— я хочу быть твоим неизменным и преданным другом! ты пленяешь невольно, своим целомудрием строгим, но за правду святую сражаешься стойко и твёрдо. пусть ты молод годами, и опытом не умудрён ты, у тебя поучиться не стыдно и старцу седому с поведеньем бо и я сравнил бы твоё поведение, да послужит оно для других благородным примером.
от настолько наглой лести уши краснеют у всех, кто в классе присутствует. но вэй усянь стойко выдерживает и оценивающий взгляд лань цижэня, и ошарашенные взгляды учеников, и даже то, как цзян ваньинь глаза в очередной раз закатывает, справляясь с тем, чтобы отречься от него и вслух не сказать «он не из моего ордена! мне подкинули!». скорее всего, стих заучен как раз на случай такой, чтобы учителя умаслить и умилостивить. авось накажет как-нибудь полегче, попроще. на губах лань цижэня расцветает подобие усмешки. — хороший выбор, — комментирует он, и ученики счастливые хотят уже на место сесть, но их останавливают, выливая за шиворот вдогонку не утешающую информацию. — вэй усянь, если ты так любишь книги, значит дежуришь по библиотеке сегодня. перепиши столько раз правила гусу лань, сколько иероглифов в «оде мандариновому дереву». а помощь не хуайсана очень пригодится поварам на кухне, им точно скучно готовить, под красивые стихи и блюда вкуснее выходят. «были бы тут блюда,» — думают ученики других орденов, тяжело вздыхая, потому что дают им исключительно рис с пресной рыбой. ни соли, ни специй, ни жареного, сладкого, острого. привыкшие к более разнообразной и яркой по вкусу еде, ученики и ученицы других орденов от такого в восторг не приходят, то и дело норовят тихонечко сбежать за пределы, да наесться в ресторанах города гусу. но ещё больше желают напиться местной диковины — вина «улыбка императора», приготовленного по какому-то очень древнему и очень охраняемому рецепту, неизвестному никому, кроме виноделов гусу. ради него и от похмелья пострадать не страшно, и по шее палкой получить от праведников лань.***
— спасибо, что согласился пойти со мной, а-чэн! вэй усянь улыбается во все тридцать два, перед глазами мельтешит, щебечет что-то про то, как хорошо и быстро пронесется время, если наказание скоротать ему поможет такой умный, сильный, сообразительный и добросердечный заклинатель (которому определенно легко будет всучить работу, того и гляди — писать самому поменьше!). злобный старик, конечно, поручил работу нудную, скучную, будто от постоянных повторений правил в голове отложиться что-либо может, кроме отвращения к ним. помогать хочется едва ли, но отказать вэй ину иногда просто невозможно. особенно тогда, когда он смотрит с такой надеждой, а в отблеске глаз скачут. того и гляди, вляпается во что-нибудь ещё, ему как пить дать, а семье цзян боль лишняя головная, как его из этой грязи выпутать. к тому же, личная выгода мельтешит на горизонте алым пятном. таким же алым, как красная нить на ноге проблемного парнишки. возможность побыть долгое время в библиотеке гусу, найти в их записях какие-то ответы, хоть что-то новое, играющее на руку. за последний год думать об усяне, как о предначертанном, как-то… неуютно. и очень неудобно, словно цзян чэн против его воли лично на теле расписался. чем старше, тем тяжелее делать вид, что связи вовсе не существует. потому что цзян чэну иногда кажется, он её чувствует кожей. когда усянь по своей глупости к нему липнет, слишком близко, слишком сильно в личное пространство вторгается (ха, как будто он знает, что такое личное пространство!), мурашки сами собой по спине бегут, и он отстраниться хочет быстрее. одно дело — смотреть на усяня издалека. он как солнце, такой же яркий. другое дело — приближаться к нему близко. если подлетишь слишком близко, просто сгоришь. в библиотеке огромное пространство, усеянное шкафами, доверху набитыми как дощечками, так и бумажными книгами. на секунду цзян чэн даже зависает, не верит своим глазам. библиотека гусу лань действительно огромна. и теперь глаза разбегаются, за что же перво-наперво схватиться. однако, пыл усяня сдувается, стоило тому переступить порог. от такого количества книг мигрень начинается, что же в этом хорошего? за небольшим столиком, не открывая глаз от книги в руках, сидит лань ванцзи, и это явно выбивает из усяня остатки задорности. ванцзи их