Гермиона прокрадывается на кухню почти на цыпочках. Жан до сих пор спит, и это неудивительно: вчера у него была встреча с английскими друзьями. Почти всю ночь он пробыл в казино, чего Гермиона совсем не одобряет. Она терпеть не может азартные игры, и ей не очень хочется, чтобы её будущий муж увлекался чем-то подобным. Дюссак лишь посмеялся на её выводы о слитых деньгах на ветер и долгах, заверив её, что такого никогда не будет и что казино для него лишь хороший отдых в мужском кругу.
Накидывая по пути на ночную сорочку халат, Гермиона резко останавливается возле мойки. В раковине как минимум десять грязных тарелок, которых вчера точно не было. Видимо, Жан опустошил ночью весь запас еды в холодильнике. В её голове возникает вполне разумный вопрос о бытовой инвалидности её мужчины, которую порицают многие женщины старшего поколения в отношении сильного пола.
Мужчина не обязан; мужчине не стоит заниматься ‘женскими’ делами! — поголовно твердят они.
Но у Гермионы это вызывает только чувство раздражения. Вроде и мелочь, но почему-то имеет весомое значение.
На часах семь утра, а это значит, что у неё ещё целый час до работы и она вполне успевает позавтракать дома, ну или хотя бы выпить свежесваренный кофе.
Пока кофе просачивается сквозь фильтр, она слышит, что дверь ванной комнаты с щелчком закрывается - значит Жан тоже поднял свой зад с постели. Ровно через пять минут он подкрадывается к ней из-за спины.
— Доброе утро, — хрипло доносится у неё над ухом.
Он сжимает её плечи и по-обыденному целует в щеку. От Дюссака больше не несёт алкоголем и сигаретами, только мятной зубной пастой и слегка сладковатым парфюмом, больше похожим на женский. Интересное сочетание.
— Доброе, — холодно отвечает Гермиона. — Во сколько ты вернулся?
— Около трёх, точно не помню.
— Почему в раковине столько грязной посуды? — она круто разворачивается, смотря на него с явным осуждением. — Твои друзья вместе с тобой приходили?
Жан берёт яблоко из корзинки для фруктов, подкидывает его и с сочным хрустом откусывает кусочек.
— Ох да, вчера на меня ночью напал аппетит, и я, кажется, съел всё, что было в холодильнике.
Он смеётся, но Гермионе совсем не до шуток. Она вполне серьёзно разговаривает с ним, а его это только забавляет. Раздражает ещё больше. Она не припоминает, чтобы наносила на своё лицо клоунский грим.
— Заклинание чистоты ты не знаешь? — продолжает она, пытаясь достучаться до жениха.
— Бытовые заклинания по женской части, — говорит он. — Тем более я уже вызвал Мэри. Она будет помогать по хозяйству, пока нас не будет дома.
Эта новость Гермиону совсем не радует.
— Только не говори, что и жить она будет с нами.
— Будет, — спокойно отрезает он, словно говорит о совершенно обыденных вещах. — Мы выделим ей отдельную комнату. Она ведь прислуга!
Гермиона наливает себе кофе в чашку, стараясь не расплескать содержимое. Почему он никогда не обсуждает с ней такие важные вещи? Это уже не в первый раз и явно говорит о том, что Жан и дальше продолжит так делать. Если бы она была влюбленной дурой, то обязательно стерпела его поступки, радуясь и мысленно восклицая оды о Жане Дюссаке и его великих решениях в стиле мужчины-героя, который решает абсолютно всё за свою женщину.
Снова сильно мимо. Грейнджер иногда жалеет, что её независимость конкретно перевешивает… всё, абсолютно всё.
Поэтому, как разумная женщина, коей она себя считает, продолжает стоять на своём:
— Ты снова не обсудил это со мной. Так не делается.
Жан почти закатывает глаза, оставляя недоеденное яблоко на столе.
«Для этого есть мусорка, черт»,— Гермиона сверлит взглядом искусанный фрукт и почти фыркает, отпивая кофе из чашки.
Кажется, Жан действительно привык к тому, что за ним постоянно убирают.
— Я сразу тебе сказал, что нам нужен большой дом и прислуга, как в доме нашей семьи, — он приближается к ней, касается её лица, нежно заправляя волнистую прядь у лица за ухо, будто пытаясь расположить её к себе. — Когда появятся дети, то тебе лишние руки тоже не помешают. Если деньги позволяют, почему нет?
— Клининг приходит раз в неделю. Всё остальное время я не намерена терпеть посторонних людей рядом.
