Три свадьбы и одни похороны

Антонин нёсся по коридору ураганом, не замечая ничего вокруг. Ему было плевать и на Доно, и на деньги, и даже немного на босса с его сопливой возвышенной любовью. Серьёзно, всем вокруг очевидно, что они с мистером Поттером готовы наброситься друг на друга и трахаться до потери сознания, ну сколько можно уже оттягивать это событие? Сценарист сериала просто издевается над ними. Адриан собирался… Собирался… Даже про себя невозможно было проговорить это вслух. Стоило только представить, что какой-то мужик трогает его, целует, как у Антонина падали шторы на глазах и хотелось что-нибудь разбить кулаками, желательно лицо того урода. В кровавую кашу. Он осознавал свой недостаток. Ему часто об этом говорили, он даже старался читать книжки на эту тему, чтобы как-то бороться с проблемой, и достиг определенных успехов. Антонин был жутко, до ужаса ревнив, когда дело касалось человека, который действительно ему небезразличен. Как оказалось, Адриан был ему сильно небезразличен, потому что сейчас у Антонина кровь кипела в венах. Мистер Поттер просто мимоходом спровоцировал у него этот давно забытый за ненадобностью приступ ревности. Антонин так долго держался, так долго был в порядке, и всё это полетело, как карточный домик от одного неловкого движения! Он всегда был жаден до любви. С тех самых пор, как его родители развелись и просто вышвырнули его за борт своей жизни. Мама отправила его к бабушке и больше не вспоминала, Антонин оказался не нужен ей. И после такого предательства маленький Антоша рьяно нуждался во внимании, в безоговорочной любви. Конечно, он не был дураком и понимал свою особенность. Старался контролировать. Но когда ему исполнилось девятнадцать, он без памяти влюбился. Её звали Виктория, и она была дочкой министра. Для неё его любовь была просто развлечением, ведь он был обычным, ничем не примечательным парнем без связей и богатств. Она играла с ним, как кошка с мышкой, а он вёлся и верил: нужно только постараться, нужно только победить всех конкурентов, доказать ей, что он лучше, что он сильнее и умнее, чем эти жалкие князьки. Из-за своей ревности он и влип в неприятности, она толкала его на глупые и опасные поступки. Он избил и проклял одного из её ухажеров. И ему этого не простили, естественно. Отец недоноска потребовал посадить Антонина или заставить его выплатить огромный штраф. Денег у Антонина было немного, поэтому он и пошел в известный игорный дом князя Алексея, где проиграл вообще всё, включая собственную свободу. А Виктория потом вышла замуж за того самого придурка, которого он проклял. Ох, как Антонин изводил себя в те дни. От ревности у него ехала крыша, он не мог ни спать, ни есть, представляя, как развлекается с тем придурком Виктория. Он сначала даже не понял, в какой ситуации оказался, ему было плевать, что с ним сделают. Потом князь быстро выбил из него всю дурь, Антонин забыл о Виктории и о своей ревности. И вот ревность снова пожаловала в гости, только теперь он был взрослым мужчиной, а не щенком с тонкими длинными лапами. Антонин теперь мог натворить такого, что самому было страшно. Он ворвался в свои покои и кинулся к сундуку. Там, в расширенном магией пространстве, хранились все его артефакты, приобретенные за годы службы у босса. Покопавшись немного, он нашел шкатулку и быстро вытащил из неё кольцо. — Я просто схожу посмотреть, ничего такого, — сам себя успокаивал он. — Буду держать себя в руках. Я ведь больше не девятнадцатилетний обалдуй с гормональной бурей. Заниматься выслеживанием для него было привычно. Но в таких делах нужна холодная голова, а у него в мыслях всё окрасилось багровым. Он надел кольцо на мизинец и покрутил его. Для него ничего не изменилось, он всё ещё чувствовал своё тело, но в зеркале на стене отражалась невысокая пожилая ведьма с седыми буклями кудрей, в темно-коричневой мантии и шляпке. Это кольцо сделал для него босс. Иллюзия была такой плотной, что даже если кто-то прикоснется к нему, то ничего не заметит. Всё же его босс был настоящим гением. Антонин, больше не раздумывая, прыгнул в камин и перенёсся в «Дырявый котёл». Смена в лавке заканчивалась через два часа, наверняка ухажер придет навестить Адриана или пригласить куда-нибудь после работы, тут-то Антонин его и рассмотрит. — Только рассмотрю, — бормотал он себе под нос, пробираясь к заднему двору «Дырявого котла». — Только рассмотрю, — шептал, сбивая с ног не успевших отскочить в сторону прохожих, пока нёсся по Косому переулку. — Только посмотрю, — выдохнул, ничуть не запыхавшись, когда добежал до кафе Флориана Фортескью. — Мама, а все бабушки так быстро бегают? — услышал он возглас какого-то ребенка, сидящего за столиком рядом с матерью. Он смотрел на Антонина, раскрыв рот и не замечая, что мороженое капает на колени из вафельного рожка. Мордред, Антонин уже успел забыть про личину бабки. Вот, должно быть, ошалели прохожие, которых сбила с ног бегущая как гиппопотам хрупкая старушка с кудряшками под шляпкой. — Только те, которые едят овощи. Будешь есть много овощей, тоже научишься так бегать, — скрипучим старушечьим голосом ответил ему Антонин, приглядев себе столик в тени, из которого хорошо просматривались окна лавки подарков. — А если будешь есть кашу, то и сильным будешь, как я. Мальчик, на глазах которого Антонин сбил с ног тучного бородатого мага, посмотрел на маму и попросил купить ему овощей. Антонин плюхнулся за столик, по пути подобрав оставленную кем-то газету, сел за него и сделал вид, что увлечен новостями, поглядывая в окна напротив. Адриан обслуживал покупателя, невысокого волшебника лет сорока на вид. У него были залысины, да и в целом он выглядел как типичный кандидат в самоубийцы из-за кризиса среднего возраста, импотенции и увольнения, но Антонин всё равно с подозрением следил за их общением. Спустя десять минут волшебник расплатился и вышел из магазина с большим свертком, украшенным пышным бантом, и Антонин расслабился. Так прошло два часа. В лавку заходили посетители, кого-то Адриан обслуживал, от кого-то отмахивался, а кого-то игнорировал, подпиливая свои ногти пилочкой, но без былого энтузиазма. Он часто смотрел на большие настенные часы над кассой и вообще выглядел грустным. Антонин не мог успокоить своё сердце. Оно то замирало, то ускорялось, предвещая ему ранний инфаркт. Как бы он ни старался, а вернуть былого гнева не мог. Адриан его не обманывал. Он просто был собой. Это Антонину следовало обратить внимание на кое-какие особенности и догадаться, а Адриан ничего ему не был должен. Иногда он говорил о себе в мужском лице, иногда — в женском. Он чувствовал себя и тем, и тем, и ему было хорошо и комфортно так жить. Именно этим он и зацепил Антонина — он жил, как хотел. Ему было плевать на неодобрение окружающих, он наряжался так, как ему хотелось. Ему было плевать на рамки и ограничения: хотел — ругался, хамил и грубил, не хотел — был милой паинькой. А за всем этим он прятал что-то жутко ранимое и хрупкое, Антонин это чувствовал, когда видел, как Адриан заботится о мистере Поттере в своей хамоватой манере. Антонин больше не мог на него злиться, наблюдая, как он тоскливо смотрит на часы, как обреченно плетется обслуживать очередного клиента. Ему не место в этой пыльной вонючей лавке. — Вы заказывать что-нибудь будете, мэм? — спустя два часа продавец из кафе не выдержал и подошёл к нему лично. — Ой, милый, а у вас есть цикорий? — проскрипел Антонин. — Нет! — молодой мальчишка явно не хотел хамить пожилой женщине, но и у него лопнуло терпение. — Посетителей много, а вы ничего не заказываете! Простите за грубость, мэм, но вы не могли бы покинуть столик? — Не могли бы, — буркнул Антонин и сжал край столешницы с такой силой, что она затрещала. — Брысь, щенок, обзор