не приветствует, нехотя переводит взгляд светлых глаз с книги на пришедших учеников юньмэн цзян и цедит холодно: — ты опоздал. разумеется, говорит он это усяню, словно ваньиня рядом с ним нет, просто темная тень. это раздражает немного, но в голове не находится для подобного объяснения. взгляд лань ванцзи медленно скользит к цзян чэну, словно ему только что удается его рассмотреть. — господин цзян не наказан. — я просто хочу помочь, хан… — нет нужды. — да ладно тебе, лань чжань! я буду это писать неделю, а а-чэн сам вызвался!.. — исключено. вэй ин похож на потухшую свечу, от которой дым разносится по ветру. вроде и фитиль всё ещё горячий, но надежда последняя в даль улетучивается. спорить не хочется, смысла не имеет. второй нефрит гусу наверняка здесь сидит, чтобы проконтролировать выполнение наказания, и значит ему руководить, как оно будет проходить. но что-то в этом всём цзян чэну не нравится, поэтому он хмурится. может, из-за взгляда ванцзи неуютного, может из-за обломившейся надежды найти хоть что-то о красной нити. цзянь ваньинь соглашается (хоть вэй усянь и намеревался договориться) из библиотеки выходит, но чувствует, как с каждым шагом его что-то противно колет. он прокручивает эту сцену у себя в голове раз за разом, но нужной мысли не находит. а может, просто не хочет её находить, развивать? потому что правда лежит на поверхности, и дело вовсе не в книжках. а в том, что вэй ин очень много времени проводит с лань чжанем. разумеется, из-за наказаний, сыплющихся ему на голову, словно снежные хлопья в морозную зиму. и то, что он перестал столько времени уделять цзян чэну, переключил своё внимание легко, показывая, где интереснее. как натрепать нервы цзян чэну он выучил прекрасно, знает, за какие ниточки потянуть. а тут новый человек, разгадывать его интересно, узнавать его точку кипения. а цзян чэн ревнует. но никогда в этом себе не признается. он бездумно бредет по резиденции, пытаясь собрать воедино мысль, которую в очередной раз бросает на пол со всей силы, чтобы она вновь разбилась на сотню бессвязных слов, действий и чувств. только бы не наступать на горло гордости, только бы случайно себе не признаться. в попытке неумелого побега, цзян ваньинь натыкается на группу учеников в разноцветных одеждах. в пестроте других цзян яньли расцветает красивым нежно-фиолетовым бутоном. девушка в руках держит небольшой короб, на цзинь цзысюаня посматривает украдкой. — а-чэн! — сестра к себе подзывает, как только цзян чэна видит. немного оторвавшись от толпы, она подбегает и в глаза заглядывает. а братец отворачивается, боится, глаза выдать могут. — пойдешь с нами к водопаду? мы давно хотели посмотреть, договорись с лань баоюем, он нас будет сопровождать. с главой ордена тоже оговорено. цзян яньли светится изнутри, ее глаза блестят, словно драгоценные камни на солнце. специально, она в глаза заглядывает, ища поддержки. уже давно она хочет попасть к знаменитому облачному водопаду, но вот только желающих посмотреть на него, кажется, куда больше, чем изначально. яньли хотела пригласить цзинь цзысюаня, разумеется, с сопровождением, чтобы лёд между ними тронулся. но золотой павлин настолько боится оставаться с молодой госпожой даже в небольшой компании, что решил взять «для защиты госпожи» ещё и своих друзей из других орденов. таким образом, у них получилась внушительная группа заклинателей. хотя изначальный план не удается, яньли теплит в сердце надежду, что даже среди толпы других она сможет быть к цзинь цзысюаню ближе. цзян чэн хмурится. любование водопадом в окружении толпы — занятие бесполезное. гармонию не ощутишь, с мыслями не соберешься, особенно, когда в них постоянно сидит образ одного и того же человека, так ещё и голова заболеть может легко, а ваньиня и так часто мучают мигрени. но что-то во взгляде сестры его беспокоит, и пусть на её лице улыбка, ощущается в ней что-то странное, ненастоящее. да и как можно оставить сестру в компании цзинь цзысюаня? он точно что-нибудь снова выкинет, а сестра будет плакать ночами. она думает, что этого никто не замечает, но припухшие глаза поутру выдают бедняжку с головой. — пойдём, — со вздохом отвечает цзян чэн, и сестра тут же аккуратно цепляется за его рукав, радуясь, что теперь у неё будет хоть какая-то поддержка. — вэй