***
Густой туман скрывал бескрайнюю темную морскую гладь внизу. Холод пробирал до самых костей, даже заклинания тепла не особо помогали: сырость окутывала со всех сторон, а предстоящая казнь вызывала холодок внутри. Антонин стоял на влажной от росы траве за спиной босса на краю обрыва, крепко сжимая палочку в руке. На всякий случай. Вдруг Доно окажется не таким благоразумным, каким казался? Хотя опыт шептал ему, что Доно как раз очень благоразумен. Это босс ради своего возлюбленного очень рискует, а этот старый паук запомнит все его слабости, чтобы потом их использовать. Переубивать бы их всех разом. Чтобы наверняка и без свидетелей. — Босс! — его фальшивый племянник Бориска вцепился в локоть Антонина и зашептал на ухо, как будто от милорда можно было что-то скрыть в такой мертвой тишине. — Босс, а вы помните, какой княжна была в детстве? Антонин покосился на него и покрутил пальцем у виска. — Барти, ты бы ещё подождал, пока милорд резать Келли начнет, тогда момент для вопроса был бы идеальным, — прошипел он сердито. — А что? Всё равно их пока нет, — пристал Барти. — Или есть, но мы не видим. Достань палочку, дурень, и приготовься защищать милорда в случае чего, — Антонин отвесил щенку подзатыльник. — Ау, — обиженно цыкнул Барти. — Нет никого. В ста футах идут несколько слабых магов, а в море, ближе к причалу, затаились две русалки. Вот и всё. Я прав, милорд? — Молодец, Барти, — обронил босс, не поворачиваясь. — Быстро учишься. Сколько бы Антонин ни вглядывался в туман, он ничего не чувствовал, кроме того, что в ботинках стало сыро, а море шуршит вялыми волнами где-то позади, лениво облизывая каменный берег. — Приготовьтесь, — быстро кинул босс, и через пару секунд послышались многочисленные хлопки. Их было около двадцати. Впереди шагал сам Доно в своем любимом белом сюртуке, рядом с ним — его внук Гульден. Его рыжие волосы в туманном утреннем свете казались мышиной шерстью. За ними шел невысокий коренастый мужчина в яркой фиолетовой мантии. Его грубые черты лица, широкий нос и маленькие глазки навевали ассоциации с обезьяной, на которую ради смеха напялили человеческие вещи. Ну а за ним ровным строем следовали безликие маги в серых мантиях с капюшонами, глубоко надвинутыми на глаза. Вот как. Доно решил играть по своим правилам. А казался таким благоразумным… Что же, их сериал начинал приобретать оттенок криминальной драмы. Антонин сразу наложил на себя очищающий барьер, чтобы чужая кровь, не дай Мерлин, не попала ему в рот или глаза. Фу, мало ли, что там у них. Это только босс не боялся заразиться какой-нибудь дрянью. — Доброе утро, Лорд Волдеморт, — Доно раскинул руки в широком приветственном жесте, словно собирался накинуться на босса с объятиями. — Прошу прощения за опоздание, мой дорогой Броган очень долго собирал своих мальчиков. — Доброе утро, друг мой. Смотрю, ты привел очень много свидетелей, — спокойно сказал босс, но от его холодного, безжалостного тона в тумане, кажется, образовались сгустки льда. — Конечно. Дело очень деликатное, — кашлянул Доно и глянул на Келли. — Ещё какое! — захохотал тот громко, запрокинув почти лысую голову с клочками темных волос у висков. — Лорд Волдеморт, да? Мальчишка, возомнивший о себе слишком много… — он резко оборвал смех и уставился на босса, совершенно не мигая. Такая перемена в настроении внушала опасения. — Думаешь, я не знаю, кто ты такой? Не знаю твоих грязных секретиков? От меня ничего не скрыть. Ты просто сиротка, бастард, старающийся доказать маме и папе, что ты чего-то стоишь. Но мама и папа уже мертвы, мой мальчик. А ты — просто жалкая полукровка. У тебя нет никакой власти на этом острове, запомни это, ничтожество! Босс не шелохнулся. Он стоял и молчал, а Антонин очень жалел, что не может видеть выражение его лица. — Думаешь, кому-то есть дело до твоей шлюхи? — продолжал хохотать Келли, пока остальные маги медленно доставали палочки. — Эта сучка годится только на то, чтобы отсасывать мне, пока я играю в карты — не больше. И ты тоже. Я с удовольствием заберу вас обоих и заставлю смотреть, как мои люди трахают его по кругу, а ты будешь рыдать… Антонин, как и Барти, не смел напасть на кого-то без приказа. Но слушать всё это было невыносимо, а уж что творилось с боссом — страшно было представить. В Антонине разрасталась ненависть такая сильная, что глаза наливались кровью. Как какая-то мразь могла говорить такое о мистере Поттере? Он кинул оценивающий взгляд на строй магов. Первые ряды снесет босс, а им с Барти достанутся только самые дальние. Они выглядят хлипкими, палочки в руках зажаты неправильно, боевая стойка никакая, будто у них тут сборище кадетского корпуса. Даже жалко будет их убивать. Может, кого-то удастся спасти, если покалечить достаточно сильно. Названный племянник Бориска рядом буквально вибрировал от нетерпения. Он никого, очевидно, спасать