***
Маша никак не ожидала, что в этот самый момент, когда она, ведомая бог знает каким порывом, решила примерить это чёртово платье, взявшееся неведомо откуда, кто-то вернётся домой. Объясняться придётся долго, а с её домочадцами без объяснений никак нельзя: все они волнуются, переживают и так или иначе донимают Машу своими тревожными придумками. Если она скажет, что это платье ей оставил под дверью квартиры некий аноним… Не знать лучше, что будет в этом случае! Маша освободилась от платья и уже собиралась спрятать его в коробку, как вдруг на пороге спальни показался Никита — вот чёрт! Он-то, со своей обострившейся мнительностью, точно ей всю душу выест. И с каких это пор, интересно, её стала раздражать его забота? — Ух ты, — сказал Никита, оперевшись о дверной косяк, а потом опустил взгляд с её полуобнажённого тела на белую ткань в её руках, — что это? Проклятье. Ничего, выкрутится… — Платье, — сказала Маша, развернув вещь. — Классное, правда? — Платье ей и правда нравилось. Село, как влитое, и смотрелось живо и свежо. Кто бы ни оставил эту коробку под дверью, он явно не лишён вкуса. И конечно, обострившееся — в противовес Никитиной мнительности — безрассудство велело не упускать возможность и оставить такую хорошенькую вещицу себе. — Когда ты успела сходить в магазин? — Да вот, сегодня днём выбралась. Ладно, мне одеться надо. От волнения она уже было начала дрожать, но всё-таки взяла себя в руки и прошла к шкафу, чтобы закинуть платье к остальным вещам. Потом нужно от коробки избавиться, а то ведь там ещё та гвоздика… Или не стоит? Сердце билось в груди, Маше казалось всё это подозрительно знакомым, словно бы это был чей-то смутно узнаваемый почерк. Или это местные фанаты решили так её донимать? Чёрт знает. Да и неважно. — А может, не будешь пока одеваться? — спросил Никита, многозначительно улыбнувшись. Она поняла, чего он хочет. От секса и сама, пожалуй, не отказалось бы. Её с той самой минуты, как она влезла в белое платье, какое-то возбуждение наполняло, и волнение не затмило его — лишь подхлестнуло. Маша смотрела на Никиту, и его лицо казалось таким светлым, словно вокруг него нимб окольцевался, и она была словно пьяная. Сейчас Никита нравился ей именно таким: не дотошным, не подозрительным, не гиперопекающим, но игривым, страстным, бойким. — Хорошо. Он подошёл к ней и прильнул губами к её губам; Маша сразу углубила поцелуй, бесцеремонно вторгаясь языком в его рот; Никита подался навстречу; теперь их языки словно бы боролись. Не отрываясь друг от друга, они подобрались к кровати, Никита уложил Машу и навис сверху, принявшись расстёгивать ширинку джинсов, и вдруг Маша отстранилась. — Сегодня я буду сверху, — низким от возбуждения голосом проговорила она и напористо оттолкнула Никиту — лишь за тем, чтобы потом уложить на спину. — Дай хоть разденусь, — выпалил он: успел-то только до колен джинсы спустить. — Да какая разница? Не могу ждать. — Она стянула с него боксеры и вынув лишь одну ногу из своего белья, опустилась на возбуждённый член.***
Сердце колотилось, как ненормальное. Воздуха не хватало. На лбу выступил пот. Во рту пересохло. Крис без устали облизывала губы, глядя на то, что виднелось в окне Машиной спальни. Как бойко она оседлала Никиту — Крис и не подозревала, что в Маше есть столько страсти, столько бьющей ключом взрывоопасной энергии. Маша упёрлась Никите в плечи прямыми руками и принялась медленно, поступательно двигаться на нём. Её спина по-кошачьи выгибалась с такой позе, спутавшиеся волосы лежали на плечах и колыхались по мере того, как Маша размеренно поднималась-опускалась. Оливковая кожа была горячей от похотливого возбуждения — по крайней мере, Крис хотелось так думать. Но куда больше ей хотелось бы оказаться на месте Никиты. Иметь возможность так же, как он, сжимать её бёдра, касаться, ласкать… Крис глухо замычала: тянущее чувство между ног всё-таки настигло её. Маша начала двигаться быстрее, интенсивнее, и создавалось ощущение, что она не трахает Никиту, а раздавить и переломать хочет: так уж агрессивно она его седлала. Аккуратная грудь слегка подпрыгивала, спина всё ещё гнулась. Крис хотела бы быть там и нежно провести ладонью от шеи до копчика — дотронуться, всего-то. Нет… На этом она не остановилась бы. Потом её рука непременно опустилась бы на бедро и поехалась в междуножье — и уж там орудовала бы до победной. Крис стиснула бёдра, кое-как удерживаясь на толстой ветке, и заерзала. Нет, это невозможно вынести… Рукой скользнула под резинку спортивок, в трусы, и нащупала клитор, принялась нетерпеливо его мять-тереть. Маша всё ещё не кончила, по всей видимости, — Крис надеялась, что она продержится подольше, она жаждала, чтобы они вместе завершили это дело. Крис пришлось податься вперёд и налечь на ветку корпусом, плотно обхватив её свободной рукой. И плевать, что улица, что её могут увидеть. Ничто не имеет значения в сравнении с Машей и чувствами — дикими, необузданными, — которые она в ней пробуждала. Крис чувствовала, что у неё начинают трястись ноги; она проглотила стон и тяжело, протяжно выдохнула, стиснув зубы. Хорошо, слишком хорошо… Вдруг она взглянула в окно: Маша оставила Никиту. Всякое удовольствие сошло на нет. Крис выпрямилась и, вытерев мокрые пальцы о штаны, разочарованно выдохнула. Она точно должна что-то придумать.***
Время близилось к полуночи, дома почти все спали — только шум телевизора по-прежнему доносился из родительской комнаты. Маша лежала в объятьях Никиты, на ноутбуке шёл какой-то сопливый сериал, который они начали смотреть от нечего делать, даже, наверное, просто ради того, чтобы было под что засыпать, и совершенно не чувствовала себя спокойно. Кто, всё-таки, оставил ей это платье? Маша ломала голову весь вечер, но так и не смогла придумать. Кто-то должен был знать и её размер, и вдоволь разбираться в цветотипах, и явно здорово раскошелиться: Маша, тщательное осмотрев платье, поняла, что это работа ателье. И конечно, этот кто-то должен был знать, где она живёт. На какой-то миг ей даже показалось, что это могла бы быть Крис; только зачем ей такое делать? Нет, это не она — верно, какой-то помешанный фанат… От того не лучше. Уж лучше бы Крис. Её Маша хотя бы знает. И ещё она знает, что Крис больше не желает ей вреда. Она спасла её, чёрт возьми! — Никит, — позвала Маша. — А? — А если бы тогда в такси со мной был ты, а не Крис…тина Козлова, что бы ты сделал? — Не дал бы тебе сесть на переднее сиденье. — Как извернулся… Маша вздохнула. Ей было неспокойно, а в объятьях Никиты ещё и непривычно холодно, и даже былой вечер разгорячённой страсти не смог этого изменить. Тот инцидент с таксистом… После него Маша чувствовала себя так, словно потеряла где-то часть своей души, своих чувств. Ей чего-то не хватало; было что-то, что она упускала… Снова вспомнилась Крис. У Маши было к ней столько вопросов… И все без ответов. Она могла только строить догадки, но они никогда не станут правдой. Правду может сказать только Крис. Маше стало особенно горько от мысли о том, что она не прочь была бы получить ещё одно «приглашение от Полины».