Че на улице то происходит?

– Амиля, просыпайся, скоро на вокзал поедем. – нежный голос ласкает слух, старшая склонилась над постелью, осторожно поглаживая ещё спящую сестру по волосам, та, в свою очередь, лишь недовольно поморщилась, повернувшись лицом к стене. В ход идёт тяжёлая артиллерия - открытое окно и силой стянутое одеяло, под которым пряталась девчонка. Амиля елозит на простыне, обнимая себя за плечи, стараясь согреться и убедить себя в том, что и в таком холоде сможет подремать ещё часочек, но это оказывается невыносимым, так что уже через пару минут обе девушки сидят на кухне. Лиля, как обычно, полна энергии, трудится над приготовлением завтрака, тихо напевая под нос какую-то песню, услышала вчера на дискотеке. Младшая же совсем не выспалась, сидит, носом клюёт, до поздей ночи не могла уснуть, столько мыслей в голове крутилось, что спать было невозможно, особенно много, конечно, о нём думала, о произошедшем, о своём поступке, так завидно становилось каждый раз, когда она на спящую без задних ног Лилю поглядывала, ей то жить ничего не мешает. – Ешь быстрее, у нас времени мало. Родители уже через 2 часа будут, а надо ещё до вокзала доехать. Я в душ, тарелка должна быть пустая, когда выйду. Овсяную кашу приходится есть через силу, запивая сладким чаем с молоком, спешно чистить зубы, одеваться, Лиля, как обычно, долго крутится у зеркала, красится. Сборы занимают больше времени, чем предполагалось, так что было решено устроить внеплановый забег, дабы успеть на автобус. – Амиля, Лилечка! – Мать в слезах крепко обнимает дочерей, едва успев сойти на перрон, целует, не желая отпускать, а сама снова и снова извиняется, говорит о том, как соскучилась, что больше никогда их одних не оставит надолго. И девочкам очень хочется в это верить. Отцу явно стыдно за задержку, за то, что так редко звонил, в мыслях старается оправдать всё работой, но сердце разрывается, когда видит грустные глаза дочерей. Ему бы тоже хотелось быть рядом, но любовь и заботу на хлеб не намажешь, а отказываться от высокооплачиваемой работы в такое время - глупо. Все всё понимают, эта тема уже давно не обсуждается в семье, стоило отцу разразиться тирадой, что если бы не эти разъезды, они бы плесень со стен в деревянной избе на хлеб намазывали бы, никто эту тему поднимать не решался. Дома, наконец, все забывают об обидах и ссорах, родители увлечённо рассказывают о поездке, Амиля хватается успехами в учёбе, Лиля тем, что скоро пойдёт стажироваться в школе, у матери снова глаза на мокром месте, сама поверить не может, что дочери так быстро выросли, уже совсем взрослые девушки, хотя, казалось бы, совсем недавно старшую отправляла в первый класс. Никто не замечает, как летит время, хочется оставить этот момент в памяти, насладиться, уловить каждую буковку в разговоре, они так давно не сидели все вместе, не слышали заливистого смеха отца, непонятных историй из молодости, которые такие интересные, но абсолютно не к месту в рассказе, мама так давно не делала никому чай и не спрашивала, что приготовить на ужин. Сейчас всё так, как должно быть, как всегда было. – Совсем забыла, мы же ёлку ещё не поставили даже! А послезавтра уже 31. – Посреди разговора Амиля вскакивает со стула, обеспокоенно окидывая взглядом всех, кто сидит на кухне. Они с Лилей совсем забыли про ёлку, про украшения, про продукты для новогоднего стола, со всей беготней это совсем вылетело из головы, почти у всех уже давно висят гирлянды и мишура, а в их квартире совсем ничего. Вся семья принимается за дело, младшая приносит огромную коробку игрушек, мишуры, которая заметно запылилась, пролежав на антресолях целый год, Амиля сдувает с игрушек пыль, закашливаясь от неприятного запаха и ощущения. Отец со старшей дочерью долго спорят о том, в каком месте комнаты поставить ёлку, каким боком и под каким углом. Проходит, кажется, вечность, когда вся семья наконец пришла к единому мнению в постановке и украшении праздничного дерева. Украшают и комнату девочек, вешая немного мишуры и ставя в вазу с водой украшенную ветвь ели. Амиля принимается разукрашивать окна на кухне, ведь по сравнению с остальной квартирой, она выглядит уж слишком блёкло. Рисует деда Мороза, ёлку с подарками, снежный вихрь, старается, не отрываясь ни на секунду, стоит коленями на подоконнике, не обращая внимания на боль и ноющую спину. Она едва может разогнуть ноги, болезненно стонет и ещё долго лежит на кровати, жалея о своём упорстве. Звонок в дверь заставляет Лилю отвлечься от приготовления ужина, хозяйство снова на ней, ведь