ин всё равно наказан. чтоб ему пусто было! ещё немного, и всех бы наказали вместе с ним. — да ладно тебе, а-чэн! я уверена, он пожалеет о том, что не пошёл с нами, и будет потом локти кусать и вести себя хорошо, чтобы в следующий раз обязательно пойти! «ага, как же!» — думает парнишка, но вслух не говорит. сестра любит вэй ина, всегда на его стороне, переживает за него, словно за брата родного. и прощает ему всё, когда-нибудь ей это обязательно аукнется. ничего хорошего от вэй усяня ждать не стоит, мама всегда так говорит. но единственное, на что цзян чэн надеется — чем дальше от облачных глубин, тем меньше он будет о нём думать. дорога их большой группе предстоит долгая. от границ резиденции стоит только отойти, как сразу нужно в гору подниматься. и если юным заклинателям это дается легко за счет их физической подготовки, то прекрасным госпожам в их длинных платьях приходится значительно задерживать остальных. по пути к водопаду яньли держится поразительно: прямая спина, ни слова об усталости не высказывает, о помощи не просит, но принимает, если нужно пересечь лежащее дерево или перепрыгнуть яму. другие госпожи смотрят с завистью, но сделать вид, будто совсем не устали, не могут, то и дело просят подождать и дать время передохнуть. многие ожидали, что дорога к водопаду, такому популярном месту, будет ровной и расчищенной, но на деле такая дорога проходит с другой стороны, от гусу, и чтобы пройти по ней, пришлось бы делать большой крюк через город. лань баоюй хочет привести господ обратно в орден как можно раньше наступления темноты, иначе из леса они попросту не выберутся. поэтому комфортом жертвовать приходится, но выхода другого не остается. несколько заклинателей настолько разозлились такому подъему, что пытались вступить с ним в жаркий спор во время одной из остановок. но лань баоюй — честный человек, и если слово дал, сдержит обязательно. раз обещал привести их в облачные глубины до темноты, значит приведет. цзян чэн берет на себя один из деревянных ящиков с едой, параллельно помогает сестре и ещё нескольким девушкам. ему нравится себя чувствовать нужным, но до водопада хочется дойти как можно быстрее, лямка от ящика натирает шею слишком сильно. он то и дело её поправляет, но сильно опускать нельзя, ещё с ещё что-то случиться может. чем ближе водопад, тем гуще растительность леса. группа проходит в цветистую арку из сцепленных между собой ветвей деревьев, ахнув от восторга. журчание воды кажется таким громким на контрасте с тишиной леса, что в первое время непривычно очень, но внутренне трепетать заставляет. водопад — дивная красота! он раскинулся вширь, представляя собой не маленький ручеек, а огромный поток, летящий с большой высоты к камням. от такого вида дух захватывает и кажется, словно все мучения по пути к нему этого стоят. лань баоюй провожает заклинателей к беседке, внимательно следит, чтобы все точно дошли, нигде не потерялись. цзян чэн наконец-то снимает с себя деревянный короб и еле сдерживает вздох. заклинатели сразу начинают разбирать коробы, вытаскивая из каких-то посуду, из каких-то ещё теплые блюда. госпожи расставляют по столу. некоторым места за столом не хватает, но мужчины уступают дамам стулья, а сами садятся на коробы. — а давайте устроим соревнования? — восклицает один из заклинателей во время застолья. —разомнём руки и ноги, покажем прекрасным девушкам, что они могут не бояться идти с нами по темному лесу, мы всех демонов быстро перебьем! кому-то покрасоваться хочется явно — мысль проносится в голове всех присутствующих, но никто не собирается её высказывать. некоторые поддержали, некоторых вынудили поддержать. дескать, если ты отказываешься, значит в беседке с девушками сидеть будешь, а чем ты тогда лучше их? может быть, ещё веер дать, да шпильку в волосы? горделивые наследники орденов такого себе позволить не могут, соглашаются даже нехотя, чтобы только не засмеяли. они обсуждают правила: не рубить до крови, не целиться в ноги, только на лопатки падаешь или без меча остаешься — тотчас проигрываешь. цзян чэн, сложив руки на груди, смотрит на все волнения безучастно. перед кем ему тут красоваться? сестра всё равно скажет, что он лучше всех (а цзян чэн сделает вид, что не замечает, с кого она глаз не сводит), а больше