Чистокровный

— И какой план действий? — выдохнул Бан Чан, руку Феликса в своей сжимая, чтобы тот никуда не делся. — Нет идей. За ночь ничего не случилось. Найти и выследить никого не смогли. Понять то, как им удалось вообще похитить ребят, тоже не получается, — Ильхун устало откинулся в кресле отца на мягкую спинку, и в сторону отбросил бумаги от альф, недавно вернувшихся с очередного обхода. — Мы усилили охрану тех омег, кто по тем или иным причинам не смогли добраться к нам. Пришлось призвать и юных альф, кому ещё нет девятнадцати. В Сеуле и других городах, где оказались наши члены стаи, сейчас всё спокойно. — И это уже положительная новость, разве нет? — Чанбин сонно потёр глаза и укутался сильнее в толстовку своего альфы, пропитываясь ароматом, дабы утихомирить рвано стучащее сердце. — Я пойду и убью его, — холодно отозвался Минхо, свои руки в карманы спортивных штанов спрятав. Свободная одежда Чана ему нравилась куда больше, чем строгие костюмы Ильхуна. — Вот такой план. — Не говори ерунды, — сверкнув глазами, огрызнулся тут же Бан Чан. — Ты без пяти миллисекунд альфа, а возомнил себя… Может, ты даже обернуться не сможешь. Если, как вы двое мне говорите, в тот раз Джисон тебе свою силу одолжил. — Теперь точно так не выйдет, — измученно ответил Хан и, заняв второе свободное кресло, колени к груди притянул. Кутался в спортивном костюме Феликса, наконец оставив свои миллионные наряды болтаться в шкафу. — Мне жаль.       Все затихли и с тоской посмотрели на него. Феликс ловко выпутался из хватки альфы и приблизился к брату, который ещё час назад просил прощения за Хёнджина, стоя на коленях, потому что считал, что всё его вина. Даже если ему говорили обратное, он лишь головой отрицательно мотал и отнекивался, чувствовал, что его просто успокоить хотели, хотя в душе ненавидели такого глупого, слабого бастарда, возомнившего себя вожаком. В нём, в его движениях, чертах лица, голосе и повадках уже не узнавался тот самый Джисон. Казалось, за ночь стало лишь хуже. Всем собой Ли ощущал изменения в брате, а потом решил принюхаться: ничего. Совсем. От Хана не исходила сила, не распалялся его запах, как и феромонов будто вмиг не стало. Он больше походил на бету. И Ли спросил об этом, пусть теперь и очень жалел о заданном вопросе. В глазах омеги застыли слёзы, голова тут же была отвёрнута, а руки потянулись к Минхо, который до этого стоял позади самого Джисона. Сразу и без слов тот обнял расстроенную омегу, запустил руку в растрёпанные светлые волосы, пропуская мягкие пряди сквозь пальцы. И позже, совсем тихо, Хан признался Феликсу, что внутри него воцарилась полная тишина. Мёртвая и звучная, пугающая и побуждающая чувствовать себя пустым.       Утреннее пробуждение для Джисона стало поистине неприятным. Мало того, что за всю ночь почти не удалось поспать от бесконечного вороха мыслей, даже если Минхо и старательно уговаривал, что-то нашёптывал отвлекающее и ласкал без устали разгорячённое тело, так ещё и тошнило. Выворачивало так, словно организм находился в стадии сильнейшей интоксикации. Горло от этого саднило, живот скручивало дикими спазмами, а слёзы безостановочно текли по щекам, ведь даже вдохнуть полноценно не получалось. За отвратительные звуки было стыдно. Обнажённым сидеть возле унитаза ощущалось унизительным. От бесконечной слабости, какую в своей жизни Хан ещё ни разу не испытывал в таком объёме, хотелось исчезнуть. Но только тёплые ладони всё равно удерживали его. Под голые ноги принесли плед, чтобы не мёрзнуть от кафеля ванной комнатки. Светлые волосы осторожно убрали от лица ободком для волос. И без конца подавали воду. От которой тоже почти мгновенно выворачивало наизнанку. Минхо сидел за спиной на том же пледе, придерживал за талию и ладонь в районе желудка укладывал, как только Джисон снова заходился с рвотных позывах. После позволял откинуться на свою грудь, дабы отдышаться, вытирал слюну из уголков рта и вновь отпаивал тёплой водой.       