— Дорогая, Мэри приедет, — теперь он слегка надавливает большим пальцем на подбородок, чуть вздергивая его вверх, впиваясь ядовитой зеленью в ее глаза. — Без возражений.
Гермиону пробирает щекотливая дрожь от его слов и действий.
Это его «без возражений» мелькает почти в каждом разговоре, и он внезапно превращается в какую-то борьбу темпераментов, где каждый хочет отвоевать право за главенство в доме.
Она аккуратно убирает его руку, которая всё ещё главенствует на её лице. Гермиона немного дистанцируется, чтобы достать пачку мультизлаковых батончиков.
— Что насчёт дома? — снова насущный вопрос, который сильно её волнует. — Кажется, ты обещал Малфою, что мы к нему обратимся.
Жан на секунду замирает.
— Я передумал, — говорит он, отводя взгляд в сторону. — Найдем хорошего риэлтора, и он подыщет нам уже отстроенный дом.
— Я уже настроилась, что дом будет строиться с нуля. Почему ты так резко поменял планы?
— Я уже говорил, что Малфой мне не нравится, — его мускулы напрягаются, давая понять Гермионе, что этот вопрос не стоило затрагивать и вовсе. — Оставим эту тему.
— Эта чисто субъективная игра в неприязнь между вами сильно напрягает.
— Кто вообще этот Драко Малфой? — экспрессивно восклицает Жан, жестикулируя руками. — Что он тебе говорил?
— Ничего, — негодующе отвечает она. — Это просто видно.
— Мне тоже много чего видно, — он снова бессмысленно жестикулирует, разрезая воздух своей рукой, — но я закрываю глаза на твоё поведение рядом с ним.
Гермиона выгибает бровь в удивлении. Ещё никогда в своей жизни она не была так оскорблена какими-то подозрениями в свою сторону.
— Прости, что?
— Между вами что-то есть, но я быстро исправлю это, — его верхняя губа дёргается в немом цоканье. — Этот ваш танец дал мне понять, что я не единственный мужчина, мечтающий завладеть тобой.
Её мысли благодаря Жану возвращаются туда, на танцпол.
Даже не к нему, а к самому Малфою. На долю секунды её кожа вспоминает касания, немного покалывая в тех самых местах, где согревали его ладони.
Шея, плечи, бёдра… кажется, они изучили её тело вдоль и поперёк.
Возможно, она и правда дала повод для ревности, совсем не намеренно. Но и не сказать, что танец с Драко ей не понравился.
Понравился, даже очень.
Эту волнующую мысль грубо вытесняет Дюссак, жёстко окольцевав её талию руками.
— Он смотрит на тебя как щенок на косточку, я очень недоволен, — его кудри касаются её лба, а глаза снова впиваются в неё, но уже с ревностью. — Он не обычный посторонний воздыхатель, совсем нет. Возможно, он ещё в школе на тебя слюни пускал.
Гермиона закатывает глаза и отворачивается от мужчины. Ей неприятен этот разговор и его грубые действия с её телом. Руки Жана уже вольно спускаются вниз по пояснице, сжимая ягодицы девушки до боли.
Гермиона всячески извивается, пытаясь высвободиться из тяжёлой сферы обладания, созданный мужчиной вокруг неё.
— Ты несёшь бред, — под натиском выдавливает девушка, — не было такого, Жан.
Он всё продолжает говорить, превращая их диалог в сексуальную игру, в которой Гермионе не хочется участвовать прямо сейчас.
— Он хочет трахнуть тебя, — Дюссак осыпает поцелуями её шею. — Прямо как я сейчас хочу трахнуть тебя.
Жан агрессивно усаживает её за бедра на столешницу. Чашка с кофе падает на пол, разбиваясь и оставляя огромное тёмное пятно на бежевом паласе. Её халат уже болтается где-то на уровне локтей.
— Остановись! — она толкает его в грудь, насколько это возможно было сделать.
Попытка тщетна, уничтожена его натиском.
— Ты моя, только моя douceur, — собственнические нотки его голоса полосят на слуху.
Снова его прыткий язык, пытающийся ворваться в её рот.
— Я… не хочу сейчас, пожалуйста, остановись.
Тонкие лямки падают на плечи, и верх сорочки еле-еле держится на груди, норовя спуститься вниз и открыть для голодного мужчины его праздничный завтрак.
— Я не верю, — он снова нападает, задирая её сорочку и добираясь до белья. — Давай, дорогая, прямо как в тот день, в твоем номере отеля, прямо на столе.