не собирался. Палочка в его руках лежала очень знакомо, как у самого милорда, ноги уже напряглись, магия вырвалась на свободу, заражая азартом и предвкушением кровавой бойни. Он, наверное, всю ночь видел сладкие сны о том, как рубит магов в капусту. — Если ты меня знаешь, — проговорил босс спокойно, — значит, слышал, что я делаю с теми, кто посмел перейти мне дорогу. А ты не просто её перешел. Ты попытался покуситься на самое святое, мерзкая помойная крыса — на моего мужа! От этого оглушительного, бешеного рыка у Антонина в ушах зазвенело и затряслись колени. Во все стороны хлынула обжигающая багровая аура босса, из-за которой начала тлеть одежда, а внутренности сжались, будто в любой момент могли просто лопнуть от давления. — Ты, мразь, посмел прикоснуться к нему своими грязными лапами! — Келли упал на колени, хотя босс так и не достал палочки. — Ты ударил моего мужа, ничтожество! Ты его ударил! МОЕГО МУЖА! Никогда ещё Антонин не слышал такого бешенства, такой необузданной ярости. Перед ним был зверь, а не человек. — Спокойно, спокойно, друг мой! — Доно едва стоял на ногах, его светлый сюртук начал чернеть уродливыми пятнами. Его внучок не выдержал и упал на колени. — Держи себя в руках! Мы все на твоей стороне, мы привели его к тебе, разве ты не видишь? Всё, как и договаривались! Ребята, помогите. Маги в серых мантиях направили палочки на Келли, и он поплыл по воздуху вперед, прямо к боссу, как одна из тех жертв, что древние маги приносили своим богам. — Что вы делаете, ебланоиды? — закричал Келли, барахтаясь в воздухе. — Совсем страх потеряли? Доно! Ты ебнулся?! — Прости, друг, но ты перешел границы, — спокойно заявил старик. — Чужих мужей и жен трогать нельзя. Это закон. — Ты совсем охуел? — закричал Келли, дергаясь, как рыбешка на суше. — Я тридцать лет служу тебе верой и правдой, ты, блять, жизнью мне обязан! — Ты был хорошим другом. Но ты зарвался и превратился в бешеную собаку. Твоё время пришло, — обронил Доно, гася маленькие язычки пламени на своем сюртуке. Келли грузно упал на траву прямо перед боссом, едва не задев лицом его ботинки. Как будто упитанную мышь бросили в клетку к здоровенному питону. — Да я столько могу рассказать о твоих махинациях, сраный ты урод, ты ещё пожалеешь! — взревел Келли, отплевываясь от травы. — Уже не расскажешь, — пожал плечами Доно. — Лорд Волдеморт, он ваш. Приношу искренние извинения за инцидент с вашим мужем. Антонин, однако, сразу понял всю подоплеку ситуации. Доно хотел посмотреть, что сделает босс, насколько он силен, поэтому притащил с собой столько магов. Он не до конца верил, что такой молодой маг сможет одолеть его ручного пса и его приспешников, но всё же заранее приготовился к отступлению. И стоило только боссу показать едва ли одну третью толику своей силы, как Доно фигурально, а может и буквально, обосрался и без всяких сожалений сдал ему своего давнего соратника. Умен, ничего не скажешь. И совершенно не имеет совести. — Так что, никого кромсать не будем? — шепотом спросил у Антонина расстроенный Барти. Антонин шикнул, внимательно наблюдая за обстановкой. — Встань на колени, — обронил босс. — Будь послушным, и тогда, возможно, твои мучения не будут столь ужасны. Я хочу видеть раскаяние. — Пошел ты! — Келли попытался встать, но милорд вдруг пнул его в лицо с такой силой, что громко треснула кость, и Келли повалился обратно на траву с яростным криком. — Ещё раз: встань на колени и раскайся, — повторил босс. Палочка оказалась в руках Келли совершенно внезапно, будто он из воздуха её выхватил. Он всё же встал на колени, но только чтобы начертить узор проклятия. Его заклинание заискрилось на кончике палочки, но темное облако накрыло всех присутствующих на поляне, отрезая от тусклого солнечного света. — Я сказал, — медленно повторил босс. — Раскайся. Иначе умрешь в муках. — Иди ты нахуй! — взревел Келли, тряся своей палочкой. — Какого хрена? Работай, блять, бесполезный кусок дерева! — С палочкой так нельзя, — сказал милорд. — Как и с людьми. Секо. Дикий крик разнесся по округе и утонул в густом тумане. Левая рука Келли упала на землю, из плеча хлынула кровь, окрашивая траву багровой росой. — Этой рукой ты посмел прикоснуться к моему мужу, — процедил босс и снова взмахнул палочкой. Правая рука Келли тоже упала, срезанная тонким лучом заклинания с хирургической чистотой. — А этой рукой ты посмел ударить его в лицо. — А-а-а-а! — Келли кричал так, что уши закладывало. Его обезьянье лицо превратилось в гримасу. — Сука-а-а-а! Маги в серых мантиях начали переглядываться между собой и сбились в кучу за спиной Доно, который стоял с совершенно спокойной рожей. Разве что глаза выдавали его ужас. Гульден всё ещё стоял на коленях, и взгляд у него был совсем не испуганным, а скорее злым. — И чем же ты собирался трахать моего мужа? — продолжил босс с бешенством. — Вот