***
Сон шёл неспокойный. Постоянно просыпалась, вертелась на кровати, плед сбился на ногах. Во рту пересохло, отвратительная боль в голове и тяжесть в конечностях. Возможно, она заболела или переутомилась. Обычно Таня не спала днём после репетиций, но сегодня тело буквально налилось свинцовой тяжестью, как только она коснулась своей скрипучей кровати. Серый свет из окон падал на лицо, челка лезла в раздражённые глаза. « —Ты что больная какая-то? Мне мама говорила с такими не общаться,— детский мальчишеский голос. — Она просто глупая,— за жёсткими голосами раздавался гогочущий смех, он перерастал в пугающую какофонию звуков, растягивавшийся в стрекочущий гул. Грохот нарастал, а тёплое солнце сменилось чёрными тучами. Она ничего не видела, но чувствовала. Пинок, смех, подзатыльник, подножка. Больно.» Резко вырвало из сна, больше походившего на краткий экскурс в детские воспоминания. Все это лишь далекие отголоски травли, прошлого, о которой она не любила вспоминать. А вот боль была вполне реальной, на рёбрах зрел крупный фиолетовый синяк - следствие удара сапогом одного из группировщиков. От недавних воспоминаний мурашки бежали по коже. Она со стоном перевернулась, закутавшись в плед. Холод просочился под кожу, глаза непривычно болели. Когда она была совсем ребёнком, обладала очень открытым и наивным нравом. Тане всегда нравилось притворяться, что она играет на сцене или в фильме, размахивать руками и ярко жестикулировать. Детей вокруг неё это отталкивало, самые юные - самые жесткие. В целом, это правило прослеживалось и в малолетних группировщиках, наводнивших улицы ее города, словно бубонная чума. В голове всплыло лицо недавнего спасителя - Вадима. Воспитанный, спокойный, способный на ужасные, антиморальные поступки, потому что имеет силу и власть... В детстве ее дразнили, обзывали и иногда пинали. С возрастом тенденция не заводить тесных дружеских отношений в ней только окрепла. Со вздохом, полным расстройства, заспанная Таня села на кровати, разглаживая свою челку, которую давно стоило подравнять. Она потянулась к стопке пособий, чтобы занять свободный вечер учебой. Дверь громко хлопнула, и комнату озарила светлая вспышка. Щеки у Наташи покраснели от мороза, пушистые, светлые волосы разметались, глаза, чуть подведённые темным, бешено сверкали. От резкого выброса счастливой энергетики и, конечно, включённого света, захотелось спрятаться за толстой книгой с головой. Энергетическая вампирша. Когда-то Рудакова написала ходатайство с просьбой перевести ее из своего общежития сюда, ближе к месту практики, поэтому она была единственным медиком среди их дружного общества. На самом деле, Наташа была красива - милая, стройная, высокая, а ещё слишком чувственная и эмоциональная. Человек - живость. Ее было слишком много. Таня скорчила кислое лицо. — Все корпеешь над книжками,— весело бросила девушка, скидывая впопыхах верхнюю одежду. — Как будто врачам это тоже было бы полезно,— бросила колкий взгляд поверх учебника. Наташа закатила глаза, отодвигая какую-то ужасную огромную стопку бумаг из-под своего стола. Таня даже отвлеклась и приподняла бровь. — Мда, Рудакова, ты там все-таки грузчиком работаешь? А всем врешь, медсестра, медсестра… — Очень смешно. — Не перевелись на Руси ещё сильные женщины…— заключила Сафарова, снова утыкаясь в книгу. — Это карты… мне нужно было очень много заполнить и взяла домой, а сегодня нужно отнести обратно, — с ослабевающим энтузиазмом в голосе завершила Рудакова. — Как ты их в первый раз унесла? — Мне помогли. — А сейчас не могут? — К сожалению,— она покачала головой,— ладно, может в два захода осилю. Опаздывать не хочется,— закусила губу, пытаясь поднять обе стопки двумя руками и сразу же опустилась обратно. Таня вздохнула. Вот в этом вся чувственная натура Наташи, совсем не думает наперёд, никогда. — Ты собралась идти одна по такой темноте? Несколько раз,— с сомнением выгнула бровь. Молчание красноречивее утвердительного ответа. — Не советую, на улицах, сама знаешь, сколько группировщиков. Попроси кого-нибудь из своих остолопов-аспирантов. — Там никого сегодня не будет, кроме пожилой дежурной,— в лице блондинки постепенно нарастало отчаяние, — может… поможешь?