Be yourself; everyone else is already taken.

      Тени от полуденного солнца, отбрасываемые в роскошном саду манора, были огромными, а в это время Льюис ходил кругами в своей комнате.       Мориарти был на распутье, разрываясь между желанием получить ответы и тревогой от того, что ещё одна встреча с Шерлоком Холмсом может повлечь за собой; он знал, что не сможет продолжать избегать детектива; ведь то, что осталось невысказанным требовало решения. Он вспоминал их последнюю встречу – слова полные страсти и напряжение, повисшее в воздухе, ощущались будто буря, которая в любой момент разразится. В их последнюю встречу Льюис оставил Шерлока с глубоким чувством разочарования и ярости, с некоторыми соображениями и многими неразрешёнными вопросами, о которых он не мог признаться вслух. Сейчас он ощущал дрожь в руках от одной мысли о том, какие последствия могут быть после их встречи. Он не мог предположить как Шерлок примет его после их пылкой ссоры, да и примет ли он Льюиса вообще.       Какие слова можно подобрать, чтобы создать мост над пропастью их разногласий, что могло бы сделать некоторое подобие взаимопонимания и согласия? Льюис знал, что детектив обладает неутолимым любопытством и неуёмным аппетитом к снятию слоя за слоем лжи с тайны, которая могла достаточно его заинтересовать. Если бы Мориарти предложил себя Холмсу таким, какой он есть, то стал бы он достаточно интересной загадкой для тщательного изучения или же детектив предпочёл бы уделить своё внимание чему-нибудь – или кому-нибудь – ещё?       В последний раз, месяцем ранее, когда Холмс видел обоих братьев вместе на поезде до Йорка, то взгляд детектива был всецело прикован к Уильяму, едва ли он вовсе заметил присутствие Льюиса – поведение, которое окончательно взбесило младшего Мориарти. Его не удостоили ни единым взглядом, пока Шерлок и его брат играли в свои маленькие игры разума, расследуя убийство того несчастного ювелира. Однако это было до ранения Льюиса, их последующих встреч и всего остального. Занимал ли Уильям все мысли Холмса до сих пор? Льюис не претендовал на то, чтобы детектив рассматривал его как равного себе, но младший Мориарти так сильно устал прятаться за Уильямом на публике, когда ему говорили, что нужно слушать и подчиняться, когда он был с братом наедине... Он так устал играть роль кого-то другого каждое мгновение своей жизни.       Его шаги эхом раздавались по комнате, пока он продолжал ходить взад-вперёд. Мысли Льюиса метались из-за растущей внутри неуверенности. Перспектива встречи с Шерлоком вызывала одновременно предвкушение и тревогу, потому что желание получить ответы, в которых он так нуждался, влекло за собой страх от результатов их получения. Какой же ценой он добьётся их? Что повлечёт за собой раскрытие истины, а также то, что он вновь обнажит глубину собственных уязвимых мест? Мориарти знал, что любое подобранное им слово повлечёт за собой последствие, что детектив проанализирует его мотивы с хирургической точностью и заставит обнажиться перед собой. Пройдёт ли Холмс вновь через тщательно выстроенные Льюисом баррикады, не отступив перед каждой из них? Раскроет ли он всё сокрытые тайны, что лежат под поверхностью и в каком случае остановится?       Как только солнце скрылось за горизонтом, целиком окутывая манор тенями, Льюис наконец успокоился и перестал тревожно ходить по комнате взад-вперёд. Этот выбор он должен сделать сам, понимая, что больше не сможет уклониться от неизбежного. Приведёт ли это к взаимопониманию или новым потрясениям – он увидит Шерлока Холмса в эту самую ночь.