этим? Мантия и штаны Келли испарились, открывая кривые волосатые ноги и заросший пах с болтающимся мелким причиндалом. — Нет! Не надо! — провыл Келли. — Я всё понял! Я всё осознал! — Не думаю, — босс снова взмахнул палочкой, и мелкий член полетел в траву, а Келли снова закричал. Антонин не выдержал и отвернулся. Антоша-младший от такого зрелища скукожился так, что стал впуклым, а не выпуклым. — Хочешь быстрой смерти? — услышал он голос босса. — Тогда жри. Борис, помоги ему. Повернув голову, Антонин увидел, как радостный Барти кинулся к Келли. Подобрав с травы окровавленный обрубок, будто это обычный камешек, Барти поднес его ко рту воющего Келли, которому босс остановил кровотечение. — Давай, дружок, кусочек за маму, кусочек за папу, — пропел он. Келли замычал, тряся головой из стороны в сторону. Надо отдать ему должное: он оказался крепким орешком. Даже не упал, так и стоял на коленях. — Круцио, — бросил милорд. Изуродованное тело затряслось в конвульсиях и всё же упало на траву. Келли уже не кричал, он визжал, барахтаясь в лужах крови. — Ну как? Передумал? — босс, кажется, улыбался. — Знаешь, когда я после восьми лет отсутствия вернулся к моему драгоценному мальчику и увидел, что его губы разбиты, мне было больно. Как от круцио. Я не защитил его. Но теперь я снова рядом, теперь ни одна мразь даже пальцем его не коснется. Ты будешь примером для других, Броган. Ты будешь наглядным пособием для тех, кто решит его тронуть. Так что выбираешь? Круцио? Или сожрешь свой мерзкий мелкий член? — Со-со-жр… — прохрипел Келли. Антонину пришлось зажать нос, так как до него донесся отвратительный запах крови, мочи и… дерьма. Ха, значит, Келли всё же обосрался! Барти услужливо поднес кусок плоти к его открытому рту, и тот начал остервенело его жевать. Антонин предпочел смотреть на других магов, а не на это зрелище. Серые мантии сжались в кучу. Их лиц было не видно, но даже позы выражали крайнюю степень страха. Гульден внимательно наблюдал за процессом, как лев за антилопой. А Доно отвернулся, брезгливо прижав к носу и рту белый платок. Легко вершить чужие судьбы, когда твои руки чисты. Он всю жизнь поручал грязную работу другим, а сам оставался чистеньким. Пусть теперь полюбуется, каково это — казнить кого-то. — Молодец, вкусно? — услышал он сюсюканье Барти. — Давай вытру тебе слюнки! — Бориска! — рявкнул Антонин. — Не глумись над покойником. Иди сюда! — Да, дядя, — Барти опустил голову и вернулся на своё место. Чавкающие звуки прекратились, и Антонин с облегчением выдохнул. — Теперь ты знаешь, какое отвращение и стыд испытывал мой муж, когда ты тянул к нему свои лапы, — процедил милорд. — Что хочешь сказать напоследок? — Он сдохнет, — прохрипел Келли. — Он сдохнет в муках. А ты будешь наблюдать. — Авада кедавра! Зеленая вспышка резанула по глазам, и хрипение Келли кончилось. — Херовая из тебя гадалка, — сказал босс с насмешкой и пнул труп Келли. — Можете забирать своего подопечного, мы с ним закончили. — Ещё раз приношу извинения за Келли, — Доно даже поклонился боссу. — Не знал, что он пользуется своим положением настолько отвратительным образом. А как зовут вашего супруга, милорд? Чтобы мы знали, кого следует оберегать от неприятностей. Антонин про себя хмыкнул. Не знал он, как же! — Моего мужа зовут Гарри Поттер, наследник рода Блэк, — ответил милорд таким тоном, что всем стало ясно: запомните это имя хорошенько и всегда обходите его стороной. — Прекрасное имя, как и он сам, должно быть! — воскликнул Доно так, будто перед ними не лежал расчлененный труп. — Будьте уверены, друг мой, на этом острове никто даже взгляда косого не кинет на вашего супруга, я прослежу. — Очень на это надеюсь, — процедил милорд и развернулся к магам спиной. — Антон, Борис, возвращаемся. — Постойте, друг мой! Мне кажется, нам стоит отметить казнь насильника, — Доно, словно бессмертный, продолжал щебетать, как на светском приеме. — Сегодня в моем замке будет вечеринка только для своих, приходите вместе с супругом? И вас, мистер Долох, я буду ждать. Нам ведь нужно обсудить помолвку вашего племянника! Труп трупом, а шесть миллионов галлеонов на дороге не валяются. — Мы будем, — бросил босс через плечо и трансгрессировал. — Вы уж простите его за грубость, — Антонин включил режим члена княжеской семьи и неловко улыбнулся Доно. — Он очень расстроен из-за мистера Поттера. А когда он расстраивается… Что ж. Лучше его не трогать. Он махнул рукой на изувеченный труп, к которому уже потянулись серые мантии. — Это я уже заметил, — хмыкнул старик. — Мальчики, пошевеливайтесь! Уберите все следы! А ты, Антон, прости за нескромный вопрос, как подружился с таким… экстравагантным магом? — Он однажды работал на князя Алексея, — улыбнулся Антонин. — Я сразу проникся к нему симпатией, а друзей я всегда умел заводить. Вот и… — он развел руками, как бы