закрываешь. Мальчишка округлил глаза и приставным шагом ушлепал обратно за кассу. За эти жалкие две минуты, что он стоял перед Антонином, в лавке появился новый посетитель. И вот теперь Антонин отчетливо понял: это он. Высокий, почти такой же высокий, как сам Антонин. Довольно привлекательный, если оценивать женскими мерками: светловолосый, плечистый, с правильными чертами лица, густыми бровями, тяжелой челюстью и крепкой шеей. Он оперся о прилавок, нависнув над Адрианом, и что-то с улыбкой ему рассказывал, а тот смеялся, запрокинув голову. Шторки на глазах Антонина снова упали, багрянец раскрасил переулок и посетителей кафе, в ушах застучал пульс. «Не делай глупостей», — приказал себе Антонин. В прошлый раз его импульсивность привела к рабству. Следует действовать тоньше, как босс. Тот бы не стал сразу отрывать ему бошку. Он бы сначала всё выведал. «Босс терпел Альберта Голдштейна ради мистера Поттера. Босс бы отпустил мистера Поттера ради его счастья», — зашептал вдруг в голове голосок, очень похожий на Адриана. «Если не готов полюбить его целиком, то просто перестань, дай ему шанс обрести любовь с другим мужчиной», — а это уже мистер Поттер. Антонин не знал, как можно любить его целиком. Как можно любить другого мужчину? Это же противоестественно. «Тогда что ты делаешь здесь? Почему торчишь два часа в кафе, прикинувшись старушкой?» — снова спросил Адриан. «Потому что ты — собака на сене», — сообщил ему Лопе де Вега, пьесу которого они с княжной смотрели несколько раз. За окном меж тем разворачивались события. Пиздюк с бровями достал из кармана коробочку и протянул её Адриану. Тот открыл коробочку, а затем и рот. Что там было с такого расстояния Антонин не рассмотрел, но потом пиздюк с бровями протянул свои грабли и помог Адриану застегнуть что-то на шее. Наверное, цепочку с каким-нибудь ебучим кулоном подарил. Антонин вскочил на ноги. Мышцы на икрах подрагивали, он готов был бежать и крошить ебальник бровастому пиздюку, но тут вдруг перед ним оказалась очаровательная белокурая девчушка лет пяти с двумя задорными хвостиками. — А почему вы такой большой? — вдруг спросила она непосредственно, во все глаза разглядывая Антонина. — Вы великан, да? Иллюзия держалась на месте, он видел это в отражении в витрине, но девчушка определенно видела его настоящего. — Нет, просто хорошо кушал, — вздохнул Антонин, присев перед ней на корточки. Не мог же он отпихнуть ребенка и нагло проигнорировать. Заплачет ещё. — А ты хорошо меня видишь? — Ага, — девчушка улыбнулась, демонстрируя сколотый передний зуб, из-за чего улыбка стала особенно милой. — На вас иллюзия старушки. Это очень забавно. Только папе не говорите, что я так сказала, он не разрешает мне рассказывать, что я вижу. — Не скажу, — улыбнулся ей Антонин, всматриваясь в почти бесцветные, бледно-серые, как мутная вода, глаза. — Но и ты другим не говори, что я не старушка, идёт? — он достал из кармана монетку и зажал её в кулачке девчушки. — Идёт! — просияла та. — Спасибо! Антонин улыбнулся и снова кинул взгляд на витрину лавки подарков. Адриан зачаровал дверь, и бровастый пиздюк галантно подставил ему локоть, помогая спуститься со ступеньки. «Адриан хочет создать семью, которой у него никогда не было, хочет завести детей», — снова услышал он голос мистера Поттера. Антонин тоже хочет. Но своих, родных, рожденных от того, кого он любит всем сердцем. А Адриан при всём желании не сможет родить. — Береги себя, кроха, — он потрепал девчушку по макушке, чувствуя, как разрывается его собственное сердце. — Беги к папе. Девочка убежала, а Антонин поднялся на ноги и посмотрел вслед удаляющейся парочке. Ревность скулила и скреблась внутри, но он не позволил ей командовать. Хватит с него. Адриан заслуживает счастья, и Антонин не будет собакой на сене. Он развернулся и побрел в другую сторону, не обращая особого внимания, куда идет. Ему просто хотелось… ни о чем не думать, забыться. Поэтому, когда на глаза попалась добротная вывеска с головой петуха и говорящим названием «Пьяный петух», он, не раздумывая, зашел туда. Внутри было душно, дым стоял коромыслом, отовсюду слышались пьяные вопли, воняло потом, жареными сосисками и алкоголем. Конец рабочего дня во всей красе. Антонин занял дальний стол в самом углу, возле двери в туалет, заказал себе треклятые сосиски и водку и начал топить свои переживания на дне стопки. Это было глупо, но сейчас ему было плевать. Он, наверное, впервые по-настоящему оглянулся на свою жизнь, посмотрел, кем был раньше и сравнил с тем, кем стал теперь. Импульсивный, наивный идиот стал убийцей и шпионом. Даже удивительно, как босс рассмотрел в нём эту жилку авантюризма и безжалостности сквозь крепкую стену из инфантильности, необразованности и тотального пофигизма. Теперь Антонин чувствовал себя на своём месте, он хотел быть тем, кем был, но в этой картине не хватало приличного куска. Семьи. Скоро босс женится на мистере Поттере, осядет прочно в поместье, и Антонину тоже бы так хотелось. Пустить корни. Наверное, это желание так его ослепило, что он бросился в свои чувства к Адриану, как в море. Позволил им поглотить себя, отключил все стопоры и предохранители. А может, он просто влюбился с первого взгляда. Глупо, иррационально и по-детски. «Влюбился», — захихикал голос Адриана в голове. «Теперь я не знаю, что это», — ответил ему порядком набравшийся Антонин. А перед глазами стоял пиздюк с бровями, помогающий улыбающемуся Адриану застегнуть цепочку на шее. «Оторвать суке руки и ноги!» — гремел самый громкий голос — голос ревности. Антонин совсем запутался в себе и своих чувствах, поэтому просто пил одну за одной, желая хоть на пару часов отключить мозги. В какой-то момент он так накидался, что мысли поутихли, и он начал различать шум, стоящий вокруг. Посетители «Пьяного петуха» с каждой минутой становились всё пьянее. Кто-то затянул песню, кто-то громко ссорился, остальные просто орали, пытаясь перекричать нестройный пьяный хор. Но среди всего этого гама отчетливо различался смутно знакомый голос, похожий на гул в колодце. — Этот Волдеморт дохуя о себе возомнил, — гудел низкий голос. — Думает, что может вот так просто прийти на нашу землю и творить беспредел! Он Брогану хуй отрезал, а дед, как трусливая мокрощелка, смотрел на это всё и ссался в штаны. Он ему мою невесту отдал! — Это херня какая-то, Гульден, — ответил второй голос, звонкий и пьяный. — Он дядьку моего укокошил у меня на глазах, слышь, да? На что этот урод ещё способен? В следующий раз он мамку мою пришьет? Нашелся, блять, выскочка! Антонин с некоторым трудом, вызванным большим количеством водки в желудке, всё же опознал знакомых персонажей: это был внучок Доно — Гульден, и его пучеглазый приятель Шей. — Хуйня это всё, пыль в глаза, — ответил Гульден своему дружку. — Он нас на понт взял. Дед просто потерял хватку, сколько ему уже? Лет сто? Пора дать дорогу молодым и бесстрашным, как мы с тобой, Шей. Я бы этого урода быстро приструнил и Брогана ни за что не отдал. Твой дядя столько лет нам служил! А княжна? Как нам теперь на польских аристократов выходить? Ссыкло! Сомнений не осталось: Антонин действительно наткнулся на ебаных ирландцев в «Пьяном петухе». Свезло же! Он наложил на себя заклинание острого уха лисицы и замер, стараясь даже не дышать. Алкоголь не только позволял забыться, но и развязывал языки. — И че делать-то, слышь? — поинтересовался Шей. — Я бы подослал к нему наемника. Под оборотным. Раз уж он так любит своего муженька, то именно им можно было бы прикинуться. А потом раз — и нет мудака. Если забрал мою невесту, я заберу его мужа. — Слышь, Гульди, — Шей понизил голос, но Антонин под заклинанием прекрасно всё слышал. — Ты лучше всех знаешь, как ведет дела твой дед. А ты не думал, что пора его… того? Подвинуть? Он