***

      В одиннадцать часов вечера, когда цвет неба был похож на чернильную тьму, Льюис шёл по коридорам манора Мориарти, медленно ступая по отполированному мраморному полу так тихо, как только мог... На всякий случай. Льюис двигался со всей грацией, на которую был способен человек, привыкший ориентироваться в тенях. Каждый шаг был просчитан, каждый вздох был просчитан наперёд, чтобы избежать любых возможных взглядов, поджидающих его в темноте. Всё же он не мог знать, было ли кому-нибудь из обитателей манора поручено следить за ним и докладывать о каждом шаге Уильяму, поэтому осмотрительность сейчас имела огромное значение. Конечно же его брат дал ему свободу передвижений, но было ли в действиях старшего доверие? Очевидно, что нет.       Когда Льюис приблизился к величественным дубовым дверям, ведущим к выходу, то его сердце забилось быстрее. Мориарти знал, что шаг наружу означал начало путешествия в неизвестность, но конечная цель была ему ясна – Шерлок Холмс ожидал его на Бейкер-Стрит, как сирена, которая ждёт моряка, что услышит смертельную песнь. Когда Льюис вышел из манора, то ощутил каким прохладным и бодрящим был ночной воздух. С каждым шагом он удалялся от роскошного фасада поместья семьи Мориарти и был всё ближе к пульсирующему сердцу тёмных улиц Лондона. Город выглядел будто живым, дышащим, его аллеи и дороги кипели жизнью даже в такой поздний час. Газовые лампы отбрасывали тёплый, мигающий свет, танцующий по мощёным улицам, а отдалённый гул напоминал Мориарти, что Лондон никогда не спит, а активность живёт в нём даже ночью.       Как и обычно, Льюис не прибыл на Бейкер-Стрит в личном экипаже семьи Мориарти потому, что этот выбор привёл бы к возросшему недоверию, увидь кто-нибудь эту карету у дома детектива. Вместо этого, когда он ушёл достаточно далеко от поместья и свернул за угол он, то смог вызвать кэб без лишних глаз. Наёмный экипаж прибыл, сопровождаемый скрипом деревянных колёс и ритмичным цоканьем копыт по мощёной мостовой. Кучером был седовласый мужчина с обветренным лицом, который практически не обратил внимания на личность своего пассажира, просто ожидая, когда он сядет в кабину. Лондон, в конце концов, был городом таинственности, где бесчисленное количество людей сливалось с фасадом улиц – те, кто предлагали свои услуги публично, а также хотели остаться в целости и сохранности, очень быстро научились не задавать лишних вопросов и не смотреть своим клиентам в глаза слишком долго.       Льюис устроился на потёртом кожаном сиденье и плотнее задёрнул занавески, чтобы оградить себя от посторонних глаз. В этот вечер он долгое время раздумывал о том, выберет ли он костюм как подобает джентльмену, чтобы прийти на встречу в роли обычного посетителя или надет свой привычный чёрный плащ и маску, скрывающую личность. Ощутив некоторую долю стыда, Мориарти прекратил свои размышления потому, что его поведение было похоже на то, как ведут себя воздыхатели, готовящиеся ко встрече со своим любовном интересом.       "Нет ничего плохого в желании выглядеть достойно," – говорил он себе, когда выбирал костюм, от этих воспоминаний на его щеках появился лёгкий розовый румянец. В конце концов, практичность возобладала, и в этот вечер он всё же ехал в чёрном пальто и шляпе, которые скрывали его черты.       Путешествие до Бейкер-Стрит было тихим; ритмичный стук копыт по мощёным улицам создавал спокойную атмосферу для самоанализа. Когда кэб почти достиг точки назначения, сердце Льюиса забилось быстрее; он наблюдал за тем, как газовые фонари мелькали в тумане, пока мысли Мориарти были о Холмсе и тайнах, которые окружали детектива. Он не знал, чего ожидать от этой встречи и что конкретно он решит сказать, когда дверь откроется. Кэб остановился и Льюис вышел на мокрые от дождя улицы Бейкер-Стрит. Он щедро расплатился с кучером – всего-лишь молчаливо передал монеты без лишних объяснений – и после наблюдал за тем, как повозка с лошадьми исчезла в ночи.       Глубоко вздохнув, Мориарти приблизился к двери, которую он одновременно и боялся, и жаждал увидеть. Он ощутил как у него скрутило желудок от мысли о том, что за этой дверью скрывается человек, который стал для него тайной и предметом воздыхания. Всего мгновение он колебался перед тем, как подняться по лестнице до двери с табличкой 221Б. С каждым шагом он готовил себя к встрече; в этот раз он не мог позволить эмоциям взять верх. Вновь глубоко вздохнув и ощутив ком в горле, Льюис поднял руку и громко постучал в дверь. Звук эхом разлетелся по тихой улице, словно толика предвкушения в беззвучной ночи.       