родители ушли по магазинам, нужно успеть купить продукты для новогодних блюд. – Собирайся. – Перед глазами высокая мужская фигура, всё в том же кожаном плаще и меховой шапке. Ясно сразу, любезностями и вежливостью он не обременён, что Лилю совсем не удивляет. Она лишь в недовольстве складывает руки на груди, закинув кухонное полотенце на плечо, сама удивляется тому, что ещё не прыгнула в ботинки, у неё, вообще-то, тоже дела есть. – Я непонятно выражаюсь? Для особо доходчивых повторяю, собирайся. – Теперь уже с явным раздражением, командным тоном заявляет старший, неповиновения он явно не ожидал, когда это девушка успела стать такой смелой. Он, облокотившись о дверной косяк и сократив расстояние почти вдвое, несколько раз недовольно цыкнул, показушно, но недовольно. Лиля продолжает стоять на своём, уже не так уверенно, но руки всё ещё скрещены, а брови слегка нахмурены, в голове рой мыслей и противоречий, надо заканчивать с этой ложной уверенностью, одеваться и идти туда, куда он только скажет, но она ведь ему не игрушка, не ходит с ним, почему должна каждому его слову потакать и дрожать, как осиновый лист из-за сурового взгляда или повышенного тона. Пускай авторитет, пусть подопечных своих кошмарит. – Котлеты горят..– Запах гари ударяет в нос. Это, кажется, то самое божественное спасение, которое девушка столь долго вымаливала у судьбы. Котлеты и правда пригорели, некоторым повезло спастись, но значительная часть с одной стороны стали похожи на угольки. Плохо дело, продукты переводить совсем не хотелось, отчего старшая в недоумении стояла над сковородкой, будто от проницательного взгляда горелые котлеты превратятся обратно в куски сырого фарша. "Даже тут он мне насолить успел." - Пробегает горящей строкой в голове девушки. И правда, авторитет был виной всех последних неприятностей и расстройств, тревог и кошмаров по ночам, а так же испорченного ужина. – Плохая из тебя хозяюшка, Лиля. Эта хозяюшка так быстро метнулась на кухню, озабоченная ужином, что совсем забыла закрыть дверь, не говоря уже о том, чтобы на ключ запереть. Для Кащея это послужило лишь зелёным светом и приглашением зайти в гости, к тому же, эта квартирка была намного приятнее его собственной. Светлая, аккуратная, так ещё и украшена в преддверии праздника, сам мужчина и вспомнить не мог, когда в последний раз наряжал ёлку и видел подарки под ней. Кухню украшает роспись на окне и черновласая красотка, в недоумении хлопающая своими длинными ресничками, словно перед ней самый настоящий Кащей стоит, а не знакомый авторитет. Она может лишь открывать рот, подбирая в голове слова, а сама пятится назад, пока не стукнется о подоконник, заставляя мужчину рассмеяться, в который раз поймав себя на мысли, что страх и недоумение и правда Лиле намного больше, чем эта мнимая уверенность, хотя ей уже давно пора перестать бояться старшего. – Я с тобой, Лилечка, пока что по хорошему разговариваю. С пацанами тебя хочу познакомить, на благо тебе же, ты то у нас универсамовская, а в лицо тебя не знает никто. – Он набирает воздуха в лёгкие, чтобы ещё чего-нибудь сказать и упрекнуть, но его прерывает скрип входной двери, быстро и по тихому не успели, предки вернулись. А у Лилечки всё сжимается внутри, как перед родителями объясняться, у Кащея же на роже написано, что он бандюган, благо хоть наколки тюремные под тканью чёрной рубашки запрятаны. Самому мужчине тоже неспокойно, за себя то он не боится, но вот по бледному лицу девушки всё становится ясно - узнают, отметелят знатно. – Лиль, чего горелым так па.. Ой, здрастье, а кто это? - Женщина замирает в дверном проходе, сжимая в руках ярко-оранжевую авоську. Мужчину с интересом осматривает, постарше дочери точно, но всё ещё относительно молод, не побитый, что удивляет, но безмерно радует. Не ясно лишь одно - что он в квартире их забыл. Младшая в квартиру только Васильева изредка водила, Лиля лишь пару раз подружек университетских, а про парней вообще не заикалась. – Ой, мам.. а это, это... это брат, помнишь, девочка из универа приходила? Это брат её.. старший.. пришёл забрать некоторые конспекты мои, чтоб она переписала. Легенда рождается сама собой, стоит девушке только тот открыть. И оказывается на удивление правдоподобной, даже скептически настроенный отец довольно кивнул, крепко пожимая мужчине руку и представляясь, Кащей же называет одно из своим ложных имён, представляясь Никитой. Надолго не задерживается, да и Лиля не позволяет, спешно сует первую попавшуюся тетрадь и шепчет, чтобы завтра обязательно вернул, хотя её мать так