растерял авторитет, парням не нравится эта замута с Волдемортом. — Думал, — в голосе Гульдена появилась жесткая, разумная нотка. — Долго думал, Шей. Мне уже тридцать, а я всё ещё для него как младенец. Его наследник — мой никчемный папаша, который только и делает, что вышивает картины да таскается по музеям. Если дед откинется, я бы принял все его дела. Я прекрасно понимаю, как устроен его бизнес. Я знаю абсолютно всё, и клиенты знают, что мне можно доверять. И я бы не был таким трусливым. Я бы прижал к ногтю всех врагов, а не потакал им. Только кровь и страх могут унять их пыл. Дед носится с ними, как с детьми малыми, подлизывает им. Я бы действовал с позиции страха. Пока их денежки у меня, они бы и пикнуть не посмели. Антонин напрягся, но продолжил жевать сосиску, чтобы не вызывать подозрений. — А как бы он откинулся? — прошептал Шей. — Он же параноик. Его нельзя убить или отравить — все это заметят, слышь? То, что ты его старший внук, не делает тебя неуязвимым. У него вас семь таких красивых молодых. — Ха, — громкий смешок вырвался из груди Гульдена. — А вот для этого, мой дорогой друг, у нас есть Лорд Волдеморт. Кровожадный и беспощадный. Он человеку руки и член отрубил! А других, я слышал, кинул в темницу и заставил трахать и жрать друг друга. Натуральный садист. Если деда найдут с отрезанным членом во рту, на кого все подумают? — Блять, ты гений, Гульди, — с восхищением воскликнул Шей. — Гений! Я в деле. Мы должны отомстить за моего дядьку, земля ему пухом. — Конечно, — самодовольно ответил тот. — Вашей семье выгоднее иметь сильного молодого лидера, чем старого и трусливого, который продал легенду Лютного — Брогана Келли. — Но другие не пойдут за тобой, без обид, — голос Шея сделался ещё тише. — Дядьку особо не любили, у него крыша-то давно отвалилась. Но всё равно всем ссыкотно переть против твоего деда. Нужно несколько лет раскачивать лодку, чтобы они согласились. Антонин ел свою остывшую сосиску, стараясь слиться с интерьером. Парни говорили довольно открыто, потому что в зале стоял невообразимый гомон, а они были пьяны. Рядом находился только столик самого Антонина, а чуть дальше у окна сидел какой-то здоровяк в черной мантии с капюшоном, опрокидывающий в себя горящие шоты один за другим. Перед ним лежал разорванный на клочки пергамент. Он вряд ли мог их слышать с такого расстояния, да и, кажется, заливал своё горе, а вот Антонин… — Эй! — вдруг услышал он за спиной звонкий голос. — Бабка! Ты что тут делаешь? Адреналин ударил в голову с такой силой, что тело дрогнуло. Медленно обернувшись, Антонин столкнулся лицом к лицу со своими громкими соседями. Шей, которого он видел несколько раз и не особо запомнил, выглядел как наглядное пособие по раннему ирландскому алкоголизму: дёрганый невротик с глазами навыкате и светло-рыжими волосами, собранными в неряшливый короткий хвостик на затылке. А второй, естественно, был внуком Доно — мерзавцем Гульденом. От друга он сильно отличался огненно-рыжей шевелюрой, безупречно уложенной в прическу министерского клерка, и такими же выразительными, как у деда, серыми глазами. От осинки не родятся апельсинки — так всегда говорила бабушка Антонина. И теперь, присмотревшись, он видел, что да: внучок Доно был его копией, разве что более дерзкой и вспыльчивой. Антонин раньше совсем не обращал на них внимания, а теперь пожалел об этом. Клановый переворот хотят устроить? Ебаные ирландцы! — Чего? — проорал он, покрутив пальцем в правом ухе. — Не слышу!!! — Я говорю: ты кто такая, мать? — громче крикнул Шей, пока Гульден сканировал личину Антонина цепким взглядом. Антонин взял полную стопку водки, опрокинул её в себя, занюхал сосиской и снова проорал: — Че те надо, молокосос? Не видишь, я тут занята! Уважай старших, блять! — Вот манда старая, — рыкнул Шей, но Гульден схватил его за руку и вдруг вежливо, совсем как его дед, улыбнулся Антонину. — Простите, мэм, мой друг перебрал, — прокричал он. — Позволите купить вам выпивку? Антонину всегда удавалось дурачить людей. Он насупился, вытер жирные руки о ткань мантии на коленях и поднялся с лавки. — Вы, сосунки, совсем не уважаете пожилых! — заголосил он, привлекая внимание рядом сидящих. — Паразиты! Потерянное поколение! И куда катится наша страна? Здоровяк у окна даже ухом не повел, а вот двое дружков схватились за палочки. В порыве вдохновения Антонин кинул на стол пару галлеонов, схватил обновленную стопку водки, опрокинул её в себя и драматично занюхал рукавом. — А-а-арх! Скоты малолетние! — он швырнул пустой стопкой в голову Шея, от которой тот еле увернулся, и, гордо расправив плечи, побрел к выходу. Про себя он молился, чтобы всё обошлось, и у этих двух не обнаружилось способности, как у той девчушки, способной видеть сквозь личину. С каждой секундой он расслаблялся всё больше. За ним никто и не думал идти. Он оглянулся украдкой перед самым выходом и увидел, что Шей и Гульден снова увлеченно о чем-то болтают, не обращая на него никакого внимания, а здоровяк у окна, кажется, уснул прямо на столе. — Вот так удача! — пробормотал он себе под нос, вывалившись на улицу. Прохладный свежий воздух сразу разогнал туман в голове и заставил мыслить нормально. Антонин прислонился к холодной каменной стене трактира лбом, жадно втягивая этот вкусный, чистый воздух, и вдруг до него окончательно дошло. — Вот блять! — воскликнул он, выпучив глаза. — Босс! Всё же его ревность привела к чему-то хорошему. Он бы никогда не забрел в этот кабак при других обстоятельствах. Это точно хороший знак, даже замечательный! Антонин кинулся к ближайшей площадке для трансгрессии, надеясь, что его не расщепит при перемещении в состоянии опьянения. Но лучше уж расщепит, чем он наблюет на себя в каминной сети.

***

Гарри решил дождаться Тома в своей комнате. Он сменил около двадцати мантий, вырвал кучу волос, пытаясь придумать идеальную прическу, почистил несколько раз зубы и успел накрутить себя до такой степени, что руки тряслись. Ему было и страшно, и горячо одновременно. Он понятия не имел, что будет дальше, но предвкушал что-то особенное. Кажется, у него даже температура поднялась, настолько он был взбудоражен. Он всё думал, как сказать Тому о своих чувствах. Может, ему следует молчать? Как правило, его объяснения не заканчиваются ничем хорошим. А он может просто поцеловать его и всё, Том сразу поймет? Но разве Том не заслуживает объяснений? Разве он не заслуживает слов, которых так долго ждал? Он ведь столько лет мечтал, столько лет надеялся! Нет, Гарри обязан всё объяснить, да так, чтобы Том точно понял всё: и мысли Гарри, и его чувства, которые были непонятны даже ему самому, и остальное. Гарри сел на пол перед зеркалом и попытался представить этот разговор. «Я увидел твою спину в примерочной и понял, что ты мне не друг», — звучало как-то очень неприятно. «Прости, я не понимал, почему мне так нравится, когда ты меня обнимаешь и целуешь», — это было ещё бредовее, как будто Гарри пять лет. «А я тоже хочу быть твоим мужем, классно, да?» — это вообще уже было похоже на умственную отсталость. Гарри очень ценил изящный слог и романтическую литературу, но, вот беда, сам не обладал искусством утонченного словосложения! Очень важно было подобрать такие слова, которые они будут вспоминать и пятьдесят лет спустя. Но, как назло, в голову приходили одни глупости. Это Том умел сказать так, что дыхание перехватывало и хотелось реветь от распирающих чувств. А у Гарри вечно выходила какая-то нелепая чепуха с заиканиями и слезами. И с ядовитыми выхлопами из задницы, мда. Секунды сливались в минуты, а те всё капали и капали, как смола. Гарри с ума сходил, представляя тысячи разных сценариев. Он знал Тома. Знал, как никто. Но в то же время теперь Том был совсем другим: не мальчишкой, который