показывая, что такова судьба. — Да уж, это точно, — пробормотал Доно. — Надеюсь, и мы с ним подружимся. — Я приложу для этого все усилия, если вы позволите, — вкрадчиво проговорил Антонин, и Доно расплылся в понимающей усмешке. — Благодарю, друг мой, — с довольной улыбкой в голосе ответил он и перевел взгляд на Барти. — Борис! Прости за игнорирование, мой мальчик. Ну что, предвкушаешь встречу с княжной? — Очень! — сразу просиял Барти. — Она такая красивая, утонченная, я просто в восторге! Очень хочу на ней жениться. — Ну-ну, — по-отечески улыбнулся Доно. — Не торопись с женитьбой. Женщин можно любить и без пергамента в министерстве. Хочешь, отправлю её к тебе в гости? Антонин чуть не остолбенел от такой вопиющей пошлости. Доно почти прямым текстом сказал, что готов отдать княжну Барти, чтобы тот пользовался ей в свое удовольствие! Хотя после представления босса ему, должно быть, позарез были нужны шпионы в тылу врага. Гульден за спиной Доно скривился, плюнул на траву, но ничего не возразил. Должно быть, злился, что его игрушку отдали другому, но перечить деду не смел. — С удовольствием примем княжну в нашем доме, — ответил Антонин, пока Барти махал гривой, выражая всю степень своего согласия. — Мы пока остановились у милорда в поместье, места там всем хватит. — Чудно! — хлопнул в ладоши Доно. — Жду вас всех в гости! Мальчики, тащите тело в доки, нужно избавиться от улик. Антонин подхватил радостного Барти, попрощался со стариком и трансгрессировал из этого ужасного места.***
Гарри проснулся в отличном настроении. Ему снилось что-то очень хорошее, он был в этом уверен, хоть и не помнил ничего. Там точно было море, солнце, и, конечно, Том. Часы на тумбочке показывали одиннадцать утра. Долго же он проспал! Солнце уже вовсю пекло, заливая комнату ярким светом. — Том? — Гарри увидел, что вторая половина кровати пуста и давно остыла. Да уж, теперь он чувствовал себя избалованным негодяем. Том всегда встает рано, много работает, а Гарри провалялся в постели почти до обеда! Он вдруг пригляделся и заметил пергамент на подушке Тома. Быстро схватив его, Гарри развернул шершавую бумагу и прочитал: «С добрым утром, муженек. Ты так очарователен, когда спишь». — Том! — воскликнул Гарри вслух и захохотал, прижав пергамент к груди. Тепло и восторг, вызванные этой маленькой запиской, устроились внутри пушистым облачком. Он упал лицом в подушку Тома и с наслаждением втянул его запах, оставшийся на наволочке. Мерлин, какой же он глупый влюбленный дурачок! Немного повалявшись, он отправился в ванную. День обещал быть прекрасным: на небе ни тучки, весна стучится в двери, а значит, пора высаживать цветы! Напевая себе под нос, Гарри умылся и вдруг замер, увидев в ладонях полупрозрачные куски. — О, нет! — застонал он. — Я совсем забыл! Быстро выглянув в коридор и убедившись, что там никого нет, Гарри выскользнул за дверь и добежал до своих покоев, где сразу запечатал дверь заклинанием. Встав перед большим напольным зеркалом в комнате, он скинул с себя пижаму Тома и увидел, что на коже появились первые шероховатые пятна. — Совсем забыл, — снова застонал он от отчаяния и подцепил лоскут кожи на щеке. Она легко отошла и оторвалась огромным клоком. Линька. По весне у него всегда наступает линька, спасибо большое бабушке и её ритуалу. Когда бабушка умерла, Гарри обращался к специалисту, чтобы узнать, кончится ли это когда-нибудь, или ему всю жизнь предстоит мучиться и сбрасывать кожу, как змея. Оказалось — да. Это была плата за медленное старение. По закону бабушку за такое должны были упрятать в Азкабан, но кто бы сказал хоть слово в обвинение самой Вальбурги Блэк? Не Гарри и не лекарь точно. Всё тело начало зудеть, и Гарри обреченно закатил глаза. Это было невыносимо! Он провел руками по груди, потом с остервенением начал чесать плечи, раскидывая вокруг себя ошметки сухой кожи. Зрелище из себя он представлял отвратительное: весь шершавый, пятнистый, с расчесанными кровавыми бороздами на теле. Он знал, что это нужно перетерпеть. Всего-то день! Но этот день обещал стать пыткой. — Шелфи! — позвал он, и перед ним возникла молоденькая домовичка. — Шелфи, принеси мне успокаивающий бальзам, он продается в лавке Пеггер и Шильман в Косом переулке, — велел он. — И купи побольше, флаконов пять. А лучше шесть! — Молодому господину плохо? — домовичка прижала большие уши к голове, таращась на его кожу огромными глазами. — Молодой господин болен? Воспитания и дисциплины этим домовикам явно не хватало, но Гарри — не бабушка Вальбурга. Он не станет их воспитывать. — Нет, это сезонная аллергия, — мягко улыбнулся ей Гарри. — Мне срочно нужен бальзам, он помогает. — Шелфи всё сделает! — пискнула она и растворилась в воздухе. — Мерлин, за что, — вздохнул Гарри и оторвал длинный лоскут кожи с плеча. Привычно скинув с себя всю одежду и надев легкий шелковый