упорно предлагала попить чайку́ с баранками. Кащей едва успевает ботинки застегнуть, а сам напоследок с укором на Яматову старшую глядит, мол, на этот раз повезло тебе, но от судьбы не убежишь. Она и сама это понимает. Убегать не будет, а вот спрятаться точно попробует. Она скатывается спиной по закрытой двери их с сестрой комнаты, закрывая лицо ладонями и желая очнуться в тот самый вечер, когда дворами сестру искала, да время вспять уже не вернуть. Жизнь осталась прежней, лишь только пожирающее чувство тревоги с каждым днём всё усиливалось, а визиты Кащея вызывали гнев вперемешку с ужасом и негодованием. Она ведь не просила даже его об этом «покровительстве», без него и универсама разобралась бы со всем, у неё отец есть, друзья, дядя Тимур, в крайнем случае, он даже в Казани обидчиков любимых племяшек четвертует, кажется, у него связи вообще везде есть. Может и правда проще познакомиться с этими пацанами, а потом жить, как прежде? Не придётся же ей в потасовках участвовать, раны им зашивать и за поступки отвечать. – А кто приходил? – Лиля дёргается от неожиданности, младшенькая так тихо себя вела, что её заметить было практически невозможно. Безмолвно на кровати развалилась, взглядом прожигая потолок, а под ухом где-то тихонько брынчала песня по радио, в который раз седую ночь крутят, Амиле бы очень хотелось послушать что-то мелодичное и тоскливое, но коробку с пластинками видеть не хотелось совсем, хотя и эта песня вела к не самым приятным ассоциациям, то ли она сошла с ума, то ли и правда всё вокруг было о нём. – Да так.. в голову не бери. У меня завтра рабочий день первый, но так как тридцатое уже, сокращенка будет, завтра у меня совсем малыши, только два урока с восьмыми классами будет, так что я, наверное, пораньше уйду. Одна не ходи, пусть Андрей тебя проводит.. – Как-то неуверенно заканчивает предложение, по интонации ясно, что договорить хочет. – Или этот пусть встретит тебя. Обе понимают, о каком «этом» речь идёт. Только Амиля на него до ужаса обижена, даже несмотря на то, что уже сама начала придумывать в голове оправдания. Сегодня снова в ДК дискотека, а он не пришёл, не пригласил, черт с этими извинениями, лишь бы показался, но у него, кажется, дела поважнее. Медляк Валера танцует с той, которая этого приглашения ждала уже не первый дискач, девчонка эта давненько глаз на него положила, глядела исподтишка, с подружками шушукалась, а заговорить всё никак не решалась. Вот он сам и решился, не от возвышенных чувств или благих намерений, конечно, а последовав совету товарища - к девчонкам в ДК ещё приглядеться. Они почти все симпатичные, с формами, в пёстрых олимпийках, колготках и джинсовках, а он почему-то о ней думает, о том, как возвышенно она в пальто этом выглядит, пока девчонка, которую он за талию крепко держит, ему на ухо что-то нашептывает, да поцелуем одарить пытается. Зима, конечно, рассчитывал, что друг не этому совету последует, с девкой поговорит всё же, помнит же, как Турбо улыбался, посреди медляка убежав с ней из ДК, а с этой уже второй танцует, но совсем понурый какой-то, в одну точку глядит и на оклик реагирует лишь со второго раза. Вахит жестом показывает, что на перекур им пора, Валера только рад поводу удалиться от надоедливой пассии. – Не поговорил ты с ней? – Табачный дым наполняет лёгкие и даёт разуму отдохнуть, вылетая изо рта вместе с паром от дыхания. – Не поговорил. Я одного не пойму, а тебе то какое дело? Ты и так больно возвышенный был, а щас меня будешь учить, как с бабами общаться? – Валера от одного упоминания о ней вспыхивает, огрызается на друга и смотрит озлобленно. Зима давно к его бойкому характеру привык, знает, что Туркин как пороховая бочка. – Себе дороже учить тебя чему-то.. – Он, наверное, всегда был самым чувственным из группировщиков, да, на жестоких улицах прослыть сентиментальным не так уж и сложно, они любой пример простой человечности и рассудительности за это принять могут, вот и на Вахите этот ярлык висит, скорлупа не заикается даже между собой, знают, что по фанере прилетит, а вот старшие и верный товарищ могут едкой шуткой задеть одного из суперов. – Ты покумекай ещё над моими словами. Вахит, на удивление, на слова сегодня поскупился, неохота ему что-то Туркину объяснять, он и без того всё в штыки воспринимает, а когда на взводе, соображалка вообще работать перестаёт, хотя её настолько часто ласкают кулаки других группировщиков, что Зима иногда сомневается в её работоспособности. Больше они не говорят, докуривают молча, мыском ботинок окурки втаптывая в снег.

