Вдохни, сделай выдох – вдох Сделай выдох – вдох Не дыши не дыши не дыши глотай Обклею сердце твое чешуей благородной Осилишь меня — проглотишь всё, что угодно Змея – АИГЕЛ
Красным росчерком мелькнул кинжал Баала, и один из нежданных гостей рухнул с лезвием по самую рукоять в глазу. Астарион оскалился, зашипел, – вспышка! – пара взмахов кожистыми крыльями, и летучая мышь вновь обратилась эльфом, но уже удобно впившимся в жертву со спины. Клыки прокололи солоноватую кожу на шее, и он уже собирался сделать пару глотков и сломать трахею... Но в комнате поднялся страшный крик и хруст разрываемых костей. Соблазн перекинулся в форму Убийцы. Так что Астарион спокойно отступил со своим завтраком к стене и продолжил трапезу. Только когда последняя кровинка покинула жилы, а труп высох, Астарион отпустил – человек мешком рухнул ему в ноги, прямо в месиво из внутренностей и крови. Он поморщился, переступая то что мог переступить, как кот, брезгующий разлитой под лапами водой. И краем глаза поймал Соблазн. Эта трехметровая адская тварь… пардон, его любимая трехметровая адская тварь с чавканьем и хрустом пожирала что-то, о чем Астарион не хотел знать. Так что он просто отвернулся и подцепил с кровати кусок шелковой простыни, ожидая когда Соблазн перекинется обратно. – Дорогуша, я конечно все понимаю, эти несносные рабы как всегда не спешат с завтраком, но может не будешь есть с пола? – в слова скользнула усмешка, и Астарион мягко шагнул вперед. Запах бойни дурманил – ах, испарина алыми каплями проступила на заиндевевших окнах, – а от тяжелого и гулкого дыхания Убийцы узел сворачивался внизу живота. Астарион беспечно подошел со спины, прекрасно зная что ничего ему не будет. Точеные босые ступни с каждым шагом прилипали к остывающей крови. Бледная рука без единого изъяна накрыла грубую шкуру, царапнув ногтями сильное бедро. То что не тронула смерть касалось того, что было смертью воплощенной, и этот вязкий, горячий и наполненный отчаянием воздух заставлял голову приятно кружиться. Убийца рыкнул – и пригвоздил Астариона к полу огромной трехпалой лапой. – Ах-! – воздух выбило из груди. Над ним нависла морда сплошь из клыков и чистого, животного ужаса. Затрепетали жвалы, и Астарион зажмурился когда кровь сорвалась с клыков и запятнала его лицо и волосы. Еще горячая, сладкая кровь. Он слизнул каплю из уголка губ и бросил на Соблазн взгляд сквозь ресницы. – Ты же меня не тронешь, правда, моя драгоценная зверушка? – окровавленная морда приблизилась к нему настолько, что можно было разглядеть кусочки плоти и волос оставшихся на клыках. Лицо обдало смрадом смерти когда Убийца жадно втянул его запах. Астарион сцепил зубы, силясь сдержать сладкую дрожь. И нужно же было найтись среди складок шелка кусочку обнаженной кожи! Вязкая капля опалила живот и стекла в складку у бедра. Это… не похоже на кровь. Астарион опустил взгляд – и, о дьявол… Внушительный, с выступающими крупными венами член слегка подрагивал над ним, истекая смазкой. – У тебя там что все как у собак? – он хлопнул глазами, но тут же опомнился. – О нет-нет-нет-нет-нет, дорогой, даже не дум-! Что ж, попытка была хороша. Астарион поерзал, желая отползти подальше, да и один из когтей почти поддался… он не помнил, была ли его мать из тех кто учит не дразнить опасных адских тварей, но даже если бы и была, разве он бы послушал? Миг – давление на грудь только усилилось, а коготь который он почти сдвинул, вошел в каменные плиты как нож в масло, прижав намертво. Ни вдоха ни выдоха, а шелк уже затрещал, разорванный одним сильным рывком, и когтистая лапа дернула Астариона на живот. Ах, да, четыре мать их руки. Сильное, тяжелое тело вжало его в пол. Убийца с присвистом жадно дышал ему в ухо, а мощная грудина терлась о спину с каждым вдохом. Он оказался зажат между шершавой, горячей шкурой – и холодным склизким полом. Но то огромное, толстое и горячее что скользнуло между его бедер, заставив полутвердый член дернуться… Стон сквозь зубы – жалобный, высокий, от которого Убийца над ним зарычал, царапнув жвалами тонкую бледную шею. Астарион попытался свести ноги и приподняться, будто бы это хоть как-то помогло, будто бы он не желал всем своим существом чтобы его подмяли и сломали, втрахав в залитый кровью пол. Мысли путались, а колени скользили, разъезжаясь, делая его слабым перед этим чудовищным напором. Но, ха-ха, именно тогда когда Астарион уже был готов