А потом осознание снова ударило по рассудку: омеги не было внутри. Она не откликалась в очередной раз на громогласный крик. Все запахи утихли ещё глубокой ночью, а рёв альф в гоне раздражал только, совсем не взывал к каким-то инстинктам. Минхо это всё видел и чувствовал. Прижимал к себе уже дрожащее от усталости тело и старался успокоить, хотя нервы самого грозились вот-вот сдать. Новый мир его пугал. Понимание происходящего порождало неистовый ужас в венах, что даже кровь загущал и сердце заставлял биться всё медленнее. Когда расцвело полное понимание того, куда он, Ли, попал, то тревога просто затарабанила по голове — необходимо было бежать. Вернуться к прежней жизни. Закончить учёбу и уехать в Японию, как и мечталось. Забыть всё это, будто то всего лишь страшным сном одной поздней ночью оказалось. Но потом над ухом тяжело, скрипуче и звонко стонал Джисон, отчего идея покрывалась холодом и умирала. Тот бы не сбежал вместе с ним. А без него всё и смысла не имело. Тепло под боком согревало, боязливые касания с тихими просьбами возвращали на землю: в нём нуждались. И сам факт того, что в это всём безумии Минхо нашёл свою омегу, уже перевешивал всё остальное. Однако сам себе он объяснить не мог, что жило внутри его сердца и души. Злость быстро вытесняла смятение и страх, хотя Ли совсем не был героем. Скорее было бы правильно назвать его трусом: всегда сбегал и избегал любых конфликтов, а здесь, с появлением Хана, переменилось всё, хотя никаких кардинальных событий не произошло, дабы пришлось выстраивать новую личность. Билось настойчиво и явно только одно: защитить.       Поэтому теперь и смотрел с тяжёлым сердцем на свернувшегося в клубок Джисона, кого осторожно поглаживал присевший перед креслом Феликс. Ему хотелось подойти, поднять на руки совсем не лёгкую омегу и прижать к себе, чтобы зацеловать мягкие щёки, бледные губы и аккуратный нос, лишь бы забрать себе все тревоги. Не делал он этого только по той причине, что в себе агрессию взращивал, готовился. Этой ночью кровь точно прольётся. Размякнуть себе Минхо позволить не мог. Большая часть дня была уже потеряна в мелких делах и налаживании работы поместья, потому что ранним утром приехали ещё около десяти омег, часть из которых были беременными. Ли к заботам подключился, много времени провёл с Чанбином в крыле с омегами и помогал подготовить комнаты к проживанию. Оттого и удивился тому, что день окрашивался приближающимися сумерками. Но ещё больше поражённым остался тем, что ни с кем и словом не обмолвился. Все вокруг находились в каком-то отрешённом состоянии, однако руки опустить никто не собирался. Обязанности выполнялись, обходы совершались, альфы усиливали к вечеру охрану поместья. Осталось только построить план действий на позднюю ночь. — Ты не понял, — огрызнулся на старшего Ли, — я убью его. За всё. За всех. За мою омегу. — Джисон всё ещё не твоя омега, — на пороге кабинета появился главный альфа, что у присутствующих вызвало паническое непонимание. — Какого хуя ты здесь забыл? — Ильхун почти подлетел к отцу, впечатывая его в стену. — Успокойся, сын, — мужчина осторожно оттолкнул от себя альфу. — Я никому не причиню вреда.       Казалось, ещё бы секунда, и Ильхун задушил бы своего родного отца, но тот подавил его слабыми феромонами, какие скорее показывали страх, нежели пытались довлеть. Лицо разбитое в мясо смотрелось отвратительно, но будто взора отвести ни у кого не получалось. Джисон на грани истерики пялился на того, кого начал ненавидеть всей душой, пока на него смотрели в лёгком замешательстве в ответ. Но тут на плечи опустились руки Минхо, вынуждая голову поднять, прервав зрительный контакт. Ли собственнически ладони сместил на грудь Хана, обтянутую плотной тканью чёрной толстовки, и гневно таращился на мужчину, будто