вызволял его из неприятностей и лечил синяки, не парнем, который отпугивал от него разных извращенцев и укачивал в своих руках, утешая. Нет, теперь он был взрослым мужчиной, который, очевидно, хотел от него большего, чем просто поцелуй в висок. И Гарри тоже этого хотел. Но… А что нужно делать? Как это вообще? А вдруг Тому не понравится? Вдруг он решит, что Гарри просто не подходит для таких занятий? Раньше Гарри вообще об этом не думал, в этом деле всё казалось понятным, но теперь он вдруг со всей ясностью осознал: он ведь даже целоваться не умеет! Он не успел расспросить Адриана, как там и что, не успел даже журналы полистать. Раньше было просто неинтересно, да и стыдно за себя, что у него такой сломанный организм. А потом, когда всё это началось, он откладывал: волновался и снова стыдился, что такой взрослый лоб не знает элементарных вещей. Чем он сумеет удивить Тома? Слезами? Ага, это уже проходили. Он ведь абсолютно, потрясающе несведущ в сфере любви! Чтобы отвлечься, Гарри решил заняться делами. Он сел за свой письменный стол и написал несколько писем: одно Гризельде Марчбенкс со словами благодарности, а другое Альберту. Но чем больше он писал, тем больше письмо Альберту получалось похожим на какую-то исповедь. В порыве беспокойства он рассказал всё: и как заметил его внешность, так похожую на внешность Тома, и как осознал, что любит друга, а не его. Оно получилось настолько откровенным, что дрожь пробирала. Это была ужасная слабость, со всеми неприятными моментами, с описанием чувств, сомнений и горечи. Перечитав письмо, Гарри так испугался, что попросту выбросил его в мусорную корзину. Он бы никогда не отправил настолько откровенное послание. Это бы ранило Альберта, очень сильно ранило. Расправившись с надуманными делами, он уселся перед зеркалом. И чем дольше он сидел перед ним, тем сильнее его охватывала паника. Что ему делать?! Как себя вести?! Гарри заметался по комнате, не зная, куда себя деть. Его тянуло выпить вина, но он не хотел, чтобы такой знаменательный день был как в тумане. Он уже неплохо выпил с самого утра. «Мои чувства к тебе подобны водопаду. Они с силой вырываются из моей груди и падают вниз, туда, где находится источник моей жизни…» Едва осознав, какие параллели он пытается воспроизвести, Гарри покраснел до самой шеи и застонал, обхватив голову руками. Он просто идиот! Пошлый, грубый простолюдин со всеми вытекающими из этого положения пороками! Позор! Почему у него не получается придумать что-то прекрасное, утонченное, то, что Том бы навсегда сохранил в своём сердце? Наверное, ещё полчаса, и Гарри бы точно выпил, но дверь в гостиную распахнулась без стука и на пороге возник Том. Очень, очень злой Том. — Завтра вечером мы идем на приём, — сообщил он недовольным тоном. — Куда? — глупо моргнул Гарри, уже настроившийся сразу с порога его поцеловать. Но Том вёл себя так, будто ничего между ними не случилось пару часов назад, и Гарри оробел. — К Доно в замок, — помрачнел Том. Он шагнул к Гарри, взял его за руку и осмотрел со всех сторон, как продавец в магазине одежды. — Старик, кажется, непременно хочет, чтобы мы дружили семьями. И он попытается подлизаться к тебе. — И что в этом такого? Он ведь самый богатый и влиятельный маг на острове, почему бы нам не дружить? — Гарри смутился и обрадовался, когда услышал «дружить семьями». — Это было бы отличным решением, если бы не одно «но», — вздохнул Том и положил ладонь на щеку Гарри, заставляя смотреть себе в глаза. — Тебя увидят все сливки общества. «Он что, боится, что я его опозорю?!» — испугался Гарри. — И нет, я не боюсь, что ты меня опозоришь, — брови Тома сошлись на переносице, в голосе появилась мягкость. — Мерлин, Гарри, у тебя же на лице всё написано. Я боюсь, что кто-нибудь захочет забрать тебя у меня. — Я же не коза на привязи, — Гарри расслабился и улыбнулся. — Никто меня не заберет, не по моей воле точно. Я хочу быть с тобой, навсегда. Я люблю только тебя, глупый. Зрачки Тома расширились, на лице проступили беззащитность и потрясение. И до Гарри дошло, что он только что признался. Вот так нелепо, в одном предложении с козой, мимоходом, без всяких красивых слов, которые так долго сочинял. Точнее, хотел сочинить. Как любил повторять Антонин: сгорел сарай, гори и хата. Гарри не знал значение слова хата, но понимал, что это что-то куда ценнее сарая. — Я хочу выйти за тебя, — от волнения снова сбилось дыхание и слова полились потоком. Он боялся снова потерять голос и не успеть всё рассказать. — Я тебя люблю и всегда любил, я просто раньше не понимал, что это именно такая любовь, а потом понял, когда на Альберта посмотрел. Он мне улыбнулся, и я осознал, что только твоя улыбка имеет для меня значение, что только тебя я могу представить в роли… в роли… лю… любо… мужа. Выговорить слово «любовник» он не смог. Весь красный до самой макушки, смущенный и задыхающийся Гарри опустил голову, стараясь справиться со своими чувствами. — Гарри, — хрипло прошептал Том, и в голосе его был такой надлом, будто он сейчас умрет. Он вдруг опустился перед ним на колени и обнял за пояс, уткнувшись лицом в живот. — Том, ты что? — Гарри испугался и вцепился в его плечи. Он всё неправильно понял? Что-то не то сказал? — Ты правда? — прохрипел Том в его мантию. — Это не из жалости? Ты ведь не обязан, ты знаешь, я приму любой ответ. — Из жалости? — воскликнул Гарри и тоже опустился на колени, оказавшись с ним лицом к лицу. — Из жалости?! — громче крикнул он, совершенно пораженный. — Ты с ума сошел? Какая жалость, я же… Он не смог подобрать слов и просто подался вперед, с силой прижавшись губами к губам Тома. Это получился даже не поцелуй, а удар, они больно столкнулись носами, Гарри растерялся, занервничал и отпрянул. — Ой, прости, — затараторил он. — Я случайно, я просто… — Ты поцеловать меня хотел? — веки Тома распахнулись ещё шире. — Да, — униженно ответил Гарри, зажмурившись. — Прости. И вдруг к его губам прикоснулись другие: горячие, упругие. Гарри всхлипнул и прижался к ним сильнее, его затрясло от сильнейшего волнения и ожидания. Губы Тома ощущались как что-то запретное, невероятно желанное, о чем он раньше мог только мечтать. Он подался вперед, вжимаясь в тело Тома с отчаянием и какой-то унизительной жаждой. Ему было страшно, но он нашел в себе смелость приоткрыть рот. Он сделает это. Все это делают, ничего страшного тут нет. — Гарри, — прошептали эти губы. — Открой глаза. Он не мог не подчиниться. Лицо Тома было совсем близко, губы влажно блестели, темные глаза смотрели с незнакомой ему раньше жаждой. Ох. Вот теперь Гарри понимал, что значит такой взгляд. В паху сразу потяжелело намного сильнее, чем раньше. И если в тишине ванной комнаты под водой и густой шапкой пены это было нормально, то теперь стало очень страшно. — Ты правда этого хочешь? — хриплым шепотом спросил Том, положив ладонь на его щеку. — Да, больше всего на свете, — выдохнул Гарри. От волнения у него кружилась голова, тело начало дрожать сильнее. — Я люблю тебя. Из горла Тома вырвался странный звук, похожий на стон, и он крепко обнял Гарри, прижавшись щекой к щеке. — Я не хочу, чтобы ты думал, что это из жалости, — Гарри тоже крепко стиснул его руками. — Я по-настоящему, правда. Ты, может, думаешь, что я идиот, и с одной стороны это правда. Но я осознаю свои желания. И я тебя… Я тебя… Ты такой… «Да скажи ты это слово! — приказал он себе мысленно. — Девственник несчастный! Даже не можешь сказать слова секс и сексуальный!». Голова грозила вот-вот лопнуть от сильного притока крови. Он просто полыхал, смущение было таким сильным, что перед глазами всё поплыло. — Ты не идиот, — низкий голос Тома прошелся по телу разрядом молнии и вызвал пожар в паху. — Если ты и правда хочешь меня в качестве мужа, я стану для тебя