ему никто и не нужен. да и вэй ина тут нет, где же искать противника по силе? девушки тем временем, изящно пряча лица за веерами, перешептываются тихонько. у одно из них, чан жуи, в голове появляется идея замечательная, с помощью которой они могли бы себя развлечь, пока юноши дурью маются со своими мечами, рассекая ими воздух. идея проста донельзя — по общим голосам всех дам присутствующих, они составят список самых красивых и желанных заклинателей, за которых любая девушка была бы рада замуж выйти. одна из девушек вызывается записать всё по возвращению в облачные глубины. госпожи, лишь изредка кидают взгляды на юношей, полностью погрузившись в свои тихие обсуждения. с первыми местами они определяются довольно быстро. лань сичэню отдают почетное первое место — прекрасный нефрит гусу лань, мужчина с самой красивой внешностью и самым добродушным нравом. он будет идеальным мужем, не так ли? невероятно смелый, сильный заклинатель, гордость своего ордена, будущий глава. на его лице всегда приветливая легкая улыбка, и с девушками он всегда предельно деликатен. чем не хорош? второй нефрит, лань ванцзи, располагается на втором месте. он красив, умён, немногословен, словно само олицетворение строгости и дисциплины. но девушек его нрав нисколько не пугает. они уверены, что тот, у кого холодный взгляд для других, на самом деле будет очень пылок со своей возлюбленной. и разумеется, каждая заклинательница и благородная госпожа хотела бы стать той, ради которой сердце ледяного принца обязательно оттает. когда речь заходит о третьем месте, дамы многозначительно поглядывают в сторону молчаливой цзян яньли. она в обсуждении не участвует, и все прекрасно понимают причину. яньли уже помолвлена, и для неё самым красивым естественно будет будущий муж. зачем рассуждать о других мужчинах? вот только её мужа будущего другие девушки, улыбаясь приторно, почётно на третье место ставят, начиная рассуждать о том, какой цзинь цзысюань потрясающий. и, что не менее важно, очень богатый! не даром адепты ланьлин цзинь ходят в золотых одеждах, словно подчеркнуть хотят цветом, какой же богатый их орден? — а что такого? — хлопает глазами одна заклинательница, когда видит смущение яньли. — вы ведь ещё не женаты! ваша помолвка пока что — лишь договорённость. а договорённости в наше время ничего не стоят. — а-мао, нельзя так! — восклицает ло цинъян, чуть приставая и привлекая к себе внимание окружающих. — этой договорённости уже столько лет, молодой господин цзинь точно женится на госпоже цзян! — а если у него появится наречённая? — не отступает лан шумао, — неужели госпожа цзян будет настаивать на женитьбе дальше? ведь в этом браке никто не будет счастлив! — говоришь так, словно ты и есть эта нареченная, — ло цинъян шипит, сдерживая злость из последних сил. она никому не позволит порочить ланьлин цзинь, да и цзян яньли жаль слишком. девушки ей завидуют откровенно, вот и переходят на грубости. — а если же нет, закрой… цинъян чувствует теплое прикосновение руки на своей ладони. цзян яньли гладит нежно, успокаивающе. госпожа выглядит слишком спокойной, но легкий румянец на щеках выдает её смущение. она встает со своего места, поправляет платье и слегка кланяется. — прошу прощения, мне кажется, я слышу то, что не должна. мне душно в этой беседке, я отойду подышать свежим воздухом. а вы продолжайте и дальше обсуждать красоту моего будущего мужа. «это всё, что вам остается» — витает в воздухе недосказанностью. цзян яньли легко покидает беседку, будто не замечает колких взглядов, направленных в её спину. ло цинъян уходит тоже. слишком неприятно, правильно госпожа цзян говорит, в беседке слишком душно. и пусть эта беседка стоит напротив величественного водопада на свежем воздухе, атмосферу портят такие люди, как лан шумао. заклинательница хотела очень найти госпожу цзян, извиниться за слова подруги по обучению, но та словно в воздухе растворилась.***