указывал тому даже не пытаться помыслить о том, чтобы прикоснуться. — З-з-зачем ты… Пришёл? — задушенно вопросил Джисон, пока в его голове предательски прокручивалось каждая неправильная близость отца к нему. Было страшно осознавать, какие помыслы скрывались за ласками, осмотрами и мнимой заботой. — Услышал о том, что чёртов Ёнгук устроил, — с ухмылкой ответил мужчина. — Решил узнать, что вы сделать хотите. — Сначала убить его, — зарычал Ли, — а после и тебя. — Успокойся, Ли Минхо, — голос звучал твёрдо, без капли сомнений. — Моя милая жена поведала мне историю твоего происхождения, дитя порока, но я вижу, что человек ты хороший. Я позволю быть тебе и моему сыну вместе. Как только официально Ильхун станет вожаком. — Позволишь? — Хан рассмеялся в голос. — Ты? Твоё мнение ни для кого из нас больше не имеет веса! Мне стыдно, что я твой сын. — Прекрати, Хан Джисон. Я люблю тебя. Может, неправильной любовью местами, но ничего плохого я тебе не сделал. — Мне в ноги тебе упасть?! Благодарить? О, отец, спасибо, что не трахнул меня в мою первую течку! — руки на груди чуть сильнее надавили, заставляя утихнуть. — Ты не представляешь… — И не хочу! Это всё ваш бред! Вся эта семья Хан — чушь! Подлые люди, укравшие власть у семьи Ли. Самое позорное время нашей стаи! — Джисон! Не говори так, — главный альфа отодвинул от себя старшего сына. — Мы не очень хорошие люди, но для стаи все из нас делали всё возможное. Вероятно, нужно поменять какие-то традиции и принципы… — Всё нужно поменять! Не следовать глупым предсказаниям звёзд! Ненавижу тебя, Хан Ёнсу. — Мы позже сможем обсудить всё. Я готов быть отвратительным отцом для тебя, но я хочу, чтобы ты узнал про своего папу. Он был самой лучшей омегой, самым отважным человеком, которого я только знал. И ты очень похож на него. Его маленькая копия.       Противостоять Хан не стал, просто отвернулся и потянулся выше, чтобы Минхо его смог прижать к себе. В сильных руках своего альфы ослабленный Джисон находил успокоение. Для него это было острой необходимостью. Он просидел в объятиях во время всего долгого разговора и даже не вмешивался, словно право голоса было отобрано, хотя просто не видел смысла высказываться: сейчас у него не было возможности что-то решать, только довериться. Выступать в роли приманки ему особо не льстило, но ещё часами ранее он был готов отдаться Ёнгуку всецело и полностью, потому и помалкивал. Верил, что его защитят, что освободят тех, кто попал в заложники, а после и вовсе можно будет разобраться с той стаей. Спасти омег. И последняя мысль заставила немного улыбнуться. Утром Джисон успел навестить восстанавливающегося Сынмина, а застал его в компании Чонина. Парни быстро нашли общий язык, что несказанно радовало потерявшую себя омегу, оттого и больничная палата оказалась быстро ею покинутой. Нюх на романтическую привязанность и заинтересованность за долгие годы наблюдений за разными парочками у Хана был. Поэтому решил своим видом не портить ту мягкую атмосферу, какая распустилась между двумя людьми, готовыми разделить нечто большее, чем простое знакомство.       Только вот всё погасло и истлело в тот момент, когда тёплая куртка опустилась на плечи. В себя смог привести только осторожный вздох волнения, раздавшийся над самым ухом. Хан обнаружил себя в своей комнате, полностью готовым к выходу на безжалостный мороз. Столкнулся со своим отражением в зеркале и бледности лица изумился — плохо выглядел, а потом взор быстро оказался переведённым на собирающегося Минхо. Сердце заполошно застучало в груди. Они всё же отправятся туда, откуда может не быть обратной дороги. И Минхо собирался поехать с ним. Поправлял на себе вязаную шапку, одёргивал длинное пальто и что-то под нос бормотал. Джисону очень хотелось почувствовать аромат полыни, дабы она в лёгкие забралась и поселилась там, потому что было невыносимо страшно. Даже