еще увидимся

Хонджун толкает плечом разрисованную старую дверь туалетной кабинки, не лишенной характерного запаха, от которого кожа начинает слазить еще активнее, чем просто шелушиться. Та, как на зло, не поддается. Он пробует снова и снова - ничего. Дверь остается непоколебима и нема, стремительно превращая кабинку в камеру смерти. Он вымученно вздыхает, заглядывает в щель снизу, брезгливо прикасаясь к грязному полу - никого, кто бы запер ее или держал, чтобы помучать бедного заучку - хотя он бы ни капли не удивился. Замок открыт, но ни сила (едва ли ее в нем достаточно), ни мысленные уговоры и даже молитвы не помогают. Тогда он решается на небольшой разгон с дистанции от заляпанного края унитаза, покрытого стлаником из курчавых волосков известного происхождения. И только в полете замечает, как перед самым носом ненавистная дверь открывается с ехидным скрипучим смехом. Не сама, конечно же, с подачи чужого сильного рывка, хозяину которого Ким и валится на широкую грудь. — О мой бог, ты тоже тут, — Минги не старается даже изобразить удивление, словно застрять в туалетной кабинке, по его мнению, для Джуна дело совершенно обыденное. — А чего на помощь не позвал-то? Стыдно чтоли? Ким только фыркает так выразительно, отталкиваясь руками от чужого тела, что и слова ему не нужны. Ему позволяют обогнуть себя, но уйти дальше - ни в коем случае. Минги без труда задерживает ботаника за тощее запястье и разворачивает обратно к себе. — Тебя что, не воспитывают? А где «спасибо, что не дал мне умереть в туалете»? Джун хмурится, и без того разозленный всем этим чертовым днем, упирается в чужую грудь кулаками, но остается лишь крепко прижат. Ему не дают вырваться, но вскоре он и сам прекращает любые попытки, замирая от услышенного. — Что, не понравился мой подарок, м? — Ты.., — выдыхает Хонджун ошарашенно и едва слышно, словно человека перед собой он видит впервые в жизни. — …как? Как ты узнал?.. — Благодаря твоей привычке не зашторивать окна, — усмехается Сон беззлобно от чужой наивности. Рука сама собой машинально поглаживает чужую спину сквозь тонкую рубашку. — Не ссы, я не сталкер. Вышел покурить и попал на шоу, всего-то. Но личико у тебя и правда славное~ Ким позорно прячет глаза и покрасневшее лицо за темной челкой, утыкается лбом в широкое плечо Ги и, кажется, собирается плакать. Как же он, черт возьми, устал от этого всего. Почему его просто не могут оставить в покое? Чем он заслужил все это? Почему именно он?… — Эй, ты чего тут разводишь, а? — Минги, не задумываясь, скользит рукой от спины к горячей шее и чуть отстраняется, другой придерживая за талию. Хонджун больше совсем не сопротивляется. — А ну смотри сюда, кому говорю? Он поднимает на себя чужое раскрасневшееся лицо, черные глаза на котором блестят от влаги большими бусинами в обрамлении слипшихся длинных ресниц. Минги часто имел дело со слезами своих бывших девушек по самым разным поводам, так что для него это не в новинку. Но отчего-то это смягчает его самого. — Да ладно тебе, ну подумаешь подрочил на классного парня, с кем не бывает, ну? — пробует он, но, очевидно, делает только хуже. Искусанные джуновы губы дрожат, брови заламываются, а по щекам скатываются соленые слезинки. И даже они чище, чем вся жизнь Сона. И тогда он просто наклоняется ближе к парню, не успевшему вовремя среагировать. Их губы соприкасаются на долю секунды, но это теплое касание заставляет Кима отпрянуть и замереть почти в ужасе. Весь его мирок сейчас сжимается до этих нескольких сантиметров между губами и вдруг высыхают все слезы. Минги стирает пальцами влажные дорожки с щек и безмятежно заглядывает в глубокие глаза. Он больше не держит Хонджуна, но тот не может найти в себе сил отстраниться. Этот парень украл его первый поцелуй. И ему это понравилось.