***
– Уверен, что она? И че, прям в обнимку шли? Ладно, поговорю с ней сегодня.. а с ним уже по другому будем говорить. – Он бросает очередной окурок в пепельницу, тяжко вздыхая, до нового года меньше суток, а он сидит в этой каморке с какой-то бабой, нет, она симпатичная, шатенка пышногрудая, ластиться к нему нежно, но всё это не то, мужчина таких девиц сотни видел, а в новом году надо что-то менять.***
– Мам, а можно я после курантов пойду на салюты смотреть, там Андрей будет, я ненадолго, честно, ну пожалуйста, пожалуйста! – Девчонка уже несколько часов не может успокоиться, упрашивает всеми силами, готова уже падать на колени и тащить женщину за фартук. Мать в конце концов сдаётся, но с одним условием, Лиля тоже должна пойти. Старшая такому, мягко говоря, не рада, после курантов планировала посидеть полчасика и лечь спать, больше она не выдержит, но разве есть шанс отказать, когда младшенькая так жалобно смотрит. – Ладно, ладно. Но только если не долго. Амиля прыгает от счастья, крепко сестру за шею обнимает и бесконечно благодарит. Радость длиться не долго, причём у обоих, мать быстро находит девчонкам дело, ещё два часа на завершение блюд и сервировку стола, а потом можно и прихорашиваться. Время идёт удивительно быстро, девчонки бегают из комнаты в комнаты, подбирают самые лучшие наряды и дерутся за место у зеркала в ванной, на голове у младшей несколько крупных бигуди, которые создают крупные локоны, идеально лежащие на девичьих плечах. Старшая же приводит в порядок свои мелкие кудри, совсем недавно научилась ухаживать за ними должным образом, теперь на голове нет гнезда, волоски заворачиваются в аккуратные спирали. Даже к дню рождению Яматовы не готовятся так сильно, верят, что как новый год встретишь, так его и проведешь, поэтому быть надо красивыми, с хорошим настроением, не держать обид и не волноваться. Стол ставят в гостиной, рядом с ёлкой. Малыши уже спят, пока остальные члены семейства провожают старый год, до полуночи всего полтора часа осталось. Амиля сразу же хватает бутерброд с маслом и красной икрой, потом оливье и ещё пару бутербродов, за день ничего не успела съесть с этой спешкой, так что теперь абсолютно всё на столе подвергается дегустации. Взрослые вспоминают молодость, начинаются уже знакомые возгласы, мол «а я тебя помню, когда ты ещё под столом ходила, а теперь вон какая невеста!», старшую дочь заставляют сказать тост, рассказать о планах на год, младшенькая тоже не отстаёт, в разговор встревает, тоже хочет о себе чего-нибудь рассказать. Свет в комнате выключен, горят разноцветные лампочки на ёлке и окнах, из телевизора доносятся заводные песни, девчонки весело танцуют, стараясь скоротать время до заветного боя курантов, сквозь этот гул изредка можно услышать радостные крики соседей сбоку после очередного тоста, кажется, в каждом доме, в каждом окошке сейчас царит атмосфера семейного праздника. В качалку заваливается нежданный гость, чему явно Кащей не радуется, он планировал в одиночестве посидеть, послушать обращение главы государства, хряпнуть рюмочку, закусить селёдкой и завалиться спать, в квартиру идти совсем не хочется, там не убрано, неуютно, а под новый год накатывают воспоминания, вгоняющие в апатию. Раньше хоть с женщиной отметить мог, а сейчас одному тут совсем тоскливо, но всё равно лучше, чем дома. Мужчина выглядывает из своей комнатушки, в дверях Туркин стоит, тоже поникший совсем, он легко вздрагивает от неожиданности, увидев старшего тут, тоже не рад чужому присутствию. Его сразу приглашают к импровизированному застолью - чекушка водки, селёдка под шубой, пара мандаринов и пустая банка икры, отдыхающая где-то в углу. – Не густо у тебя. – Подмечает юноша, усаживаясь на шаткий табурет напротив своего старшего. – Чем богаты, тем и рады. Ты че пришёл то? Домой бы шёл, отмечал, итак тут днями и ночами пропадаешь. – Кащей давно заметил, что Туркин домой не торопится, частенько ночует в качалке, у товарищей, в тёплое время года может всю ночь по улицам бродить, если везло, мог пробраться и в общагу при универе, в котором учился Вахит. – С кем отмечать? С батей? Я ж не братья адидасы. Он отметил уже.. спит где-нибудь, дай