самым лучшим мужем на свете. Обещаю. Выйдешь за меня? — Да, Том, — шепнул Гарри. — Я выйду за тебя. Его губы прижались к разгоряченной щеке Гарри, мягко скользнули вниз и наконец накрыли губы. Гарри покрепче вцепился в отвороты его мантии, опасаясь упасть тут же. Теперь это не было простое касание губ, Том уверенно скользнул языком внутрь его рта, запустив руку в волосы на затылке, и у Гарри просто искры из глаз посыпались, настолько это было… Потрясающе. Он застонал, позабыв о стеснении, впуская его глубже. Если бы он знал, что это так великолепно, он бы поцеловал Тома при встрече на пороге три месяца назад. Он остро чувствовал, что всё это уже было, что так и должно быть всегда, словно именно этот вкус он искал всю свою жизнь, этот напор жаждал. Из горла непроизвольно вырвался короткий глухой стон, и он вцепился в плечи Тома с силой и откровенностью, каких сам от себя не ожидал. Он не мог скучать по тому, чего у него не было, но теперь сердце сжалось от щемящей, бесконечной любви, на глаза навернулись слезы, как будто он наконец после стольких лет обрел то, чего так долго ждал. Знакомые раньше объятия теперь ощущались совсем по-другому: он весь плавился от уверенных, сильных прикосновений, ему хотелось подставиться под эти руки, как коту, желающему ласки хозяина. Он тихонько застонал в его рот, пытаясь повторить движения чужого горячего языка, без стыда и сомнений. Он любил этого мужчину. Он жаждал его ласки, его страсти — всего, что тот мог ему дать, и это на секунду лишило его всякого разума. Гарри пил его как любимое вино, а по щекам всё текло и текло, хотелось слиться с ним в единое целое, никогда не отпускать. «А ты что ему дашь?» — пробился в сознание голосок разума. Поцелуй приобрел металлический вкус, голова закружилась. И Гарри очнулся. Он так увлекся, что не сразу почувствовал привкус во рту и переизбыток влаги на подбородке. — Что… — Том отстранился, и на его лице проступил страх. — Гарри! Ты в порядке? Его губы и подбородок оказались перемазаны кровью. Гарри поднял руку и провел под носом, понимая, что у него открылось кровотечение. — Кажется, я переволновался, — прошептал он, растерянно глядя на алые разводы. — Прости. В голове шумел пульс, сердце колотилось быстрее крылышек пойманного снитча. Он весь горел и не мог успокоиться. Он на мгновение вдруг стал кем-то другим, не тем стеснительным девственником, каким являлся. — Гарри, — Том вдруг широко улыбнулся и взмахом палочки остановил кровь. — Так значит, я настолько сильно тебя привлекаю? — Да, — смущенно улыбнулся дезориентированный Гарри, когда почувствовал, что кровь пропала. — Настолько. Когда я увидел тебя в одних штанах, у меня, кажется, случился маленький инфаркт. Я даже запнулся на ровном месте. А ты ещё про жалость говоришь… — Милый, — Том снова крепко его обнял, зарывшись носом в волосы у виска. — Какой ты милый. И только мой, — в его голосе было столько счастья, что Гарри тоже начал счастливо улыбаться, прижавшись щекой к его щеке. — Ничего, мы будем всё делать постепенно. Поцелуя в щеку будет достаточно для начала. Со временем ты привыкнешь к новым ощущениям. Я ведь не хочу, чтобы ты потерял всю кровь, — его горячее дыхание вызвало мурашки на коже, но это было сладко и приятно. — Но я… — попытался запротестовать Гарри, но вдруг понял, что Том прав. — Да. Хорошо. Спасибо, что даешь мне время. Волнение сразу схлынуло, когда он понял, что никто его прямо сейчас не потащит в постель для занятий сексом. Кажется, он так нервничал из-за этого, что возбуждение и страх чуть не довели его до обморока. Но было что-то ещё. Будто он узнал этот поцелуй, но всё длилось лишь несколько мгновений. — Я готов ждать столько, сколько тебе потребуется, — Том пропустил его волосы сквозь пальцы и снова поцеловал в висок. — Самое главное для меня — это чтобы ты был счастлив и доволен, нет ничего важнее. Теперь я знаю, что и ты меня любишь, и это самый лучший подарок в моей жизни. — И ты не… — Гарри замялся, пытаясь сформулировать правильное предложение. — Ты не расстроен? Ты ведь, должно быть, привык, что у тебя всегда… эм. Всегда есть с кем удовлетворить… потребности, — в конце его голос сорвался, и он сжал Тома сильнее. Женщины-змеи из экзотической Индии начали плясать свои развратные танцы перед полуголым Томом. Конечно, Том никогда не опустится до измены, но вспоминать о них может? Может. Как Гарри вспоминал о его обнаженной груди, пока сидел в ванне. — Думаешь, я изменил тебе хоть раз? — тихонько хмыкнул Том. — Разве я мог? Я никогда никого и пальцем не тронул. Мне никто не нужен. Я ждал возвращения к тебе и считал часы до нашей встречи. Будь уверен, опыта у меня не больше твоего. Хотя я много читал, — его грудь завибрировала от сдерживаемого смеха, и Гарри тоже начал улыбаться. — Мы вместе будем открывать для себя все радости супружества. Гарри счастливо ахнул и вжался лицом в его шею, вдыхая родной запах без всякого стеснения, полной грудью. Том принадлежит ему одному: и душой, и телом. Так и должно было быть с самого начала. Без всяких иностранных девиц с большими грудями. — Теперь ты расскажешь, почему уехал? — вспомнил он внезапно. — Расскажу, — выдохнул Том и вдруг слитным движением поднялся, подхватив его на руки. Он пронес разомлевшего Гарри к кушетке и опустился на неё, устроив его у себя на коленях. Гарри тут же поерзал, усаживаясь поудобнее, обхватив его за шею руками. Он с восторгом рассматривал его лицо и не мог поверить, что всё это происходит на самом деле, что они теперь помолвлены, и он может прижиматься к нему так, как хотелось. Сидеть у него на коленях. Говорить о чувствах открыто. — Я обожаю, когда ты носишь меня на руках, — признался он, сдерживая широкую улыбку. — И я обожаю, — Том наклонился и оставил легкий поцелуй на щеке, а затем пропустил волосы у виска сквозь пальцы. И всё же это было не то. Не так откровенно, как Гарри бы хотелось. Он чувствовал себя сидящим на вулкане, но всё никак не мог пробудить этот вулкан, и это немного расстраивало. Он чувствовал, как Тома трясет. Всё его тело дрожало, но говорил и выглядел он совсем как обычно. В нем словно боролись два разных человека. Один из них хотел активных действий, а второй сжимался в комок и хотел уползти в самый темный уголок. Гарри тоже запустил пальцы в его волосы и слегка потянул за них, с искренним восторгом наблюдая, как меняется взгляд любимых глаз, как в глубине темных радужек разгораются красные искры. Это была новая увлекательная игра: наблюдать за его реакциями, которые раньше скрывались за непроницаемой маской. — Если будешь так делать, до истории мы так и не дойдем, — низко протянул Том, с нажимом проведя ладонью по его шее. — Да-а-а, — Гарри запрокинул голову, наслаждаясь его уверенной лаской. — Продолжай рассказ. — Что ты со мной делаешь, — обреченно выдохнул Том, убирая руку обратно на его талию. Гарри бросил на него лукавый взгляд и тоже убрал беспокойные руки. Он очень хотел услышать его историю. — Почти восемь лет назад ко мне в лавку пришла твоя бабушка, — Том прикрыл веки и сильнее прижал Гарри к своей груди. — Я так и знал! — возликовал Гарри. — И что она наплела? — Не наплела, — грусть, появившаяся в его голосе, сильно удивила Гарри. Том серьёзно посмотрел ему в глаза. — Она призналась, что натворила. Грудь Гарри сдавило от нехорошего предчувствия. — Тот ритуал, что она провела, когда ты был маленьким, имел не только видимые последствия, — Том успокаивающе провел по его спине ладонью. — Помимо линьки и отторжения светлой магии есть и скрытый эффект. Почему-то Гарри казалось, что он уже знает, что это за эффект. — Злые планеты, — пробормотал он. — Я всегда притягиваю злые планеты. — Именно, — кивнул Том. — Побочным эффектом стало то, что ты притягиваешь тех, в ком есть тьма. Я