она не знает, куда идёт. не знает, сколько уже проходит времени. не знает, как давно не замечает, что пейзаж перед глазами не меняется. ей так хочется остаться одной, хотя бы на некоторое время. слова лан шумао ранят больнее ножа. и цзян яньли не знает, куда ей девать свою боль, и выплеснуть её не может. она редко плачет, ещё в детстве отучила себя, чтобы быть примером для младших. а теперь понимает, что как бы ни было больно, заплакать просто не может. и боится представлять, что такого должно случиться, чтобы слёзы наконец-то полились по щекам. что делать, если у него появится наречённая? что делать, если у него появится возлюбленная? и как ей поступать? она с детства видит, к чему приводит принуждение к браку. родители — самый лучший яркий пример. в их отношениях нет любви. того, чего яньли так хочет. и в свои годы девушка ещё не понимает разницы между желанием обладать сердцем и желанием быть любимой. чем ближе свадьба, тем больше яньли понимает, что отказываться от неё не захочет. чем старше она становится, тем сильнее её чувства к цзинь цзысюаню. но если кто-то всё же появится? сможет ли она поступить благородно, отступить, не смотреть больше в его сторону, перестать чувствовать? всю свою жизнь цзян яньли знает только то, что выйдет замуж на цзинь цзясюаня. она смиряется с этим в детстве, растёт в его обществе, готовится стать хорошей госпожой для мужа и ордена, главой которого он станет. в её жизни нет других вариантов, нет других мужчин, нет другого будущего. сможет ли она найти в себе силы, привыкнуть к чему-то другому? сможет ли она жить с мыслью, что её любимый человек предназначен другому, и не простым договором родителей, а небесным порядком? это же куда весомее! сами боги благословляют пару, как им можно перечить? брак не будет благословлен, брак будет несчастлив. у цзян яньли душа болит от метаний, сомнений. она хочет услышать от него слова любви. она хочет увидеть красную нить на его ноге и отбросить все опасения. цзян яньли, что учит плавать в любви других, сама тонет топориком ко дну, не понимая, как двигать ногами и руками. она бултыхается, ударяется конечностями о воду, хочет поплыть отчаянно, но плавать не умеет так же, как и слепой котёнок. — цзян яньли, какого демона тебя здесь носит? она вздрагивает, но поворачиваться не спешит. за спиной цзинь цзысюань, по тону голоса зол явно, разговаривает с ней так неформально, словно она и вовсе не его невеста, а лишь служанка, которой лучше господина не гневить. — дышу свежим воздухом. — мы с ног сбились в поисках тебя! — он подходит быстро, к себе разворачивает, а яньли смотреть в глаза не спешит, стыдно слишком. — если бы ло цинъян не сказала, что ты куда-то ушла и не вернулась, ты представляешь, что могло бы быть? осталась бы на ночь в лесу с демонами! он отчитывает её, словно маленькую, и это злит. кулачки девушки сжимают длинные рукава добела. — если сделала что-то плохое, то должна извиниться, а не убегать в лес, — бросает цзысюань ей в лицо, и девушка не в силах сдержать удивления. она поднимает взгляд, пытается в янтарных глазах отыскать, что же такого она сделала, за что должна извиняться. — разве госпожа твоего положения может доводить до слёз обычную заклинательницу из менее знаменитого ордена? — кого я довела до слёз? — спокойно спрашивает цзян яньли, отчего цзинь цзысюань опешил. она даже виноватой себя не чувствует? не переживает, что сделала дурное другому человеку? она выглядит удивлённой. неужели нельзя понять, что словами можно сделать больно человеку? — госпожу лан из чанчжоу лан. цзян яньли губы поджимает, сбрасывая со своего плеча руку жениха. — господин цзинь, вы знаете меня с самого раннего детства, — слова даются с другом, комок в горле говорить нормально мешает, — почему же всегда вы хотите, чтобы я была злодейкой? она практически шепчет, отступая в тень дерева. её бьёт мелкая дрожь. почему всегда происходит именно так? почему тот, кто должен знать её лучше всех на свете, всегда обвиняет, словно не знает совсем? разве могла бы цзян яньли, всепрощающая цзян яньли, самый нежный лотос в юньмэне, нарочно довести кого-то до слёз, вкладывая в это злой умысел? цзян яньли никогда не делала ничего нарочно. но каждый раз цзинь цзысюань в ней сомневается, то в случае с супом, то в случае с лан шумао, то в любом другом, всегда пытается уличить в чём-то плохом, словно… надеется таким образом разрушить помолвку. цзинь цзысюань выглядит растерянным, пойманным врасплох. он пытается что-то сказать в ответ, но выходит только рот открыть. рёв раздается откуда-то справа, приближаясь очень быстро. цзысюаню удается только среагировать и