Desert rain | Дождь в пустыне

      Элайджа сидит в своем кабинете, мрачно возвышаясь над грудой книг, беспорядочно разбросанных по столу. Маленькая шкатулка, обшитая кожей, в которой находится лекарство, лежит в кармане его пиджака. В течение нескольких часов он просматривал пыльные фолианты в поисках информации о Сайласе и лекарстве — сейчас он в самом выигрышном положении, а знания будут его лучшим союзником. Он просматривает абзац за абзацем, мысленно расшифровывая древние письмена, но, дойдя до конца страницы, обнаруживает, что ничего не задерживается у него в голове. Там всплывает только ее лицо, Кэтрин, когда она умоляла его о доверии и прощении. Он захлопывает книгу, испытывая разочарование и отчаянно нуждаясь в выпивке. Он не часто так себя балует, лучше, чтобы ум был не затуманен алкоголем, но сегодня вечером ему это простительно.       Шаги отдаются громким эхом, когда он спускается по мраморной лестнице, совсем один в особняке Клауса в Мистик Фоллс, теперь, когда вся его семья рассредоточилась по разным сторонам. Как раз в тот момент, когда он доливает в свой односолодовый виски теплую кровь, раздается уверенный стук в дверь.        — Елена, — кивает он в знак приветствия. — Я не ожидал увидеть тебя снова так скоро. — Почему она пришла? Насколько ему было известно, только Кэтрин знала, что у него есть лекарство. Если только она не придумала какой-нибудь план, который подразумевал дополнительных лиц.       — Мне нужно поговорить с тобой, — говорит она без предисловий.       — Непременно, — отвечает Элайджа, отступая на четверть шага, чтобы освободить ей дорогу.       Елена нетерпеливо покачивается на каблуках. — Ты должен пригласить меня войти. Я не была здесь с тех пор, как обратилась.       — Конечно, — говорит он, кивая. — Мои извинения. Пожалуйста, входи.       Она переступает порог и скрещивает руки на груди, обводя взглядом парадный вход. Затем следует за первородным в гостиную.       — Могу я предложить тебе выпить? — спрашивает Элайджа, указывая на свой стакан, ожидающий своего часа на барной стойке. — Я решил, что сегодня мне нужно что-нибудь покрепче, — продолжает он.       Елена кивает в знак согласия. — Спасибо.       — Итак, — спрашивает вампир, пристально глядя на нее, — чем я обязан такому удовольствию?       — Я слышала, у тебя есть кое-что, чего я хочу. Или вернее не хочу, я полагаю.       — Лекарство, — ухмыляется он. — Столько хлопот из-за маленького пузырька крови.       — Тебе оно не нужно, — обвиняюще говорит она, ерзая на своем месте.       — Ах, как же ты ошибаешься, Елена. Есть много способов, как я мог бы использовать его. Например, я мог бы исполнить самое заветное желание моей сестры. Я мог бы освободить Катерину от моего брата. Я мог бы отдать его Никлаусу, чтобы он и дальше творил все, что ему заблагорассудится. Я мог бы убить Никлауса, хотя Сайлас, вероятно, сейчас опаснее, — размышляет он. — Да я буквально разрываюсь.       — Значит я в самом конце списка, — заявляет она.       — Ты не хочешь снова становиться человеком, — просто говорит Элайджа. — Я уважаю твою позицию.       Елена выдыхает и, кажется, берет себя в руки. — Наверное, ты единственный.       — Однако в сегодняшнем обмане не было необходимости. Я надеюсь, это не войдет у тебя в привычку.       — Ничего личного, Элайджа. Ты знаешь, я уважаю тебя, — Елена сглатывает, думая о пепле Кола. Очевидно, Клаус пока не посвятил Элайджу в этот эпизод. Обсудить это можно в другой раз. — Сколько времени тебе потребовалось, чтобы понять, что я не Кэтрин?       Он ухмыляется. — Я понял это, когда попробовал тебя на вкус. Ты намного… слаще Катерины.        — Ты все равно поцеловал меня.       — Прости, я всего лишь пытался разоблачить твою ложь. Ты, кажется, не возражала.       — Нет, — говорит она, — я была не против. — В мгновение ока Гилберт оказывается на диване, у него на коленях, ее длинные локоны щекочут лицо, когда она наклоняется над первородным.        — Елена… — предупреждающе говорит Элайджа, пока его руки легко ложатся на бедра вампирши. — Если ты хочешь гарантий, что я не буду использовать лекарство на тебе, я просто дам тебе слово. Я ничего не требую взамен.       Она разочарованно хмыкает. — Ах, Элайджа! Ты всегда был джентльменом. Разве это не утомительно? Не волнуйся, я поняла это, даже когда была человеком. — Он все еще замер, как статуя, пока девушка нежно целует его за ухом, все еще обдумывая следующий шаг. Елена изменилась. Она больше не невинная человеческая жертва. Она превратилась в двойника, могущественного и расчетливого, как Катерина и Татия. Ему жаль Елену, она отключила человечность. Может быть, он сможет помочь ей ощутить немного эмоций сегодня.       Тогда решено.       — С моей стороны было бы невежливо отказываться от того, что предлагается бесплатно, — говорит он наконец.       Элайджа тянется к ее губам и целомудренно целует, позволяя девушке задавать темп. Он стонет, когда она поддается ему и их языки соприкасаются, сначала неуверенно, затем решительнее. Еге пальцы крепко запутываются в волосах, когда она извивается над его твердеющей эрекцией.       Руки Елены гладят его тело через пиджак и замирают, когда она нащупывает маленькую капсулу, спрятанную в нагрудном кармане. Девушка вскрикивает, когда вампир ловит ее за запястье, кости негромко хрустят в его хватке. — Я больше не поддаюсь на манипуляции женщин Петровых, по крайней мере, на сегодня. — Она пискнула когда он наконец отпускает ее запястье. — Не пытайся, — предупреждает Элайджа, — сделать это снова.       — Я здесь не для того, чтобы манипулировать тобой, Элайджа. Я получаю то, за чем пришла. Теперь я просто хочу трахнуть тебя.— Он приподнимает бровь, удивляясь её прямоте. Бесчувственная Елена до неприличия честна.       Елена грациозно заваливается боком на диван, пока Элайджа отходит, чтобы спрятать лекарство. Она прерывисто, разочарованно выдыхает, ожидая его возвращения.       — Раздевайся, — она слышит звук из дверного проема позади нее.       — Что? — спрашивает она, резко оборачиваясь. Элайджа стоит, прислонившись к дверному косяку, без пиджака, оценивающе разглядывая ее.       — Разве непонятно, сегодня вечером я командую, Елена? Раздевайся или убирайся; выбор за тобой.       Она колеблется долю секунды, но встает и обходит диван, чтобы оказаться лицом к нему, прежде чем снять куртку, затем ботинки. Без малейшего смущения или стыда она снимает майку и джинсы, оставшись в однотонном комплекте из черного кружева. Элайджа расстегивает свою рубашку, не отводя взгляда, пока она расстегивает лифчик, показывая ему свою грудь. Ее смуглые соски твердеют на прохладном воздухе. Трудно избежать сравнений с Кэтрин или Татией. Елена, безусловно, не менее красива, чем любая из них. Ее груди, может быть, немного меньше, но более упругие. Элайджа в любом случае ценит некую вариативнось. Он жаждет вонзить клыки в теплую кожу ее грудей и лизать ее укусы, пока она извивается под ним. Всему свое время.       Елена опускает руки и засовывает пальцы в трусики.       — Нет, — упрекает он, — позволь мне. — Двумя большими шагами он оказывается невероятно близко к ней, и она позволяет ему развернуть себя, и облокотиться на спинку дивана.       Елена тихо стонет, пока первородный оценивающе гладит руками по ее нежной коже, задерживаясь, на груди, а затем продолжает спускаться вниз по плоскому животу. Одна рука опускается на ее трусики и легко скользит между складочками. — О боже, — выдыхает она, прижимаясь к нему бедрами для большей стимуляции, но Элайджа ловко выводит руку из неё.       — Такая влажная для меня, милая Елена… — шепчет он ей на ухо и оставляет обжигающий след из поцелуев на ее шее.       