тоже догадывался об этом. Я ведь столько лет отгонял от тебя разных подонков. Но она призналась, что чем старше ты будешь становиться, тем более темных и жестоких магов будешь притягивать. Поэтому она искала тебе сильного мужа или жену из богатой влиятельной семьи. Чтобы они защищали тебя от таких, как Келли. Она прямо сказала мне, что я для этого не гожусь. Нищий полукровка из лавки артефактов просто не способен потягаться с сильными мира сего. И она была права. Что бы я смог сделать, если бы Келли тогда приметил тебя? Ничего. И она предложила мне заключить с ней договор. — Ты должен был обрести силу и богатство, чтобы защищать меня? — с горечью спросил Гарри. — Именно, — кивнул Том. — Я должен был стать могущественным волшебником за эти восемь лет. А взамен она пообещала не выдавать тебя замуж до конца срока. Она могла тебя защитить своими деньгами и связями, но она была больна и умирала, и её защита не могла длиться вечно. А твоё проклятие с каждым годом крепло. — И ты вот так, не раздумывая, согласился? — не мог поверить Гарри. — Не сразу, — Том прижался лбом к его лбу. — Я пришел домой и увидел тебя. Ты пытался готовить, был таким милым, домашним и родным, и я вдруг представил… Представил, что какой-то подонок будет делать с тобой разные ужасные вещи, а я не смогу тебя спасти. Что меня заставят смотреть на это. У меня был шок, и я поступил опрометчиво. Решил сразу отрезать себя от тебя, чтобы не отвлекаться и идти к цели. Ночью я собрал вещи и ушел, уверяя себя, что так надо для твоего же блага. Какое-то время я провел в Англии, наблюдая за тобой из тени. Но чем дальше, тем сложнее мне было сдерживаться, поэтому я покинул страну и запретил себе писать тебе, потому что если бы увидел хоть строчку в ответ — я бы не выдержал. Я бы вернулся. Любовь к тебе — это моя единственная слабость. Быть вдали от тебя для меня невыносимо, но я сделал это, чтобы суметь защитить тебя от всего. Я сам стал самой темной из всех твоих злых планет. — Том, — всхлипнул Гарри. — Так значит… Это всё из-за неё? Такого он точно не ожидал. Как бабушка могла так с ними поступить? Пришла за спиной Гарри и просто отравила своим ядом самого наследника Слизерина. Разве бы Том не достиг вершин, находясь здесь, рядом с ним? Он ведь гений! Для него все дороги были открыты, а она заставила его поверить, что он ничтожество, что должен пройти через мучения и стать кем-то ужасным. Гарри сразу ощутил уверенность: она сделала это специально, просто чтобы убрать Тома с дороги. Она видела, как Гарри его любит, и решила изящно от него избавиться. Она до самой смерти не прекращала попыток найти ему жену или мужа. Он многое ей прощал, но разлуку с любимым простить не мог. Он ведь плакал у неё на плече, она видела, как ему больно и плохо, около года он вообще из комнаты почти не выходил, всё думал, анализировал, искал причины и постоянно страдал. Потом начал искать Тома, путешествовал по разным странам, нанимал детективов. И всё это время она была рядом и говорила ему: «Он просто безродный щенок. Такие верными не бывают, запомни, мой мальчик. Забудь эту грязнокровную падаль и живи дальше». И со временем он поверил ей и смирился. Решил, что Том просто бросил его ради себя и своих целей. Как же она могла?! Своими решениями она разрушила Сириуса, разрушила Регулуса, а потом и Гарри тоже. Он не покончил с собой каким-то чудом. В тот день три месяца назад, когда Том вновь появился на его пороге, он уже сделал первый шажок в этом направлении, ведь если бы он переселился в трущобы, с ним быстро бы сделали такое, после чего он сам с радостью полез в петлю. — Не только, — на лице Тома поселилась тоска. Он нежно перебирал волосы Гарри, его сердце сильно и ровно билось, но отчетливо ощущалась мелкая дрожь его пальцев. — Я тоже виноват. Она попала в точку, когда надавила на мою никчемность. Я ведь давно думал, что должен чего-то добиться как можно скорее, чтобы быть достойным тебя. Её слова просто хорошо легли на мои собственные страхи. Я боялся, что потрачу слишком много времени, находясь в Англии. Ведь проклятие крепнет с каждым годом. И я решил, что должен это сделать, пока не поздно. — Ты всегда был меня достоин! — с негодованием воскликнул Гарри. — Ты был лучшим, что со мной вообще случалось! Поверить не могу, что всё так… так… нелепо! Глупо! Никогда ей этого не прощу. — Её уже нет, — Том начал укачивать его на коленях. — Она хотела защитить тебя. Не держи на неё обиды. — Не могу, — вцепился в него Гарри. — Это предательство, самое настоящее. Он вспоминал как кричал, обнаружив записку. Он надеялся, что это просто глупая шутка, ждал, что Том вот-вот переступит порог их дома, улыбнется и скажет: «Испугался?» Но Том не возвращался, и Гарри метался из угла в угол, разыскивая его, не спал ночами. А она сочувственно кивала, обнимала его и утешала, прекрасно зная, куда Том подевался. Он устроил голову у Тома на плече и закрыл глаза, благодаря все магические силы, что тот вернулся к нему целым и невредимым, что не сгинул в чужой стране, что его любовь оказалась настолько крепка, что как путеводная звезда провела его через бушующее море. — Никогда не причиняй мне боль ради моего блага, — попросил он. — Всё зависит от ситуации, Гарри. Со временем ты поймешь, что иногда другого выбора просто не существует, — ответил Том. — Но я обещаю: я сделаю всё, что в моих силах, чтобы мы в такой ситуации не оказались. Он взял руку Гарри и поцеловал палец с кольцом. И Гарри расслабился, доверился ему. Теперь у них всё будет хорошо: пока Том рядом, никакие темные маги ему не страшны. Они поженятся и будут счастливы. Приятное молчание окутало их теплым одеялом. Гарри слушал стук его сердца, а Том играл с его волосами. Вот бы вообще никогда не покидать этих объятий, этой комнаты. — Хочу, чтобы мы сыграли свадьбу у нас в поместье, — вдруг сказал Том. — Приглашать никого не будем, только Адриана, Антонина, Барти и княжну. Потому что если не позвать Антонина, он умрет от любопытства и обиды. Он следит за нашими отношениями, как за сериалом по колдорадио. А если звать его, то и всех остальных придется. — Хорошо, а когда? — Гарри было всё равно, кто будет на свадьбе. Он просто поскорее хотел стать мужем Тома и носить кольцо на законных основаниях. — Завтра мы идем на приём, так что… Сегодня? — в голосе Тома появились вопросительные нотки. — Сегодня? — встрепенулся Гарри, поднимая голову. — Но ничего не готово! Колец нет, мантий нет, и в министерство… — Кольца есть, — улыбнулся Том широко. — Я купил их пару лет назад в Египте. Тебе понравятся, это древние артефакты. А всё остальное не важно. Можешь хоть в пижаме быть. — Нет-нет-нет! — запротестовал Гарри. — Я хочу, чтобы у нас были свадебные колдофото, которые и детям показать не стыдно будет. И кто проведет традиционный ритуал? Это должен быть друг семьи! — О, так значит, ты уже думал о нашей свадьбе? — хитро подмигнул Том. — Эм, — Гарри слегка покраснел. — Немного. Совсем чуть-чуть. — И что же ты представлял? — Том дразняще провел пальцами по его шее, вызвав у Гарри мурашки. — Я представлял, как ты меня целуешь перед алтарем, — уклончиво ответил Гарри. Про церемонию у арки в саду он упоминать не собирался ни при каких условиях. Надо бы поскорее распорядиться, чтобы её снесли. — Вот как? — мурлыкнул Том, склонившись ближе. — Хочешь отрепетировать? Гарри только кивнул, глядя на его губы, как завороженный. Он успел расслабиться и чувствовал, что кровь из носа в ближайшее время точно не хлынет. Том медленно приблизился и мягко накрыл его губы своими. Провел языком по нижней губе, слегка прикусил её и надавил, прося впустить его внутрь. Теперь, когда голова не кружилась, Гарри чувствовал всё острее. На вкус Том оказался как его любимое мятное мороженое, только теперь