Тишина. Вновь тишина и уже долгое время. Затем звуки тихих и осторожных шагов послышались по ту сторону двери. Льюис выпрямился, ощущая собственное сердце в горле и готовясь встретиться лицом к лицу с детективом, когда... Дверь отворилась, а за ней стоял не Шерлок Холмс, а Джон Уотсон. Доктор Уотсон, на чьём лице обычно читалось спокойствие, сейчас же поддался тревоге и замешательству. Двое мужчин очень долго смотрели друг на друга, оба ошеломлённые данной встречей.       — Господин Мориарти, это Вы, — голос доктора звучал мягче, чем обычно. Он не спрашивал, почему Льюис пришёл сюда и он не знал, стоило ли волноваться по этому поводу или нет. — Шерлок сейчас отсутствует.       — Тогда где же он? — Мориарти нахмурился, ощутив смятение. Во взгляде Уотсона появилось понимание, будто он ожидал этого вопроса.       — Он уехал в Дарем, — ответил доктор, его голос звучал спокойным, а слова были тщательно взвешены. — Встретиться с Вашим братом, Уильямом.       В Дарем. Увидеть Вашего брата.       Это открытие поразило Льюиса подобно грому, создавая трещину в его образе сдержанного человека. Он изо всех сил старался осмыслить эту информацию, лихорадочно пытаясь понять причину столь неожиданного отъезда Шерлока.       — Я... Я понял, — Мориарти пришлось выдавить из себя ответ, а его дрожащий голос выдавал всё отчаяние внутри. Он сделал шаг назад от двери, его мысли кружились в неистовом шторме, который не давал сделать ни вздоха. Взгляд Уотсона смягчился, будто бы он ощутил борьбу внутри Льюиса.       — Ранним утром он получил телеграмму от Вашего брата, который пригласил его в Дарем, чтобы обсудить какие-то важные вопросы. Так как это личные дела, я подумал, что не стоит уточнять детали – поэтому, Шерлок, возможно, также слишком торопился для каких-либо объяснений. Он купил билет на ближайший поезд. Мы встретились с Вами случайно, так как я пришёл проверить не вернулся ли Шерлок. Скоро мне нужно будет идти домой, Мэри ждёт меня. У Вас должна была состояться встреча с ним этим вечером?       Сейчас эмоции Льюиса были подобны урагану, бушующему вихрю противоречивых чувств, которые грозились поглотить его. Итак, Уильям уехал в Дарем... Забрав детектива с собой. Старший брат поманил и позвал, а Холмс побежал за ним, словно собака за хозяином. Побежит ли Шерлок, если Льюис позовёт его? В конце концов, скорее нет, чем да. Было удивительным, что Льюис не был готов к этим словам, повлёкшим за собой бурю эмоций: ревность, обида и неприятное ощущение уязвимости.       — Нет... Встреча не была назначена, — пробормотал Мориарти, а его голос был полон горечи. — Однако это не имеет значения. Мне не нужна его помощь или жалость.       — Ох, но Шерлок никого не жалеет, — доктор Уотсон нахмурился. — В основном им движет любопытство, а не жалость. Если он заинтересуется чем-то, то доведёт это дело до конца просто, чтобы узнать сокрытую правду. Однако он делает это больше для себя, а не ради клиента – он любит это, выглядит эгоистично. Не в плохом смысле! Тем не менее, он всё же немного эгоистичен. Всегда был.       После слов Джона горечь внутри Льюиса лишь укоренилась. Непреднамеренное напоминание от Уотсона о том, что Холмс, возможно, составлял компанию младшему Мориарти лишь потому, что был движимым неуёмной жаждой знаний, а не какими-либо эмоциями. Осознание задело его уязвимость, и он почувствовал волну неприязни как по отношению к детективу, так и к самому себе.       — Что думаете Вы, доктор Уотсон? Как Вы считаете, в чём он заинтересован сейчас? — после вопросов Льюиса, Джон встретился с ним взглядом без колебаний, но было заметно его любопытство и удивление.       — Что ж, господин Мориарти, нет никакой тайны в том, что Шерлок одержим любым делом, связанным с Лордом Преступности. В конце концов, это было практически всем, о чём он говорил с Вашим братом на поезде из Йорка, разве не так? — Уотсон посмотрел вверх на небо и, не дожидаясь ответа Льюиса, продолжил. — Мне кажется, дождь снова начинается, господин Мориарти. Вы не хотите зайти и выпить чашечку чая до того, как поедете обратно? Я не хочу, чтобы Вы промокли пока будете ждать карету, и я уверен, что Мэри поймёт...       