понимание того, что этой ночью могло всё разрешиться, не меняло буквально ничего. Сейчас, находясь в том месте, где на свет и появился, он больше не чувствовал себя дома. У него не было жизни, личности, интересов, банального понимания того, что там, за этими стенками золотой клетки. Вдруг там всё намного хуже? Вдруг после этой ночи надломится последняя тонкая грань? И всё пропадёт в пучине адских страданий. — Ты со мной? — позвал Ли засмотревшегося под собственные ноги Хана. — Да… — Всё будет в порядке. Я буду рядом с тобой. Защищу тебя, если этот мудак что-то выкинет.       Джисон только кивнул и ничего не ответил, позволил взять себя за руку и отвести прочь. Внизу их уже ждали. Около десятка альф стояли у выхода из поместья, готовые к обращению, дабы занять позиции возле заброшенного здания, пока все остальные собирались добираться на машинах. Хан удивлялся тому, что дорога была расчищена, хоть уже и оказалась припорошенной падающим с тёмного неба снегом. Вопросов о том, зачем едут и другие парни, не задавал, хоть и считал, что это было лишним — они тоже подвергались опасности. Чем всё могло закончиться и обернуться, никто не знал, как оставалось неизвестным и то, действительно ли Ёнгук взрастил в себе силу, отнятую у своих же альф. Встревоженный взгляд переместился на подрагивающего рядом Феликса, старательно пытающегося сдержать в себе всхлипы. А после на сидящего спереди Минхо, о чём-то разговаривающего с Ильхуном, который аккуратно вёл машину по петляющей колее. Нахождение Феликса рядом теперь виделось верным: он ехал ради Хёнджина. Все слова брата Хан на веру не воспринимал. Вина была тяжелее и выше хоть чего-то рационального в голове. Поэтому в ней даже не возникло мысли о том, что омега могла за него искренне переживать. Хотя Ли на самом деле разрывался от чувств страха и ужаса, ведь боялся потерять его, просто не мог вымолвить и слова из-за сдавленности переживаниями горла.       Автомобили остановились недалеко от заброшенного здания, из которого тянулся неприятный жёлтый свет, распыляя своё свечение через разбитые окна. Подобраться ко входу возможным было только своими ногами, несмотря на то, что тропинка к нему была неплохо так вытоптана. Джисон сразу подумал о том, что в помещении много людей и оборотней, потому что видел как следы человеческих босых ног, так и массивных лап. Его передёрнуло от этого. Словно стоит пересечь гостеприимно приоткрытые ворота, как ловушка тут же захлопнулась бы. Отсутствие обоняния тоже вводило в ступор: взором Хан улавливал, как в этой сгущающейся всё сильнее темноте альфы принюхивались, не решаясь пойти в сторону заброшки. Ильхун включил фонарик на своём телефоне, и его примеру последовали Чан и Минхо. Осторожным движением Ильхун взял брата за руку и повёл к зданию, Бан Чан вцепился в притихшего Чанбина, старательно укутывающегося сильнее в огромный шарф, а Минхо приобнял за плечи Феликса, предварительно уточнив, не хотел ли бы тот остаться в салоне машины. Но в итоге все вместе они прошли к помещению и неохотно проникли внутрь.       В глаза сразу бросилась импровизированная постель. Какой-то грязный матрац, устланный тёмным покрывалом, расположился почти в самом центре заброшенного цеха. На нём замерли те, кого Ёнгук и его прихвостни взяли в заложники. Две омеги плакали и истошно начали вопить, как только увидели зашедших парней, хоть их рты и были заклеены липкими лентами. Хёнджин тоже голову вскинул и начал остервенело ей мотать, стоило взором поймать перепуганного Феликса, прижимающего к Минхо в необузданном ужасе. В Джисоне закипела ненависть при виде всего сотворённого. Одна из омег была юной девушкой, ещё несовершеннолетней, и почти обнажённая в лютый мороз она лежала на этом уродстве и плакала. Кроме как проклинать самого себя, Хан не видел иного выхода, чтобы хоть как-то угомонить разъярённое сознание. Ему хотелось с