халат, холодящий тело благодаря вплетенным в него чарам, Гарри собрал волосы в высокий хвост и снял все украшения, давящие на болезненно чувствительную кожу. Больше он ничего не мог сделать — только избавиться от дополнительных источников раздражения. Нужно просто перетерпеть. Желательно в компании вина. Он прошел в гостиную, где всегда стоял полный кувшин его любимого напитка, взял аутентичный греческий кубок, из которого особенно любил пить, но тут услышал стук в дверь. — Гарри? — услышал он низкий голос с той стороны. — Что случилось? Шелфи сказала, что ты заболел. — Вот же… — стиснул Гарри губы, отставив кубок. — Маленькие шпионы. Несмотря на то, что эльфы очень привязались к Гарри, Тома они боялись. А это сразу определяло главенство в доме. — Уходи! — воскликнул он, подбежав к двери. — Я здоров, со мной всё в порядке! — Гарри, — в голосе послышалась угроза. — Открой дверь. — Нет! — Поттер обхватил себя руками за плечи и попятился. Он не сомневался, что Том без всяких трудностей легко сорвет его заклинание и вынесет дверь вместе с куском стены. А дверь было жалко, она была оригинальная, сохранилась с самого строительства поместья. — Том, пожалуйста, не входи! У меня… Ты знаешь что. Да, Том с самого детства имел неприятность наблюдать за линьками Гарри. Когда они были маленькие, это было весело: они вместе обрывали его кожу, Том чесал ему спину и мазал бальзамом. Но когда Гарри вырос, он начал этого стыдиться, начал понимать, что в этом нет ничего смешного, и что он становится уродливым и мерзким в такие дни. Только Тома он по-прежнему подпускал к себе, позволял ему облегчить свои муки. Больше никого, даже бабушку. Но показаться ему на глаза сейчас, когда Гарри понял, что влюблен — это настоящая смерть. — У тебя день обновления? — голос Тома смягчился. — Да! — поспешно воскликнул Гарри. — Поэтому уходи! Шелфи принесет мне бальзам, всё будет нормально. День обновления — так называл его линьку Том. Он всегда старался быть деликатным и поддержать Гарри в это нелегкое время. — Гарри, ты ведь уже не маленький, — Том не уходил. — Позволь мне тебе помочь. — Не нужно! — Гарри опустился на колени перед дверью, расчесывая свои руки прямо через халат. — Всё в порядке, обычное дело. Уходи, увидимся завтра. — Я знаю, что у тебя чешется спина. Как ты сам будешь мазать её бальзамом? — не унимался Том. — Попрошу Шелфи, — соврал Гарри. — Или дотянусь губкой. Не нужно мне помогать, Том, это просто пустяки. У тебя ведь наверняка много дел, займись ими. А завтра всё уже будет в порядке. Он не позволял домовикам помогать. Никому не позволял, ему было слишком стыдно. За все эти годы никто не прикоснулся к нему в линьку, помимо Тома. — Ты стыдишься этого, — будто прочитал его мысли Том. Раздался шорох, а затем голос стал раздаваться на уровне Гарри, будто Том тоже уселся перед дверью. — Хотя стыдиться нечего. Не ты виноват в этом. Гарри подобрался к двери поближе и прислонился к ней лбом. — Я знаю, знаю, — вымученно улыбнулся он. — Но я не хочу, чтобы ты видел меня таким. Это ужасно. Я ужасен. — Не говори так! — дверь глухо отозвалась на удар его ладони. — Ты всегда прекрасен, в любом состоянии. Подумаешь, кожа слезает. Это просто чепуха, Гарри. Не нужно страдать и терпеть из-за страха, что кто-то тебя увидит. Это же я… Я видел тебя всяким. Я люблю тебя всяким. Гарри зажмурился, прижавшись к двери крепче. Любит, только совсем не так, как Гарри нужно. Ему не хотелось причинять Тому боль, но если он увидит его таким… Как он сможет испытать к нему желание потом? Наверняка он запомнит эту жуткую картину. Хотя… Он уже помнил. — Гарри, позволь помочь, — шорох был такой, будто он скребет пальцами дверь. — Я знаю, в чем ты нуждаешься. Каждую весну я жалел, что не могу тебе помочь, всё думал, как ты справляешься без меня, как тебе плохо. Пожалуйста, впусти меня. Я так виноват перед тобой, дай мне искупить эту вину, умоляю. Я буду сидеть перед дверью до тех пор, пока она не откроется. — Том, — Гарри тоже провел пальцами по шероховатой поверхности. Столько боли было в его голосе. Имел ли Гарри право так его наказывать? Имел ли право причинять эту боль? Это ведь не Том виноват, что Гарри в него влюбился. Барти и Адриан были правы: Том не может нести за это ответственность. Это проблемы Гарри. И сейчас он может выгнать его, скрывая свою внешность. А может впустить, чтобы успокоить и позволить помочь, чтобы Том не переживал за него. Дверь с тихим щелчком открылась, и Гарри поспешно встал с колен, отходя в сторону. С огромным трудом ему удалось остаться в гостиной, а не кинуться в ванную. Том шагнул в комнату с опущенной головой. — Я не смотрю, — сказал он. — Можешь не стесняться. — А смысл, — тяжело вздохнул Гарри. — Всё равно увидишь. Лучше уж сейчас, чем вечером, сейчас я не рассыпаюсь, как старый пергамент. Пик его линьки настанет