Рок Элизиум. Дым в глаза.

Лето полюбилось Госсу относительно недавно: с момента начала “новой главы” своей жизни после выхода на гражданскую службу. Пусть и ощущалось это скорее эпилогом. В тёплые дни бывший майор реже ловил на себе случайные взгляды, ведь тёмные очки под солнечным светом выглядят уместнее, чем под моросью или белыми хлопьями. К тому же не нужно протирать линзы. Из общего темпа прохожих мужчина тоже почти не выбивался. Летом люди заметно размякали, лениво растекались по улицам, как пломбир по вафле рожка в их руках. И пусть Айзек предпочёл бы провести жаркие месяцы где угодно кроме Ревашоля, в нынешней ситуации количество плюсов почти поровнялось с минусами. Почти. Назвать лёгкие дуновения воздуха ветром не поворачивался язык, но выйти им навстречу из душной мотокареты было настоящим облегчением. Салон не спасали даже опущенные стёкла, кожа обивки казалась раскалённой, противно скрипела о мокрую ткань формы и жгла лопатки. Мужчины оставили пиджаки внутри, накрыв ими сиденья от беспощадного солнца. В Ревашоле есть хоть что-то, что может пощадить? Кицураги запирает двери, а Госс потягивается, разминает шею, стирает пальцами влагу с виска и щеки. - Сейчас бы поплавать, а, лейтенант? Нормальные люди в отпусках развлекаются, греются на песочке, загорают. - Потребляют в парках и на пляжах, устраивают поножовщины, тонут, пропадают в пригороде, - в голосе Кима трудно выявить сарказм, но Айзек справляется с этой задачей. - В том-то и дело, - мужчина качает головой, покрепче обхватывает трость и в ожидании, пока напарник обогнёт транспорт, постукивает ей по разбитому камню тротуара. - А у нас в головах только работа. По большей части формальная и такая же душная, как салон мотокареты. Новый выезд заметно отличался от обычных разборов бланков или патрулирований, но с тем, что он лучше, можно смело поспорить, и даже одержать в этом споре победу. Двор многоэтажного дома напоминал заброшенное кладбище: с этими обломанными плитами цветного металла из земли вместо изгородей, с этими вьющимися сорняками, которые карабкались по каменным лестницам всё дальше по фасаду. И с этой тишиной. Шум улицы обратился в отдалённый гул, стоило сотрудникам ступить под покосившуюся тень здания. В голове мог бы возникнуть вопрос, по правильному ли адресу мужчины приехали. Но специфика их работы проста: чем дерьмовее выглядит место, тем меньше сомнений, что вы явились по назначению. Иллюзорные сомнения развеял молодой участковый, стремительно вынырнувший из темноты подъезда. Его лицо почти сливалось по цвету с сорняками, карие глаза казались бы стеклянными без бегающего зрачка. - Так, - Госс взял на себя инициативу в диалоге, а Кицураги оценивающе скользил взглядом по окнам над их головами. Те, что не зияли разбитыми стёклами, были плотно зашторены. Кроме одного. - И что тут у нас интересного? Голос Айзека сквозил улыбкой, но это слабо подействовало на парнишку. Тот дрогнувшими руками ткнул кипой бумаг в грудь мужчины. - Самоубийство. Мы вытащили тело. Первичный отчёт здесь. Я… - Понятно. Давай, не нервничай, - Госс перехватывает документы свободной от трости рукой. - Твоя работа выполнена. Иди, развейся. Возьми себе мороженое. Там на углу магазинчик. Ким опускает взгляд на напарника, а после медленно переводит его на сотрудника. Успевает заметить влажные следы вокруг приоткрытого рта, гуляющий за зубами язык. А после парень сгибается к стене в приступе тошноты. Спазмы сдавливают худое тело, но, похоже, всё вышло из желудка ещё до приезда мужчин. Айзек поджимает губы и поворачивает голову к Кицураги. Лейтенант чувствует на себе его неловкость. - Извините… Я… - голос участкового хриплый и сдавленный, тонкая кисть подрагивает, как и острый подбородок. - Не переживайте, офицер, - Ким мягко склоняет голову, а понимание и твёрдость в словах находят отклик - парень старается выровнять дыхание и прикрывает глаза. - Мой напарник прав, вам нужно отдохнуть. Оставьте остальное нам. Айзек пару раз утвердительно кивает со всё той же неловкостью. Лейтенант замечает это. Уголок его губ едва заметно дрогнул. - Тебе надо было идти в мозгоправы. Тёмный взгляд устремляется на Госса через плечо с немым вопросом. Мужчина остановился посреди пролёта, собираясь с силами для преодоления новой череды ступеней. Ещё те несколько штук у подъезда Айзеку очень не понравились, и дело было не в следах рвоты бедного парнишки. Впереди долгий путь на четвёртый, мать его, этаж. Даже перилла слабо помогали. - Ну, умеешь с людьми разговаривать. Так, чтобы они тебя услышали. Госс смотрит наверх, на сколы бетона и ржавчину опор. Борется с чувством собственного сокрушения, вздыхает и ставит ногу на следующую ступень. - У меня есть опыт находить язык с теми, кто не хочет или не может слушать. - Звучит круто. Научишь? - мужчина подтягивает себя о перилла и трость. - А вы будете слушать? - М-м… Наверное, нет. У меня свои методы. Зря спросил. Кицураги было бы даже интересно услышать об этих “методах”, но он решает оставить эту тему до следующего раза. А пока начинает вчитываться в отчёт в ожидании Айзека. Лейтенант сперва пытался делать свои шаги медленнее и короче, подниматься с Госсом в одном темпе. Но Ким имеет богатый опыт и в отношении тех, кто не хочет или не может говорить. Поэтому выбрал другой подход. С ним в воздухе не было напряжения и неловкости, сочащихся из мужчины. - Знаешь, - напарник поравнивается с лейтенантом и оттягивает ткань своего воротника. - Я сперва думал, что это от меня несёт от жары. Но чем мы выше, тем лучше понимаю, что там нас ждёт какой-то пиздец.