— с явным сомнением блеснули светлые глаза. — Таскать тебе бумажки в ночи? Ни. За. Что. — Рудакова, как ты все это заполнила только?— недовольно пробормотала Таня, переступая не запрошенный снегом лёд, стелившийся по тротуару, и покрепче прижимая к себе стопку. Она уже три раза поскальзывалась и была опасна близка к поцелую с землей. Снежники мирно кружили вальс среди просветов фонарей. — Там, не так много нужно было,— улыбнулась девушка,— не хочешь остаться сегодня со мной? Спасибо тебе. Ночью действительно не стоит возвращаться одной. Сафарова осмотрелась. Она уже долгое время умело лавировала и избегала любого контакта с тёмными улицами и группировщиками, до недавнего времени. Теперь все обстоятельства чуть ли не каждый день ставили ее под угрозу. — В больнице ночевать не планирую,— она покачала головой. Тут освещённая дорога, да и не было ещё так поздно. У входа в здание совсем никого, лишь холод, раскрасневшаяся Наташа и фасад старого здания. Тяжеленная дверь в холл протяжно скрипела, пока они ее открывали, только с помощью совместных максимальных усилий. Что-то напоминающее западные мотивы ужастиков. — Ещё раз спасибо, — принимая вторую стопку от соседки, Наташа чуть не завалилась под гнетом тяжести и покраснела сильнее. От похвалы стало резко неловко. Зачем она это сделала? Раньше они никогда не проводили столько не вынужденного совместного «досуга». Не хотелось отпускать знакомую одну или в ней проснулась жалость? Нужно было прогуляться, чтобы взбодриться после неприятного сна. В этом и вся причина. — До встречи, труженица,— развернувшись, бросила Таня. — Будь осторожна,— последнее, что услышала, прежде чем дверь захлопнулась, оставляя девушку наедине с неприветливыми переулками и медленным танцем ветров. Девушка выдохнула, поправляя шелковистые распущенные волосы, нужно было надеть платок на голову перед выходом. Термометр показывал особенный мороз сегодняшней ночью. А она хотела сделать все как можно быстрее, чтобы вновь оказаться в теплой постели с чаем в руках и книгой. В спешке накинула только шубу и теперь жалела, грея друг об друга замерзшие пальцы. Таня шла по сугробам в абсолютной кромешной тишине, на улицах не видела ни души. С одной стороны, она находила в спокойствии признак безопасности, с другой - тревожность нарастала. Люди старались не ходить по городу с наступлением темноты, с недавних времен. Вдруг на синие бугры снега упал яркий оранжевый свет и послышался звук подъезжающей машины. Желудок сжался, сердце замерло. Что за невезение. Таня чуть ускорилась, выискивая обходной маршрут, когда автомобиль притормозил рядом с ней. — Добрый вечер, почему я даже не удивлен,— раздался совсем знакомый бархатистый голос, заставивший девушку обернуться на его обладателя. Обстоятельства новой встречи с этим человеком делали ситуацию одновременно и хуже и лучше. Она надеялась, что больше никогда не увидит его. Желтый был знакомым, который однажды уже не причинил вреда, а наоборот защитил. И все же автор Домбыта оставался группировщиком жестоким, опасным. "— Лучше предай Косе мои слова, а то в следующий раз он вас получит по частям... " — Вадим,— поприветствовала она, подмечая, что машина теперь ехала медленно, наравне с ее шагом. — Татьяна,— Желтый отчего-то развеселился, улыбаясь с усмешкой,— вы поразительная, опять по темноте и в одиночестве. — В одиночестве? Кажется, теперь здесь еще Вы,— не дрогнув, парировала, наградив надменным взглядом. — Провоцируете неприятности безрассудством? — До недавнего времени они обходили меня стороной. С намеком на его непосредственное участие в неприятностях. — Теперь вы активно их ищете сами, вошли во вкус,— девушка возмущенно вздернула бровь. У нее сейчас была