вечером. Он будет весь красный, кожа начнет лезть так, что пошевелиться станет невозможно, расчесанные борозды на новой коже будут ужасными. Том медленно поднял голову, и Гарри весь сжался. Он сосредоточился на разглядывании его одежды: на Томе был его любимый черный балахон, полностью расстегнутый, а под ним обычные, скучные черные брюки и черная рубашка. Консервативно до ужаса. — Не понимаю, чего ты так боялся. Ты по-прежнему самый красивый из всех, кого я знаю, — услышал он взволнованный низкий голос и вскинул взгляд. Том смотрел на него как обычно: с нежностью, с непередаваемыми эмоциями тепла и принятия. В нём не было ни капли отвращения или антипатии. И этот взгляд так поразил Гарри, что на глаза снова набежали слезы. Мерлин, как же он его любит. Даже все звезды мира не смогут сиять так, как сияла его любовь сейчас. Она сбивала с ног, ослепляла и дарила такое чувство завершенности, будто они с Томом — две половинки одной души, когда-то расколотой пополам. — Ну же, — Том заметил, что он плачет, и сразу обнял, прижав к груди. — Всё в порядке. Это просто кожа. Знаешь, я видел магов, изуродованных проклятиями, у них были ужасные рубцы и шрамы, но они никогда не стеснялись их. Принятие себя — это очень сложно, я знаю как никто. Ты ведь помнишь, как долго я стеснялся своей внешности. — Помню, — всхлипнул Гарри, стиснув его талию. — Но это совсем другое: ты всегда был красивым. А я… Эти куски слезающей кожи меня убивают. Не хочу, чтобы ты помнил меня таким. Сразу вспомнился эпизод в переулке, когда грязный, пропахший рвотой Гарри лежал в зловонной луже. Мерлин, Том никогда его не захочет. Гарри уже всё испортил. — Гарри, я помню тысячи твоих состояний, — успокаивающе проговорил ему на ухо Том. — Помню, как ты измазался в грязи, охотясь за щупальцем гигантского кальмара. Помню, как ты напился на выпускном и тебя тошнило в кусты, а я держал твои волосы. Помню, как ты рыдал, когда мы впервые оказались в маггловском кинотеатре на фильме про собаку, ждущую умершего хозяина. У тебя тогда так опухло лицо, что мне пришлось бежать за льдом. Неужели ты думаешь, что сейчас я вдруг посмотрю на тебя и скажу: «О, нет, какой он ужасный!» Гарри невольно рассмеялся, хотя и покраснел до ушей. Да. Всё это было. Том видел его в самых неприглядных состояниях. Но тогда Гарри ещё не знал, что любит его. Теперь же… Теперь он просто друг, которому Том когда-то вытирал сопли. Он не понимает даже, почему Гарри так сопротивляется и не хочет показывать своё лицо, ведь для него ничего не изменилось. Линька всегда делала Гарри особенно чувствительным, и в эмоциональном плане тоже. Он становился уязвимым настолько, что любая колкая фраза могла довести его до слез или гнева. Но всё это было раньше. Теперь же… Он не позволит какому-то ритуалу испортить ему жизнь. Он всё равно будет бороться. — Прости, я снова расклеился, — шмыгнул он носом и поднял на Тома взгляд. — Всё тело чешется, поможешь? Бабушка, да и вообще все, кто имел неосторожность сделать ему комплимент, всегда отмечали, что у него просто невероятно красивые ноги. Гарри мог с ними согласиться: ноги и вправду были ничего. А самое главное, кожа на ногах пока ещё не начала слазить, только шелушилась местами. Бальзам, купленный Шелфи, уже стоял на столике перед кушеткой, и Гарри решил, что начать стоит именно с ног. Нагло, бесцеремонно, наплевав на все правила приличия. Он покажет Тому, что всё ещё красив, что у него есть, на что посмотреть. Гарри устроился на кушетке и распахнул полы халата, вытянув одну ногу вдоль подушек, а вторую согнув в колене так, чтобы халат едва прикрывал бедра. — Намажь, пожалуйста, — попросил он, невинно хлопнув ресницами. Том замер, глядя куда угодно, только не на гостеприимно оголенные ноги. Он подошел ближе, схватил бальзам и попытался распечатать пробку, но та никак не хотела поддаваться. Том пытался зацепить её ногтями, но его пальцы соскальзывали. Гарри расстроился. Неужели Тома ни капли не привлекли его ноги? Они настолько ужасны с этими островками шелушащейся кожи? — Тебе помочь? — спросил он, прикусив губу в сомнении. — Нет-нет, — скороговоркой пробормотал Том, а потом просто ударил бутылочкой о край стола, и горлышко с треском отпало вместе с тугой пробкой. Том испарил осколки и вылил на ладонь сразу треть содержимого бутылочки. Что же делать? Ещё немного задрать халат? Но на нем даже нижнего белья нет. Может, просто… — Вообще, ноги я могу сам, — сказал он, приподнявшись. — Давай начнем со спины. На спине кожа вообще была целой, потому что он не мог туда дотянуться. А вот грудь лучше не показывать, она уже вся расчесана. Он хотел было приспустить халат с плеч, но Том вдруг вцепился в воротник свободной рукой. — Не надо! — воскликнул он. — Ноги. Сначала ноги. Он выглядел немного дезориентированным, и Гарри устыдился. Все его усилия, кажется, только