***

С утра вся семья как на иголках. Лиля с мамой спешно приводят себя в порядок, старшая дочь давно заняла себе место у зеркала в ванной, стараясь уложить волосы, которые так ужасно растрепались во сне, точно больше с мокрой головой спать не ляжет. Главе семейства потуже затягивают галстук и поправляют ворот рубашки, целуя в щеку на прощание. А Амиля над чашкой чая наседает, снова носом клюёт, подъемы в школу давались тяжело, только морозный ветер после выхода из подъезда заставлял распахнуть заспанные очи и прийти в хоть какое-то чувство. Сегодня даже не позавтракала, к четвёртому уроку в животе точно сольный концерт начнётся, но сейчас девчонку это совсем не волнует, по утрам её беспокоило лишь желание вернуться в кровать и укрыться прогретым шерстяным одеялом. – Амилька, обувайся давай, а то опоздаем обе. Впервые так долго вместе идут. Привыкли обе по разным сторонам на перекрёстке расходится, а теперь до самой школы вдвоём идут, но это обоим на руку - вдвоём не так скучно и страшно мрачным утром, да и дорога покороче кажется. Автобус совсем уж переполненным оказался, втиснуться некуда было, пришлось на своих двоих добираться. – А ты точно у меня преподавать не будешь..? – С совсем уж расстроенным взглядом спрашивает младшенькая, провожая Лилю до кабинета, где она первый урок в жизни проведёт. – Пока нет, может к весне и пару старших классов дадут. Не расстраивайся, на перемене забегай, я ждать буду. Раздаётся оглушительный звон, оповещающий о начале уроков, старшая ласково гладит Амилю по волосам и забегает в кабинет, негоже на первый урок опаздывать. На перемене Яматова старшая с неподдельным восторгом рассказывает об уроке, кажется, ещё немного и порхать начнёт, так у неё глаза горят, по кабинету в порыве энтузиазма ходит, лишь изредка на сестру поглядывая, и блаженно вздыхает, подводя итог рассказа. Учителя со стажем, пускай практикантка ещё далеко не со всеми познакомилась, уже шушукаются между собой и посмеиваются злобно, мол, посмотрим, как скоро восторг молодуху отпустит, не лучше они своих учеников, в душе такие же дети, ещё и сплетницы. Лиля своим новым ученикам тоже очень приглянулась, они пока совсем малыши - пятый класс, стесняются немного, но глаз в коридоре от неё не сводят, в кабинет на перемене забегают, болтают о чём-то совсем глупом, но девушка их с таким интересом слушает, каждого старается выслушать, хотя малышня вечно перебивают друг дружку. – Слыхал, у нас англичанка новая? Флюра Габдулловна наконец-то наш класс сплавила, как сама говорит. У нас теперь девчонка какая-то будет, практикантка ещё.. симпотная, наверное. Ради этого только на последний урок остался. – Маратик плечом подпирает стену, следя за учениками, плетущимися в класс после звонка, сегодня хоть и сокращенка, все уже в предвкушении праздника, домой хочется, а не на английском тухнуть. – А нас эта жаба оставила при себе.. ладно, у меня с уроками уже всё, мамке по дому пойду помогать, она перед праздниками продыху мне не даёт, ещё и Ильдара с нами отмечать пригласили. Глаза у Суворова на лоб полезли, он уж больно хотел возразить что, но женская фигура, цокнувшая сначала каблуками, а потом языком, заставила отвлечься от товарища. – Мальчики, звонок уже был. Давайте-ка на уроки. Маратику с трудом за партой сидится, наверное, только интерес к практикантке его заставляет протирать штаны на стуле, которому лет больше, чем ему самому. Он поскрипывает, когда парнишка в очередной раз на спинку откидывается и устало выдыхает, с появлением Андрея иностранный язык стал даваться на много легче, но на уроках всё ещё вызывал жуткую тоску, сильнее в сон клонило только на биологии. Разглядывание девушки ему наскучило уже минут через 10, теперь он лишь изредка на неё поглядывал, поднимая голову с парты, она и правда симпатичная, а на вид ещё совсем-совсем молодая, даже юная, младше его Вовки наверняка. Стройная, невысокого роста, внимание к себе привлечь умеет, заставить слушать, без криков, двоек в дневнике и угрозами о вызове родителей, в отличие от Флюры Габдулловны.

***

– Лилечка, а я тебя ждал как раз. Её останавливают недалеко от школы, когда удаётся скрыться от лишних глаз. Школа, конечно, территория нейтральная, но на виду у всех Кащей быть не хочет, а Яматову "выкрасть" как-то надо. – Как рабочий день? Тетрадь твою принёс, почерк у тебя, конечно, красивый, но дельным чем-то там и не пахнет. – Голос его совсем ровный, спокойный, даже усмешки в конце не выдавил, но щурится всё так же хитро, шапку меховую на голове поправляет, снег стряхивает. И молчит. Снова на Лилю смотрит, будто она ему что-то должна, заставляя провинившейся себя чувствовать, ей всегда не по себе от чужих взглядов было, осуждающих, серьёзных, требующих, от них всегда скрыться получилось, оставить где-то в закромах памяти, а этот ей снова душу обнажает, заставляя девушку потуже пальто запахнуть. – Ты зачем ходишь за мной? Нужно что-то? Я ни с кем знакомиться не буду, сказала уже. – Сумку себе на плечо закидывает, ручку кожаную в руках теребит и в глаза ему не