Целься в голову

Соуп проснулся — будто из ледяной проруби вынырнул — от едва уловимого шума. Распахнул глаза, не сразу привыкшие к темноте, слепо пошарил ладонью по матрасу рядом с собой. Гоуста поблизости не обнаружилось, зато звук стал чётче и громче. Соуп не спутал бы его ни с чем. — Чёрт! — он слетел с кровати, хватая пушку, сощурился, вглядываясь во мрак. В комнате было пусто и тихо, занавешенное постельным бельём окно казалось нетронутым. Звук — глухое утробное рычание, перемежающееся с чем-то до отвращения похожим на чавканье — повторился. Он шёл откуда-то из коридора. Соуп ещё раз тревожно оглянулся на окно; не очень-то хотелось подставлять голодным тварям спину, не защищённую сейчас даже бронежилетом. Потом тихонько вздохнул и, здраво рассудив, что вполне реальная опасность впереди хуже потенциальной опасности сзади, шагнул в дверной проём. Коридор был до того тёмен, что Соуп несколько секунд кряду пялился в черноту, силясь различить хоть что-то и жалея, что по собственной тупости не прихватил прибор ночного видения. С другой стороны, поджидай его зомбарь у дверного косяка, и он уже лишился бы головы. Наконец зрение адаптировалось в достаточной степени для того, чтобы шагнуть вперёд. Коридор второго этажа представлял собой широкую площадку, ведущую в две комнаты и уборную; одну из спален заняли Соуп с Гоустом, вторая была надёжно заперта во избежание сюрпризов. Оставалась ещё ванная. Дверь которой была закрыта. Когда Соуп бесшумно прокрался к ней, прямо из-за стены донёсся свистящий хрип. Он замер, прижался небритой щекой к косяку, прислушался, но по ту сторону воцарилось гробовое молчание. Куда ты нахрен делся, элти, в сердцах подумал Соуп, клянусь, если это твой идиотский розыгрыш, я… …но стоило взглянуть правде в глаза: даже лейтенант Райли не обладал настолько скверным чувством юмора. Соуп покосился на лестницу, ведущую на первый этаж; туда, где безмятежно дрыхли Газ, Роуч и Прайс. Он мог бы спуститься. Мог бы растолкать их и предупредить об опасности. А может, этим занимался Гоуст; да нет, бред, он не стал бы оставлять Соупа пускать слюни на подушку в считанных шагах от врага. Но куда он тогда запропастился? За дверью зарычали, Соуп чертыхнулся и решился. Накрыл дверную ручку пальцами, дёрнул на себя, бросился влево, наставляя пушку на врага; даже если бы дохлая тварь ринулась к нему на пределе скорости, он успел бы всадить пулю в аккурат ей промеж глаз. Но в обнажившемся закутке обнаружилась одна только широкоплечая фигура. И, хоть человек и стоял к Соупу спиной, перед зеркалом над раковиной, Соуп узнал его сразу же. Не мог не узнать — это тело, каждый дюйм которого заучивал бесчисленными взглядами; этот затылок, привычно скрытый балаклавой. Соуп застыл на месте, чувствуя себя полным дураком. — Элти?.. — прошептал он, и пушка в его руках дрогнула, дуло покачнулось, но осталось направлено на чужую голову. — Что за… — Джонни, — проскрипел Гоуст, не поворачиваясь к нему. И вдруг содрал с себя балаклаву. Небрежно отшвырнул её в сторону, как использованный бумажный платок. Оторвал руку от раковины — на белеющем в темноте фаянсе остался пугающе чёткий чёрный след, — поднёс её к лицу. Раздался отвратительный звук, похожий на тот, который бывает от обгладываемых собакой костей. Сердце Соупа сделало кульбит, во рту пересохло, он лязгнул затвором… — Да брось, — скучающе произнёс Гоуст. — Ты ведь этого не сделаешь. А потом обернулся. Соуп не заорал лишь потому, что вопль встал ему поперёк горла, перекрыл поток кислорода, заставил задохнуться. Почему-то теперь он различал каждую деталь с пугающей чёткостью, именно тогда, когда предпочёл бы лишиться зрения вовсе; но нет — видел. Огромную рваную рану на бедре — видел. Окровавленные пальцы, тёмные брызги на армейских штанах, вязкую субстанцию, сочившуюся из укусов, усыпавших мускулистое предплечье, — видел. И это лицо, лишённое балаклавы, видел тоже; лицо-оскал, лицо-вопль, лицо-череп. Как если бы вместо кожи у Гоуста была та жуткая маска, которую он носил на миссиях. Как если бы процесс гниения сделал своё дело, оставив обнажённую кость зиять во мраке чудовищным бельмом. Как если бы Гоуст был мёртв уже очень давно. Их глаза встретились — в провалах чужих глазниц