Девушка задыхается, когда его зубы впиваются в плечо, и он жадно втягивает капельки крови. Мужчина срывает с нее трусики, и одна рука скользит вниз к ее заднице, он вводит палец в ее влажное влагалище, но умышленно избегая ее чувствительного клитора, подносит руку к губам девушки и предлагает, — Хочешь попробовать? Он возбужденно стонет, когда она засасывает его палец в рот, облизывая его языком. Его член неприятно пульсирует в брюках, это больше нельзя игнорировать.       Элайджа ловко расстегивает молнию и отодвигает ее еще дальше на диван, так что ее задница слегка дергается, а киска призывно блестит. Он смачивает головку своего члена, дразняще проводя им по ее щелочке и задевая клитор. Девушка отчаянно выкрикивает его имя.       — Ты что-то сказала, Елена? — он замолкает, сжимая член в руке.       — Пожалуйста, — умоляет она его.       — Как пожелаешь, — выдыхает вампир, толкая свой член глубоко внутрь нее. Они стонут одновременно, затем Элайджа замирает, любуясь их гладкими, соединенными телами. Елена, у которой дрожат ноги, наслаждается чувством наполненности, теплом тела Элайджи позади нее, которого хотя и не видно, но, тем не менее она его чувствует, а его присутствие успокаивает.       Через мгновение он начинает двигаться, входя своим членом почти до упора, снова и снова. Его глаза непроизвольно закатываются, пальцы держат ее за волосы и притягивают к своему рту, так что Елена оказывается стоящей у дивана, прижавшись спиной к его груди, бедра наклонены в том месте, где они соединяются. — Еще, — приказывает она, прижимаясь бедрами к нему.       Элайджа толкает ее обратно на диван с силой входит в неё. Она встречает его, толчок за толчком, пока ее бедра прижимаются к его бедрам. Вампир обхватывает ее одной рукой спереди, чтобы грубо схватив за сосок, а другой нежно потирает клитор, раз, два, прежде чем девушка громко вскрикивает и бьется в конвульсиях, она извивается под ним, ногти впиваются в его плечи, обхватывающие ее тело. Он не сбавляет своего ритма, пока Елена подзадоривает его, повторяя его имя. Первородный громко стонет, когда ощущение пробегает по позвоночнику. Как раз в тот момент, когда он собирается кончить, Элайджа вонзает зубы в ее плечо, он одновременно осушает и наполняет девушку.       Когда первородный выходит из нее, девушка опускается на пол, прислонившись к спинке дивана, глаза закрыты, рот открыт, ручейки крови высыхают на ее груди и плечах. Элайджа опускается рядом с ней и заключает ее в объятия, смывая поцелуями кровь с тела, пока она сидит без движения.       — Ну что, прекрасная Елена, это все, что тебе было нужно? — он убирает локоны с ее плеча и невероятно нежно целует её ключицу. Первородный задается вопросом, может, наконец-то, хоть эта Петрова принадлежать ему. Татия, которая любила его брата, Катерина, которая любит только себя. Он знает, что это глупая надежда, но это его проклятие.       По мере того, как туман удовольствия рассеивается, в голову Елены закрадывается другое знакомое чувство — тревога, как будто мысленные шлюзы угрожают прорваться. Если бы она могла, она бы заплакала. Но Елена заперта в клетке объятий Элайджи и не хочет уходить. Он шепчет ей на ухо на языке, которого она не понимает. Он — высокий стакан воды, поставленный перед человеком, умирающим от жажды, удовольствие и облегчение, которые могут познать только те, кто испытал самую сильную боль и нужду.       Елена знает, что это никогда не должно повториться, если она хочет жить спокойно. — Это не последний раз, — говорит он ей, словно читая ее мысли.       Через некоторое время девушка высвобождается из его объятий и собирает свою одежду. Элайджа провожает ее до двери и снова целует, крепко и по-собственнически, прежде чем она уходит. Скоро наступит день, когда он узнает о ее окончательном предательстве, смерти Кола, а потом накажет ее или убьет. Ни одна из этих мыслей не радует.       Когда она появляется у его двери следующей ночью, он только понимающе улыбается и приглашает ее войти.