шутливая полемика с главой группировки? Она не ответила, часто моргая и стараясь привести себя в чувство. Не говори с ним, не отвечай, не шути. Он опасен. Вадим тяжело вздохнул, глянув на нее почти с раздражением. — Садитесь, быстро подвезу Вас,— не отрываясь от дороги, сказал Желтый. Перспектива была бы еще заманчивой, если бы он являлся сыном доброй соседки, которого она бы знала с детства, консьержем или продавцом магазина, обычно попадавшемся на ее пути. Вадим же был группировщиком, отдавшим приказ отрезать человеку палец. — Я сама могу дойти, — вежливая холодная улыбка. Машина не ускорялась, когда впереди показались очертания шумной компании, послышались мужские, громкие голоса. Совсем вдали, едва разглядишь. — Какие миловидные, дружелюбные ребята, может мне им посигналить и уехать? — проговорил мужчина спокойно-издевательски, насколько это возможно. Таня резко остановилась, взглянув сначала вперед, а затем на салон Волги. До общежития оставалось не так уж и долго идти. — Вадим, вы нагло заигрываете и издеваетесь надо мой, — с пыхтением она села в остановившуюся машину на самый край сидения, отмечая хороший кожаный салон и запах хвойного освежителя вперемешку с приятным мужским одеколоном. — Какие заигрывания?— чуть улыбнулся, глядя на дорогу,— Татьяна, о чем вы думаете! Она закатила глаза, проигнорировав реплику и снова возвращая себя к бдительности, чтобы быть готовой в любой момент выпрыгнуть из машины. — Я думаю, можно перейти на ты,— изрек спокойно Желтый, поворачивая в одном из дворов. — Согласна, это довольно странно, что мы разговариваем как дворяне в классике. — Да. Но тебе, по всей видимости, это нравится. — До тех пор пока меня не шантажируют привлечением внимания группировщиков, — бросила холодный взгляд густо-накрашенных глаз на руль, заметив синие борозды сбитых костяшек на длинных пальцах. Вадим нахмурился, не глядя на нее. — Таня, я блефовал, конечно, не оставил бы тебя одну на улице с ними,— очень серьезно произнес мужчину. От резкой перемены настроения захотелось поежиться. — Почему?— она нахмурилась, уводя взгляд. Действительно, почему? — Думаешь, тут все одинаковые. Только отрицательные герои, как в книжках,— он кивнул на нее, на миг отрывая холодный взгляд от дороги,— Это не так. На улицы выходят не от хорошей жизни. Вадим не выглядел, словно человек из бедной, неблагополучной семьи. Как бы она не хотела это признавать, он разговаривал и вел себя, будто образованный и воспитанный мужчина, только на первый взгляд. Таня не могла знать, что у него на душе. Девушка опустила вниз длинные ресницы, разглядывая ручку машины. — Я не верю в справедливый бандитизм,— на это у нее были свои весомые причины. — Приехали,— машина затормозила у общежития и Вадим снова посмотрел на нее,— лучше послушай совет, в следующий раз меня не окажется рядом. Она закусила губу и кивнула, последний раз встретив взгляд серо-голубых глаз, по-своему очень притягательных и холодных. — И снова спасибо. Доброй ночи,— поспешила вернуть себе холодность и захлопнула дверь автомобиля. Татьяна подавила в себе внезапное, странное желание обернуться.***
Валера сегодня на репетицию не пришёл - заболел. Таня спокойно принимала каждое поддразнивание Ильдара и сносила неприязненные взгляды некоторых девиц. Освободились рано и снова сидели в гримерке. Таня собиралась поскорее отправиться в общежитие. Ее компаньонка, игравшая Варвару, очень харизматичная актриса, расчесывала волосы, а буфетчица пила чай и рассказывала им свежие сплетни. В приглушенном свете мерцающих лампочек на все ложилась оранжевая уютная вуаль. Таня опёрлась на деревянное трюмо, заглядывая в зеркало и расправляя челку. Резко разнесся ударом звук разбитого стёкла и вскрик за пределами комнаты. Девушка замерли, словно статуи, прислушиваясь. Возня, вскрик, шум, подозрительно напоминающий драку. — Что там происходит?