оттолкнуть яньли в сторону, перед тем, как по тому месту, где девушка находилась ранее, пробегает дикий кабан, выпрыгнувший из кустов. парнокопытное не замечает заклинателей, бежит в страхе не разбирая дороги, но стрела достигает животного прежде, чем ему удается скрыться в других кустах. цзинь цзысюань прекрасно владеет луком, на беду животного. из-за деревьев показываются другие заклинатели вместе с ло цинъян. — господин цзинь, госпожа цзян! — девушка тут же подлетает к яньли, помогая той встать. — простите! эти неумехи решили заняться охотой прямо во время поисков госпожи. с вами всё хорошо? идти можете? — мне лучше, чем кабану, — только и говорит а-ли, но делает шаг и не сдерживает болезненного стона. она упала прямо на камень, больно ударившись ногой, ушиба не избежать, а ей ещё предстоит идти обратно в облачные глубины. госпожа выдавливает из себя подобие улыбки, но получается она вымученной — сейчас только, постою немного, всё пройдёт. я не хотела доставлять неудобства кому-либо, вам не стоит беспокоиться. — не глупи, сначала нужно осмотреть твою ногу, — рассержено выдает цзинь цзысюань, и когда ло цинъян помогает яньли усесться на лежащее неподалеку дерево, усаживается перед невестой на одно колено и бережно снимает её обувь. на лодыжке будет огромный синяк, ушиб пришелся на кость, но опухлости нет, так что ничего не сломано. ногу напрягать в течение недели нельзя точно, а она говорит, что пойдёт сама в гусу лань? но цзинь цзысюань бледнеет, несмотря на относительно небольшое повреждение. ло цинъян это замечает, легонько трогает господина за плечо, и тот падает назад, будто ужаленный. — всё так плохо? — спрашивает цзян яньли, — господин цзинь, вы выглядите напуганным. всё очень плохо. но страшен не синяк. страшна красная нить на девичьей щиколотке. — вам нельзя опираться на ногу неделю, госпожа. я отнесу вас в облачные глубины, если вы позволите.***
цзян ваньинь взглядом сверлит дыру в затылке цзинь цзысюаня. первое, что ему хотелось сделать, когда он увидел его наглую рожу — ударить, так сильно, чтобы его привычную ухмылку навсегда стереть. сестра пропала из-за него! яньли каждый день столько переживает из-за помолвки, не только душевно, ещё и неприятности, в которые оказывается впутана из-за соперничества других девушек за сердце этого павлина. и вот в очередной раз с ней поступили плохо, её оскорбили, по словам ло цинъян, а теперь дорогая яньли и вовсе пострадала, потому что цзысюань толкнул её на камень. если бы не сестра на его руках, ваньиня никто бы удержать не смог. не сможет и вэй усяня, когда он об этом узнает. проглатывая гадости, кружащие на языке, младший брат может только интересоваться состоянием яньли. он сам лично хочет понести её на руках до гусу лань, чтоб ни одним сантиметром своих рук загребущих цзинь цзисюань сестру не трогал. но яньли за жениха хватается крепко, и кажется. что их никто разделить не сможет, даже если захочет. и это лишь одна из проблем, нервы сжигающая. другие проблемы в том, что некоторые девушки, смекнув, что можно самим до гусу не идти, а расположиться на руках сильных у заклинателей, начинают одна за другой наземь падать и плакать, что не могут идти дальше. приходится их тоже нести, помимо тяжелых коробов. и одна такая госпожа свалилась с бревна прямо перед цзян чэном. воспитание не позволяет не предложить свою помощь. девушка со слезами на глазах протягивает руки, обхватывает шею и устраивается на руках цзян ваньиня поудобнее, словно только этого и ждала. в плечо впивается ненавистный ремень, короб назад тянет, девушка на руках усидеть не может, то и дело двигается, из-за чего нормально идти мешает. цзян чэн хмурится, злится, взглядом жениха сестры буравит и мечтает уже весь груз с себя снять. дорога до гусу лань оказывается пыткой настоящей. и вэй ину повезло немерено сидеть и просто переписывать правила гусу в уютной библиотеке, когда же молодой господин цзян уже в сотый раз жалеет, что пошёл к этому водопаду. по возвращению в орден, всех пострадавших девушек требуется к местному лекарю отнести, но радует только то, что короб на лямке снять разрешают перед этим. адепты ордена на разворачивающуюся картину смотрят любопытно, всем интересно, что и как произошло, но спросить дисциплина не позволяет. дом лекаря