(Sigh)

      — Начните с того момента, когда вы сели в машину, — ультимативно произнёс полицейский, остановившись прямо напротив сидящей в кресле Маши, и достал блокнот. Поскольку та всё ещё казалась слишком растерянной и потрясённой всем случившимся, говорить пришлось Кристине:       — Мы сели и поехали, но он почему-то повёз нас по какому-то странному пути. Потом начал приставать к Маше и продолжил, хотя она попросила его остановиться. — Кристина скосила взгляд в её сторону. Маша смотрела в пол, от неё пахло пролившейся водкой, и она словно не понимала, где находится. — Ну я и… Пригрозить ему решила, в общем. Сказала, что оттырят его потом, если он не прекратит. А он нож достал. Мы немного поцапались, и тогда он начал меня душить.       — И как же получилось так, что он оказался без сознания с че-эм-тэ?       — Я разбила бутылку ему об голову, — неожиданно подала голос Маша. — Надо же было… Что-то сделать.       Она защитила Кристину, вот, что она сделала. А Кристина защитила её.       Мент всё записал и нарочито громко цокнул.       — Ну и что ж мне с вами делать-то… Ну вы тоже, конечно, удумали! В такси они разъезжают! А то ведь сразу непонятно было, что у мужика не все дома…       — Не перекладывайте на нас ответственность за чужой мудацкий поступок, — огрызнулась Кристина, на что мент высокомерно парировал:       — А вы бы помолчали вообще, гражданочка. Сама только вот недавно с зоны откинулась — и уже в передрягу какую-то влезла…       — Маша! — громкий мужской голос ворвался в комнату так резко, что Кристина едва не подпрыгнула.       Но Маша — не едва. Она подскочила с места и радостно воскликнула:       — Никита!       Чёртов Горохов. Нисколько не изменился — разве что щетиной обзавёлся. Кристина нахмурилась и закусила губу изнутри. Он был мужем Маши, её избранником; он обнимал её и гладил по волосам прямо на глазах у Кристины…       — Кто вас сюда пустил?! — взъелся мент. — За дверью подождите! Ах, ну кому я что тут объясняю?! Напишите заявление, короче, и шуруйте на все четыре стороны…       Это пришлось делать Кристине, раз уж Маша мило ворковала с Никитой. А когда мент забрал заявление и ушёл, Горохов посмотрел на неё и поражённо выпалил:       — А она что здесь делает?!       — Ты узнал её? — удивилась Маша.       — Попробуй не узнать эту бестию… Что ты здесь делаешь, Крис?       — То же я могу спросить у тебя. — Она поднялась из-за стола и, глядя на Никиту ничего не выражающим взглядом, прошла вперёд. — Как всё устаканилось — так ты тут как тут. Прибежал, утешитель! — она презрительно фыркнула. Его рука всё ещё покоилась у Маши на талии, и это выводило Кристину из себя.       — Маша моя жена. И тебе лучше бы не лезть к ней.       — А то что? — с издёвкой промурлыкала Кристина и картинно выпятила нижнюю губу. — Она твоя жена, — продолжала она с потехой, — но тебя не было рядом, когда ты был ей нужен. А вот я была. Так что лучше скажи мне «спасибо», что она ещё жива, и не выёбывайся, — последнее она произнесла с отвращением, пожалуй.       Кристина помнила Никиту школьником — он был дурачком. Не в плане отбитым дебилом, а в плане… Ну, весьма посредственным. Безнадёжный романтик, всё время бросающийся куда-то на рожон. Но Машу привлёк. Настолько, что она вышла за него замуж. От осознания этого факта у Кристины едва не скрежетали зубы; почему он, почему он?! Наверное, вывод напрашивался сам собой… Никита был с ней нежен и добр — не то, что она. Дура! Если бы только Кристина поняла всё раньше, ничего из этого не случилось бы.       Но… Что прошло, то прошло. Сейчас они здесь, и Кристина по-прежнему хочет Машу: больше, чем когда-либо. Придётся завоевать — она завоюет. Любой ценой возьмёт.       Кристина посмотрела на Никиту с ядовитой ухмылкой, а потом скосила взгляд на Машу и игриво ей подмигнула, после чего спешно покинула отделение полиции.       