прятались две безжизненных бездны. Нет, нет, нет, подумал Соуп с отчаянием, это невозможно, это иллюзия, мираж, галлюцинация, ты не можешь… А потом Гоуст шагнул к нему, и Соуп попятился, и снова вскинул пушку, и опустил палец на спусковой крючок. Гоуст оскалился — безгубым окровавленным ртом. — В чём дело? — спросил он так ласково, как никогда в жизни не разговаривал с Соупом. — Я тебе больше не нравлюсь? Такого меня ты не хочешь? — Твою мать… — прохрипел Соуп, едва не запнувшись. — Ты не… это всё неправда. Это не на са… — …мом деле? — вкрадчиво закончил за него этот жуткий, не похожий на себя Гоуст. — Ты ведь сам сказал, что я сойду среди них за своего. Ты был прав; разве тебя не радует это открытие? Соупа сейчас очень порадовала бы быстрая и безболезненная смерть. Гоуст наступал, а он пятился снова и снова, пока не впечатался поясницей в перила, дальше была только лестница, угловая и крутая, с высокими ступеньками, упади Соуп с неё, и с лёгкостью свернул бы себе шею. Он застыл, боясь пошевелиться; Гоуст-которого-не-должно-было-существовать приблизился вплотную. Настолько близко, что Соуп сумел различить что-то маленькое и белое, что-то копошащееся в его правой глазнице. Настолько близко, что дуло автомата упёрлось прямо в лишённую бронежилета грудь. Не вздымающуюся. Неподвижную. — Ну же, — шёлково прошелестел Гоуст. — Я жду. Соуп зажмурился до взрыва под веками и до череды картинок, вставших у него перед глазами: раз — их первое знакомство, тот самый взгляд и глухое «чёрт побери», донёсшееся Соупу в спину; два — одна из бесчисленного количества совместных миссий, сомнительная шутка про половину собаки и подозрительно похожий на дружеские подначивания диалог о чае и бурбоне; три — Верданск, Лас-Алмас, Чикаго; четыре — прохладные пальцы на его горящей щеке, сдержанное «Теперь сойдёт»; пять — этот бой, едва не обернувшийся для Соупа полной потерей контроля. — Нужно было всё-таки поцеловать тебя тогда, — зачем-то прошептал он. — Нужно было, — мягко согласился Гоуст, и Соуп нажал на спусковой крючок. Гоуст покачнулся. Его тело, ледяное и жёсткое, обрушилось на Соупа всей своей тяжестью, едва не вынудив завалиться назад, на плечах сомкнулись окровавленные пальцы, Гоуст улыбнулся, так, как может улыбнуться один только голый череп, Гоуст прижался к нему, Гоуст выдохнул в самое его ухо интимно и ядовито: — Молодец, Джонни. Соуп взвыл, Соуп отпихнул его от себя, Соуп упал на пол ничком, зажимая уши руками и жмурясь, тысячи мёртвых Гоустов повторяли в его голове язвительный рефрен: молодец, Джонни, молодец, Джонни, молодецджоннимолодецджоннимо, он подумал, что не выдержит, что сойдёт с ума, что застрелится… …а когда разлепил ресницы, обнаружил себя в постели. Сел рывком, так резко, что рваное одеяло слетело с бёдер. Гоуста рядом не было, но, когда Соуп вскочил на ноги, тот обнаружился на полу. Его грудь ровно вздымалась и опадала, а ладонь, лежащая на пушке, выглядела самой обыкновенной. Человеческой. Не… обглоданной. Нормальной, Иисусе. На его голове была всё та же балаклава, в прорези для глаз виднелись плотно смеженные веки, светлые ресницы, чуть подрагивающие, как если бы ему снилось что-то тревожное. Сон. Просто дерьмовый сон. Господи, блядь, боже. Соуп тяжело стёк на пол, прислонившись спиной к кровати, и с силой растёр ладонями лицо. Тело ощущалось чужим. Гоусту потребовалось около двух минут на то, чтобы проснуться. Соуп не знал, что именно на это повлияло — его частые напряжённые взгляды, как если бы ему всё ещё нужно было раз за разом убеждаться в том, что Гоуст жив, или какие-то внутренние часы, в случае лейтенанта Райли работавшие без сбоев. Факт оставался фактом: к тому моменту, как Гоуст открыл глаза, Соупа ещё трясло. Их взгляды встретились. В чужих зрачках мелькнуло нечто вроде беспокойной усталости, и Соуп даже знать не хотел, что отразилось в его собственных. Мгновение спустя Гоуст привстал на локте, потом сел на колени и принялся рыться в рюкзаке. На Соупа он больше не смотрел. Тому хотелось что-то сказать, хотя бы что-нибудь, но он так и не нашёлся со словами; а к тому моменту, как набрался смелости, к ним поднялся Газ с весёлым: — Уже очухались, парни? Кэп велел собираться. Гоуст вышел из комнаты первым.