находится на отшибе ордена, и дорога занимает какое-то время, лань баоюй сопровождает заклинателей с девушками на руках и объясняет лекарю сложившуюся ситуацию. цзян чэн с радостью опускает госпожу ван на мягкий стул в доме лекаря и просит служанок позаботиться о ней, хочет уйти, но девушка хватает его за рукав, краснея и смущаясь слишком сильно. — господин цзян, ваша помощь неоценима! — она ему в глаза заглядывает, а цзян чэн по-прежнему хмурится. — у вас кровь на шее, вы, вероятно порезались, возьмите платок. она протягивает ему свой, с нежно-фиолетовыми цветами, вышитыми по краю. но цзян чэн брать не спешит. взять личный платок госпожи из её рук означает принять признание в чувствах. и что-то ваньиню подсказывает, что это не просто забота с девичей стороны, а именно признание. не даром же девушка именно его попросила понести на руках, а теперь смущается и слегка улыбается, кротко взгляд отводит. — я попрошу лекаря обработать, не утруждайтесь. он безучастно отходит от девушки и подходит к сестре, усаживаясь на корточки. нога яньли болит каждый раз, стоит девушке на неё опереться, и цзян чэн обещает отнести её в покои, никому он больше сестру не доверит. а яньли тоже порез на шее замечает и протягивает свой платок, который цзян чэн благодарно принимает, сразу к ране прижимая. — столько пострадавших, и все из-за плохо расчищенной дороги! — беснует лекарь на улице, но так громко, что слышно его даже в стенах дома. — а я говорил цинхэн-цзюню расчистить её столько раз! надеюсь, теперь-то меня послушают! старый мужчина, тихо охая, заходит в дом, пробегается взглядом по пострадавшим и просит выйти всех здоровых, кроме служанок. пока лекарь всех осмотрит и назначит лечение, понадобится какое-то время, и будет куда лучше, если время не будет увеличено мешающими под ногами заклинателями в разноцветных одеждах, от них в глазах старых рябит уже. лекарь говорит уходить, и что девушек сопроводят служанки и заклинатели гусу лань. господа выходят из домика, и тут же на цзинь цзысюаня налетает вэй усянь, которого приходится оттаскивать силой. — что ты сделал с а-ли?! — усянь кричит, и цзян чэну приходится применить силу, чтобы удержать его на месте. но была бы его воля, он бы не только не сдерживал, сам бы золотому павлину накостылял. желание отпустить усяня наваждением перед глазами летает, но последствия по макушке прилетают холодными каплями дождя, остужая голову и пыл заклинателей. — как ты посмел её тронуть хоть пальцем? — цзян ваньинь, тебе стоит держать свою собаку на привязи, — цедит цзинь цзысюань сквозь зубы. — того и гляди, кого-нибудь покусает. к счастью для цзысюаня, из них двоих кусается только цзян чэн. — мне стоит откусить тебе руки, золотая ты… — прекрати! — шипит цзян чэн на ухо усянь, оттаскивая ещё дальше. — начинается дождь, нам лучше уйти куда-нибудь, чтобы не промокнуть. разберемся с ним потом. вэй ин не слушает, пытается выпутаться из железной хватки цзян чэна, чем бесит неимоверно. встряхнут бы его и цапнуть за руку, чтобы в себя пришёл, но на них и так все смотрят. поэтому остается только хватать за руку и за собой уводить в ближайшую беседку. он раздраженно толкает усяня на лавочку и на плечо его давит, чтобы рыпаться не смел. лишних проблем шицзе не нужно доставлять, а этот мальчишка их точно бы доставил, оставь его там. — подумай о ней, — гремит, словно гром в небе, цзян чэн. — ей нужна сейчас наша поддержка и помощь, а не проблемы. а-ли и так слишком переживает за нас, ей нужно восстанавливаться и думать о своем здоровье, а не о том, как помочь тебе, если в случае драки тебя накажет лань цижэнь или того хуже, глава ордена. — этот павлин причинил ей боль! — я знаю! и он за это поплатится. просто не сейчас. от этих слов вэй усяня немного отпускает злоба. он шумно выдыхает и складывает подрагивающие руки на коленях обессиленно. цзян ваньинь плюхается рядом с ним на лавочку, переводя дух. он устал, смертельно устал. рана на шее ноет, задеваемая воротом одежды, и он оттягивает ворот, прижимая к ней платок сестры. вэй ин тут же на цзян чэна переключается, хватая за руку и рану осматривая. — выглядит плохо. ты чем так? — пришлось тащить тяжеленный короб. лямкой натёр, но кожа лопнула. вэй ин аккуратно оттягивает ворот одежд и рассматривает порез