смотрит, снег под ногами гипнотизирует. В ответ ей лишь смеются. В Кащеевской манере, с укором каким-то. Она ёжится невольно, думая, какую глупость сказала, хотя сама не понимает, что именно было настолько глупо, что авторитета рассмешить смогло. – Тебя и не спрашивал никто. Я перед фактом ставлю, будешь. Сегодня в 6 выйдешь, вместе пойдём, не явишься.. не обессудьте, буду принимать серьёзные меры. Сказать ей ничего не даёт, хотя в голове столько вопросов крутиться, уходит сразу, оставляя девицу наедине с ними, теперь выбора и правда нет, спрятаться не получилось, убежать и подавно. Остаётся только послушно приказы чужие выполнять. Так сестру старалась уберечь от мира преступного, что сама не заметила, как в это болото ступила, в школе если узнают, уволят точно, только взятка крупная поможет. А если кто-то из учеников её там будет, они же пришиваются теперь едва ли не с пелёнок, как их потом хорошему учить, как в глаза смотреть им будет. В чувства её приводит звонкий девичий смех. Ноги сами к младшей ведут, а она, как только сестру завидела, стыдливо опустила глаза в пол, наполовину спрятавшись за спину Васильева, ожидая строго выговора, нравоучений и этого взгляда, после которого любые слова излишни. – Лиля, ты не ругайся только.. ну там последним физра была, у меня освобождение тем более, вот мы и решили.. пораньше уйти. – Раньше времени начинает оправдываться Яматова младшая, изредка из-за спины товарища поглядывая. Но Лиличке сейчас ругаться совсем не хочется, она лишь уголки губ приподнимает и кивает легко, мол, прощаю. И правда, зачем обеим лишний раз клетки нервные тратить, тем более перед праздником. До дома Яматовых они доходят втроём, старшая непривычно для всех молчит, списывая всё на усталость после рабочего дня, слушает молодых разговоры, как они то об учёбе, то о дискотеке, то ещё о чём-то трещат, даже у двери в подъезд позволяет задержаться, чтобы эти двое договорить смогли. – Я как маме помогу, зайду за тобой, хорошо? – Андрей им машет на прощание, а Амиля в который раз удивляется, как такого милого юношу может что-то связывать с опг. Мама родственников обзванивает, с подружками университетскими болтаем, девчонки своей общительностью ей обязаны. Оторвалась от домашних хлопот на немного, надо ведь всех знакомых с наступающим поздравить, завтра не до этого будет, она уже с самого утра то по магазинам, то на почту, а потом у плиты стоять, благо дочери вернулись, напрягать их, конечно, не очень хочется, но без них женщине совсем тяжело будет. – Девочки, наконец-то вы пришли! Сейчас поможете мне, надо будет овощи порезать, а ещё прибраться везде.. так, икру я купила, что-то ещё точно сказать хотела.. О! Дядя Тимур с семьёй своей завтра утром приезжает! Отец ваш встретит их, а мы с вами..кулинарить тут будем, Наташка мне такие огурцы вкусные передала, уксусные, ну песня просто. – Тимур в их доме всегда желанным гостем был, девочки его обожали, летом всегда в Челны рвались, хотя бы на пару неделек. Лилька с детьми его нянчилась, играла, на улицу только с ними выйти соглашалась, а когда речь заходила о возвращении в Казань, они всегда просили её остаться ещё на недельку, хватались за штаны и хныкали, не хотели свою старшенькую отпускать. Тимур с их отцом создавали удивительный тандем, удивляли жён и детей историями из молодости, а будучи немного хмельным, дядька и набедокурить мог слегка, правду говорят, у мужчин после сорока самый сложный возраст наступает. – Так, всё, хватит без дела стоять, переоделись и на кухню, расскажете заодно, как дела ваши. Мать с Лилечкой те ещё сплетницы, женщина жалуется на коллег, которые её до белого каления доведут скоро, непутёвые, всё надо по тысяче раз объяснять, ещё и на перекур вечно бегают, филонят. Старшая дочь жалуется на одногруппников, на новых коллег, на какую-то девчонку класса из 9, которая её едва в коридоре с ног не сбила, а потом ещё и посмотрела так, будто Лиля ей всю жизнь загубила. – Светленькая такая, глаза синими тенями накрасила так нелепо..Мочалка обычная.– Бурчит себе под нос, доставая из банки с рассолом огурец. – Мм, и правда вкусные очень! Спасибо тёте Наташе передавай. Она не отрывается от нарезки морковки, отправляя её в большую миску к другим ингредиентам, они тут уже больше часа корячатся, у старшенькой уже ноги гудят ужасно, пальцы на руках с трудом сомкнуть удаётся, а эти салаты ей сегодня сниться будут точно. Амиля с Васильевым гулять недавно свинтила, оно может и к лучшему, пользы на кухне от неё не очень-то и много. Лиля поднимает усталый взгляд на часы. 17:48. Она совсем забыла. И про Кащея, и про встречу эту, совсем забегалась из-за работы и помощи матери. Яматова старшая объявляет внеплановый перекур, мол, с ней уже огурцы разговаривают, нельзя трудиться столько, а сама собирается куда-то, чем очень мать удивляет, только что про отдых говорила. Дочери с трудом удаётся отмахнуться и прикрыться одногруппницами, практика-практикой, а учебный год ещё не закончен, надо обсудить, решить, установить время, отдать и ещё куча разных слов, которыми