***
Весь день перед началом празднования дня рождения Ракеи девушки почти не видели ее. Изида, Белла и Деметра собирались в общей спальне, но соседки нигде не было: скорее всего, выбрала отдельную комнату или кабинет. В гостиной Слизерина все было совсем по-другому, Деметра будто оказалась в совершенно противоположной вселенной. Вместо привычной тусклости и зеленых цветов ее встретила почти кромешная тьма, освещенная лишь неоновыми маленькими лампочками — Деми пригляделась и узнала в летающих огоньках фей. Все разноцветные и люминесцентные, феи были закрыты в стеклянных баночках: похоже, чтобы существа не пугались столпотворения на вечеринке. Это чем-то напоминало маггловские клубы, в которые Деметру и Азуру водил Джеймс: в такие места, как правило, ходили, чтобы незаметно понюхать кокаин или заняться сексом прямо в неосвещенных углах, заглушая стоны громкой музыкой, но сравнить нынешнюю гостиную с этими притонами у Деми язык не поворачивался — сейчас атмосфера была совершенно другая, более волшебная, таинственная. Здесь ощущения были такие же, как и от пребывания в Запретной секции библиотеки ночью. Ракеи все так же не было. Зато был Мальсибер: высокий, в дорогом костюме и уложенными, пожалуй, впервые за весь год, волосами, он стоял и держал в руке стакан с виски, болтая с мужской частью слизеринцев — Снейп, Эйвери и Пьюси были совсем рядом. Причем Северус выглядел даже презентабельно: помыл голову, надел старенький сюртучок, доставшийся, как Деми предположила, от деда по материнской линии. Вечер еще не начался, а Арабелла уже принялась бурно пить. Паркинсон сидела на диване рядом со столом с закусками и допивала третий бокал вина, пьяная расслабленная улыбка так и порывалась кольнуть уголки ее губ. Заприметив Деметру, она пуще прежнего заулыбалась, обнажив белоснежные зубы. Что за зависимость такая у женщин рода Паркинсон от спиртного? Дочь Пэнси Паркинсон, Линетт, как и сама Пэнси, всегда на Орденовских собраниях появлялись с бутылкой чего-нибудь покрепче в дамской сумочке и пили коньяк, как воду — ежедневно, и даже не морщились. — Деметра, — протянула она, похлопывая по свободному месту на диване. — садись со мной. Умопомрачительно выглядишь. — Благодарю, Белла, ты тоже прелестная. Синий очень идет твоим волосам. После обмена любезностями Арабелла вдруг поникла и облокотилась на спинку дивана, скрестив руки. — Ах, дорогая Деми, как же Ракее повезло. Всю организацию празднества взял на себя ее жених. А мне, похоже, от Хезрона подобного не дождаться, разве что похороны мои устроит с размахом. Он даже не знает, какие цветы я люблю. А ведь Эван знал обо мне все, и мне даже не приходилось ничего рассказывать — он сам все понимал. Как же судьба коварна… C'est la vie. Арабелла изливала душу на диване, будто он был безопасным островком, где можно говорить обо всем. Она уже опьянела, это очевидно, но Деметра не смела ее прерывать: Паркинсон слишком долго держала все в себе, и это откровение было необходимостью для нее сейчас. После истории дяди Гарри Ридж поняла, что для некоторых людей алкоголь — единственный способ открыться, побыть собой. Раньше она бы осудила Беллу за мягкотелость, скривила бы в недовольстве губы, ведь та ныла о пустом, но после недавнего диалога с Римусом стало легче воспринимать проблемы окружающих. Для Паркинсон, например, трагедией жизни была потеря Эвана, единственного человека, с которым у них была безусловная связь и понимание, и Деметра уважала это. Не ей ведь выходить замуж за мужчину, который ее ни в грош не ставит и никаких попыток сблизиться не предпринимает, не ей жить в браке без любви, с трибун наблюдая, как опостылевший сердцу муж и любимый человек отдают галлеоны и жизни ради Темного Лорда. Потому молча сидела рядом, взяв Арабеллу за ладонь, и участливо слушала. В гостиную вышел Регулус. Как всегда одетый с иголочки, в белой кружевной рубашке и