сбивали Тома с толку, а не вызывали желание. Будь тут Альберт, Гарри был уверен, у него бы уже пар из ушей шел, а из глаз сыпались искры. Но Том — не Альберт. — Ладно, — уныло согласился он и слегка подвинул ногу ближе к Тому. Тот присел на краешек кушетки и с самым сосредоточенным видом начал втирать успокаивающий бальзам: сначала в стопу, потом поднялся на щиколотку, скользнул выше… Гарри откинулся головой на мягкий подлокотник и издал еле слышный стон. Прохладный бальзам унимал зуд, а твердые руки с шероховатыми мозолями слегка чесали кожу, не травмируя, и это было… — Гарри? — хрипло позвал Том. — О, прости, просто это невероятно приятно, — смутился Гарри. — Всё так зудит. — Да ничего, — прохрипел Том и кашлянул в сторону. — Ты заболел? — забеспокоился Гарри, стараясь не смотреть на его большие ладони на своих бледных тонких ногах. Потому что…. серьёзно? Почему это выглядит так волнительно? Если бы не сводящий с ума зуд, Гарри смог бы оценить это совершенно по-другому. Но чесалось всё так, что хотелось содрать с себя кожу. — Немного продуло, — снова кашлянул Том, сосредоточенно поднимаясь к колену. — Обязательно выпей противопростудное, — попросил Гарри, снова откинувшись на подлокотник. — М-м-м, вот тут посильнее! О, да, спасибо. Пальцы Тома добрались до бедра, где кожа чесалась сильнее всего, особенно с внутренней стороны. Гарри готов был стонать в голос от облегчения, когда мозолистые пальцы прошлись по зудящей коже. Но всему есть предел, нельзя же вот так бесстыдно раздвигать перед ним ноги. Хотя Адриан бы сказал, что как раз наоборот… Но Гарри — не Адриан, спасибо всем богам прошлого и будущего. — Дальше я сам! — воскликнул он, когда ладони поднялись до середины бедра. — Спасибо, сам бы я разодрал всё в клочья, так жутко чешется! Так и тянуло продлить прикосновение, потереться или взять и расчесать всё ногтями до кровавой корки. Но он мужественно терпел. — Угу, — невнятно пробормотал Том, сосредоточенно наливая бальзам в ладонь. «Совсем ничего», — понял Гарри, глядя на его застывшее лицо. Сравнивать он мог только с Альбертом, и у Тома не наблюдалось ничего из того, что отражалась на лице реставратора, когда Гарри облизал вишню. Это было весьма ожидаемо. Ноги у него, может, красивые, но вот островки шелушащейся кожи — мерзкое зрелище. Он согнул натертую ногу и вытянул вторую, положив пятку Тому на колени. Тот безропотно взялся натирать и её, глядя только на свои руки, и ни разу, ни разу не поднял взгляд выше. Теперь Гарри не только весь чесался, был расстроен и презирал свою внешность; теперь он начал терять всякую надежду. Если уж ноги не сработали, то что сработает? Ему больше нечем хвастаться. В свои ноги Гарри верил безоговорочно, но другие части тела сильно проигрывали. В растерянности он почесал лоб и машинально оторвал длинный лоскут кожи. — Ой, — сморщился он, скинув его на пол. — Мерлин, просто не смотри на мое лицо, это что-то жуткое. — Я не смотрю, никуда не смотрю, — сдавленно пробормотал Том. Голос у него и правда был очень странным и хриплым. Гарри мысленно поставил себе заметку заставить его выпить бодроперцовое, потому что сам Том никогда не лечился, считал, что всё само пройдет. Бабушка вот тоже не лечилась, и куда это её привело? И Сириуса? Все его любимые люди считали, что в госпиталь следует обращаться только если кровь в легких начинает мешать смеяться. Том дошел ровно до того места, где остановился на первой ноге, и вскинул ладони, будто обжегся, когда Гарри снова несдержанно застонал. — Теперь сзади, — вздохнул Гарри, поворачиваясь к нему спиной. Он подогнул ноги под себя и перекинул волосы, собранные в хвост, на грудь. — Омб, — издал Том какой-то странный звук. — То есть, да. Гарри заставил себя стянуть халат с худых плеч. Невесомая ткань легко соскользнула почти до самых ягодиц, и он замер, повернув к нему лицо вполоборота. Ну хоть это должно сработать? Собравшаяся складками ткань едва прикрывала его ямочки на крестце! Том всегда говорил, что он красивый, говорил, что Гарри не должен стыдиться своего тела. И вот: он не стыдится, он выставляет себя на показ. Раз Том всегда называл его красивым, то это должно помочь?! Не помогло. С совершенно каменным лицом Том взял вторую бутылочку бальзама, и пробка сама вылетела под его тяжелым взглядом. Он вылил голубую жидкость на ладонь, согрел её своим дыханием и начал медленно втирать в кожу на плечах. Полный провал. Кажется, Гарри просто не имеет способностей к соблазнению. Наверное, оголить несколько частей тела, да ещё и выглядящих не очень эстетично — весьма сомнительная идея. Он весь сжался, мечтая, чтобы всё это поскорее закончилось. Хотелось просто прикрыться и уползти в свою спальню, чтобы там накрыть голову подушкой и задохнуться. Никчемный! Некрасивый! Жалкий! Но потом шершавые ладони с нажимом прошлись по зудящей