыханием, поправляя задранную футболку и стыдливо потирая глаза. — Нет, ты есть хотел, — четко отрезал Альбедо, несмотря на то, что ужасно хочется продолжить. Но понимает, что если и делать, то на трезвую голову, тем более, здоровье превыше всего. Голодать нельзя.       Рэйндоттир стойко держал спокойное выражение лица, жуя пиццу и смотря забытый фильм, пока Скарамучча душевно умирал от раздирающего грудь стыда за всё произошедшее. Светловолосый соврет, если скажет, что у него не такая же ситуация; что у него совсем не мелькали перед глазами картинки недавней сцены, которые он упорно отгонял.       В какой-то момент Сёки но Ками не выдержал, запихал в рот корочку, быстро прожевал и смылся в свою комнату, даже не попрощавшись. Альбедо глупо смотрел на это, возвращаясь в бездумному разглядыванию экрана с разными героями. — Пиздец… — тихо приводит правдивый итог, по-философски покивав и очень загадочно-задумчиво продолжая жевать кусок пиццы.       Кстати, он забыл про собственное возбуждение, а когда вспомнил, то всё равно ничего не сделал. Не дрочить же с пиццей в руке и перед телевизором, где идет кровавая битва? Некультурно.