удаётся мать заболтать. – А я то думал, что не придёшь. – Он как раз вовремя, а она с опозданием. Волосы немного растрёпаны, пальто нараспашку, под ним один лишь свитер лёгкий, одевалась явно наспех, не накрасилась, причёску не сделала, торопилась, боялась опоздать и мужчину разгневать. С другой стороны, ей красоваться там не перед кем, может и хорошо, если страшненькой посчитают, меньше хлопот с этими опгшниками будет. Но Лиле эта небрежность очень даже к лицу, по домашнему совсем выглядит. – Тебе зачем меня знакомить с ними? Никто меня не знает, и не должен.. бессмысленность это. – Долго в тишине идут, на приветствие Кащеево девушка не отвечает ничего, только головой кивает, вопрошая, куда им идти. Лишь спустя пару минут молчание прерывает, вопрос этот ещё со вчерашнего дня на языке вертится, удивительно, но даже примерного ответа у себя в голове найти не получается, всё либо слишком бредовое и бессмысленное, либо заставляет дёрнуться от ужаса и пугающих мыслей. Он у себя в голове тоже ответа вразумительного найти не может, просто знает, что так надо, а почему - уже дело второстепенное. – Тебе какая разница? Сказал надо, значит надо. Ты на нашей территории, по нашим улицам ходишь, тем более с авторитетом, сестричка твоя вообще с пацанами моим и танцевала. Опасно щас одной, соседи на нас наезжают, борзые стали больно.. – Последние слова говорит уже совсем тихо, скорее для самого себя, ведь отношения с соседними группировками и правда становится напряжёнными, особенно с разъездом. У них главный вечно меняется, структуры внятной нет, скорлупу воспитывают плохо, вот и получается, что границ разъездовские не знают, как физических, так и моральных. Бьют всех подряд, несколько раз даже девчонкам прилетело, дебоширят постоянно, в ДК особенно, да и на территории других группировок заходить часто стали, универсамовская в их числе. А Лилька эта.. наивная такая, группировщиков боится, как огня, но как будто делает всё, чтобы под горячую руку попасть, её схватить за углом где-нибудь, да в машину затащить, как нехер делать, а она одна ночами шастает, ещё и без покровительства группировки, самая уязвимая жертва. – Куда ты меня привёл... – Они спускаются вниз по едва освещённой лестнице, стены грязные, на ступеньках грязь и слякоть, которые наверняка старше её самой, злачное местечко. За второй дверью картина не становится сильно лучше. Просторное помещение, тренажеры стоят какие-то, гантели, даже ринг боксёрский есть, здесь намного светлее, чем в своеобразном предбаннике, но и грязь из-за этого видно лучше. Пыльно, где-то в углу даже паутина висит, доски на полу совсем иссохлись, скрипят ещё противнее, чем школьные стулья. Тут бы генеральную уборку провести, да что-то среди парней не видно приверженцев чистоты. На неё все смотрят с неподдельным интересом, Кащей обычно баб сразу к себе в комнатушку уводил, а тут созывает всех, за плечо её легко держит и на ухо шепчет что-то, вряд-ли это очередная девица на пару раз. Лиля эти взгляды кожей чувствует, глаза куда-то в пол прячет, не хочет видеть их. – Девку с вами привёл познакомить, Лилей зовут, косяков нет за ней, приличная. Она теперь с нами ходит, так что защищайте. Ну, сами знаете всё. – Авторитет лишней воды в речах не любит, всё по делу, чётко, быстро и ясно. Руку ей жмут крепко, перекрикивают друг друга, прозвища свои называют и взгляда не отводят. А у неё сердце в пятки уходит, когда очередной мальчик ей руку тянет, представляясь Маратом. Точно его сегодня из коридора на урок тащила, он теперь смотрит с усмешкой какой-то, крепко руку девичью сжимает, говорить, слава богу, не стал ничего, кто знает, вдруг у них позорно с учителями водиться. – А мне уже можно идти? Меня дома ждут.. – Сквозь толпу смотрит ему в спину, но даже так чувствует недовольство, Кащей для вида фирменно улыбается, делая наигранно грустные глаза, сопровождается это шумом, криком ребят и просьбами, чтобы Лилечка хоть немного с ними посидела, Марат громче всех кричит и даже за руку её берёт, усаживая на один из тренажеров, видит ведь, как она с ноги на ногу переминается и икры изредка потирает, пускай посидит, отдохнет. Ему хочется внимание её привлечь, болтает много, основы уличных законов ей объясняет, добавляя частенько истории из их пацанской жизни, которые каждый раз заставляют остальных парней в качалке поднять шум, воспоминания всё же. Ей тоже есть что рассказать, и про Челны, и про Тимура, но это всё подождёт, да и нельзя тут про другие группировки заикаться, даже если они и из другого города. Приходится Лиле бурные уличные истории разбавлять своей повседневностью, рассказами о семье, учёбе, про работу Маратка всё же заикается, а универсамовские это за ещё один повод для уважения принимают, мол, какая молодец, парней наших учит, сестёр, братьев, а может и детей к ней когда-то в класс приведём. Авторитет изначально планировал запереться в своей каморке, где только он, старенький диван, пепельница хрустальная, да водки пузырь, но оставить Лилю, которую юноши обступили буквально со всех сторон - не