штанах, что идеально на нем сидели, он выпорхнул из-за угла. Он шарился глазами по комнате, будто ища кого-то, и когда их с Деми взгляды столкнулись, Блэк не смог сдержать улыбки. Остановившись рядом с Мальсибером и похвалив организацию праздника, он сразу же подбежал к ней и поцеловал ладонь, как делал каждый раз, когда они виделись. — Моя дорогая подруга, я истосковался по виду твоей улыбки. Я сражен твоей красотой сегодня. Она зарделась. Регулус был специалистом в области смущения изощренными комплиментами. — Спасибо, Регулус. Как ты? Юноша было открыл рот, чтобы ответить, как мелодия громом раздалась по гостиной и со всех углов послышались перешептывания. Ракея Розье спускалась из спальни девочек, и выглядела она так великолепно, что слов бы не нашлось, чтобы в точности передать степень ее красоты. Она выглядела так, словно сама Афродита решила благословить простых смертных своим священным присутствием: ее белое, почти невесомое платье в пол развевалось при каждом ее шаге, на коже и в волосах ее сияли будто бы настоящие звезды, а лицо выглядело таким умиротворенным, всепрощающим. Весь образ ее излучал свет и затмевал летающих по комнате фей. Когда она достигла последней ступеньки, Мальсибер учтиво протянул ей свою широкую ладонь и, поддержав подол платья, помог спуститься ко всем. — Дорогие друзья, благодарю вас за то, что пришли разделить со мной радость в день моего рождения. Вечеринка объявляется начатой! Слизеринцы загудели и стали наперебой выкрикивать поздравления. Все оживились и набросились на столы с закусками, какие-то осмелевшие от вина юноши подходили к однокурсницам и предлагали потанцевать. В гостиной было шумно, как на базаре: все стремились отдать всю свою душу веселью, выпивке и флирту. Через час пыла поубавилось. Большинство студентов предпочли отсиживаться на диванчиках и креслах, ведь от энергичных танцев уже болела голова. Эйвери неловко сидел рядом с Паркинсон и пытался с ней говорить, но она лишь скрестила руки на груди и сквозь зубы отвечала, Снейп заговорщически шушукался с каким-то мальчиком в углу, а Изида очевиднейшим образом заигрывала с новой потенциальной жертвой, игриво прикусывая губу и многозначительно поправляя лямки платья. Ракея же, которая обычно всегда ходила прямо и статно, как натянутая струна, теперь позволила себе расслабиться и чуть сгорбить плечи, сидя на коленях Мальсибера. Тот с широко расставленными ногами развалился на диване, поддерживая талию девушки и накручивая ее черные локоны на указательный палец. Он что-то шептал ей на ухо время от времени, видимо, какие-то комплименты, ведь после каждой фразы она начинала обдуваться веером и краснела — это было заметно даже в темноте. Его ладони были такими огромными, что служили крепкой оградой для девушки, Мальсибер бы, наверное, мог одной рукой сжать ее талию полностью. Пара смотрела друг на друга, и в глазах Бальтазара было столько немого обожания и восхищения, будто Розье — фарфоровая статуэтка, которую он будет беречь ценой жизни. И это ее смущало: она прятала робкую, но такую искреннюю улыбку в спадавших на лицо волосах и иногда прислонялась к его широкой груди. Пожалуй, никто, кроме него, не мог вызвать у Ракеи столько эмоций: со всеми, даже с соседками, она держала дистанцию, но рядом с женихом становилась изголодавшейся по ласке кошкой. Это искренняя любовь, сомнения отсутствуют. Такая редкая в этом мире вещь, но как же приятно на нее смотреть. Заиграла медленная музыка. — Окажешь ли ты мне честь, Деметра? — Регулус подошел к пуфику, где сидела Деми, и протянул руку. Она встала и ответила на жест. Они закружились в вальсе, почти единственные на всю гостиную — остальные не нашли в себе сил встать, и на душе вдруг так полегчало, будто Деметра действительно была обычной школьницей, у которой главная проблема — тест по Трансфигурации через неделю. В объятиях Регулуса было спокойно, стабильно, они будто растворялись физически, и вместо них танцевали их души. Друзья не разговаривали, но эта тишина вовсе не тревожила. Зачем тратить воздух, когда читаешь по глазам? Регулус вел в вальсе, но это таковым не ощущалось — настолько аккуратно и осторожно он ее подталкивал. Все, что они могли — это улыбаться друг другу, так искренне, с такой отдачей, и наслаждаться каждым поворотом. Таким забавным он был, конечно: каждый раз, когда улыбался, на щеках проступали глубокие ямочки. У Сириуса таких не было.***
