***
апрель 2019
назойливый будильник пытался на своём никому непонятной языке пожелать доброго утра и хорошего дня. но лучше бы и не пытался. — блять, да заебал, заткнись, — едва слышно хрипела лиза, переворачиваясь на другой бок, укутываясь в одеяло ещё сильнее. настроение — блядское. хотя с улицы светит яркое солнце и совсем скоро наступит лето… она, еле разлепив глаза, молча втыкает в потолок, пытаясь связать в голове хотя бы пару мыслей. интересно, именно так чувствуют себя люди, когда напиваются в зюзю? но голова перестала болеть со вчера. очень жаль. она хотела прогулять это ебать-какое-культурное мероприятие. есть совсем не хочется, двигаться тоже, про «думать» говорить вообще нечего… ещё и будильник визжит. прям бьёт по ушам, протрезвляя всё сильнее от полудрёма. заебал. и всё же она встала. точнее сказать, подняла свою тушу. сходила до ванной, почистила зубы, попила проточной воды, вернулась в комнату, села на подоконник. холодно. на дворе апрель. и всё по старой проторенной дороге. сегодня какой-то концерт. их везут в театр.»…выглядите подобающе хотя бы завтра, я не хочу завтра краснеть перед директором из-за вас…» »…если что, я родителям всё написала про ваш внешний вид…»
сучка. блядина. черные атласные брюки, что неприятно скользили по коже и доставляли немало дискомфорта с белой рубашкой, которую вчера выгладила мама. без рисунка. без нихуя. как и внутри. выглаженная с иголочки, стоит смотрит на себя в зеркало. какое-то уродство. особенно в комбинации с цветом глаз, который она ненавидит всем своим нутром. мечтает, что когда вырастет, будет носить линзы голубого цвета. потому что это уродский цвет достался от отца.интересно, а он бы гордился ей сейчас? когда она маленькая, он всегда звал её лучшей. такая ли она сейчас?
отгоняя мысли об отце, она пошла на кухню, где уже хозяйничала мама. — доброе утро, солнышко, — сказала та, посмотрев на дочь. — зачем сейчас оделась? завтракать будешь? как голова? — слишком много вопросов мам, погоди, сейчас переварю… — негромко выдала лиза, сев за стол и подперев голову рукой. — оделась, потому что в театр едем. есть не хочу. голова не болит. доброе утро. — хорошо, что не болит. а есть почему не будешь? вы же два урока учитесь, а потом на три часа в театр. в школе ты не ешь, я тебя знаю, а чаем одним ты не наешься… голос мамы слышался как-то отдалённо. лиза смотрела в окно на панели домов, уже освещённые рассветом. она будто впервые за всю жизнь всмотрелась в интерьер кухни: светло-серые стены, горшок на подоконнике с цветком, которые она почти не различала. фиалка? тюльпан? пион? до сих пор на понимает. старенький высокий холодильник, тарахтение которого она почти не различала на фоне других звуков. какая-то сухая боль проснулась в груди, поднимаясь выше. в голову? в сердце? она не понимала. а здесь красиво. будто впервые оказалась на своей же кухне. смешно. я скоро перестану просыпаться и идти на кухню за запахом какао… я скоро школу закончу и всё. я больше не буду здесь жить. мне уже четырнадцать… ещё три года, я уйду с шараги или… уеду? я не хочу здесь. здесь ничего нет. в москву? в питер? нет. не сейчас. не здесь. это надо потом… и с мамой обсудить… зачем она думает об это сейчас?.. — …лиза, ты меня слушаешь? лиза!.. она оглянулась на мать. да, как-то она слишком сильно погрузилась в свои мысли. девушка выдохнула, откинулась на спинку стула и накрыла лицо руками. как же быстро. всего три года… и всё. детство всё… — …лиза!.. — ещё раз на повышенных тонах позвала мать. — да? прости, я задумалась… — лиз, всё хорошо? — аккуратно спросила, развернувшись телом к дочке. — ты в последнее время какая-то невареная. всё время грустная… из-за меня? потому… — не, мам, нет, не из-за тебя. с тобой всё хорошо. не волнуйся, это… ну… я… короче, это, я не знаю что это, но это не из-за тебя… — протараторила лиза, заламывая на руках пальцы и притупив взгляд. руки вспотели. и дышать стало тяжелее. холод мурашками пробежал по коже спины. — лиз? точно всё хорошо? — точно почувствовала, как мама сделала шаг ближе к девушке. — нет… лиза подумала, что сейчас начнёт слушать тираду о том, что она должна делиться с мамой любыми своими проблемами, вне их зависимости… но мама молчала. лиза подняла взгляд и посмотрела на неё. та, облокотившись о стол, смотрела на дочь самым спокойным взглядом. — расскажи… я послушаю, — мам сделала шаг назад и оглядела дочь сверху вниз. — и