близко так, что можно его дыхание теплое кожей почувствовать. мурашки снова бегут по спине цзян чэна. он сдерживается, чтобы не отсесть, не отпрянуть. он опять слишком близко, непозволительно близко. — что ж ты просто на другое плечо не перевесил? — одна девчонка упала, перелезая через бревно, попросила ее на руках тащить, а все и так уставшие были, не хотел долго задерживать, просто взял и понёс. — мм. вэй ин отчего-то хмурится, берет платок и аккуратно прижимает к порезу, а потом поправляет ворот одежд чужих и неожиданно вспоминает: — у меня есть мазь от лекаря пристани, господин цзян перед отъездом отдал, она поможет, но нужно поискать её в вещах. бежать приходится под дождем, разыгравшимся не на шутку. дома для заклинателей других орденов находятся в стороне противоположной, поэтому шансов не промокнуть дождь им не оставляет. цзян чэн пытается угнаться за вэй ином, но слишком устает, поэтому плестись начинает в середине пути, наплевав на то, что вымокнет до нитки. всё равно же промокнет, так какая разница? вэй ин сначала не замечает, что с ним рядом никто не бежит, но потом быстро возвращается и помогает цзян чэну переставлять ноги. они заваливаются в комнату уже полностью мокрыми. вэй усянь сразу зажигает свечи и камин, а цзян чэн от холода только зубами стучит и плечи обхватывает. не хватает ещё подцепить лихорадку, ну в самом деле! молодой господин цзян на диван садится, мычит недовольно, как только чувствует холод от прилипшей мокрой одежды на ногах, ёжится, маленькую комнату осматривает. несмотря на столь маленькие размеры, она кажется уютнее, чем та большая, выделенная ему. — скоро будет тепло, — обещает вэй ин и начинает в своем сундуке рыться, ища маленькую баночку с мазью, привезенную из пристани лотоса. глава ордена знает, какая у вэй ина и неприятностей тесная связь, поэтому заботится о его здоровье. цзян чэну отец разве что напутственные слова говорит, по плечу похлопывая. несправедливость на горло давит, но смахнуть её удается. не первый год такое происходит, и ко всему рано или поздно привыкаешь непременно. укол в сердце чувствуешь, конечно, и боль от него тоже, просто учишься жить с этой болью, принимать её, как что-то должное. — а ты чего сидишь? — цзян чэн не замечает, в своих мыслях погруженный, что вэй усянь уже стоит перед ним с баночкой лекарства в руке. — раздевайся. — чего? — того. я как должен мазь наносить? да и ты промок до нитки, заболеешь ещё. чистую сухую одежду я тебе дам. давай-давай, пошевеливайся! от его слов легче не становится. цзян чэн чувствует свое тело каким-то деревянным, руками еле шевелит. нужно ему тут своей кожей светить, ага, конечно! руки останавливаются на вороте. и чего он переживает? они же столько раз переодевались вместе, с самого детства, чего стесняться-то? но раньше всё казалось каким-то простым, легче. раньше цзян чэн не боялся, если вэй ин находится слишком близко, и мурашки по коже не бегали. — госпожа цзян стесняется? могу отвернуться. чего ты стесняешься? мы же друзья! — мы — не друзья! без тебя разберусь! он шипит и послушно раздевается по пояс. а вэй усянь тихо посмеивается, подходит близко и мазь наносит аккуратно. от его прикосновений холодных не по себе становится. мазь щиплет кожу, а пальцы мягко дотрагиваются, вызывая табун мурашек. цзян ваньинь выдыхает шумно, пальцами впиваясь в колени. вэй ин выглядит опытным лекарем, сосредоточенно смотрит, аккуратно трогает, свою работу тщательно осматривает. от его взгляда спрятаться хочется, убежать, поскорее кожу открытую под одеждой спрятать. — спасибо. цзян чэн отсаживается, а потом и вовсе встает с дивана, берет одежду свою и к выходу направляется. — лучше к себе пойду, а то и вправду заболею. трус. какой же трус! сбегает с поля боя, поспешно ретировавшись. сердце ухает в груди. вот бы этого вэй ина век не видеть! и не чувствовать его прикосновений, не знать, что на их щиколотках одна нить. не чувствовать, как к вэй ину тянет этой нитью. не замечать его улыбки красивой и смеха заразного, не чувствовать, как сердце удары пропускает от его пальцев холодных на коже. не чувствовать ревности удушающей от того, что ветреный вэй усянь ко всем в душу лезет. он нестерпимо хочет разорвать нить эту. и никогда себе не признается, как крепко она их связывает.