Деметра сидела в гостиной Слизерина после вечеринки, опустошенная и уставшая. Не моргая смотрела на то, как горел огонь в камине, мыслей в голове уже не оставалось. Безусловно, было очень весело, ведь она ни разу не видела слизеринцев такими игривыми и беспардонно упитыми: Деми никогда бы не поверила, что чопорные старушки-аристократки из ее времени в молодости были готовы публично флиртовать с привлекательными сокурсниками и вот так открыто проявлять к ним интерес, если бы лично не видела. Она могла бы это обдумывать еще долго, однако после всех выпитых стаканов огневиски и протащенной кем-то водки разум был лишь способен на гляделки с пламенем. Все куда-то подевались — наверное, либо спать ушли, либо побежали искать свободные кабинеты для более пикантного продолжения вечера. Деметра смогла отлепить взгляд от камина только тогда, когда Регулус подсел рядом с тарелкой сытного рагу и стаканом воды. — Ты, наверное, сейчас особенно нуждаешься в еде, взбодрись, — он заботливо подвинул к Деми поднос. Регулус тоже изрядно выпил за вечер, но вовремя остановился — опыт не пропьешь, как говорится. Друг был прав: Деметра осознавала, что если сейчас же не поест чего-то сытного, то будет утром лежать, страдая от сухости во рту и тошноты. Поблагодарив Блэка, она начала молча есть, наслаждаясь каждым кусочком, ведь после такого количества алкоголя даже банальное рагу казалось амброзией. Спустя некоторое время Регулус заговорил: — Деметра, не хотел бы показаться грубым по отношению к даме, высказывая подобную идею, но я предлагаю тебе переночевать в моей комнате сегодня. Насколько я знаю, в вашей с девочками комнате сейчас много пьяных парней, включая Эйвери, Пьюси и Мальсибера, и зная тебя, могу легко предположить, что тебе не захочется засыпать в такой обстановке. Деми улыбнулась. Какой же всё-таки Регулус замечательный. Всегда понимает с полуслова, знает о ней даже больше, чем она сама. Несмотря на привитую с рождения чопорность и холодность, он всегда находил способ выразить свою привязанность, ни разу не дал повода усомниться в себе. Такой заботы она не встречала даже со стороны отца. — Как же ты меня хорошо знаешь. Пойдём, я действительно устала. Ридж быстро забежала в спальню девочек, чтобы забрать пижаму. В комнате царила вакханалия: все кровати были заняты, в воздухе витал запах перегара и табака, со всех сторон слышался звонкий женский смех. Ребята занимались непойми чем: кто-то активно крал поцелуи у сидящих рядом людей противоположного пола, пока другие не видят, а Ракея бросала намекающие взгляды Изиде через всю комнату. Казалось, будто Деметра зашла в публичный дом и застала массовую прелюдию. Слизеринцы — змеи искусители. Эйвери и Паркинсон удивительным образом смеялись громче всех: похоже, если выпить достаточно огневиски, даже самые безразличные друг другу люди смогут поладить. Студенты были так увлечены, что даже не заметили присутствия Деметры, чем она и воспользовалась: не хотелось задерживаться в прокуренной комнате, по-хорошему, стоило вообще попросить домовиков постирать ее простыни после этой ночи — кто знает, чем на ее кровати будут заниматься соседки. Она вернулась в спальню Регулуса и, по всей видимости, застала его посреди процесса переодевания. Друг стоял в шелковых спальных штанах и накидывал на голый верх темно-зеленый хлопковый халат. — Извини, что