сдаться, отпустить и себя, и чертову гордость, и остатки рассудка… уже просто наконец лечь под того, кого он хочет, именно так, как он хочет… Убийца остановился. Рык словно шел из самого нутра – и от этого яростного, раскатистого и больного волосы на руках встали дыбом. Астарион уперся лбом в пол, и каждый жадный вдох царапал пересохшие губы так, словно ему и правда нужно было дышать. А жуткая, любимая тварь над ним жалобно заскулила и боднула его лбом в плечо. Ох, дорогой… Астарион спиной чувствовал каждую до предела окаменевшую мышцу, слышал скрежет камня, в который ушли когти, чувствовал, как горячий сочащийся смазкой член чуть подрагивает между его бедрами о боги – да как же это возможно, зачем… все девять преисподний тебя подери! Астарион кое-как отдал пас рукой – и рука магическая вспыхнула над кроватью, разворошила подушки и уже в следующий миг перебросила ему пузырек из зеленого стекла. Астарион выбросил вперед ладонь – в последний момент поймал его над полом. Как пришлось бы все это соскребать он даже думать не хотел. В груди Убийцы родился стрекот. Звук – почти жалобный, а вот толчок рваный, сильный – мясистая головка испачкала его бедра смазкой, толкнулась под яйца, и толстый внушительный ствол прижался к животу. Астарион всхлипнул сквозь зубы и посильнее сжал бедра. Убийца рыкнул, потерся лбом о его загривок, и стаи мурашек разошлись по спине от царапин, оставленных жвалами. Иногда когти в постели не так уж и плохо – звякнуло и отлетело горлышко пузырька в его руке, оставив ровный стеклянный скол. Астарион прогнулся в пояснице – только так под этой махиной можно было сдвинуться хоть немного вперед – и завел руку за спину, выливая все оставшееся с прошлого раза масло. Вязкая лужа холодом растеклась по крестцу. И через задницу полилась на член в плену его бедер. Убийца зарычал, и потерся о него. Астарион сам был настолько напряжен, что уже только это было таким сладким. Он выбросил опустевший пузырек не глядя, наплевав на звон разбитого стекла, и вернул руку за спину. Внушительный член пульсацией отдался в руку – пальцы едва-едва сомкнулись, а у Астариона черт возьми совсем не маленькая ладонь. Немного беспорядочных движений туда-обратно, и он начал размазывать масло, вынужденный ощущать каждую выступающую вену и бугорок на ребристой поверхности ствола. Рука быстро затекает, но Астарион знает, если остановится потом будет хуже. Он мог бы закончить на этом. Ведь мог же? Убийца держит крепко, в четыре руки, но еще крепче он держит себя, напряженный каждым мускулом. Лишь бы не навредить. Их кожу склеивает липкий пот, а о спину суматошно колотится чужое сердце, и боги, оно что размером с голову? Астарион сглатывает стон, облизывается – и не выдерживает, упирается лбом в пол и слизывает остывающую кровь. Мерзко, но невозможно. Он дуреет от запаха над месивом тел, дуреет от того как грубые лапы сжимают его, до синяков, и как когти покрытые кровью оставляют царапины на его бедрах, плече, лодыжке. Астарион невольно скулит, проталкивая пальцы в себя и слышит рычание. На его загривок капает горячее и вязкое. …слюна? – Ах…хаа-ах… – он жмурится от коротких рваных толчков между бедер, и его собственный член чуть дергается, зажатый между животом и куда более внушительным орудием. Астарион готовит себя небрежно, наскоро, как много раз делал это в будуаре за ширмой, подгоняемый другими отродьями. А сейчас… он делает то же самое, но уже чтобы принять в себя толстый ребристый член отродья Баала. Хуже, хочет. А Убийца тихо порыкивает над ним, елозит между сжатых бедер… Длинный горячий язык оставляет влажный след на его спине. Жар сменяется холодом, и кожу покрывают мурашки. Астарион только чуть вздрагивает. – АХ! – вскрик вырывается непроизвольно, слишком громкий даже для их уединенного крыла. Раздвоенный кончик толкается в него, теснит пальцы, извиваясь, и это… дьяволы, он готов сгореть на месте. Астарион невольно вздернул бедра, зажмурившись, стараясь не думать о том что все эти позорные звуки срываются именно с его губ. Пальцы с мокрым чавканьем выскользнули, и рука опала на пол. Астарион потерялся в криках, наконец прекратив думать и полностью отдавшись когтистым лапам. Ему не сделают плохо. Это же его Соблазн. Из пасти капает, почти льется. Язык погружается все глубже, заталкивая внутрь слюну вперемешку с маслом, и у Астариона лицо горит от звуков, от того что сам подставляется… а