***

Выдвигались на рассвете. Соуп смотрел куда угодно, кроме Гоуста, а тот искусно делал вид, что сержанта МакТавиша не существует в природе. По обоюдному согласию произошедшее между ними ночью решено было не обсуждать примерно никогда. Соуп не знал, что он испытывает по этому поводу: облегчение или смутное желание доебаться. От своего чудовищного сна он предпочёл бы отмахнуться с такой же лёгкостью, с какой Гоуст сумел — от этого их торопливого петтинга. Ничего не значило, повторял он себе как истукан. Ни первое, ни второе. Ч-чёрт, как же это всё усложнило. Гоуст, не сказавший ему и двух слов, делал только хуже. Неясно было, заметил ли кто-то из команды напряжение и неловкость между ними; если кто и обратил внимание, то, должно быть, деликатно не комментировал ситуацию. А может, и вовсе предпочёл спустить её на тормозах — здесь и сейчас у них были более насущные поводы для беспокойства. — Дела обстоят следующим образом, — произнёс Прайс, когда весь отряд собрался внизу. — Нам нужно исследовать район, пополнить запасы еды и воды и раздобыть карту Хиллингдона. Придётся разделиться. Он обвёл команду суровым взглядом, словно бы ждал возражений, но возражений не последовало, и Прайс сухо продолжил: — Два человека отправятся в ближайший супермаркет, по сведениям, полученным от миссис Уильямс, он в двух кварталах к западу отсюда. Позаботьтесь о том, чтобы отыскать наиболее точную и подробную карту; ищите в отделе сувениров для туристов, там должно быть хоть что-то. Провизией можно будет разжиться позже, но вода у нас на исходе, так что берите как можно больше, сколько сможете унести без риска, что она вас задержит. Газ, Соуп, это на вас. Что. Соуп потерянно открыл рот. Невольно взглянул на Гоуста и вздрогнул, обнаружив, что тот смотрит на него в упор. Хотел было возразить, может, спросить, почему Прайс решил устроить им такую рокировку, но в глазах у кэпа было какое-то такое выражение, которое заставило Соупа прикусить язык. «…здесь и сейчас не место и не время…» Так дело в этом, кэп? Соуп не задал этот вопрос вслух, а Прайс не счёл нужным объяснять. — Остальные, — добавил он всё тем же сдержанным тоном, — отправятся со мной. Меня беспокоит отсутствие зомби-одиночек на улицах. Это может означать только одно: где-то поблизости большое гнездо. Наша задача — найти и зачистить его. По возможности отыскав кого-то из уцелевших людей по пути. Миссис Уильямс отказалась присоединиться к нам, но здесь могут быть и другие выжившие. — А может, тут просто нет никаких зомбарей, и всё? — с надеждой пробормотал Роуч. — Возможно, — негромко согласился Прайс. Вот только проблема была в том, что ни на какие «возможно» полагаться они не могли. А ещё, разумеется, у Прайса были свои причины отправить на менее опасное задание Газа: чувак только-только выкарабкался, будет совсем уж хреновенько, если его укокошат сразу после. Но почему тогда Соуп?.. — Кэп, — хрипло произнёс кто-то другой голосом, пугающе похожим на голос сержанта МакТавиша, — можно тебя на два слова? Прайс сощурился. Соуп почти ожидал отказа, но капитан неожиданно кивнул и первым двинулся в сторону крошечной кухоньки, туда, где они могли поговорить, не опасаясь быть услышанными командой. Стоило Соупу тоже войти в этот закуток, Прайс усмехнулся: — Только если в самом деле на два, Джон. Времени у нас немного. — Знаю, — Соуп облизнул пересохшие губы; сердце отчего-то колотилось больно и нервно. — Я просто… не очень понял, почему ты отсылаешь меня за провизией. — Потому что она нам необходима? — Прайс отлично умел косить под дурака, когда ему это было выгодно, но сейчас Соуп был не в настроении играть в эти игры. — Ты ведь понимаешь, о чём я, — резковато бросил он. — Почему не отправишь меня в гнездо? Прайс неожиданно посерьёзнел. Несколько секунд он сверлил Соупа тяжёлым взглядом, не произнося ни слова, а потом вдруг подступил вплотную к нему. Опустил ладонь на его плечо. Соуп невольно шарахнулся — жест слишком напомнил то движение из его сна, прикосновение Гоуста, потерявшего человечность. — Вот оно, — очень тихо пробормотал Прайс, отдёрнув руку. — Моё «почему». Ты эмоционально нестабилен, сынок. А я должен быть уверен в том, что тот, кто будет прикрывать спину моим бойцам в самом сердце гнезда, не подведёт в нужный момент. И раньше, чем Соуп успел бы осознать смысл его слов, Прайс добавил гораздо мягче: — Не принимай на свой счёт. Со всеми бывает. Тебе нужна передышка, а мне нужен снайпер, стреляющий без осечек. Соуп поверженно затих. Капитан как будто бы ждал ответа пару мгновений, а потом покачал головой, обогнул его неподвижную фигуру и двинулся прочь из кухни. — Почему ты так решил? — выпалил Соуп наконец, когда тот намеревался уже открыть дверь. — Что я… эмоционально нестабилен. Что я, блядь, сделал не так? Прайс оглянулся. — Как ни прискорбно это признавать, это было не моим наблюдением, — ответил он с тем дружелюбием, которым всегда приправлял особенно неприятную и горькую правду. — Мне сказал Гоуст. Дверь скрипнула и отворилась.