прервала в подобный момент, — отвела взгляд Деми. — Ничего страшного, я уже закончил, — тепло улыбнулся Блэк и сел на кровать. Деми переоделась в ночную рубашку в ванной и, когда вернулась, поняла, что соседи Регулуса так же оканчивали вечер в другом месте. Они сидели одни. — Через две недели Рождественский бал, ты придешь? — осведомился Блэк. — Честно говоря, впервые о нем слышу. Думаю, приду. Не помешает. От балов разговор перешел к историям со светских чистокровных приемов. Регулус поделился, что однажды, когда ему было двенадцать, его кузина Беллатрикс решила подшутить над леди Яксли и намекнула, что ту собираются выдать замуж за старшего сына Булстроудов, Кастиана — а тот был жутко некрасивым и неприятно пахнущим молодым человеком. Весь вечер юная леди Яксли так нервничала, что в конце концов, когда Кастиан подошел поздороваться, со страху подавилась и нечаянно выплюнула улитку прямо ему в лоб. Тишина в зале стояла оглушительная. Они обсуждали все, что в голову приходило: чистокровные традиции, учебу в Хогвартсе, надоедливые привычки своих сокурсников, то, что нынешнее маггловское искусство стало на порядок слабее, чем сто лет назад. — Ты можешь себе представить, совсем недавно мы лицезрели такие шедевры, как автопортрет Гюстава Курбе, а сейчас критики восхваляют бездумный черный квадрат на полотне! — возмущенно разводила руками Деми, пока Регулус распаленно поддакивал. — Вот именно! Боюсь представить, что будет дальше: безрукие художники будут выливать банки гуаши на холсты и называть это творчеством? Он даже не подозревал, насколько был близок к истине: в будущем только такие работы и висели на выставках. Молодые люди говорили, и с каждой репликой их лица приближались все больше. В бездонных глазах Регулуса плескалась лишь ласка, а взгляд стал почти что сливочным, мягко мазал по чертам лица Деми. Она была уверена, что в ее глазах он видел то же самое. Ситуация была до жути абсурдной. Если посмотреть на них со стороны, можно было бы забить тревогу: почему неженатый юноша и незамужняя девушка сидят на одной кровати в ночных одеждах и почти касаются кончиками носа во вдохновленном диалоге? Но ни Блэка, ни Ридж, не смущало, что она одета лишь в сорочку, открывающую вид на острые ключицы, а он сидел в одних штанах и халате, через который все еще просвечивался голый торс с еле заметными кубиками пресса на жилистом худощавом теле. Если бы Регулус и Деметра захотели, могли бы тотчас дотронуться до чужого тела, соблазниться, отдаться плотским нуждам, как это сейчас делали другие слизеринцы, но они будто и не мыслили в таких категориях. Да, редкие случайные касания рук вызывали радость и трепет в сердцах, желание коснуться чужой ладони в ответ, но в этом не было чего-либо похабного или телесного. Если бы они сейчас оказались друг перед другом нагими, то так же бы продолжили разговаривать. Эта связь была чем-то более крепким, чистым, чем признанные концепты. Регулус и Деметра ощущали друг друга почти так же, как близнецы, словно он был ярким Аполлоном, а она — воинственной Артемидой. Он довольствовался тем, что освещает смертным мир своим существованием, она же жила в борьбе, охоте, спасении. Они были разделены разными целями и задачами по жизни: ему предстояло служить темноте, а ей — сгореть дотла ради света, но это никого из них не останавливало. Ее солнце, его луна. Они так долго говорили, что осознали наступление глубокой ночи лишь по сбивающей с ног усталости. Как бы друзья ни пытались держаться, сонливость все равно одерживала победу. Деметра и Регулус так и заснули на его кровати, сквозь сон держась за руки, будто были готовы поддерживать друг друга в любое время. У обоих за плечами неподъемный груз, детали прошлого, которыми они бы не смогли поделиться даже между собой, но имеют ли подобные мелочи значение, когда две одинокие души так бескорыстно тянутся друг к другу?