— нахмурилась компаньонка, ее звали Динара. В следующий миг дверь распахнулась, Таня приготовилась к худшему, но влетела всего лишь Настя, растрёпанная и в слезах. Тревога протяжным воем нарастала в груди. — Ой, что будет, что будет? — закричала девушка, хватаясь за волосы. — Не реви, успокойся, объяснись,— Динара закрыла дверь и схватила ревущую коллегу за плечи. — Т-там,— моргнула девушка, фокусируя взгляд,— пришли эт-т-ти, группировщики какие-то, избили охрану, начали трясти всех, угрожать, говорить про какую-то крышу над театром, я ничего не поняла, испугалась и побежала. На несколько скорбных мгновение повисла мрачная тишина. Женщины переглянулись. Таня сглотнула, пытаясь привести мысли в порядок. Разве можно было вот так нападать на театр. — Сколько их было? Примерно,— сказала она, подходя ближе. — Не меньше двадцати, здоровенные такие,— дела плохи, очень плохи. — Где они? — В зале сначала были, потом в кабинет директора пошли. На несколько мгновений Таня задумалась, как лучше стоило поступить. Ее охватили страх и желание забиться в угол, но инстинкт выживания молил включить разум и начать соображать быстрее. Облава, бандитизм, никто им не поможет, кроме них самих. Директорский кабинет находился в соседнем коридоре. Опасно, но стоило рискнуть. — Нужно уходить,— прочитала ее мысли Динара. — Через окно на этаже,— добавила, кивнув, Сафарова. — Позвонить в милицию?— пробормотала гнусаво Настя. — Телефоны все на первом этаже, да и не помощники они тут, — с мрачным выражением лица призналась актриса. Таня молчала, переваривая услышанное. — Опасно здесь оставаться, совсем скоро они начнут рыскать по каждому помещению в поисков людей и наживы,— девушки снова переглянулись. Все знали о том, что группировщики могли сделать с женщинами ради забавы. Страшные вещи, особенно, когда они загнаны в угол. Коллективно было принято решение прокрасться к окну в конце коридора и прыгать в сугробы со второго этажа. Лучше уж так, чем в лапы бандитов. Сердце бешено колотилось в районе горла. Тревога нарастала, чувство какой-то бешеной опасности зашкаливало, когда четыре женщины тихо прикрыли дверь и заскользили по паркету к источнику света в конце коридора. Буфетчица почти без скрипа повернула форточку и выглянула в окно - снега были настолько высокими, что почти доставали до окна первого этажа. Безопасно, никого поблизости не было. Первой спустилась самая юная Настя, с негромким скрипом приземлившись в снег, затем неуклюже забралась буфетчица, по «старшинству». Когда она уже прыгала с подоконника, где-то рядом громко хлопнула дверь и послышалась приближающаяся грубая поступь. Сердце Тани выпрыгивало из грудной клетки. — Прыгай быстрее, — закричала ей охватываемая паникой, Динара. Она не успела даже пискнуть, когда к ним подлетело несколько крепких мужчин и с возмущением схватили за руки, заломили их и куда-то потащили. Все произошло так резко, амбал разозлился и ударил кулаком ее по лицу. Таня вскрикнула, дёрнулась, но быстро обмякла. Часть скулы сильно обожгло, словно хлыстом, из губы хлынула кровь, заливая подбородок, а волосы встали дыбом и растрепались, как у бешеной кошки. — Вот швабры, кто-то уже сбежал,— выругался один из них, захлопывая форточку. Таня попыталась вырваться, но безуспешно, ее руки крепко держали, оставляя болезненные синяки, и за них с силой волочили по полу. Думать логически уже не получалось, разум отключился, уступив тупой животной панике. Она едва успевала перебирать ногами, чтобы не болтаться, как сломанная игрушка. Мужчина, державший Динару, свернул к лестнице, устланной красным ковром. — Я эту тогда к остальным поведу. — Отлично, а мы пока навестим Кощея,— усмехнулся ее обидчик. Она перестала дышать на несколько секунд. Зачем их разделили? Нет-нет, не нужно. Значило ли это, что сейчас этот человек зажмёт ее где-то в углу и возьмёт силой? « Уж лучше смерть», - подумала она, приходя в отчаяние. Ее привели к директорскому кабинету, к удивлению, и втолкнули в дверь, сразу же выпустив и захлопнув. Таня едва не рухнула на колени, глотая металлический вкус во рту от такого поворота событий. Осмотрела дорогую «стенку» с множеством наград и книг, сервизов, картину, мягкий диван и кожаное кресло, стоящее за массивным, дорогим дубовым столом. Оно было повернуто к окну, но не пустовало. Никого больше. Она сглотнула, выпрямляя спину, хоть и понимая, что выглядела довольно жалкой. — Так-так-так, кто тут у нас?