На улице Кристина закурила, бредя по тротуару в сторону домов. Сейчас ей как никогда остро была нужна Ангелина и добротный секс. Она вспоминала, как прижимала к себе Машу на обочине дороге, дрожащую и потрясённую, и… Господи, Кристина отдала бы всё за то, чтобы это мгновение продлилось вечность!       «Пардон, запаздываю»; «Буду через двадцать минут»; «Метнись пока за водярой». Все три сообщения Ангелина прочитала молниеносно. Ответом послужил эмодзи поднятого вверх пальца.       Придя к Ангелине, Кристина сразу налегла на водку и шпроты.       — Где тебя носило? — спросила та. — Я еле соседа спровадила, а ты…       — А у меня приключение было. Большо-о-ое приключение! — Кристина осушила ещё одну стопку. — Ты знаешь… Я сегодня встретила её. Она повзрослела, похорошела… — Кристина не заметила, как заулыбалась.       — И что вы делали? — Ангелина покосилась на неё с живым, казалось бы, энтузиазмом, и её, кажется, нисколько не задевало то, что сердце Кристины принадлежало другой, в то время как Ангелиной она всего-напросто пользовалась.       — Разговаривали. Что ещё мы могли делать? — Кристина нахмурилась. — Она замужем… И обо мне, похоже, совсем не вспоминала…       — Ну, знаешь, ты пыталась её убить…       — А сегодня я спасла ей жизнь, — остервенело отрезала Кристина. — Теперь всё будет по-другому. Я расскажу ей о своей любви, покажу свою любовь, и она… Она будет моей.       — Ты так много о ней говоришь, но никогда не называешь её имени.       — Оно не для всех! — пылко среагировала Кристина. И плевать, что то, как её зовут, и так все знают. Из их уст оно никогда не будет звучать так, как из Кристининых. — Но тебе я скажу — по секрету, но только если ты пообещаешь никогда его произносить.       — Никогда.       — Никогда, — повторила с нажимом Кристина. — Только попробуй, и клянусь, — она положила ладонь на шею Ангелины, слегка надавив пальцами, — ты у меня взвоешь.       Ангелина поджала губы и кивнула, Кристина отпустила её, налила себе ещё стопку и только тогда произнесла:       — Её зовут Маша. Как Дева Мария. И она такая же… Ну знаешь… Божественная. Хотя раньше я никогда не называла её по имени.       — Почему?       — Боялась, что она услышит в моём голосе нежность, — Кристина усмехнулась, не понимая, было ли это правдой. — Знаешь, до меня вдруг кое-что допёрло… — Кристина осушила стопку, хотя и без того уже была вдоволь пьяной. Всё плыло и казалось нереальным, как и Ангелина, оттого она и была так непривычно откровенна. — Она — это идеал, который недостижим. Я могла бы быть такой, как она, но я всё испортила. Могла бы быть с ней… Но всё испортила.       Наверное, это был первый раз в жизни, когда ей удалось обличить эти едкие чувства в слова. Произносить их — всё равно что резать собственное тело.       — Ладно. — Крис вздохнула и коснулась щеки Ангелины. — Давай не будем о плохом. Сегодня я хочу сделать тебе приятно, но ты должна будешь не издавать ни звука. Только попробуй пискнуть — я тебе руки переломаю.       Кристина самолично раздела Ангелину до гола, стараясь при этом не смотреть на её лицо — ведь так она могла представлять Машу. Хотелось бы проделать с ней то же самое… Встретить глазами обнажённое оливковое тело, бархатное и такое желанное, провести рукам по волосам, по шее, по грудям. Сжать соски и оттянуть.       Маша тяжело вздохнула, млея под её касаниями. Кристина облизала её соски и проложила дорожку поцелуев вниз по животу, остановилась на лобке и спустила густую нить слюны, чтобы пальцами размазать её между пухлых розовых складок. У Маши промеж нож пахло апельсиновым гелем для душа, Кристина раздвинула набухшие складки и коснулась языком клитора, принявшись настойчиво очерчивать вокруг него узоры-фигуры. Маша намокла достаточно, чтобы Кристина без труда ввела в неё два пальца. Она загнанно задышала, заёрзала, подаваясь навстречу ловко орудующему языку… И наконец кончила.       — Маша… — прошептала Кристина и поцеловала внутреннюю сторону её бедра.       Только это была совсем не она.