Льюис сжал кулаки так сильно, что его кожаные перчатки заскрипели от натяжения. Значит Лорд Преступности всё ещё оставался соблазнительной головоломкой, которую предстояло разгадать Шерлоку Холмсу. Ещё одно напоминание о том, что тёмное наследие его семьи куда больше связывало его с детективом, нежели сама личность младшего Мориарти. Действительно ли имело значение, кого ловить под маской Лорда Преступности – Льюиса или Уильяма? Самым главным было – разгадать все тайны, что они оставляли за собой. Ревность – мрачный и уродливый зверь, сейчас когтями вцепилась в сердце Льюиса, и он изо всех сил старался сохранить самообладание, не взирая на мягкость в словах доброго доктора.       — Не стоит, благодарю Вас, доктор Уотсон. Мне не хотелось бы задерживать Вас ещё больше. Когда вернётся мистер Холмс? — спросил он уверенным голосом, хоть и ощущал себя совершенно не так.       — Я не вполне уверен, — признал Джон, нахмурившись, и его ответ был менее, чем обнадёживающим. — Шерлок может вернуться этой ночью, может завтра или же эта поездка займёт больше времени. Он склонен с головой погружаться в свои расследования и время для него теряет смысл.       — Хорошо, доктор Уотсон, — после всех сказанных слов, Льюис решил скрыть своё отчаяние за маской безразличия. Он коротко кивнул, заставив себя вымученно улыбнуться хотя бы уголками губ. Мориарти протянул руку и Джон крепко её пожал. — Спасибо, что уделили мне своё время.       — Будьте осторожны по дороге, господин Мориарти, — в голосе Уотсона слышалось искреннее беспокойство, возможно он понял, что в Льюисе нечто изменилось после их беседы. — Если Вам когда-нибудь понадобится помощь Шерлока, Вы знаете, где нас найти.       Льюис кивнул в знак благодарности, но стоило ему повернуться, чтобы уйти, как он почувствовал давящую тяжесть в груди. После того, как Уотсон робко закрыл за собой дверь, Мориарти обнаружил себя вновь одиноким на улицах Лондона. Его глаза заблестели, и вскоре по щекам потекли слёзы, которые начали смешиваться с медленно начинающимся дождём. Свет от газовых фонарей отражался искажённо на мокрой дороге и тени шептали секреты, что были вне досягаемости. Потерянный в собственных мыслях и ослеплённый слезами, Льюис продолжил идти уже бездумно и позволил своим ногам вести его сквозь тёмные переулки. Он двигался вперёд, видя, но не замечая ничего вокруг. Мориарти бесцельно брёл, сейчас его мысли и эмоции наконец захлестнули его с головой, одно накладывалось на другое.       Ревность, чувство которое он никогда не думал, что будет испытывать, всё ещё беспощадно вгрызалась в его сердце. Он ревновал, ревновал из-за внимания, которое оказывал Шерлок его брату, ревновал от возможности того, что Уильям был куда более интересной личностью, чем он сам, более достойным внимания, чем Льюис. С маской порядочности, несомненным чувством долга и благородства – Уильям казался куда более привлекательным, чем младший Мориарти; интеллект брата тоже намного превосходил его собственный. Возможно Уильям куда больше был достоин любви, куда больше был достоин той связи, которой жаждал Льюис, но она всегда оставалась от него на расстоянии вытянутой руки.       Каждый шаг Мориарти сейчас ощущался неустойчиво, дождь спутал его волосы, а одежда вымокла насквозь. Он пришёл в себя в укромном закоулке, где скрылся от дождя под карнизами здания. Прислонившись к холодной каменной стене и закрыв глаза, Льюис желал обрести хоть какое-то подобие спокойствия среди хаоса. Он глубоко дышал, воздух наполнял его лёгкие и возвращал в реальность.       Однако даже в этой тишине, его мысли бушевали и отказывались умолкать. Осознание ударило в него подобно молнии – он был влюблён в Шерлока Холмса и не хотел делить его с кем-либо ещё. Льюис хотел, чтобы эти сапфировые глаза смотрели на него и только на него. Хотел, чтобы этот гениальный ум сосредоточился на нём. Он хотел всё внимания Шерлока, всё его время, всё его...       Сердце Льюиса забилось быстрее, стоило ему осознать эту истину, что он признался себе в чувствах, которые пустили корни глубоко внутри. Это откровение одновременно ужасало и взволновало Мориарти, оно сделало его эмоции куда более запутанными и сложными. Он не по наслышке знал, что такое манипуляции, умел изменять ситуации себе на руку, но на эту область эмоций он никогда не осмеливался ступить.       