силой всадить себе пощёчину из-за смерти внутренней омеги и потери всех сил, с какими бы сейчас он порвал и Ёнгука, и тех альф, что сзади за ним стояли. Ухмылка на уродливом лице выводила лишь сильнее на негативные эмоции, но Джисон буквально ничего не мог. А рука Ильхуна только грубее собственную стискивала, дёрнуться в сторону не позволяя. — С группой поддержки приехал? — рассмеялся альфа и поправил на себе окровавленный плащ, накинутый на голое тело. И этому смеху вторили обнажённые мужчины позади него. Грязные, уродливые, воняющие смертью и потом: здесь природное обоняние было не нужно, чтобы это учуять. — Ну, хорошо. Нам не придётся ваших щенков провожать до поместья. — Освободи их! — выкрикнул раздражённо Хан. — Живо! — Тихо, сладость, — у Минхо от этого слова лицо скривилось, но прилипший к руке Феликс не позволил сделать хоть что-то, ухватившись за шею немного грубо, отвлекая. — Ты подходишь ко мне, а потом мы освобождаем этих мелких волчков. Я не такой ужасный и своё слово сдерживаю. Ну же, иди сюда. А вы, — мужчина указал на всех тех, кто стоял за Джисоном, — не смейте даже подумать о том, чтобы какое-то сопротивление выказать. — Я убью его! — прошипел Бан Чан, как только отвлёкся от созерцания заплаканного лица друга детства. Таким уничтоженным Хван Хёнджина он ещё никогда не видел. Его разбитое лицо местами кровоточило. Пухлые губы были заклеены, а глаза смыкались постоянно от явной усталости и боли. — Ублюдок! — Тише там! — рыкнул Ёнгук. — Вы на моей территории. Мои парни очень изголодались. Джисон, иди ко мне.       Голос наигранно ласковым слышался, улыбка виделась отвратительно приторной, но Хан всё же сделал шаг вперёд, стоило брату отпустить его руку. В глубине души очень хотелось обернуться назад, увидеть Минхо, но понимание того, что это могло вывести обоих на более яркие и неуместные сейчас эмоции, не позволило совершить такой поступок. Медленными шагами он подбирался к мужчине, уже раскрывшему для него свои объятия, однако взгляд оставался прикованным к матрацу и лицу плачущей омеги. Там Джисон и замер, разрываясь в чувствах внутри себя: неужели это всё из-за него? Ёнгук разозлённо позвал его ещё раз по имени, Хан кивнул и пошёл на зов, прежде чем остановиться и замереть в нескольких шагах от альфы. В нём не было даже представления о том, что его друзья собираются сделать. Те секунды времени отняли у него возможность мыслить хоть о чём-то положительном, зато под рёбрами пылала тоска по тому, что он даже прощального поцелуя Минхо не оставил. Не поблагодарил Ильхуна за всё, не обнял своего маленького Феликса, более не горящего нежным, ярким и тёплым светом. Не пожал руку Бан Чану за всю проделанную работу и долгую защиту. И даже не притронулся в поддержке к Чанбину, который всегда старался на благо поместья. Это выгрызало дыру в сердце, огромную и рваную. Что причиняло неистовую боль. Теперь он принадлежал другому альфе, кто никогда не сможет получить то, о чём так отчаянно мечтал.       Резким движением Джисон стянул с себя тёплую куртку и вернулся к матрацу. На это действие Ёгнук поспешил перехватить его за тонкое запястье, но в итоге позволил совершить то, что тот и хотел: ткань опустилась на плечи юной девушки, скрывая её тело в тонком платье. Её заплаканные глаза смотрели на Хана с благодарностью и тревогой, а сам Джисон вспомнил, как эта девочка со своими родителями несколько раз приезжала к ним в дом и тихонько знакомилась с новым для себя миром. Девушка-омега, рождённая в смешанной семье, тоже была маленьким чудом. Перед ней вожак чувствовал вину. Ужасный вожак, неспособный защитить свою стаю. На мгновение Джисон оглядел Хёнджина и губы поджал, мысленно молясь, что сумасшедший альфа сдержит слово и отпустит их всех, чтобы Феликс был счастлив со своим парнем и больше никогда не плакал. Неловко Хан поклонился всем тем, кто оказался в такой ситуации из-за его неосмотрительности, и подошёл к Ёнгуку. Тот сразу, не мешкая и секунды, свою руку на его лицо уложил, отчего омега задыхалась: всё воняло кровью и гнилью. — Красивый, такой красивый, — громко вещал он. — Развяжите этих щенков и уходим, — грозный приказ, который кинулись сразу выполнять.       