Кицураги следом за Айзеком поднимает взгляд вверх. Пролёты тонут в тенях и подступающем смраде.

Когда происшествие спрятано за заголовки газет или номера бланков, то ощущается почти нереальным. Не касается кожи холодом, не стягивает нутро тревогой, не заставляет щуриться от вони и нежелания видеть. Сейчас кажется, что реальна только маленькая квартира на четвёртом этаже покосившегося дома, а остального мира нет. Органы чувств обострены, трудно поверить, что они были на такое способны. Пожалуй, Киму бы хотелось, чтобы такое оставалось заперто в бумаге. Но сейчас они сами оказались в клетке, за закрытой дверью вместе с покойником. - Надо было прищепки для носа взять, - Госс морщится, продвигаясь вглубь коридора. - Разве такие прищепки есть? - приходится выдохнуть в перчатку, чтобы в тугой материал получилось проникнуть рукой. От понимания, что к коже теперь будет плотно прилегать здешний смрад, стало немного противно. Нужно будет принять душ после окончания осмотра. Желательно дважды. - Да хоть какие. На которые бельё вешают, почему нет. Или степлер. Всё лучше, чем это. Кицураги не отвечает, но не из-за того, что нечего. Кислота и гнилая сладость забивают горло, липнут к языку, словно он вот-вот проглотит что-то мерзкое. - Дыши через рот, - слова, приглушённые стенами и вонью, звучат почти весело, и вовремя - лейтенант чуть было не совершил роковую ошибку и не повторил судьбу участкового. Ким не знает, откуда у бывшего майора опыт работы с такими случаями, но почему-то ему доверяет. - Я не хочу гнать на того парня, ему и так досталось, поэтому скажу, что его начальство совсем дегенераты. Зачем было выволакивать тело? И открывать окно? Кицураги закрывает глаза, медленно вдыхает через приоткрытые губы. Привыкает игнорировать фантомный вкус смерти на языке. Проходит в комнату. Трудно было назвать это телом. Всё, чем раньше оно было, осталось только в дрожащем почерке отчёта.

“Дэйвис Орлук, 34 года. Причина смерти: объёмное кровотечение вследствие нанесения продольных порезов по срединным венам предплечья обеих верхних конечностей. Местонахождение тела: ванна со стоячей водой. Высокая выраженность мацерации: значительное разрыхление рогового слоя эпидермиса, отсутствие эпидермиса в области кистей, стоп…”.

Ким старается воспроизводить отчёт в памяти, оттягивая момент, когда придётся опустить взгляд и подтвердить его самостоятельно. Лейтенант понимает возмущения Айзека. До этого они работали с телами в совершенно других условиях. Низкие температуры снижают скорость разложения, следы ножевых и пулевых ранений хорошо сохраняются. Трупы тогда ощущались картиной, где нужно внимательным взглядом выявить неаккуратные следы, которые приведут к разгадке авторства. Это тело больше походило на пазл. Или кашу. Кицураги поджимает губы. Под натиском горячего воздуха из окна и без защиты воды процесс разложения пошёл гораздо быстрее. Брюшную полость раздуло от газа, дряблая кожа, поддёрнутая разводами, после расслоения в ванне напоминала обрывки цветной бумаги, а сам мертвец - папье-маше. Лицо казалось смазанным, будто художник растёр руками масло портрета. Радовало только то, что напарникам не нужно проводить полный осмотр. Штатный вызов. Участковые приехали по жалобе на запах, обнаружили на месте явный суицид, составили первичный отчёт, обратились в отдел убийств для подтверждения ненасильственной смерти. Один из сотрудников уже оставил место происшествия, ничего “интересного” здесь не было, только мерзкого. Но зачем было доставать труп из ванной и переносить его в комнату?

“Суицид - ненасильственная смерть”. Разве отсутствие насилия способно к нему привести?

- С чего мы начнём? - Ким поправляет очки, призывая себя сфокусироваться. - С тела. Айзек облокачивает трость о продавленное кресло. Начинает медленно опускаться на правое колено. Лицо мужчины ничего не выражает, а лейтенант уже выучил - это значит, что сейчас оно может выражать очень многое. - Вам необязательно… - Ким, - Госс слабо улыбнулся, а губы поджаты. Голос не холоден, но твёрд, взывает к вниманию. - Не нужно заботиться обо мне, когда я не прошу об этом. Раньше ты хорошо с этим справлялся, пускай так дальше и будет, ладно? Расслабься, тебе духота в голову ударила. Мужчина поворачивает голову к Кицураги и снимает тёмные очки, цепляет дужку за воротник рубашки - в них проводить даже поверхностный осмотр достаточно затруднительно. Лейтенант медленно прикрывает глаза, безмолвно соглашаясь. Даже если будет нужно, Айзек попросит? Лёгкие дуновения воздуха с трудом можно было назвать ветром. Старый тюль лениво покачивался, его кружевные узоры сливались с пухом облаков за окном. Раньше Госс не очень любил лето, особенно лето в Ревашоле. Теперь же жаркие месяцы переносились легче. Люди не обращают такого внимания на тёмные очки, медленный темп шагов. Может быть, в головах напарников и не только работа. Но Айзек верит, что Ким не будет искать, тревожить и подчёркивать его шрамы. Верит, поэтому не отворачивает лицо и кивает на тело. - Давай, присоединяйся. Будем собирать пазл. Кицураги опускает взгляд на тело, а после и себя - на корточки с другой его стороны.