Он был влюблён и желал. Он желал всего и хотел, чтобы всё было исключительно для него.       Зависть, которую он раньше не испытывал, взревела внутри него. Ревность, которую он ощущал, вдвойне усиливала все эмоции до невыносимого уровня. Льюис с такой силой вцепился в край здания, что побледнели костяшки, пока он пытался бороться с нахлынувшим на него эмоциями. Он потратил всю жизнь, выстраивая стены, сооружая баррикады, чтобы оградить себя от боли, что влечёт за собой уязвимость, и от эмоций, которые он никогда не смог бы выразить и получить на них взаимность. Однако теперь, когда дождь смыл всю грязь с улиц, ему казалось, что он смыл также и тщательно возведённые Льюисом барьеры. Мориарти кричал, злился и кричал вновь. Лишь после, когда он сорвал голос и охрип, медленно сполз по стене вниз, пока не опустился на залитую дождём дорогу и не закрыл глаза, пытаясь отдышаться.       После того, как ветер взъерошил волосы Льюиса, он быстро открыл глаза и в нём вспыхнула неистовая решимость. Он не мог больше прятаться и лишать себя шанса на чувства, противостоя своему сердцу. Если Льюис действительно хотел вырасти над прошлым собой, то ему стоило принять неизведанность будущего. Если его брат позвал за собой Холмса то, когда он вернётся, младший Мориарти будет тем, кто сделает следующий шаг. После всего этого настанет очередь Шерлока принимать решение.       Решительно выдохнув, Льюис оттолкнулся от стены и повернулся обратно в сторону Бейкер-Стрит. Дождь медленно утихал, оставляя после себя сверкающие улицы, которые говорили о страстях и конфликтах, бушевавшие в сердцах тех, кто шёл по ним. В окнах дома 221Б по Бейкер-Стрит газовые лампы больше не источали тёплого света – Уотсон, вероятно, ушёл домой. Это хорошо. Льюис достал отмычку из кармана своего пальто и проник в дом, осторожно закрыв за собой дверь. Он изо всех сил сосредоточился на том, чтобы лестница не скрипнула ни разу, пока он будет по ней подниматься. Всё это, чтобы ненароком не привлечь внимания мисс Хадсон. Мориарти вошёл в комнату, находиться в которой так страстно желал. Место, что было для него убежищем во время многочисленных визитов. Следующим шагом было задёрнуть плотные шторы на окнах и комната погрузилась во мрак. Свет от газовых фонарей не проникал внутрь, обеспечивая скрытность его действий от чужих глаз.       Когда в комнате воцарилась темнота, Льюис обратил своё внимание на камин; он с лёгкостью разжёг его, поддерживая огонь, который медленно начал разгораться и будто бы плясать, потрёскивая. Вскоре тёплый, мерцающий свет распространился по всей комнате. Нежное тепло пламени манило Льюиса, он ощутил себя в объятиях, что стали отдыхом после промозглого холода из-за сырой одежды. После того, как Мориарти вымок под дождём, он осознал, что нужно позаботиться о собственном благополучии до того, как он приступит к дальнейшим действиям.       Он начал снимать с себя промокшую одежду с дотошной аккуратностью. С тихим шелестом слои ткани падали на пол и теперь Льюис стоял перед камином в одном нижнем белье. Он приветливо принял исходящее от камина тепло, наслаждаясь ощущением будто бы тёплых объятий и чувствовал, как согревается его продрогшее тело. Всего на секунду в его голове промелькнула нелепая идея встретить вернувшегося домой детектива прямо в таком виде. Весьма постыдно – он ощутил возбуждение, пока его воображение рисовало картины, как детектив возвращается после очередного расследования и обнаруживает, что Льюис ждёт его. Шерлок, нетерпеливый и невоспитанный, каким он и был всегда, импульсивно заключил бы Мориарти в объятия, целовал его так, будто завтра не наступит и после они вместе пообедали и остались у камина, читая книги в объятиях друг друга... Льюис резко отшатнулся, вырвавшись из фантазий, и покраснел будто свёкла.       — Я не... Я никогда не буду его домохозяйкой, — злобно пробормотал он себе под нос, подставляя плечи ближне к мерцающему свету. Мориарти не мог позволить своим мыслям и дальше двигаться в этом направлении, особенно, когда он даже не знал какая точка зрения была у детектива. Чтобы отвлечься, Льюис бегло осмотрел книжные полки, что стояли вдоль стен и практически прогибались от веса бесчисленных томов. Коллекция была разнообразной, что лишний раз доказывало ненасытную тягу Холмса к знаниям. Мориарти наугад взял несколько книг и начал внимательно изучать их содержимое. Каждая книга раскрывала разносторонние интересы Холмса – от работ по химии и ботанике до криминалистики и законов. На столе, рядом с мужчиной, кроме тщательно разложенного химического оборудования, лежали и другие книги. Пробирки, колбы и чаши стояли в поразительно точном порядке, и Льюис удивился тому, сколько же же часов детектив проводил в этом углу комнаты, пока скрупулёзно проводил свои странные эксперименты.       Несмотря на это, взгляд Льюиса зацепил стол, что стоял между книжными полками и напротив научных приборов. Именно стопка бумаг на нём и привлекла внимание мужчины. На первый взгляд это была беспорядочная коллекция записок, диаграмм, нарисованных от руки, и набросков. Он приблизился к бумагам с особым интересом, чувствуя притягательность от возможности обнаружить нечто, что ускользнуло от его взгляда во время прошлых визитов. Пока Мориарти просматривал бумаги, его глаза расширились от удивления. За первыми листами, полными научными записями и загадочными символами, были наброски – наброски, на которых нарисованы он и его брат. Детали были изображены с точностью, поэтому ошибки быть не могло. Характерные черты Льюиса были прорисованы в мельчайших деталях, а выражение его лица было показано в обманчивой утончённости. Уильям также был изображён с аккуратностью, но на его лице отражалась хорошо сокрытая злоба.       Льюис всегда знал, что Шерлок был человеком, который может сильно сконцентрироваться, да и обладал непоколебимой решимостью. Впрочем, знание того, насколько педантичным мог быть этот человек в точности своих набросков открыли Мориарти глаза на тот уровень наблюдения, который он никогда не ожидал увидеть; каждая линия и растушёвка говорили об остром взгляде художника и аналитическом складе ума детектива, потому что Льюис и Уильям были внимательно изучены и раскрыты такими образами, которые приводили в замешательство.       В этот момент Льюис осознал, что эти наброски не были простыми рисунками – они были доказательством безошибочной способности Холмса читать людей. Каждое изображение – а их было множество – добавляло всё больше деталей, едва заметно изменяло выражение лиц или поз, каждая из которых с каждым разом всё больше раскрывала личность двух невольных моделей. Глубина наблюдений Холмса интриговала Мориарти, но также и настораживала, поскольку он не знал к какому заключению пришёл детектив после своих наблюдений. Какие выводы он сделал, исходя из их сути, и что он думает о них в целом?       Льюис нахмурился и продолжил изучать наброски, пока его мысли находились в смятении; он будто чувствовал тяжесть взгляда детектива, который анализировал каждую его грань и мотивы. Мориарти удивился, какие же секреты, в свою очередь, хранил детектив. Для него не было чем-то новым совать свой нос туда, куда не следовало, поэтому...       ...примыкая к кабинету была ещё одна дверь, ведущая в спальню детектива...       ...Что если он копнёт немного глубже? Это изучение могло бы помочь лучше понять характер Холмса и его интересы, но, возможно, было и нечто большее для выявления. В конце концов, детектив тщательно изучил Льюиса и его брата, поэтому было бы справедливо поступить также. Кроме того, было бы неплохо найти одеяло или позаимствовать запасную одежду, ведь его вещи всё ещё сушились, а сам он ходил практически обнажённый. Осторожно ступая, Мориарти решил рискнуть и пройти в спальню Шерлока Холмса. Было бессмысленно отрицать собственное любопытство, а также непреодолимый соблазн наконец понять, что же скрывалось за пронзительным и аналитическим взглядом детектива.       Как только он открыл дверь и прошёл внутрь, то сразу заметил поразительное различие между двумя комнатами. Если кабинет был захламлённым святилищем знаний и исследований, то в спальне виделись порядок и простота. Комната была скромно и скудно обставлена, тут были лишь предметы первой необходимости: обычная кровать, шкаф, небольшой письменный стол и стул. Было предельно ясно, что это спокойное место для размышлений, тихая гавань детектива, где не было хаоса экспериментов.       