Ильхун дёрнулся, как только освобождённые подобрались к ним. Бан Чан мгновенно притянул к себе двух омег, сокрывая, а к Хёнджину кинулся Феликс, обнимая, и целуя, прежде чем оторвать скотч от избитого лица. Второму альфе помог Чанбин и уже намеревался его вывести из здания к машине, как рядом зарычал громко Минхо. Взгляд вернулся к Джисону, на чью талию опустились огромные руки. — После каждых родов ты будешь беременеть снова и снова, — воодушевлённо кричал Ёнгук. — У нас будет целая маленькая стая сильных волков. — Руки убери свои от него! — Минхо вышел вперёд, рвано со своих плеч пальто стягивая, словно готовился к драке. — Ну-ка ебало закрой, щенок! — мужчина вывалил огромную порцию подавляющих феромонов, заставившую мгновенно всех завыть и на колени попадать. — Это моя омега. Я отпустил ваших мелких тварей и забираю то, что принадлежит мне. Не лезь.       За альфой сзади обернулись все. Теперь около десятка оборотней таращились на Ли злобно, вот-вот намереваясь броситься на него и порвать на куски, пока сам парень к полу прижимался под давлением чужого отвратительного запаха. Ёнгук с этого только смеялся, всё сильнее притягивая к себе потерянную омегу. Стеклянным взглядом Джисон смотрел на возлюбленного и без устали, беззвучно, произносил его имя, будто звал на помощь. И стоило Минхо вскинуть тяжёлую голову, он увидел это. То, как шевелились бледные губы. Сейчас перед ним снова предстал тот мальчишка в день коронации. Маленький, в чужих руках, совершенно не понимающий, что его могло ждать дальше. Сейчас рядом с ним не было ни мамы, ни папы, надеяться ему оставалось только на Минхо. С трудом Ли поднялся с колен под изумлённый взгляд мужчины и плечи развернул, пока в его глазах разливалось огненное зарево. Ощущение давления грубых феромонов сохранялось, но злость будто пробуждала внутреннюю силу, какая противостояла чужой. — Джисон, иди сюда, — холодно позвал Минхо. — Ты охуел? — усмехнулся альфа. — Так он тебя и послушал. — Ханни, я не хочу повторять дважды, — уголки губ Ли опустились, уродуя его красивое лицо гневом.       В ослабленной хватке Ёнгука Джисон дёрнулся и действительно шагнул вперёд. Тот настолько изумился, что даже не стал придерживать и просто смотрел, как два человека не поддавались его мощи, пока обращённые оборотни сзади за ним выли, а остальные к полу придавливались силой. Сам Хан тоже не понимал, отчего так легко шёл на приказ альфы. Даже Минхо ему не хотелось подчиняться, хотя ещё ни разу тот не проявил к нему своей власти. Под рёбрами зашевелилась слабая омега, пробуждаясь. Она чувствовала своего альфу и тянулась к нему, как к защитнику, и именно поэтому Джисон откинул все мысли в сторону. Это всё ещё был его Ли Минхо, который никогда бы не посмел причинить боль, который ласкал тело ночами и дарил мягкие поцелуи — он не желал ничего плохого. Но стоило подойти ближе, как Ли схватил его за тонкое запястье и к себе спиной развернул, будто вынуждал смотреть на чужаков. — Какого хуя ты делаешь? — рванул вперёд Ёнгук, однако настала очередь Минхо его подавлять, чего тот просто не ожидал.       