помогу разобраться. — ну… — неловко начала девушка, вглядываясь в профиль матери. сейчас нужно просто всё рассказать. выговориться. вдруг станет легче? — я не знаю как объяснить, но попробую. мне как бы… грустно? — усмехнулась. — при том всегда. внутри как-то пусто, я ничего не хочу делать… хотя скоро лето, нужно же вроде как радоваться, но я не хочу. мне не то чтобы плохо, мне просто пусто… — хм… — вдумчиво начала мама, разрывая зрительный контакт с дочерью, вновь развернувшись к плите. — может у тебя, — смешок. — апатия? — слово эхом отдалось в пустой голове девушки. — что?.. — прищурилась лиза. — объясни, пожалуйста. — ну, апатия — это как бы состояние морального опустошения, когда тебе безразлично всё происходящее вокруг, не хочется ничего делать, ты вялый, уставший. я думаю, что всё же ты выгорела, поэтому у тебя такое состояние. — апатия… — слово приятно обожгло язык, запуская горячую волну по всему телу. — это… это же ничего страшного? это какое-то психическое заболевание? — разволновалась, суматошно кинув взгляд на мать. — да нет, не волнуйся, — отмахнулась мама через плечо. — вот если бы так долго-долго ходила, да ещё и с приступами, то там может чего-то… но ты не думай, иди ко мне, я тебя обниму… это всегда действовало на лизу успокаивающе. иди ко мне, обниму, прижму к себе, разглажу волосы и шепну, что всё будет хорошо… и она верила в это болезненное всё будет хорошо. поэтому прижималась к матери ближе и слушала какую-то тихую песенку на ушко, которую слушала на протяжении всей жизни, всегда засыпала под неё. сейчас впервые за последний месяц стало легче…***
горе разлепляет веки. сначала не понимает где она и что она. видит смутные очертания комнаты. я дома? в красе? блять. почему так хуёво. причиной пробуждения стал телефон, оповещающий о вызове. — блять, — хрипит, попутно снимая трубку. — да? — горе, привет, слушай, придёшь на треню пораньше, там с подтанцем нуж… — тут же начинает кто-то звенеть в ушах. — чё? — горе села на кровати, потирая заспанные глаза. — это кто? — горе, ау, это женя. ты чего, только встала? — да. — прочистив горло, отвечает лиза, пошатываясь, встаёт с кровати и плетётся на кухню. — пиздец. ты вчера пила? — вроде нет, — задумалась лиза, задержав взгляд на незашторенном окне. — нет. не пила, просто я спать в семь утра легла. работала. а что? — да ничего, — горе слышит, как женя шумно вдыхает. — слушай. сегодня надо с подтанцем в пот и в кровь поставить до конца связки и переходы. саша не сможет, поэтому можешь пожалуйста… — да. конечно. я приду. — на автомате отвечает, наливая воду в стакан. — ко скольки? — к пяти. сможешь? — да, конечно, смогу. я на этой неделе не хожу в универ, поэтому нормально. а основная во сколько? в восемь? — да. ой, нет, в семь тридцать. горе, подожди. саша придёт, но к шести. просто с тобой процесс побыстрее пойдёт. всё нормально? — м? — мычит, проглатывая очередную порцию воды. — всё нормально. а с чего ты взяла, что ненормально? — да не знаю… просто, когда я о чём-то прошу, у тебя сразу кучу непредвиденных дел появляется. а тут ты вся готова… — всё нормально, жень, не бери в голову. я приду. — ну вот. опять. у тебя всегда огонь в глазах, когда ты что-то собираешься делать, прям ты кричишь. а сейчас у тебя голос грустный. апатичный что ли…? а горе усмехается. апатия. какое приятное слово. из головы перекочевало и сюда. в разговор с женей про тренировки. заебало. надо точно точно делать, опять эта хуйня начинается… ухмыляясь, произносит: — жень, веришь в вещие сны? — хотя горе это видение совсем не воспринимала за сон. скорее это воспоминание. — что? — забей. всё нормально. я просто только проснулась. — ну хорошо. тогда до пяти? — до пяти. женя сбрасывает, лиза ерошит волосы, томно выдыхая, запрокидывая голову назад. смотрит та часы. 14:37. хм… не так уж и много она поспала. как же это бесит. начинается из ниоткуда и преследует. будто хочет изувечить, изуродовать, причинить вред находящимся рядом. она наливает ещё один стакан, залпом опрокидывая в глотку. хочется, чтобы вместо воды в стакане были виски с колой, а за спиной на шестах крутились какие-нибудь девчонки. чтобы по ушам била музыка, и она бы смогла забыться хотя бы на пару-тройку часов, перестать думать, чувствовать. касаться какой-нибудь шлюхи слишком интимно, слишком близко прижимать к себе за талию. видеть на лбу, плечах, ложбинке между грудями лёгкую испарину, рисовать