Оборачиваясь сейчас назад и сфокусировавшись на отправной точке, Ким понимает, что в каких-то вещах он словно не сдвинулся ни на метр.
Лейтенант предполагал, что с годами в теле и опытом в мыслях глупые вещи сами по себе растворятся из его жизни. Будет проще идти дальше. Себе, новому и изменившемуся, легче перешагивать через себя старого, если ему вдруг не повезёт упасть. Ревность Кицураги считал вещью глупой. Ревность без отношений - катастрофическим бредом.Но Ким припадает лопатками к холодной колонне, а её длинная тень скрывает упавшего Кицураги.
Пусть и рухнул он где-то внутри, переступить так только сложнее.
Инфантильность и ребячество. Фильтр смят губами, на горячем воздухе курить отвратительно. Город должен был остыть к вечеру, но Ревашоль душит. Ким надеется, что это Ревашоль, а не что-то ещё. Голоса за углом участка впиваются в уши жаром. Лейтенант пытался укрыться, но закатное солнце протягивало длинные тени говорящих прямо к нему. - Так ты не против? - слова Айзека теплятся улыбкой, которую Кицураги не видит. - Конечно нет. Только рада. Я постараюсь быстро. - Ключи у тебя есть? - Да. Ким лениво смотрит на тень голов. Ждёт, пока рты раскроются в каком-то пояснении, внесут конкретику, ведь к этой сцене лейтенант заметно запоздал и наверняка упустил важные детали. Ключи от квартиры? Нет, он не хочет знать, и стряхивает пепел. Серые снопы растворяются в черноте чужих движений. Тень Госса протягивает полицейской что-то прямоугольное. Девушка медленно кивает, прячет это что-то в подкладку форменного пиджака. Даже лучше, что Кицураги за углом, за колонной. Так можно обмануть себя, что это совсем другие люди.***
Мотокарета на ближайшую неделю в полном распоряжении Госса и Кицураги. Необходимость по первому дежурному звонку посреди ночи находиться с Айзеком в тесной кабине казалась почти ироничной. Раньше лейтенант даже не замечал, насколько медленно передвигается напарник и как громко скребёт подошва его ботинок по бетонной дорожке, как цокот трости стучит по перепонкам. Сейчас это раздражало. Ким отворачивает голову от окна, пока Госс подходит к мотокарете, и ловит свой взгляд в зеркале заднего вида. Кицураги зол на себя, не на Айзека. Из-за того, насколько недалеко ушёл в свои 40 от подростковых эмоций, что они так глупо и резво его нагнали. Какой же бред. Дверь открывается, а лейтенант всё так же буравит себя осуждающим взглядом в зеркало. - Сразу домой? Фраза звучит грубее и холоднее, чем Киму бы хотелось. Но почему-то от неё становится легче, и это злит только ещё больше. Госс облокачивается о спинку сиденья, пока укладывает трость назад. - Ну… да. Куда ещё? - ответ ощущается немного растерянным, но Айзек отбрасывает из вопроса подтексты, привычно улыбаясь. Кицураги отводит глаза от зеркала, замечая в нём рыжие пряди. Откуда он знает? Ресторан? Кафе? Парк? Магазин, чтобы было что-нибудь на ужин. И завтрак. В животе тянет холодом. Ким сбрасывает это на голод после мыслей о еде и выуживает из нагрудного кармана ключи. Стук в стекло заставляет уронить связку на колени. Лейтенант поворачивается к окну. Девушка, склонившаяся к мотокарете, явно чувствует себя неловко за то, что немного напугала Кима. Стекло опускается. - Извините, лейтенант, можете посмотреть бардачок? Я после дежурства браслет не могу найти, мне кажется я его там оставила. Лучше было бы услышать этот голос в толпе, чем так близко к лицу. Пластик ручки горячо впивается в ладонь красным следом. Это уже походит на сарказм. Ким сдержанно кивает, не одаривая полицейскую взглядом, свободной рукой распахивает бардачок. Тот с глухим стуком ударяет Госса по левому колену. Майор не подаёт вида, но задерживает дыхание, пока сжимает челюсть от боли. - Извините, офицер. Ким не хотел бы извиняться. От этой случайности тоже стало немного легче.Что это ещё за дрянь?
Конверт вскрывается неаккуратно, лейтенант просто отрывает часть бумаги, оглушая салон резким треском. Пальцы нащупывают что-то глянцевое и тонкое. Билеты?На экспериментальный благотворительный заезд мотокарет в окрестностях Ревашоля.
Трасса, приближенная к реальным условиям.
Актуальные модели выпуска всего двухгодовалой давности.
- Ого. Круто. Видимо, кто-то решил тебя поздравить с прошедшим Днём Рождения. Сколько их? Два? Я бы не отказывался, Ким. Как раз после дежурства расслабиться самое то. С кем пойдёшь? Хорошо, что Госс не пошёл в какую-нибудь творческую профессию. Как минимум актёр из него крайне дерьмовый. Мужчина выдыхает медленно и тяжело, билеты опускаются на колени и ощущаются гранитными плитами. Очки соскальзывают в руку, Ким облокачивается о руль, начинает потирать пальцами веки и переносицу. Если бы Кицураги не знал, что Айзек в кабине, то и вовсе бы его не заметил. Госс замер на сиденье, растерянно бегая взглядом по скрюченной фигуре напарника. Мужчина не знал, что сделал не так. А Ким чувствовал себя виноватым и заляпанным. Ему жарко, и тело горит, виной тому совсем не Ревашоль. Кицураги вспоминает холодные кабинеты для несовершеннолетних правонарушителей. Запереть бы себя там же прямо сейчас, чтобы остудить всю дурь. Ким думал, что её в нём уже не осталось. Оказалось - слишком много, чтобы спрятать куда подальше. Просто играл лейтенант для себя куда лучше, чем Госс сейчас. - Иди к чёрту, Айзек… Кицураги приваливается лопатками к сиденью, надевает очки и втягивает носом воздух. Второй билет слепо протягивает напарнику. - Ты со мной пойдёшь. Мужчина забирает глянец как-то боязливо. Аккуратно убирает билет во внутренний карман пиджака. Наверное, Госс хочет понять, что происходит. Но вопросов не задаёт. Это Киму нравится как никогда - умение мужчины терпеливо принимать ситуацию, когда сил на слова нет кроме тех, которыми сам себя оскорбляешь. Кицураги пояснит ему. И извинится. Но потом. А сейчас лейтенант проворачивает ключ, и мотокарета надрывно взвывает, перекрывая насмешливый щебет птиц.