Льюис заметил аккуратно сложенное одеяло на полу рядом с кроватью и, потянувшись за ним, накинул одеяло себе на плечи. Теперь стало лучше, поэтому он вновь оглядел комнату. Мориарти сразу же заметил пробковую доску, которая висела на стене напротив кровати. Такое было невозможно игнорировать, так как на ней было закреплено множество фотографий, набросков и вырезок из газет. В центре были закреплены фотографии Льюиса и Уильяма, вокруг них были вырезки из газет, что свидетельствовали о криминальной деятельности братьев, также были фото их сообщников и несколько набросков Мориарти в различных обличиях.       Сердце Льюиса забилось быстрее, пока он тщательно изучал каждую деталь на доске. Было ясно, что эта вещь была связующим звеном продолжающегося расследования Холмса, которое касалось действий семьи Мориарти, а также это показывало, что одержимость детектива Лордом Преступности выходила за рамки того, что Льюис представлял ранее. Обнаруженное должно было беспокоить, если бы Мориарти не так хорошо знал, что его одержимость детективом была абсолютно такой же. Впрочем, он догадывался, что его старший брат тоже испытывал это чувство. Он до сих пор не мог поверить в то, что существовал подобный уровень дедукции: дата некоторых вырезок из газет была гораздо раньше той роковой ночи, когда Льюис впервые пришёл сюда; видимо доска была установлена задолго до того, как Холмс своими глазами увидел, что хотя бы один из Мориарти являлся Лордом Преступности. На какой из их миссий детектив начал такую неустанную погоню? Льюис знал, что Шерлок следует за ними по пятам уже долгое время, но увидев все доказательства своими глазами, он резко понял масштабы преследования.       Пока Мориарти продолжал изучать доску, его взгляд привлекли фотографии закреплённые у первого изображения. Они не были похожи на обычные снимки, которые можно было ожидать от расследования. Напротив, это были фотографии обыденной жизни, запечатлевшие каждого из Мориарти в беспечные моменты. На некоторых из них Альберт смеялся со своими партнёрами по работе, Льюис ожидал кого-то снаружи магазина, а Уильям не спеша ел в ресторане. Каждом снимок был подписан датой, локацией и предполагаемыми взаимодействиями. Казалось, что детектив следовал за каждым их шагом будто тень, пытаясь понять личности мужчин, скрывающихся за криминальной маской. В голове у Льюиса появилось всё больше вопросов. Как Холмс заполучил эти снимки? Нанял людей, чтобы они следили за Мориарти, или же делал всё самостоятельно? Для чего нужны были эти фотографии на пути к справедливости? Когда Мориарти отвлёкся от рассматривания снимков, то увидел записи, которые были закреплены за ними. Это были крайне детальные наблюдения за характерами и привычками его семьи. Холмс скрупулёзно записывал всё от расписания их ежедневной рутины до предпочитаемых маршрутов для прогулок по городу.       Пришло леденящее душу осознание. Погоня Шерлока за Лордом Преступности не ограничивалась лишь раскрытием его криминальной деятельности; она охватывала распознание самого человека, снимая с него все слои обмана, чтобы докопаться до его истинной сущности. Вопрос, который терзал Льюиса, оставался всё тем же: был ли Холмс заинтересован в нём только из-за роли, которую он играл? Если Уильяма сочтут главной фигурой, составляющей личность, так называемого Лорда Преступности, то вернётся ли внимание детектива к нему, вновь оставляя Льюиса в тени? Мориарти продолжал досконально изучать содержимое доски, прекрасно осознавая глубочайшую тьму, что пронизывала это расследование – такую же, что Уильям и Льюис несли в своих сердцах, это была тьма, рождённая их одержимостью, страхом, жадностью и несгибаемым стремлением к чему-то недосягаемому. Может... Быть может, в конце концов, они похожи куда больше, чем казалось на первый взгляд, но Мориарти ещё не понимал пугают ли его новообретённые знания или успокаивают.       