бог, чтоб дома, а не в сугробе. – Валера уходит от подробностей, даже думать об отце неприятно, знает, каково это, новый год с таким уродом отмечать, опять напьётся в усмерть, останется только молиться, чтобы после этого он уснул ещё на сутки, а не начал за жизнь сыну пояснять или кулаками махать, у отца и без того рука тяжёлая, а когда под градусом, силу удара не рассчитывает совсем, когда Турбо помладше был, частенько с новыми синяками появлялся, парням говорил, что упал или подрался, все молчали, но всё прекрасно знали и понимали, про Туркина старшего наслышаны. Юношу хлопают по плечу и достают ещё одну рюмку, пить не хочет, удивительно, но даже желание Кащея залиться спиртным притупилось, по рюмке всё же выпивают, для бодрости, настроения и храбрости, нужно хоть немного настроение перед новым годом поднять, всего 10 минут осталось.***
– Дай мне ручку скорее! – Как только начинают бить куранты, девчонки спешно хватаются за ручки с бумажками, времени нет думать над желаниями, Лиле кажется, что совсем дурость какую-то пишет, но желание уже горит и тонет в бокале шампанского. – С новым годом! – Кричат все в унисон, когда бой заканчивается, чокаются, спешно пьют из красивых бокалов, чувствуя, как привкус жженой бумаги оседает в горле, обнимаются, радуются, каждый точно уверен, что с этой минуты начинается совсем новая, лучшая жизнь, что каждое загаданное желание непременно сбудется и именно в этом году всё будет хорошо. – Мамуль, мы ушли, скоро придём, не волнуйся! – Спустя полчаса девчонки оказываются на улице, людей немного, но в обычные дни в такое время на улице совсем никого не бывает, кроме мужчин в погонах. Кто-то жжёт бенгальские огни, кто-то взрывает петарды. Холодно до ужаса, благо идти им недалеко, пару дворов и улиц пройти. Около коробки собралось около десяти человек. Андрей, Марат, Зима, старший брат Марата, Амиля его имени не запомнила, только усы и форму военную с наградами, сейчас он, благо, не в ней, видимо не захотел вспоминать про Афганистан в этот праздник, Турбо, ещё несколько ребят возраста Андрея, и Кащей, стоящий с несколькими мужчинами чуть подальше от основной компании, не очень он рад тут находится, Адидас старший завалился в качалку и буквально силой вытащил их с Туркиным на улицу, на салюты смотреть, ибо нечего в такой день чахнуть тут. Мужчина пытается разобраться с инструкцией и правильно установить фейерверк, рядом стоит Марат, давая ценные указания, что и как надо делать, ему явно уже не терпится посмотреть на разноцветные огни в небе. Старший от этого только сильнее путается, хмурится и в конце концов всё таки рявкает на брата, заставляя того замолчать и убежать к девчонкам, дабы больше не гневить Адидаса старшего. – О, Амиля, я уж думал, ты не придёшь. Пальто тебя так ждал, все уши мне прожужжал. Ой.. и теб.. вам.. здрасьте. – Парнишка немного мнётся и чешет бритую голову, в прошлый раз он как-то не задумывался по поводу обращения к Лиле, она вроде как теперь его учитель, но они и не в школе, да и сама девушка с универсамовскими ходит. – Да ладно тебе, пока не в школе, можешь ко мне на «ты». – Лилечка не любитель формальностей, им обоим было бы неловко обращаться друг к другу так официально. Она легко треплет по волосам парня, который уже сравнялся с ней в росте, но выглядит всё ещё совсем маленьким, и ловит на себе взгляд более взрослых мужчин. Кащей со своими псами шушукаются о чём-то, взгляды на неё презрительные бросают, отчего ком в горле встаёт, она вроде ничего натворить не успела, за что могла бы получить такое неодобрение. После знакомства с этим мужчиной в жизни стало слишком много правил, о которых Лиля не в курсе, но почему-то обязана их соблюдать, слишком много стресса и переживаний, не она выбирала по законам улицы жить, пусть правила эти пацаны соблюдают. Марату вновь удаётся её отвлечь, он снова достаёт старшего брата, которому всё же удаётся разобрать с фейерверком, знакомит их, Вовы тогда в качалке не было, поэтому новую подругу группировщиков он не застал, хотя это и к лучшему, сейчас, в более спокойной атмосфере есть шанс познакомиться получше. – Владимир Кириллович, очень приятно. – Он крепко жмёт