коже, и он позабыл обо всем на свете. — О-о-ох, — тихо простонал он, подаваясь назад. — Том, сделай так ещё, сильнее! Может, он жалкий и некрасивый, но спина зудела так, что на всё это стало резко плевать. Главное, чтобы почесали! Том надавил сильнее, и Гарри задрожал от невыразимого блаженства. — Мерлин, То-о-ом! — несдержанно заскулил он, извиваясь под его руками. — Пожалуйста, ещё, ещё! Теплые руки начали с силой тереть его кожу от лопаток до поясницы, и Гарри совсем потерял контроль. Он подавался назад, ерзал и громко стонал от острого блаженства. Халат свалился куда-то вниз, открывая верхнюю часть его ягодиц, но всё это меркло по сравнению с невыносимым удовольствием. Его почесали, Мерлин, за это и душу продать не жалко! — Гарри, пожалуйста, — прохрипел Том совсем рядом с ухом. — Не мог бы ты… Успокоиться. — Ох, прости, — еле выговорил Гарри, выгибая спину. — Это просто… Я весь чешусь, это невыносимо! Пожалуйста, почеши под лопаткой, умоляю! Том выполнил его просьбу, и Гарри совсем потерял контроль, застонав на одной ноте. — О, да, — всхлипнул он. — Сильнее, Том, пожалуйста! Да! Да! Сильнее! — Гарри! Ох, — вдруг глухо воскликнул Том, и его руки замерли где-то в районе поясницы, с силой сдавив бока. Он уперся лбом между лопатками Гарри, шумно дыша. — Том? — позвал растерянный Гарри. — Ты чего? — Я… — хрипло ответил Том. — Что-то совсем неважно себя чувствую. Голова кружится. Наверное, всё же простудился. Прости. — Вот упрямец, и всё равно делает вид, что всё в порядке, — Гарри поспешно натянул халат и вызвал эльфа. — Шелфи, принеси бодроперцовое и… — Я лучше пойду, чтобы тебя не заразить, — Том вскочил на ноги и закутался в свою мантию, будто его морозит. — Прости. Я пришлю Адриана, он поможет намазаться бальзамом. — Не нужно, дальше я сам. Обязательно выпей зелье, — погрозил ему пальцем Гарри. — И поспи пару часов. К вечеру будешь здоров. — Да, да, — пробормотал Том, отступая. — Я зайду к тебе потом, чтобы ты убедился. — Ох, Том, — улыбнулся Гарри. — Береги себя, ладно? Обязательно отдохни. — Обязательно, — кивнул Том и стремительно покинул гостиную. Гарри с улыбкой скинул халат и начал чесать свою грудь. Настроение поползло вверх, хоть и беспокойство за Тома тоже присутствовало. Но самое главное… Он не обратил внимания на Гарри, потому что ему было плохо! Должно быть, он с трудом заставлял себя двигаться и говорить, конечно, ему не до разглядывания! В таком состоянии всё, о чем можно было думать — это как бы прилечь на любую поверхность и зарыться в одеяло. Гарри оторвал лоскут кожи с руки, кинул его на пол и взялся за бальзам. Спину ему намазали, с остальным он справится сам.***
К вечеру зуд стих и кожа начала отслаиваться. Гарри сидел в большой ванной, поливал себя теплой водой и наблюдал, как проявляется новая кожа, гладкая и чистая. День прошёл не так уж плохо, как он ожидал. Не последнюю роль в этом играло то, что Том увидел его таким и сказал, что он всё равно самый красивый из всех людей, которых он встречал. Женщины-змеи могли идти в свои джунгли, Гарри всё равно красивее. Том заглядывал к нему несколько раз: принес еды и вина, показал, что здоров. Выглядел он всё равно неважно: бледный, с лихорадочно блестящими глазами. Но диагностирующее заклинание показало, что он полностью излечился. Во второй раз он принес Гарри красивый букет полевых цветов и целую корзину сладостей. — Чтобы ты не грустил, — заявил он с серьезным видом. Тогда настроение Гарри совсем вернулось в норму. Он с благодарностью принял букет и сладости и остаток дня ел маленькие шоколадки из разных стран. Том, Антонин и Барти отправились на какой-то прием, опять изображали русских, а Гарри устроился в ванне и начал ждать, когда всё закончится. В голове крутились разные коварные мысли, подстëгнутые целым кувшином вина. После линьки он будет на пике своей привлекательности: кожа будет мягкой и сияющей, шелковистой. Может, попытаться использовать это? Только как? Стянуть с себя одежду и прийти к Тому голым, как и советовал Адриан когда-то? Он представил, как стучится в дверь спальни Тома, тот открывает и видит на пороге почти обнаженного Гарри в полупрозрачной накидке. Глаза его становятся темными, дыхание учащается, он скользит взглядом по его фигуре и тяжело сглатывает, а потом его горячие руки притягивают Гарри ближе, скользят по бедрам, спускаются на ягодицы и крепко их сжимают… — Ох! — Гарри с удивлением опустил взгляд и заметил, что одна часть тела, которой он не пользовался по назначению, стала очень большой и твердой. — И что с этим делать? — вслух спросил он. Осторожно опустив руку в воду, он прикоснулся к себе и громко охнул. — Так вот почему всем так нравится секс, — пробормотал он, крепко зажмурившись. Сжав руку сильнее, он на пробу двинул её вверх-вниз и снова громко охнул. Жизнь определенно заиграла новыми красками.