потом его всего сотрясает до всхлипа. Ресницы намокают моментально, а раздвоенный кончик вместо того чтобы вновь коснуться той чувствительной точки внутри – просто выскальзывает. Астарион шипит: – Ещ-щ-е, – он уже хочет повернуться и оскалиться клыками Убийце в лицо, но жвалы как тиски хватают загривок, – аах! – и Астарион слегка бьется лбом о пол от того с какой силой его толкают обратно. – Мммх… Ну давай, пожалуйста. Язык, член, хоть что-нибудь – только не отпускай, не оставляй одного. Он все же выворачивается достаточно чтобы схватить скользкий от масла и слюны член Соблазна – и направить в себя. Мясистая головка лишь слегка приоткрывает мышцы, но Астарион уже не может сдержать протяжного стона. Он притирается ближе, выгибается как последняя блядь, какой он в общем-то и является. Надтреснутое “пожалуйста” все-таки срывается с пересохших губ. Убийца рычит – и одним сильным рывком проталкивает себя внутрь. Пока только головка, но Астарион вздрагивает больше в крике, чем в стоне. Больно… больно, черт возьми. Но боль. Правильная. Приятная. Астарион не задумывается о том насколько жалобно звучит то что вырывается из его рта, он просто отпускает себя, теряется в этой боли, в сладком удовольствии от того как широко его раскрывает горячий пульсирующий член, короткими рывками погружающийся все глубже. Ресницы слипаются от слез, растянутый вход пульсирует и горит. Когда Астариона заполняют полностью, он уже не в силах сопротивляться вообще ничему. Но Убийца замирает, дает ему привыкнуть. Четыре руки обнимают его в смертельных объятиях, и Астарион сам загнал себя в эту ловушку. Он всхлипывает и пытается приподняться. Но трехпалая лапа грубо толкает его обратно, лицом в труп – он сдирает колени о пол, но худшее – ослабевшие ноги унизительно разъезжаются, скользят в чужой крови. Астарион шипит, глотая воздух, глотая стоны сквозь сорванное дыхание… и наконец расслабляется. Он беспомощен перед всей этой силой, беспомощен и предательски слаб – натиск и мощь подобия бога, кто он перед ней? Но он и не хочет сопротивляться. Астарион просто позволяет себе сломаться. Принять жесткие, короткие поначалу толчки. Принять Соблазн. А потом Убийца перестает сдерживаться так сильно – и Астарион не сдерживает крики. Его грубо и по-животному втрахивают в окровавленный пол, и он ничего не может с этим сделать. Он ничего не хочет с этим делать. Больно. До предела заполненная задница мокро хлюпает с каждым мощным толчком, колени дрожат, а его собственный член стоит так крепко, что уже невыносимо. Горячие слезы катятся по щекам, смешиваются с кровью на полу, и Астарион уже ни о чем не думает – просто вскидывает бедра навстречу и принимает его в себя. Боль притупляется, но не уходит. Перед глазами до точек темно, и каждый мощный, грубый толчок выбивает из горла крик. Заполненный до предела, растянутый, распятый, он не больше чем просто дырка для члена, и быть использованным, испачканным, отмеченным с головы до ног… нравится ему так сильно. Член в его заднице вздрагивает – и сперма толчками вытекает в кишечник, заполняя его. И Астарион принимает все это. Он елозит бедрами, пытаясь сдвинуться, но Убийца держит крепко. Всхлипы душат, он не может кончить без прикосновения к члену, но едва ли ему позволят дернуться. Соблазн слегка подается назад, и Астарион уже готовится впиться в него клыками – только ослабь хватку, скотина, узнаешь что такое неудовлетворенный вампир. По бедрам стекает липкое, холодит кожу на воздухе… а еще из Астариона совсем немного течет. Немного, потому что он все еще слишком заполнен. Черт. Член в нем совсем не становился мягче. Черт-черт-черт. И правда, Убийца снова толкается в него – больно, жестко, до дрожи приятно. Астарион всхлипнул, совсем дурея от того как безжалостно его имеют. Трупы вокруг начинают вонять, его собственное тело затекло, а лицо раскраснелось от слез, совсем не изящно перепачканное кровью и слюной. Сперма вытекающая из него сбилась между ними в грязную пенку. Убийца порыкивает, гулко и по-животному втягивая его запах сквозь зубы, не позволяя ни отстранится, ни сбежать. Астарион совсем сорвал голос к тому моменту когда даже предавшее его тело не выдержало – удовольствие пронзило от кончиков пальцев до затылка, столь интенсивное что уже неприятно. Сперма наконец вылилась на окровавленный пол. Стоило ощущению немного притупиться, в голове совсем зазвенело. Потемнело в глазах, и Астарион не рухнул на пол только потому что его держали – удерживали, когтями впиваясь, вжимали в себя и выжимали последнее. Но даже тогда чудовище внутри него не перестало терзать и таранить. Из горла сами собой вырывались какие-то звуки, и снова на первый план вышла сладкая тянущая боль. Астарион отключился быстрее чем успел подумать что все-такие не переживет этого.***