мог. Самые старшие, благо, снова за свои дела принялись, у многих из них уже невесты и жены есть, так что девчонка интереса сильного не вызывает, скорлупа, которые ещё не доросли до Суворова младшего, тоже разбрелись куда-то, рано им интересоваться девушками, особенно взрослыми такими. А что-то внутри всё равно тревожит, заставляя издали наблюдать за Лилечкой, она теперь почти не боится, улыбается даже, руками машет, рассказывает что-то. Понимает всё же, что тревожит, взгляды эти. Раз девчонку в группировка приводят, значит точно чистая, а Яматова ещё и красотой природной не обделена, вот некоторые на неё и пырят, как собаки на бифштекс сочный, ещё немного и слюна потечёт, и Кащей едва сдерживается, чтобы глаз каждому бычком не прижечь. – А сестру потеряла где? Я её после дискотеки не видел вообще, пусть тоже приходит, Пальто тоже не говорил ничего. Турбо, ты ж с ней танцевал, чё не привёл то? – Лиля до последнего про сестру молчала, кавалер её совсем отстранённый, стоит в уголке где-то, вполуха слушает девичьи рассказы, а сестра младшая, оказывается, с частью универсамовских уже знакома. Туркин на вопрос о сестре реагирует моментально, нос морщит и фыркает, Марата так недовольно оглядывает, ему то какое дело, он много с кем танцевал, че, каждую теперь с универсамом знакомить? Не много ли чести. Только вот Валера сам понимает, что он не с каждой с медляка сбегал, не у каждой в кровати лежал без продолжения интерестного, не с каждой Цоя слушал и губами касался невесомо. От этого и закипает ещё сильнее, потому что в других не находит причин, по которым сюда бы привёл, а в ней нашёл. – А ты че так со старшими разговариваешь? Её, по хорошему, Пальто сюда должен был привести, они же с ним кенты, хули на меня то ответственность перекладываешь? – Туркин ещё много чего наговорил бы, не оттянув его Зима подальше от Адидаса-младшего, головой осуждающе качает, видит, что товарищ снова завёлся, пускай потом разбираются, не дай бог подерутся ещё, не при гостье же, особенно, когда причина разборок - сестра её. – Так.. мне уже пора, наверное. Спасибо вам за компанию.. – Лиля поднимается с места, чувствуя, как ноги снова начинают гудеть, ладно, до дома дойдёт как-нибудь, а там уже и отлежаться можно. Кащей отправляет Туркина проводить Лилю, он вроде ответственный, да и на девку слюни не пускал, доверить можно. За ним сразу увязывается Зима, они, кажется, друг от друга больше, чем на 15 минут оторваться не могут, привыкли всегда быть вместе. Суворов младший тоже изъявляет желание девушку проводить, он упёртый, как баран, так что даже запрет старших и подзатыльник от Вахита не избавляют Маратика от шила в одном месте и стойкости в своих намерениях.

***

– А ты в ДК на дискач пойдёшь второго? – Андрей спрыгивает с бортика универсамовской коробки, ног уже от холода не чувствует, а кисти, несмотря на то, что их усердно прятали в карманы пальто, стали совсем красными, пальцы едва сгибались. Они сидели тут уже больше часа, времени совсем не замечают за беседой, прыгали с темы на тему и никак не могли замолчать, часто перебивали друг друга, ведь каждый считал свою мысль важнее, а сидеть и слушать, когда есть, что сказать, просто невыносимо. Васильев чаще сдавался первым, предоставляя старшей возможности наговориться вдоволь, пока той не перестанет хватать воздуха из-за длительных пламенных речей. – А ты приглашаешь? Тогда пойду. – Амиля хихикает, шутит, конечно, но если бы Андрей предложил, она бы с радостью согласилась, ведь на дискотеку хочется, а одной там делать совсем уж нечего, к универсамовским в круг она без друга лезть не станет, а на Валеру до сих пор обижена, он, видимо, тоже, раз всё ещё объявился с извинениями. Хотя, может ему и не нужно это, ловить эту мысль в голове так неприятно, хочется верить, что он правда не такой, а она погорячилась, но вряд-ли стоит от группировщика ждать какой-то чистоты и искренности чувств, они только в дружбе хороши, и только со своими, Андрей - временное исключение, которого улица ещё не успела сломать. – Я думал, тебя пригласили уже. – В воздухе впервые за всё это время повисает тишина, Васильев понимает, что лишнего сболтнул, когда видит, как девчонка губы поджимает и взгляд отводит в сторону, уверен был, что она снова с Валерой будет. Благо эту неловкость вскоре прерывают. – Эу, пальто, сюда иди! – Голос Марата Андрей узнает из тысячи, ему даже головы поворачивать не нужно, чтобы понять, кто его зовёт. Удивляет лишь то, что он в компании этой сладкой парочки, которые чаще всего только вдвоём ходят, с ними ещё и девушка, в которой парнишка узнает Лилю, только когда совсем близко подходит. Амиля сестру сразу замечает, лицо бледнеет моментально, а глаза от ужаса расширяются. Она ведь сама сестру всегда наставляла, чтобы подальше от опг держалась, а теперь сама идёт в компании трёх группировщиков, может годы жизни в Челнах заставили её поменять своё мнение? Младшая себе сразу самые ужасные сценарии надумывает, точно случилось что-то, а увидевши на лице сестры широкую улыбку и никакого намёка на