на шее языком незамысловатые узоры, вызывая едва слышимые стоны сквозь пелену оров и музыки. в голове вспыхивает взгляд эли. та же похоть, настрой, приоткрытый рот. блять. горе жмурится и рычит, толкаясь телом в столешницу. эля… как же невовремя… лиза идет в спальню, заправляет кровать красным пледом, скидывает туда же безразмерную футболку. идёт в прихожку, лезет в карман куртки за одноразкой. нету. да что же за хуйня. в одном топе выходит на балкон, в надежде увидеть дуделку хотя бы там. тумба в углу, какие-то вещи на ней, пустая пепельница на этой чудо-горе и полка справа над головой. этот балкон ей определённо нравится. она оглядывается по обстановке и видит на подоконнике одноразку. её спасение. открыла оконце, вдыхая первую порцию никотина после тяжелого пробуждения. она её вроде как забыла. вроде. лиза усмехается, выдыхая в пространство белое облако дыма. её уже ничто не связывало с ней. кроме большого количества видений среди знакомых и прохожих пары небесно-голубых глаз, ставших родными всего за пару недель. как-то она слишком быстро привыкла к её присутствию в своей жизни. эле понадобилось совсем немного времени, чтобы стать своей. а, ещё и одноразка клубничная. как назло, противоречит всем её мыслям. «если есть хотя бы один контрпример, то утверждение неверно,» — вроде так математичка говорила. то есть она её не забыла. ну да. не забыла. признает от и до. хорошо. вроде на дворе уже апрель, но на душе кошки скребут с таким упором и усердием, что лиза истекает кровью втрое больше чем ранее. если уже и женя заметила её замешательство, то дальше-то что? она втыкает на уличный пейзаж. на остановку. теперь триггеры какие-то с остановки, особенно которая рядом с залом. да за что ей такие мысли? голова пустая, но горячая, живот сворачивает, то ли от голода, то ли от непонятно-неприятного возбуждения. слегка припорошенный снегом загон, голые холодные деревья, серые панельки ближних и далеко стоящих домов, отражающих теплые лучи солнца. Россия — страна для грустных. так же говорится? а на остановке очень мутно проявляется знакомый силуэт. блондинистые волосы, безбашенный вкус в одежде… эля? прям как в кино. стоит совсем одна. вокруг совсем никого и ветер приятно поглаживает её волосы. не-не-не-не-не-е-е-е… это видение. горе трясёт головой. да. это не она. к этой девушке подбегает какой-то парень, прижимает за талию и целует в губы. лиза вертит голову, переводя взгляд себе под ноги. пошло и мерзостно. но в голову пробирается слишком интересная и приятная мысль. а может эля будет на трене с подтанцем? лиза хмурится, дергает головой и, проморгавшись, широко улыбается, втягивая новую порцию никотина. да… если эля будет там… а что собственно случится? планета вроде не должна взорваться, так ведь? но почему-то на слало легче. будто камень с души спал. а может… всё не так уж и плохо?..***
она вся запыхавшаяся влетает в закрывающуюся дверь автобуса. успела. кондуктора нет. делает вид, что прикладывает карточку, дабы оплатить проезд. нужно в табачку ещё успеть зайти после трени. выпархивает из автобуса, доехав почти до конечной и бежит на тренировку. бежит. на тренировку. чудо какое-то, завтра точно снег пойдет. за пять минут до начала вбегает в раздевалку, вся в предвкушении, в надежде увидеть блондинистую макушку. живот неприятно скручивает, руки пробирает тремор. господи, да почему она так сильно волнуется? из-за эли? вбегая в зал она спотыкается, почти падает. и вот он. момент икс. горе оглядывает толпу людей и… ничего. эли нет. опять. всё возвращается обратно. воодушевление пропадает, а на глаза почему-то наворачиваются слёзы. ну что за пиздец. лиза хмыкает, понурив взгляд подходит к жене. — эй, горешка, ты чего-о-о-о… — что? — спрашивает, заглядывая жене в глаза. — не грусти-и-и-и, — старшая прижимает лизу к себе, поглаживая по спине. та на автомате отвечает на объятия, вжимаясь в подругу ещё сильнее. — не спрашивай что и почему, ты просто грустная зашла. не парься, саша скоро придёт и потом до основной у те… — всё нормально, жень, не волнуйся, — говорит, смотря прямо в глаза, — я просто немного не выспалась. всё хорошо. — банальная улыбка от жени. лиза улыбается. она не скажет жене причину своей грусти. а спросить про элю и еë историю в команде тупо не осмелится. значит нужно забыть элю……а как забыть то, что намертво въелось под кожу и в черепную коробку и совсем не хочет вылезать оттуда?