Вместо слов Ли грубовато расстегнул джинсовую кофту на дрожащем от холода Джисоне и стянул её с плеч. Отодвинул воротник футболки, обнажая смуглую кожу, покрытую мурашками, и поцеловал показательно то место, куда обычно метку ставили, а после и вовсе языком провёл. Хан вздрогнул и с хныканьем вздохнул, прицельно пялясь в ошеломлённые происходящим глаза мерзкого альфы. Несколько секунд ему дали на подумать и принять ситуацию, прежде чем острые клыки впились в его мягкую плоть, прокусывая. Звонкий крик разорвал воцарившуюся тишину позднего ночного времени, и на него примчались караулящие рядом альфы его стаи. Все замерли в изумлении, созерцая то, как Минхо оставлял метку на главной омеге. Глаза Хана загорелись золотом, яркий запах яблок прорвался через кожу, только был не таким сладким, а чудовищно кислым, отчего некоторые альфы заскулили. Ли же слизывал кровь и осматривал расползающиеся под кожей Джисона светлые нити — они навечно связаны. — Это моя омега, — задорно произнёс он, обнимая дрожащего и тихо плачущего от боли и насыщенности ощущений Хана. — Всегда была моей, а ты притронулся.       Минхо оставил поцелуй на пухлой щеке своего возлюбленного и усилил запах полыни, какой теперь Джисон чувствовал всем собой. Но пропитаться ему им не позволили. Его толкнули назад, в объятия Ильхуна, кто тут же скомандовал всем необращённым убираться отсюда под громкий вой Ёнгука. Хан запаниковал и начал кричать, потому что увидел, как Ли обратился в огромного чёрного волка и кинулся злобно извергать из себя пугающее рычание. Все были настолько шокированы невозможными размерами новоиспечённого оборотня, что даже не услышали приказ. Только когда другие волки бросились защищать их от оборотней чужой стаи, они начали шевелиться. Чанбин схватил сопротивляющегося Джисона и выволок на улицу, дабы усадить в машину. Бан Чан повёл омег, а сзади поторопился испуганный Феликс, придерживающий за талию ослабленного Хёнджина, за кем шёл и второй альфа. Все быстро погрузились, и автомобили сорвались места, никому даже не дав возможности оценить ситуацию. И только Хан истошно кричал, чтобы его выпустили, ведь ни Минхо, ни Ильхун не пришли. На совсем не слабые рывки Со ничего лучше не придумал, чем пережать ему сонную артерию и угомонить. В момент утих и яростный запах яблок, который теперь чувствовал каждый, пусть и не понимал, как такое возможно — раньше была только мята.       А Ильхун пытался обратиться и понимал, что не мог этого сделать из-за довлеющих над ним феромонов Ёнгука, кого так отчаянно пытался заглушить Минхо. На него альфа смотрел и вовсе напуганно, за всю свою жизнь ему не доводилось видеть такого огромного оборотня. Но больше изумился тому, что чужак обернулся ещё более огромным волком, однако это, казалось, ужаснуло только его, и раззадорило лишь сильнее Ли. Он клацал зубами и рычал так громко и злобно, что из пасти текла слюна, а острые клыки омерзительно торчали. Пока мелкие волки дрались друг с другом и не позволяли чужой стае кинуться в преследование за машинами, Минхо виртуозно и игриво выплясывал вокруг Ёнгука, словно желал разъярить сильнее, прежде чем тот на него набросился. Оба оборотня слились в ожесточённой схватке, за какой Ильхун только мог наблюдать со стороны и ничего иного. Его тело было слабым, ему не удавалось обратиться, а кости и вовсе ледяной холод разбирал. Из горла то и дело вырывался зов имени Минхо, которого уже искусали во многих местах: он явно не достигал мощи обезумевшего альфы. Но старался давать отпор и тоже наносил неслабые удары и укусы, рычал, срывался до яростного воя, и прокусывал то спину, то холку врага. Ёнгук был старше, преобладал в силе, полученной из чужих тел, поэтому, пусть уже и подуставший, но смог завалить огромного волка на спину и лапами придавил к полу. Они таращились друг на друга, извергая из пастей пар, ведь обоим было нестерпимо жарко, а Ли ещё и веселило происходящее, словно дозволили сбросить всю агрессию и злость, хотя тело безжалостно болело и горело. Ильхун закричал в момент того, как чужак хотел разодрать чёрную морду волка, настолько громко и отчаянно, что вынудило Ли отпихнуть озверевшего Ёнгука задними лапами, как он это бы сделал в человеческом облике. И за несколько секунд, какие, как казалось, растянулись в вечности, он преодолел крохотное расстояние до оборотня и впился ему в случайно открывшуюся шею. Тот не ожидал такого отпора и не успел защитить слабое место.       