это опьяняло, вызывало желание распробовать получше. Гарри поерзал на коленях и застонал, когда горячий язык сплелся с его собственным. Том слегка потянул за волосы, заставляя наклонить голову, и углубил поцелуй, высекая искры каждым движением. Гарри довольно быстро думать забыл о ритме и правильной технике, он пил его, как жаждущий воды путник, попавший в оазис посреди пустыни: несдержанно, со стонами удовольствия. Но Том вдруг разорвал их поцелуй, и Гарри протестующе замычал, вновь потянувшись к его губам. — Нам лучше не торопиться, — хрипло ответил Том. Глаза его лихорадочно сверкали, на скулах появился приятный румянец. — Я ведь не железный, Гарри. Мне нужно немного остыть. И только тут Гарри ощутил, что в его бедро упирается что-то очень твердое. И большое. — О! — пискнул он и попытался сдвинуться, от чего Том застонал, запрокинув голову. — Ой, прости, — Гарри замер, бедром ощущая пульсацию его… его… — Мне, наверное, лучше слезть. Но он не двинулся с места. Реакция Тома так его поразила, он был так красив в этот момент, так притягателен, что Гарри захотелось немного поэкспериментировать. Он снова поерзал, чем извлек из Тома ещё один стон. — Гарри, прекрати, — хрипло попросил Том, сжав его бока сильнее. — Я не хочу тебя пугать, но… — Мне не страшно, — Гарри и сам так завелся, что нестерпимо хотелось каких-то действий. — Мне интересно. Он двинул бедрами, внимательно наблюдая за тем, как проступают вены на шее Тома, как глаза становятся мутными, как трепещут ресницы, а идеальные пунцовые губы приоткрываются, чтобы он мог втянуть немного воздуха сквозь зубы. Гарри повторил свой маневр, и Том с тихим рыком вдруг опрокинул его спиной на кушетку. Он навис сверху, опираясь на руки, его отросшие волосы свесились по бокам, отрезая его и Гарри от остального мира. — Ты играешь с огнем, дорогой. При возбужденном мужчине следует вести себя скромнее, если не хочешь столкнуться с последствиями, — хрипло, вкрадчиво проговорил он и оставил на губах Гарри жгучий поцелуй. Гарри закусил нижнюю губу и растерянно захлопал ресницами. Ему хотелось, чтобы он навалился сверху, хотелось продолжить, и в то же время было очень страшно. Собственное желание давно уже упиралась в штаны, а от одного взгляда Тома кровь начинала кипеть, но всё же он почему-то трусил. — Я только учусь, — выдавил он, вглядываясь в его лицо. — Тогда мне страшно представить, что будет, когда ты научишься, — ухмыльнулся Том и резко поднялся, мигом оказавшись на приличном расстоянии от кушетки. — Ты издеваешься, да? — просипел Гарри, жутко разочарованный его побегом. Тело требовало ласки, требовало больше откровенных движений. — Это месть, — лукаво улыбнулся Том. Его штаны спереди сильно топорщились, и Гарри не мог оторвать глаз от этого зрелища. У его будущего мужа был очень, очень внушительный размер. — За тот спектакль с оголением и стонами. — Но я весь чесался! — возмутился Гарри, сев прямо. — Я и не думал ни о чем таком, точнее думал, я хотел… покрасоваться перед тобой, но ты был болен, и я… — Я не был болен, Гарри. Я просто чуть не кончил, — протянул Том, жадно разглядывая его. — Оу, — до Гарри дошло не сразу. Он вспомнил свои стоны, как извивался, скинув халат, и как Том вдруг громко застонал, уткнувшись лбом ему между лопаток. — Оу! — округлил он глаза, покраснев. — А я думал… У тебя было каменное лицо. Я думал, тебе плохо. — Пожалуй, так и было, — Том покачал головой. — Мне было плохо, ведь я не мог прикоснуться к тебе, а ты всё стонал, изгибался, твоя кожа под моими руками была такой нежной. Я чуть с ума не сошел. Я люблю тебя, Гарри. И я хочу тебя. Безумно. — Прости, — искренне попросил он. — Я не думал, как это выглядит со стороны. А сам уже вовсю фантазировал, как это могло бы быть, если бы Том всё же сорвался. Он бы кончил просто от прикосновений? В паху снова всё пришло в полную боевую готовность, едва он вспомнил, как прикоснулся бедром к его достоинству, как Том откинул голову, как на сильной шее вздулись вены… Матерь магия, даже по ощущениям у Тома там просто огромный… Как он вообще…? — Теперь знаешь, — порочно улыбнулся Том и демонстративно запахнул свою мантию. — Ну что, идем? Скоро ужин. — Ужин?! — Гарри снова растерянно захлопал ресницами и покосился на его пах. — А-а-а, может мы не пойдем на ужин? Может, поужинаем вдвоем, тут? — он похлопал рукой по кушетке рядом с собой, и улыбка Тома стала понимающей. Поттер думал, что ближайшую вечность они проведут вдвоем на этой кушетке. Том же сказал, что даст время привыкнуть к новым ощущениям, а как к ним привыкать, если их нет? Пять минут прошло, и Гарри снова хотел поцеловать его. И на этот раз был уверен, что не грохнулся бы в обморок. Это и называется привыкание! — Дорогой, если мы не выйдем из этой комнаты, я боюсь, что мне придется каждые пять минут принимать ледяной душ, — Том поспешно отвернулся. И Гарри понял, что он имеет в виду. Ему нестерпимо хотелось, чтобы Том оказался рядом, чтобы прикоснулся. Напряженный орган в штанах начал приносить дискомфорт, так уже хотелось хоть чего-то. А Том… Том, должно быть, чувствует себя во сто крат хуже, но мужественно терпит, чтобы не пугать его. Гарри хотелось, очень хотелось. Но было страшно. И пока он будет привыкать, Том вообще может с ума сойти. Все эти ласки, которые для Гарри были приемлемы, для него были пыткой. Ведь у Тома с либидо всё было в порядке, он уже давно созревший мужчина, осознающий, чего именно хочет и как. — Ты прав, нужно идти, — Гарри решительно встал и начал поправлять мантию. Он хотел было завязать расслабившийся пояс, но понял, что лучше этого не делать, чтобы не подчеркивать всё ещё напряженную часть тела. Кажется, в ближайшее время о поясах вообще стоит забыть, чтобы не позориться перед остальными обитателями поместья. — Я расстроил тебя? — сразу же вскинулся Том. — Гарри, я… — Нет, — Гарри перебил его. — Нет, я не расстроился, я просто не хочу, чтобы ты мучился с… Этим, — он со смущением махнул в область его паха. — Прости. — Вот уж за что не стоит извиняться точно, — Том протянул руку, будто хотел коснуться его, но потом сжал ладонь в кулак и завёл за спину. — Ты можешь просто смотреть на меня, и этого достаточно, чтобы я… потерял голову. Так уж ты действуешь — сбиваешь с ног одним взглядом, плавишь сердце одной улыбкой. Гарри зарделся от удовольствия и сам вцепился в его руку. — Сейчас так делать не стоит, — хрипло ответил Том, глядя на его ладонь. — Даже за руку подержать? — восхитился Гарри, сразу же его отпустив. — Мерлин, даже голос, — застонал Том и дернул дверь. Кажется, он перестарался: дверь просто оторвалась от петель и упала на пол. — Моя дверь! Девятнадцатый век! — Гарри с ужасом уставился на треснувшую от удара резную створку. — Прости. Я подарю тебе новую, хоть тринадцатого века, — Том замер, глядя на ручку в своей ладони, которую он оторвал. — Мне, кажется, лучше… Я спущусь к ужину через двадцать… нет, десять минут, — пообещал он. — Нужно… взять себя в руки, — он покачал головой, положил ручку на комод и посмотрел на Гарри таким взглядом, что сразу захотелось начать перед ним раздеваться. Его глаза полыхали, а магия ощутимо давила на плечи, покалывала кожу маленькими иголочками. — Иди, а то у тебя, эм… — Гарри заметил, что его магическая сила начала обретать видимые очертания, будто темное облако окутало фигуру. — Да, иди. Том провел рукой по его щеке и стремительно вышел из комнаты. Гарри захихикал. О, он теперь прекрасно знал, как Том будет брать себя в руки эти десять минут. И как он раньше терпел так долго? С его магической силой нужен абсолютный, железный самоконтроль! — Мерлин с этой дверью, — вздохнул он, вызывая Шелфи. — Попрошу Альберта починить. Шелфи, отнеси дверь на чердак. — Тогда вам придется написать ещё одно