девичью руку, словно офицерскую, отчего Лилия немного кривится, не ожидая ощутить такую силу. – Вов, ну ты бы нежнее как-то был, совсем с женщинами разучился общаться, как с Афгана вернулся. – Язвительно посмеиваются где-то сзади, теперь его голос звучит ещё жёстче, чем обычно, а Яматова жалеет, что решила пойти с сестрой, спали бы уже обе мирно, горя не знали. – Так, братья Адидасы, погуляйте где-то, с девчонкой мне поговорить надо. А вы двое.. идите тоже куда-нибудь. Кащей отмахивается от своих телохранителей, те незамедлительно уходят, и правда, совсем как псы сторожевые, Лилю это забавляет, но ненадолго, её хватают за рукав пальто, крепко пальцами ткань сжимают, видать за руку схватить хотел, да побольнее. Тянут подальше от всей толпы, никто заступиться не решает, лишь Владимир Кириллович печально вздыхает и отворачивается. На неё долго смотрят, в глазах его янтарных она столько эмоций читает, смотрит хмуро, со злобой, разочарованием, стоит непозволительно близко, едва не прижимая её к бортику коробки, явно знает, как людям дискомфорт причинять и добиваться желаемого. Окурок ей под ноги бросает, заставляя отпрыгнуть подальше, больно врезаясь спиной в борт. – Ниче сказать мне не хочешь? Мне почему ребята доносят, что ты с каким-то мужиками шляешься, м? – Теперь она совсем ничего не понимает, кусает уже давно истерзанные губы, волнуется, пытается выбрать ответ в голове, вспомнить что-либо, а в воспоминаниях нет совсем ничего, словно голова пустая совсем. Он ждёт, смотрит всё так же укоризненно и проходит ещё ближе, не оставляя возможность сбежать как от ответа, так и в прямом смысле. – Я тебе че сказал? Чтобы ты всем говорила, что ты с универсамом, если другие группировщики подходить будут и чушпаны. Обнимаешься там с кем-то, гуляешь, нормально тебе блять? Если ты теперь с нами, по правилам жить должна. – Кащей едва сдерживается, чтобы не схватить её за эти кудри и не объяснить более доходчиво, почему его указания надо соблюдать, непослушания он не терпит, своих парней наказывает со всей строгостью, женщины в его кругу общения надолго не задерживаются. А с этой говорить надо, даже подзатыльник отвесить нельзя. А до неё наконец-то доходит. Тимур. Он говорит про Тимура, не может это быть кто-то другой, только с ним гуляла и обнималась. Осознание перерастает в гнев, негодование, хочется ударить его, да посильнее, чтобы в чувства пришёл. Это же дядя её, да даже если бы был кто-то другой, какое он право имеет лезть в её личную жизнь, с кем хочет, с тем и обнимается, гуляет, почему эти правила должны исключать большую часть людей из её круга общения, может ей ещё со своими учениками мужского пола не общаться, а то вдруг они из другой группировки. Лиля тоже борется с желанием объяснить ему доходчиво, пощёчину ему дать, да чтоб след красный на подольше остался, чем он думает вообще. – Ты охуел совсем? – Впервые кого-то матом кроет. Может иногда словечко бранное вырваться, когда удариться больно, или историю рассказывает уж очень интригующую, но чтоб кого-то, а уж тем более авторитета.. Но сейчас она настолько зла, что границ уже не чувствует, она знает, что права, хочет оторваться, чтобы ему стыдно хоть немного стало, если хоть какие-то чувства, кроме наглости в нём остались. Мужчина в недоумении глазами хлопает, явно не такого ответа он ожидал, слез, извинений, оправданий, «да ты всё не так понял! », чего угодно, только не обвинений, а уж тем более мата. В его мировоззрении девушка вообще не должна материться, мол, не женственно это, не утонченно, вот пацанам можно, а девчонкам не идёт такое. – Это дядя мой. Из Челнов к нам приехал. Или мне уже и с ним общаться нельзя? Может мне ещё и от родителей съехать, а то не дай бог с отцом заговорю. Сказать ему не даёт ничего, плечом толкает и подальше уходит, под шум взрывающихся фейерверков, даже смотреть не хочется, дома бы оказаться поскорее, чтобы рожу эту кудрявую не видеть. – Лиля, блять, подожди. – Он хочет за ней ринуться, а девушки уж и след простыл, испарилась словно, или он в своих мыслях был так долго. Когда про дяду услышал, мозг словно отключился, в ушах только шум, и за волосы таскать хочется уже не её, а себя.