Грозный, болезненный и истеричный вой вырвался из смердящей пасти, потому что Ли вгрызался всё сильнее. Придавил собой мощного серого волка к стене, выпустил феромоны агрессии ещё насыщеннее, дабы заставить преклониться. Очередной крик Ильхуна вывел из себя окончательно: эта тварь трогала его омегу и хотела поиметь; убила людей; похитила друга. Клыки удлинились, пронизывая плоть, злость сжигала всё изнутри, превращая Минхо в монстра. Теперь он не слышал в своей голове даже собственного внутреннего голоса, пока на языке оседал привкус смешанной крови разных людей. И хватило пары мгновений, словно Минхо просто потерялся в выборе верного решения, дабы вырвать гортань вместе с трахеей из волчьего тела. Оно мешком тут же упало на пол, пачкая его кровью, пока из открытой пасти валил пар и остаточные хрипы, сопровождающиеся отвратительным бульканьем. Кровавым заревом уставший Ли пялился на то, как оборотень вновь стал человеком, как в его глазах угасала жизнь. Прихвостни тут же завыли и заскулили, резво срываясь прочь, даже если и были слишком сильно ранены — их предводитель убит. Ли же тоже пасть открыл, позволяя крови выливаться из неё, а после и вовсе пошёл неровным шагом к выходу. Ильхун с ужасом смотрел на человеческий труп, лишённый большей части горла, пока в груди его сердце намеревалось проломить грудную клетку. На ватных ногах он всё же проследовал за волком, как и остальные альфы, и покинул границы помещения, оказываясь сразу же в ледяном полумраке улицы. В огромном сугробе Минхо и улёгся, остужая себя и свои раны. Дышал тяжело, всё ещё рычал и дёргал лапами. Его светящиеся глаза смотрели на небо, где сияли яркие звёзды, так сильно напоминающие взор его любимой омеги. Уши зашевелились на голове, хвост завилял: он смог защитить своё. Выполнил предназначение, о каком вторил ему его внутренний альфа. Джисон теперь был в безопасности. — Минхо, ты как? — осведомился Ильхун. — Ты можешь идти?       Ли перевернулся на бок и обратил свой взгляд на парня. Моргнул тяжело и попытался подняться, только тело предательски упало обратно в снег. Тогда старший альфа приблизился к нему и ласково погладил. Притронулся к ушам, к окровавленной морде, стирая следы яркой влаги, и прижался к массивной шее, дабы обнять и шептать то, как хорошо Минхо справился. Необходимым было говорить и говорить много, дабы сознание не кануло в дикость сильнее. По запаху глухого сухостоя Ильхун понимал, что Минхо почти потерял себя. И если бы он не открыл тогда пасть и не позволил крови вылиться, то, вероятно, его бы пришлось отлавливать — и силой обращать обратно. Ещё раз он спросил про возможность передвигаться, и оборотень всё же лёг на живот, позволяя забраться на себя, ведь стать волком сейчас парень не мог, а остальные оборотни виделись слишком истощёнными для такого пути с человеком на спине. Помешкав несколько секунд, Ильхун всё же взгромоздился сверху, и тут же Минхо поднялся на дрожащих лапах. Взгляд парня устремился туда, где только что лежал волк — примятый снег был весь перепачкан кровью. Но Ли уже двинулся вперёд, чем отвлёк Ильхуна и вынудил ухватиться за свою шерсть. Такой огромный, по сравнению со всеми остальными оборотнями, он шагал сзади за альфами в сторону поместья и шумно дышал. Сил оставалось всё меньше, а злость сменилась страхом. Он убил человека. И это осознание губило и ранило изнутри: теперь жизнь не вернётся к своему началу. Всё закончилось. Поэтому он и продолжал шагать на автомате, совсем не ощущая прикосновений к своим ушам, какие даровались для минимального успокоения разгорячённых нервов. Однако стоило подобраться к крыльцу поместья и осознать, что свою цель он выполнил, Минхо упал в снег и захрипел. Его веки сомкнулись, и из пасти вырвался последний громкий вздох.