— кресло провернулось, и Таня ужаснулась, — солнышко, я же говорил, что встретимся. Это был тот кучерявый, темноглазый мужчина, букет от которого она отшвырнула перед консерваторией... Он автор одной из группировок. — Ты,— сказала она, нахмурившись, — зачем? — Что зачем? — он театрально поднял брови в удивлении, — не понимаешь ещё во взрослых делах? Ничего страшного, садись, — мужчина бросил в дорогую пепельницу сигарету, которую держал до этого в руках и указал на стул перед собой. Она не сдвинулась с места, оглядывая то, как комфортно чувствовал себя этот человек в чужом кресле. Какая страшная аура от него исходила! — Это ничего не даст, — она покачала головой, словно пыталась убедить себя. — Почему же, — мужчина вздохнул, глядя на неё выразительно, поднимаясь с места и приближаясь, — ваш дорогой владелец уже услышал мои требования. Опасно нынче без крыши в городе,— он кружил, словно хищник, глядя на Таню, — всякие нехорошие люди могут прийти и беспредел учинить. А вашему театру это надо? Конечно, нужно было защищать театр, вот только от таких как он, от него… Теперь их лица находилось непозволительно близко, настолько, что она чувствовала запах едких сигарет, алкоголя и еловых веток. В темном взгляде сквозила наигранная насмешка, интерес и едва заметная по кромке ярость. Обидела, оскорбила, отвергла ухаживание. Таким людям не отказывают без последствий, если некому тебя защитить. Она уже мысленно готовила себя к худшему. — Я же сказал тебе сесть, — он резко схватил ее за волосы на затылке и с силой потянул на себя. Таня зажмурилась от боли, глотая вскрик, не хотелось унижаться до такой степени, — уважать надо старших… — вкрадчиво пояснил и, потянув, как куклу, потащил к окну. Прижал к столешнице своим телом и положил руки с двух сторон. Страшно. Она просила себя мужаться, пытаясь отстраниться настолько, насколько возможно, но было так неприятно, что хотелось задохнуться. А с безнадёжностью в душе зрела злость и задетая гордость. — Мое имя - Кощей, запоминай, солнышко. Вы теперь тут все подо мной ходите, — усмехнулся мужчина ей в губы. Он потянулся рукой к ее лицу и тогда сработал в обратную спусковой механизм. Она толкнула его руку, сразу же ударив в грудь со всей силы, чем заставила попятиться обидчика, и вспыхнула. — Не трогай меня, урод, — бросилась бежать к двери, но ее снова схватили за волосы и на этот раз дёрнули так, что в глазах потемнело и сдержать писка не удалось, Кощей сразу же приложил ее головой о шкаф, с меньшим напором, почти шутливо, и снова потянул к себе. — Да уж, бить баб - гиблое дело. Но ты сама напросилась, человеческим же языком говорил… — почти строго пропел он. На ватных ногах, Таня опустилась в кресло. Все тело болело, голова раскалывалась, желание сопротивления ослабло. — Что за молчание, ну? Не обижайся, красивая же такая и вся разукрашенная теперь будешь ходить, — Кощей присел перед ней на корточки, сверкнув длинными, пушистыми ресницами, — завтра на свиданку пойдём, — он провёл по ее здоровой скуле пальцем и спустился к ключице, вырисовывая на ней диковинные узоры. Таня сидела, замерев, не двигаясь. Ее разум как будто отключился от шока. Она поймала свой взгляд в отражении стёкла, но не испугалась. Волосы растрепаны, часть из них стояла дыбом, на скуле зрел синяк, пухлая губа разбита и кровь испачкала подбородок, ворот рубашки, тушь чуть потекла, оставляя тёмные дорожки. Как красивая, податливая кукла, она не сопротивлялась и ярко накрашенными глазами смотрела в пустоту, мимо нового покровителя, от которого не сбежишь. Теперь все изменится.