Тогда всё было обоюдно, но сейчас это насильная близость, которой подвергает её Жан, лишь отталкивает, порождая отвращение и гнев.
— Я сказала - отвали от меня!
Её нога врезается ему в живот и со всей силы отталкивает мужское тело назад.
— Твою ж… — ругается Жан, ударившись о кухонный столик спиной. — Что ты творишь?!
Его взгляд исступленный, обиженный, искусанный. Мужчина, которого отвергли, задели его самолюбие, - хуже разъяренного кентавра.
— Извини, но ты перешел границы, — Гермиона поспешно поправляет сорочку и запахивает халат. — Когда я прошу остановиться, будь добр - сделай это.
Гермионе хочется ещё много чего сказать ему прямо в лицо, но из осторожности не делает этого. Она смотрит на часы.
— Мне пора на работу.
На этих словах Гермиона, как ошпаренная, бегом покидает кухню, оставляя Дюссака с побитым самолюбием в одиночестве. Она вздрагивает от громкого удара кулаком по столешнице и начинает собираться ещё быстрее.
***
Гермиона резво добирается до Министерства. Ещё никогда она так сильно не торопилась на работу, как сегодня. Ещё никогда ей не хотелось сбежать из дома подальше и желательно не возвращаться туда в ближайшие сутки. Жан испугал её. Гермиона вспоминает, сколько раз она сказала ему «нет» и сколько раз он услышал эти слова: всё печально - ни одного. Он, как голодный пёс, сорвавшийся с цепи на сырое мясо.
Против её воли. Против её желания.
А ведь этому был вполне обоснованный термин - Жан просто пытался её изнасиловать. Нельзя было назвать эту сцену на кухне по-другому.
Сердце бешено колотится под рёбрами. Гермиона останавливается у фонтана в Атриуме, схватившись одной рукой за грудную клетку, а другой - онемевшими пальцами в ручку сумки. Дышать удаётся с трудом, воздух вязкий и сгущается на каждом вдохе. Наверное, сейчас со стороны её состояние оценили бы как инсульт. Мимо проходящие волшебники кидают на Гермиону подозрительные взгляды, но никто не останавливается, чтобы спросить, что с ней не так.
«Соберись, Гермиона, нельзя давать волю эмоциям прямо сейчас».
Переборов себя, девушка гордо поднимает голову и шагает к лифту. Кое-как добравшись до своего кабинета, по дороге обменявшись приветствиями с коллегами, - вваливается в свою обитель, уже готовая сползти по двери на пол или увалиться на диванчик, чтобы наконец-то изгнать из себя сильную женщину и пустить на её место слабую сторону.
Не успевает. Внимание привлекает совершенно странная картина, ожидающая в её кабинете. Как минимум двадцать горшков с кактусами стоят прямо на её рабочем столе и на журнальном столике. Она в полном шоке смотрит на них, не решаясь подойти ближе. Гермиона тут же круто разворачивается, открывает свою дверь и зовет Лив к себе.
— Да, мисс Грейнджер, Вам что-то нужно?
— Откуда всё это? — строго спрашивает Гермиона, указывая на колючий хаос в её кабинете.
— Ах это, — секретарша делает убедительный вид, что совсем забыла предупредить начальницу об этом. — Курьер привез буквально минут пятнадцать назад.
— Почему их так много, — она снова смотрит на кактусы и недоумевает, — а, самое главное, от кого?
— Мисс Грейнджер, я не знаю, — тихо бормочет Лив, пожимая плечами. — Это лично вам доставили. Я проверила эти растения на предмет тёмной магии - всё чисто.
Гермиона мысленно выдыхает. Она снимает свой тренч и вешает в шкаф. Медленной поступью, поставив руки в боки, обходит свой кабинет, изучая интересную зеленую композицию. Маленькие кактусы смотрели на неё своими иголками, будто заманивая прикоснуться к ним.
— Странно, — коротко добавляет Гермиона, притупляя свою тягу дотронуться до растения.
— Может, это Ваш жених? — предполагает Лив, чем удостаивается не самого одобрительного взгляда от начальницы. — Наверняка есть какая-то записка, Вы проверьте.
Нет, это точно не Жан. Он не был склонен к таким сюрпризам. А может, она действительно ещё его очень плохо знает, чтобы делать такие поспешные выводы. Возможно, это такое своеобразное извинение за утренний инцидент? Неужели так быстро осознал свою ошибку? Нет, он точно не мог. Его настроение перед её уходом говорило совсем об обратном. Он злился и однозначно не выглядел покаянным.