***
проведя свой час, она выходит из зала, успев обняться с сашей. вновь, оставшись наедине с собой и своими мыслями, подходит к куртке, достаёт под и затягивается. выдыхает, негромко кашляя. теперь полегче. над лавкой висит куча курток, она их раздвигает, садится на скамью и, откинувшись телом, встречается спиной с холодной стеной. сначала слегка ёжится, скручивается, сжимает пальцы на ногах, но всё же сдаётся, пропуская по телу табун мурашек. здесь прохладно. горе засовывает в одно ухо наушник, включает музыку. нужно же как-то скоротать время. оглядывает комнатушку: кучи курток, пуховиков, более-менее аккуратно поставленные ботинки у входа, почти все породы «черные берцы», небрежно раскиданные вещи на лавках. в воздухе витала мешанина из сладких ароматов. видимо, лиза не одна додумалась тут попыхтеть. запрокидывает голову, затылком о холодную стену, жмурится, медленно выдыхает. тело приятно ноет. хочется спать. сначала лиза хотела противиться, но глаза слиплись сами по себе и её окутывает царство морфея… — горе, горе, подымайся… — слышится отдалённо чей-то голос. кто-то тормошит горе за плечо — а? — спрашивает, пытаясь открыть глаза. — что? — вставай, горе, — и лиза понимает, чей это голос. женя. — мне вам ещё объявить кой-чего надо, давай, подымайся. ты встала? — мгм… — едва слышно, кивая головой и пытаясь скрыть подступившую улыбку, говорит горе. — ещё пять минуточек, мам, и я встаю… — давай, вставай, горе ты луковое. — усмехнулась женя, выходя из раздевалки. — эй, — сказала горе, встав и потянувшись, — а это уже было лишним. — но ответа от жени так и не последовало. раздевалка опустела. ни пуховичков, ни кучи черных немного грязных ботинок и лужи под ними. не было курток яна с герой. лиза шумно выдохнула, взяв телефон в руки. она помнила слёзы саши и жени после их ухода. и больше не хотела их видеть. никогда и ни за что. когда было плохо им, горе думала, что все свои проблемы просто придумывает, тупо накручивает. и она чувствовала себя виновной. не хотелось тогда показывать свою слабость. она подошла к своей куртке, полезла в карман и услышала за спиной хлопок входной двери. тая? её куртка висит здесь. это… горе развернулась и обомлела. на пороге стояла эля. они встретились взглядами. темно-янтарные, с вкраплением мёда, который лиза обожала есть в детстве с молоком, и два ярко-голубых, с отблеском одиноких звездочек на летнем ночном полотне неба. горе будто получила новую дозу какого-то неопределенного наркотика, в неё будто заново вдохнули жизнь. она широко улыбнулась. младшая улыбнулась в ответ. мы не виделись почти полтора месяца. я соскучилась по ней… горе вальяжно приблизилась к ней, оставив между ними расстояние в один шаг, поставила руки в боки, расслабившись, начала: — подтанец закончил минут двадцать назад. и зачем ты пришла? ещё бы через час пришла… — я в курсе, — смущенно и негромко начала младшая. какой же у неё красивый голос. — я на другую тренировку… — и на какую же? — слегка нахмурившись, отвечает горе. ей не понятен такой расклад. — ну, какую-какую… с основным составом, получается с тобой… — младшая отводит взгляд, а лиза задумывается. и тут до неё доходит… — дак ты теперь в основе? с нами? да? это правда? — хватает элю за плечи, начинает трясти и радоваться. теперь они с элей будут видеться чаще. немного приопустив пыл, продолжает. — но почему женя ничего не сказала… — именно об этом я и хотела сказать, но меня кое-кто опередил. — говорит женя, входя в раздевалку с сашей и таей. подходит к эле, отлепляет лизу от девчонки и кладёт руку на плечо. — штош, сюрприза