Чувствуя смесь трепета и неловкости, Льюис всё же оторвался от пробковой доски и решил осмотреть оставшуюся часть комнаты. Письменный стол привлёк его внимание. Он не был завален бумагами или же документами, как в кабинете; наоборот, там лежала всего один том в кожаном переплёте. Мориарти подошёл к столу и открыл книгу. Внутри он обнаружил множество страниц, исписанных различными заметками, наблюдениями и размышлениями.       Это был личный дневник Холмса – окно в работу его разума. Записи представляли из себя смесь заметок по делу, личных мыслей и других размышлений. Было понятно, что детектив использовал эту записную книжку как способ привести в порядок свои мысли и разобраться в окружающем его хаосе. Уровень рефлексии и самоанализа удивил Льюиса, который всегда видел Холмса, как человека, которым двигала логика и разум с очень низким уровнем самосознания. Меж страниц были неаккуратно вложены множество писем и фотографий. В основном это были благодарности от различных клиентов Холмса за его помощь, а также восхваление его дедуктивных способностей. Ничего, что могло бы заинтересовать Льюиса, кроме того факта, что они доказывали положительное влияние детектива на жизни других людей. Мориарти сразу бросилась в глаза одна конкретная запись, датируемая последней ночью, что они провели на Ноатике; дальше был пересказ встречи между Шерлоком и Уильямом. Притягательность, которую Холмс ощутил по отношению к брату Льюиса, несколько заметок об его интеллекте, исходя из наблюдений, и крайне удивление от того, что самого детектива так легко прочли. Последние строки, пронзившие сердце младшего Мориарти.       «С ним также был его младший брат. Он наблюдал за мной всё время, нахмурившись, будто пытался прочитать мои намерения и мотивы. Почти не взаимодействовал. Недружелюбен. Он явно пытается оставаться незамеченным, хотя искры в его взгляде, когда он слушает беседы других людей показывают, что он неглупый и уверен в себе. Кажется, в нём есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд».       Руки Мориарти дрожали, пока он читал эти слова. Это доказывало, насколько долго Холмс наблюдал не только за Уильямом, но также и за Льюисом. Детектив заинтересовался ими обоими ещё с самого начала, в один и тот же вечер, задолго до того как их дороги пересеклись уже открыто. Пытаясь успокоить своё быстро бьющееся сердце, он пролистал ещё немного страниц, читая обрывки текста; дневник также содержал записи, которые показывали внутреннюю борьбу Шерлока, минуты его сомнений и самоанализа во время использования наркотиков. Это была та сторона детектива, которую Льюис не видел прежде: беззащитность, которая удивительным и трогательным способом очеловечивала его. Шерлок Холмс был не просто гениальным детективом; он был терзаемой душой куда больше, чем можно было предугадать. Мориарти уже почти закончил чтение, когда его взгляд привлекла пара листов, что торчали из дневника. Он вытащил их, чтобы взглянуть.       ...Листы упали на стол, а Льюис закрыл себе рот рукой, чтобы подавить тихий вскрик. Он стоял неподвижно, широко раскрыв глаза, и смотрел на выпавшие страницы так, как будто они могли укусить его. Лишь спустя мгновение Мориарти смог дрожащими руками перевернуть листы и взглянуть на них вновь. Вскрик, который он подавил, перешёл в нервный смешок, а его щёки с каждой секундой становились всё более красными.       — Что ж, мистер Холмс, вы ещё больший мерзавец, чем я думал, — смущённо пробормотал Льюис, смотря на две обнажённые натуры, которые нарисовал детектив. На первой Льюис беспечно лежал на софе, держа книгу в руках, с надменным выражением лица, на котором также было заметно лёгкое презрение; на второй Уильям сидел под деревом, кусая яблоко и соблазнительно смотря. Прекрасно... Это хотя бы давало ответ на то, был ли интерес Холмса к ним лишь из-за преступной деятельности.       Покраснев до кончиков ушей, Льюис резко запихнул листы обратно в дневник прежде, чем быстро покинул комнату. Хоть в его мыслях и была разруха, сердце было в куда большем смятении. Мориарти сидел у камина, всё ещё укутанный в одеяло. Остаток ночи он просидел в своём маленьком коконе, сна не было ни в одном глазу.