— Ладно, я разберусь с этим. Возвращайся к работе.
Когда Гермиона остаётся одна, она снова с подозрением окидывает обстановку, морщась от беспорядка. Кому только в голову взбрело подарить ей кактусы. Она садится в своё кресло и ищет что-то вроде записки или какого-то письма, но ничего не находит. Возможно, это не самый худший подарок в её жизни - неприхотливое растение, за которым даже уход не нужен. И вдруг её осеняет: как-то она упоминала шутя, что, вместо обычных цветов, предпочла бы кактус. А именно Драко Малфою, в анонимных записках перед свиданием, когда она ещё не знала, что это он. Неужели… ? Нет, не может быть.
Белый цветок на самом большом Кактусе-Пародии смотрит прямо на неё, и Гермиона может поклясться, что он зазывает к себе, словно серена матросов в пучину океана. Не выдержав, она аккуратно дотрагивается до маленьких лепестков, и происходит внезапное чудо: Пародия, как и остальные кактусы в кабинете, трансформируются в большие, красные розы, источающие ошеломительно нежный аромат; перед ней также появляется заветная записка, которую она искала:
«Эти кактусы прямиком из Южной Америки (в Британии я до сих пор их не нашёл). Они зачарованные, и от одного твоего прикосновения превращаются в розы, как ты могла заметить. Они также долговечны и неприхотливы, будут радовать тебя на протяжении всей жизни. По крайней мере, дольше, чем обычные пионы.
Драко Малфой».
— Ох, Мерлин! — восклицает Соня, стоящая в дверях и в изумлении уставившись на цветы. — Какая красота! Прямо оранжерея. Неужели Жан успел так скоро провиниться?
Гермиона только лукаво улыбается, в спешке складывая записку пополам и пряча под стопкой документов.
— Неужели не от него? — глаза Сони сузились, пытливо сканируя лицо Гермионы. Она садится на диван, подперев подбородок рукой, ожидая какой-то занимательный рассказ от подруги.
— Нет, от кое-кого другого, — не став привирать, отвечает Грейнджер.
— Матерь моя дракониха! — снова удивляется блондинка, взирая на Гермиону огромными глазами. — Ты всё-таки послушала мой совет и завела ещё одного поклонника? А я тебя недооценивала, Гермиона Грейнджер.
Только сейчас, после слов Сони, Гермионе вдруг становится совсем не по себе. Она никогда не видела себя той, за чье сердце будут бороться сразу оба мужчины. Правда, она не знала, конкретно чего добивается второй: просто переспать, или надеется на то, что она станет его любовницей на постоянной основе.
— Это не специально вышло.
Гермиона совсем не оправдывается, но звучит это именно так.
— Болтай больше, девочка, — машет рукой Соня. — Просто наслаждайся вниманием и не чувствуй за собой вины. Он ведь знает, что ты почти замужем?
«Да он и сам не свободен», — хочется сказать ей, но вместо этого она говорит совершенно иное, то, чего можно было и утаить от назойливой Сони:
— Мне кажется, мы поспешили с Жаном.
Какой-то день откровений, ей богу! Гермиона задумывается: «
Что это со мной такое, неужели Жан так подкосил мое равновесие?»
— Я до сих пор нахожусь в неком шоке, — рассуждает Аддамс в своей привычной манере высокомерия. — Когда я говорила, что тебе нужно закрутить с этим парнем, я не имела в виду строить что-то большее. Командировочные романы в принципе хороши тем, что они заканчиваются. Конечно, он богат, влиятелен, хорош собой… свободной все-таки быть гораздо лучше. Странно, что он ещё не тащит тебя за собой во Францию.
Черт, а Соня ведь даже не спрашивает, почему именно она так решила. Ей лишь бы о своём болтать да правоту свою доказывать. Но больше Гермионе не с кем обсудить её переживания, бурлящие внутри неё как зелье в котле. Всё равно она многое оставит при себе. Нельзя быть слишком открытой с людьми - это может сыграть против тебя самого.
Противоестественные красные, кровавые лепестки смотрят прямо в душу, вынуждая Гермиону думать о мужчине, чья настойчивость не оставляет её полностью безразличной.
И как только она прощается с Аддамс, её рука сама тянется к кнопке громкоговорителя, чтобы отдать распоряжение своей секретарше:
— Лив, узнай, пожалуйста, адрес строительной фирмы Драко Малфоя. И сегодня я уйду пораньше, так что предупреди всех, кто записан с четырёх до шести, о переносе встречи на завтра.