не получилось. но да ладно… прошу любить и жаловать, эля. я её из подтанца взяла. плюсом кмс по гимнастике. я предложила — эля согласилась. так что вот так вот… саша первая среагировала на девушку, пока тая с горе стояли в шоке. — приятно познакомиться. саша. надеюсь, сработаемся. — протянула руку и, получив рукопожатие посмотрела на ошарашенных. — тай, горе? — ах, да. я тая. приятно познакомиться. — ещё одно рукопожатие. — меня зовут горели, но можно просто горе. — лиза, улыбаясь как чеширский кот, вальяжно протянула руку младшей. — ну, мы с тобой уже знакомы… — улыбнувшись в ответ отозвалась младшая, кладя свою ладошку к ладошке горе. теплые. — эй, так не честно. сделай вид, что до этого мы были не знакомы и вот только сейчас познакомились. — высказалась горе, на что все посмеялись. — масло-масляное, горе. знакомы-незнакомы… — сказала сквозь смех саша. — я по-другому не умею, — и только сейчас отпускает руку эли. — ну всё, познакомились? давайте-ка теперь в зал. эля, переодевайся пошустрей! — говорит женя, скрывшись за дверью. выходят и тая с сашей. они вновь остаются один на один. лизе хочется столько сказать… что она ждала, скучала, видела её среди чужих лиц. но она молчит. не хочет рушить эту теплую идиллию. их с элей идиллию. эля стягивает ветровку, садится на лавку, а лиза собирается завершить начатое. подходит к куртке, достаёт подик. затягивается дымом, натыкаясь на удивлённый взгляд эли. хмурится лиза, глазки свои сощуривает, всем внешним видом спрашивая: что не так? эля первая нарушает тишину. — ты куришь? — хмурится. — да, а что? ты не пробовала? — ну, я же спортом занималась… а когда танцуешь, нужно же дышать… -… логично!.. — а ты себе лёгкие поганишь. не, я серьёзно… — как видишь, я стою пред тобою и до сих пор живая. — горе затягивается, выдыхает, смакуя губами, ловит на себе настороженный взгляд эли, — и вообще, — кашляет, — мне уже есть восемнадцать, сама могу подумать о том, что мне можно, а что нельзя. а тебе сколько годков? — пятнадцать… — ну вот. яйцо курицу не учит. давай побыстрей. — она почти выходит из раздевалки, остановившись в дверном проёме. обдумывает последние сказанные слова, мысленно даёт себе пощёчину. как-то очень грубо для первой беседы впервые за полтора месяца. нужно извиниться. — эй, — младшая встрепенулась и посмотрела лизе в глаза. — не обижайся. я не хотела… ну, не специально я… короче, просто у меня такая манера общения. ну, ты поняла. слушай: никогда не воспринимай мои слова близко к сердцу. я всегда несу какую-то чушь. — младшая улыбается, горе отвечает ей тем же. — блять, наушник. эля негромко смеётся. как можно было забыть в ухе наушник? она не понимает. лиза тоже. в момент, когда кладёт устройство в кейс, бросает взгляд на экран телефона, читая название песни.«дипинс — между нами»
лиза усмехается, выключает телефон. что-то слишком часто стал попадаться этот дипинс. что хоть за мальчишка, пишущий песенки про неразделенную любовь? подходит к дверному косяку, опираясь на него, встречается взглядом с младшей, запихивающей в рюкзак вещи. опять они глупо улыбаются друг другу. — меня ждёшь? — не скрывая улыбки, говорит эля. — вообще-то да. пошли уже. — горе суёт руки в передние карманы и прокручивается на триста шестьдесят вокруг себя. — спасибо. — смущается младшая. они уходят в зал. а горе усмехается. и сейчас как-то легко на душе. и кошки не скребут. и холод в душе поутих. в голове лишь мысли о том, что в этой девчушке что-то есть. что-то… такое… притягательное, манящее, успокаивающее… рядом с ней становилось легче……думаю, мы сдружимся.