Будто сквозь толщу воды он ощутил как обмякший член наконец выскользнул из него, оставляя после себя пустоту и липкие потеки на бедрах. Каждая частичка его тела болела, хотя казалось сейчас Астарион не способен пошевелить и пальцем. Его окутало тепло и родной запах. Сильные руки. Астарион не бодрствовал, не спал, но уже не хотел просыпаться – как будто чувство безопасности которое он так долго искал просто свалилось на него само, укутав бережными объятиями.***
Соблазн кинул полотенце в таз. Вода там уже перестала напоминать кровь и только слегка окрасилась алым, так что он не стал снова звать раба чтобы сменить воду. Пришлось перебраться в гостевую комнату, все-таки как бы ему не нравилось побоище, не хотелось бы чтобы Астарион споткнулся о труп когда проснется. Астарион… Темный Соблазн укутал его в одеяло, напоследок мазнув жадным взглядом по израненной коже. Белоснежная как холст, мертвая, она смотрелась еще лучше, раскрашенная кровоподтеками, царапинами и гематомами, повторяющими форму лап Убийцы. Он знал что из Астариона все еще немного течет после него. Ухмылка сама ложилась на губы, и Соблазн не стал себе отказывать в том чтобы вдоволь налюбоваться. Вытянулся рядом, прижал к себе этот кокон из одеял и зарылся носом в волосы. Баал, да он же весь им пропах. Не обязательно быть драконом, чтобы свернуться вокруг своего сокровища и урчать. Соблазн все разглядывал его, водил пальцем по разгладившимся бровям, носу… как будто мертвый, и не скажешь что спит. Такой идеальный, пахнущий им – и немного как те свежие трупы. Соблазн сглотнул слюну и оставил короткий поцелуй у Астариона на затылке, поверх красно-лилового следа от зубов. Черт, а это было больно, да? Жаль что вампирская регенерация уже начала затягивать рану. Он через силу поднялся и заставил себя отвернутся. Когда Астарион такой беспомощный, такой сладкий и доверяющий… его еще больше хочется сожрать живьем. Так что Соблазн аккуратно прикрыл за собой дверь. Вряд ли их еще кто-то побеспокоит сегодня, однако он все же кивнул паре рабов на дверь. И Горташ, и Астарион возводили стены и выставляли охрану, касалось это пространства или их или жизней. А вот он сам предпочитал давать всем желающим честный шанс – но попытка была одна. Поэтому в его владениях почти не было охраны – боятся стоило не дверей с замками, а того что за ними. Однако сейчас речь шла не о нем, и быть беспечным здесь Соблазн не мог. Едва ли этот сброд в его спальне правда был делом рук Горташа. Слишком несерьезно. Однако он всегда мог просто пойти и спросить, что и собирался сделать. Соблазн не хотел оставлять Астариона. Но если он не вдохнет хоть немного свежего воздуха его чудовищный аппетит сожрет его самого. Крыльцо тихо скрипнуло под его весом. Ветер стегнул по лицу, взвихрил опавшие листья и унесся прочь, неся на хвосте запах гниющей землей, пепла и близкого дождя. Соблазн поднял глаза в небо, где тяжелые тучи нависли над крышами. Ни единой живой души. Когда-то благодатная почва, юноши да девки кровь с молоком – а сейчас только гарь да сквозняк. И ощущение, что это он, Темный Соблазн здесь прошел. Он смутно узнавал очертания домов. Как во сне. Двор, покосившийся забор, куст ракитника. И не узнавал совсем. Себя не узнавал. Хотя, ха – да знал ли он себя вообще, просто жалкая развалина которая никак не может перестать убивать. – Хахахах! Братец совершенно прав! Дрожайшая кровь от крови моей, ты просто призрак который рушит все к чему прикасается. Так было всегда. Так будет всегда. И он не исключение. Никто никогда не исключение. Такова уж наша с тобой природа. Соблазн распахнул глаза, не помня когда успел их закрыть. Ветер гудел в трубах водостоков, а желтые лепестки ракитника, тусклые во всеобщей серости, облетали изящный девичий силуэт. Легкое белое платье под ладонями ветра, пшеничная коса до поясницы. Ломкая как иней в начале весны, юная, она смеется, и белесые глаза на солнце блестят, хоть и нет давно ни этого солнца, ни ее. Именно такой он увидел ее впервые. – Орин.