страх, совсем в замешательство впадает, может правда плохо дело, а при парнях не расскажешь, дома разговор серьёзный им предстоит. – О, а вот и сеструха нашлась! Лиль, знакомься, это Пальто. – Марат друга за плечи крепко обнимает, вызывая у Яматовых смех, совсем не догадывается, что Лилечка Андрея знает в несколько раз дольше, чем сам Суворов. Заметив младшую, Вахит товарища толкает локтем, головой кивая в сторону девки, уже почти в открытую намекая на разговор. А Турбо лишь взгляд куда-то в сторону отводит, мастерски делая вид, что не замечает острого локтя у себя под печенью. Лиля стремится поскорее попасть домой, ибо одета совсем легко, а температура сейчас далеко не плюсовая. Парни рядом с ней плетутся, наказ Кащея исполняют, да они и сами бы девушке не позволили одной до дома идти. Один лишь Андрей не торопится, так и стоит, с Яматовой младшей болтает о чём-то. Туркин его легко в плечо толкает, смотрит так, будто за курением его поймал, а взгляда этого Васильев до сих пор боялся, ведь за ним всегда мощный удар в челюсть следует. – Че встал? За пацанами иди, тебя ж Марат искал. – Андрей возражать не решается, взглядом Амиле извинения передаёт и вслед за остальными убегает. Теперь в ней дыру взглядом прожигает, ждёт видимо, когда на него в ответ посмотрят, но младшая тоже не пальцем деланная, спиной почти полностью к нему поворачивается, свет в окнах пятиэтажек разглядывает, но чувствует всё равно, как на неё смотрят выжидающе, требовательно, будто это она провинилась, будто от неё сейчас извинений ждут. – Бля, Амиль, ты это..не злись на меня, я ниче такого не имел ввиду, виноват. – Долго слова подбирает, получается всё равно не слишком складно, зато от всего сердца, злиться всё равно, на уступки идти не любит. – Ты повернись хоть, когда я разговариваю с тобой. – А сказать ты мне ничего не хочешь? – Ей уже радостно, что он пришёл, поговорил, она ждала, с первых слов ему всё-всё простила, но извинения ждёт всё равно, даже головы в его сторону не поворачивает, голос ровный, хотя внутри ураган бушует. – Пацаны не извиняются. – Едва сдерживает себя, чтобы не выругаться, не сказать, что он вообще себя виноватым не считает, кулаки сжимает и зубы стискивает, чтобы пыл унять хоть как-то, отворачивается тоже, обидно совсем становится, он не часто перед девчонками так распинается, последний раз в седьмом классе такое было, когда ещё к группировке не пришился. Он негативные эмоции привык в драках глушить, в качалке и в ДК тоже забыть о них получалось, а в этой гробовой тишине он обиду всем телом ощущает. Девчонка его за рукав куртки тянет, заставляя на себя повернуться, прощает, не может злиться на него больше. Изводила себя весь день мыслями, а теперь так легко на душе стало, осознание, что всё наладилось, душу греет и заставляет улыбаться уголками губ улыбаться. Вдали виднеются спины универсамовских, они не торопятся догонять остальных, идут поодаль, шепчутся о своём, Туркин себя снова зелёным школяром чувствует, к прикосновениям теперь с ещё большей опаской относится, она шапку его поправляет и так хихикает мелодично, что тут и прикосновения не требуются, душой быть ближе хочется. Это Валеру и настораживает, он привык не привязываться, быть отстранённым, да, он за своих пацанов горой, всегда рядом, но если кого-то из жизни вычеркнуть придётся, он сделает это без раздумий и сожалений, не убиваясь воспоминаниями. А с ней иначе. С ней вообще всё по другому, что жизнь его теперь напоминает сопливую любовную драму. Злит, ведь так быть не должно, он не планировал изменений в жизни и своей рутине, а тут она, взялась словно из ниоткуда. Но манит так, сопротивляется он этому с большим трудом. Перед родителям снова приходится долго объясняться, придумывать на ходу и выглядеть правдоподобно, что оказалось очень сложным, ведь двум девушкам пришлось изрядно потрудиться, чтобы объяснить почему они шли домой в компании четверых парней. Повезло, что они не увидели, как младшенькая с каким-то парнем около подъезда стояла, Амиля боится очень, что будет скандал, накажут, запретят общаться с ним, она ведь о парнях никогда не говорила, даже в школе не общалась ни с кем, а тут нашёлся какой-то. Когда дома были только они с Лилей, обстановка казалась спокойнее, обе, кажется, забыли, каково это - нагоняй от родителей получать. Родители верят в их бредни, пускай и неохотно, а девчонка ещё полночи рассказывает сестре о нём, о ссоре, о том, что скоро снова в ДК с ним пойдёт, старшая всё слушает внимательно, стараясь не смеяться, мило и забавно всё это, первая влюблённость, первые проблемы, которые кажутся неразрешимыми, Лиля это всё проскочила как-то, да, влюблялась в мальчишек, но дальше поцелуев в щечку это не заходило никогда, а потом учёба в университете, для многих это самое лучшее время, новые знакомства, отношения, даже родители самих девчонок познакомились, будучи студентами, но Яматовой старшей в Челнах не до любовных дел было, с парнями оттуда в принципе связываться не хотелось. – Засыпай, Амиль, мама завтра рано поднимет, Тимур же приезжает..