письмо! — сообщила ему Шелфи, щелчком пальцев подняв дверь в воздух. — Ещё одно? — непонимающе посмотрел на неё Гарри. — Я не писал ему писем сегодня. — Писали! — Шелфи хитро улыбнулась, растопырив уши. — Вы случайно уронили его в мусорку, а я отправила! Гарри чуть не поседел, присев на кушетку. — Шелфи! — с отчаянием воскликнул он. — Если письмо лежит в мусорной корзине, значит его нельзя отправлять! Он вплел пальцы в волосы, вспоминая, что написал в порыве отчаяния. Альберт будет разбит! Нет, нет, нет! Он же так описывал свои чувства к Тому! — Хозяин боится обидеть кого-то, — Шелфи вдруг очень по-человечески на него посмотрела. — Но хозяин должен быть счастливым. А для этого нужно быть честным. Шелфи всё сделала, хозяин. Гарри застонал, спрятав лицо в ладонях. Эта домовичка была слишком умна! — Наверное… — прошептал он, медленно выпрямив спину. — Ты права. Альберт заслуживает правды. Я люблю Тома, я выйду за него замуж. Скрывать это от него слишком малодушно. Спасибо, Шелфи. Домовичка просияла, и Гарри готов был поклясться, что увидел слезы в её круглых больших глазах. Гарри распорядился подать ужин, освежился в ванной (просто умыл лицо холодной водой), расчесался, потому что волосы растрепались из-за очень приятных занятий, поправил мантию и спустился в сад. За столом уже сидели Барти и Женевьева. Адриан отправился на ужин со своим новым ухажером, а Антонина где-то носило, судя по всему. — Привет всем, — широко улыбнулся Гарри, усаживаясь на кушетку. — Что едим сегодня? — Блины! — просияла княжна, глядя на Барти с лукавой улыбкой. Гарри покрылся холодным потом, глядя на треклятые фаршированные блины на тарелке. Только не с икрой, только не с икрой! Не в день помолвки! — На ужин? — уныло спросил он. — На ужин нельзя есть блины… С тех пор как Барти оккупировал кухню, бедные домовики впали в уныние. Они пытались приготовить что-то для Гарри, а Барти налетал на них бешеным сниджетом и заставлял помогать ему стряпать ужасные польские блюда. Гарри уже тошнило от капусты, жирного мяса, блинов, борща, котлет и сорока вида вареников. Вареники с грибами, вареники с картошкой, вареники с картошкой и грибами… Гарри, кажется, набрал вес на этих варениках. — Блины можно есть всегда! — заявил Барти. — Сегодня у нас блины трёх видов: с грибами и мясом, с творогом, с пармской ветчиной и сыром. — Мерлин меня помиловал, — пробормотал себе под нос Гарри. — А это что? — он ткнул пальцем в малоприятные на вид овальные куски какой-то массы с зелеными кружочками внутри, уложенные друг на друга. — Это галантин с каперсами! — радостно поведала княжна. — Очень вкусно, в нашем поместье его готовили на приёмы. — Это фарш из нескольких видов мяса, растертый с яйцами и специями, спрессованный и отваренный… — начал рассказывать Барти, и Гарри сразу отвернулся от галантина. Лучше уж блины. — А нет ли в польской кухне чего-то вроде капрезе или поленты? — с тоской спросил он. — Да вы попробуйте! Галантин очень вкусный, — начал убеждать его Барти. — Я даже майонез сам сделал, вот, видите белую сеточку сверху? Это мой майонез! — Я лучше блины, — смирился Гарри. Он успел съесть целых два, макая их в сметану, прежде чем появился Том. Гарри сразу позабыл, что поднес ко рту блин и уставился на него горящими глазами. Том явно не зря так долго торчал у себя. Он снова собрал волосы, переоделся в свою винную мантию с поясом и выглядел таким горячим, что Гарри с расстояния воспламенился. Том со всеми поздоровался, но смотрел только на Гарри, и глаза его таинственно мерцали в свете фонарей. Гарри снова ощутил возбуждение, неловко поерзал, чтобы мантия собралась складками в нужном месте, и вдруг ощутил, что бельё стало влажным. «Это что за новости?» — испугался он. — Мистер Поттер, у вас сметана потекла, — сказал Барти, и Гарри поперхнулся воздухом. Он посмотрел на свой пах, надежно скрытый тёмно-зелёной мантией, и только тут до него дошло, что Барти говорит о сметане на блине, которая потекла по его пальцам. Он опустил голову, скрывая густой румянец, и запихал оставшуюся половину блина в рот, чтобы не сказать какую-нибудь глупость. Пока он остервенело жевал, Том уселся рядом, прижавшись бедром к его бедру, и Гарри весь вспотел. — О, галантин, — он потянулся к мерзкому рулету с майонезной сеточкой. Но когда он потянулся, рукав мантии съехал, Гарри увидел его крепкое запястье с хвостиком змеи с внутренней стороны и заработал челюстями с удвоенной силой. Мерлин, это всегда так? Нужно было тоже посетить ванную комнату на десять минут. Белье промокло спереди, и он боялся, что всё же появится пятно на мантии. Блин кончился слишком быстро, и Гарри машинально засунул пальцы с подтаявшей сметаной в рот. — Ты пробовал? — Том обернулся к нему, держа тарелку на весу, и вдруг с грохотом её уронил. — Том? — Гарри вытащил пальцы изо рта, тщательно их облизав, и до него дошло. — Прошу прощения, — пробормотал Том. — Эм… ничего, давай помогу, — Гарри первым выхватил свою волшебную палочку, чтобы убрать осколки, потянулся к столу, но одновременно с ним потянулся и Том. Их руки столкнулись в воздухе, и от места соприкосновения по коже побежали маленькие разряды молний. Гарри задрожал, прилипнув взглядом к его длинным пальцам, бережно обхватывающим деревянный корпус волшебной палочки. Вот бы эти пальцы… — Вы скатерть подожгли! — воскликнул Барти. — Ой! — воскликнул Гарри, заметив маленькие язычки пламени. Они с Томом отвернулись друг от друга и вместе начали тушить вспыхнувшую от искр из его волшебной палочки тончайшую скатерть с ручной вышивкой. — Странные вы какие-то, — с подозрением глянула на них Женевьева. — Уж не потраха… — её подозрения не успели окрепнуть, потому что над садом разнесся громкий вопль. — Милорд! Милорд! — из-за куста вывернула какая-то старушка в шляпке. Она споткнулась и пробороздила носом землю, но сразу встала, как ни в чем не бывало. — Я видел Гульдена в баре! Он хочет вас подставить! Он убьет Доно и свалит всё на вас! Язык у старушки заплетался, будто она прилично набралась, седые кудри растрепались, шляпка съехала набок. Штормило её так, словно она шла по палубе корабля, попавшего в бурю. — Тихо, — приказал Том ледяным тоном, и старушка остановилась, как под заклинанием. — Не здесь. — Это кто? — с недоумением спросил Гарри. — На тебя работают пенсионерки? — Гульден? — воскликнула княжна. — Гульден хочет убить старика? — Босс? Это вы что ли? — изумился Барти. — Ну и ну. А панталоны на вас есть? — Да что происходит? — Гарри требовательно дернул Тома за рукав. Ему жутко надоели секреты. Он старался не вмешиваться в дела Тома, но раз уж они скоро станут супругами, пора бы всё узнать. — Том, это что, Антонин? Кто такой Гульден, и почему он хочет тебя подставить? Расскажи мне, пожалуйста, раз уж я собираюсь за тебя выйти. Не хотелось бы стать вдовцом! И тут головы всех присутствующих повернулись к ним с Томом. — Милорд, наконец-то! Поздравляю! — воскликнул Барти. — Очень вовремя, — и он протянул ладонь к княжне. — Дерьмо, — ругнулась та и извлекла из декольте мешочек с монетами. — Я ставила на Рождество. Десятку потеряла! Но я за вас рада. Такая милая пара. — Серьёзно? — ахнула старушка и икнула. — Я всё пропустил? Мерлин, и даже про пердеж забыли? Ну вот… — Про какой пердеж? — радостно спросил Барти. Гарри сжался и пожелал провалиться под землю. А ведь он думал, что ему послышалось тогда, что кто-то давится смехом под лавкой. Мерлин, теперь все знают! Ему придется переехать в глухую северную страну. — Замолкли! — рявкнул Том, схватив его за руку. Но тут же сбавил тон. — А ты, мой дорогой, не вздумай сбегать, если хочешь всё узнать. Гарри посмотрел на притихших домочадцев и кивнул. К Мордреду всё, Антонин вообще в старушечьих панталонах. — Рассказывай, — твёрдо ответил он.