Не надо оглядываться назад. Там ты, скорее всего увидишь горе и смерть, которые догоняют тебя. И птицы в небе, и звери в лесной чаще, и рыбы в глубинах никогда не оглядываются, и потому пребывают в радости и благополучии.
Чжуан-цзы
– Я схожу с ума? Темный Соблазн не изменял привычкам. Лицо все еще могло соперничать в каменности с булыжниками в округе, лишь губы сжались в тонкую линию. – Ты, – Орин расхохоталась, закружившись на месте, – уже, – ее белоснежное платье взлетело, обнажив ноги с переплетением вен, а цепочки и браслеты знакомо зазвенели, – давно. Он моргнул. И силуэт перед глазами пропал, но стоило сердцу успокоится, как над ухом вновь зазвенел девичий смех. Соблазн дернулся и чуть не сшиб столб, из тех что подпирали крыльцо. Орин улыбалась, впившись взглядом, и безумие, вечной печатью застывшее на лице… точ-в-точ его собственное. Стоять перед ней – как стоять перед зеркалом. Битым в крошево, кривым и искажающим до неузнаваемости. Но зеркалом. Забавно, ведь после того как Орин покопалась в его мозгах ножом, Соблазну и не понять иначе, кто он такой. Даже собственный образ не держался в голове, стоило только отвести взгляд от зеркала – нормального, человеческого зеркала. По чьей милости он такой? Известно. Соблазн оскалился и рванул вперед, но пальцы сжали лишь воздух – Орин растворилась, но тут же теплая тяжесть ее груди привалилась к его плечу. Магия это или просто еще один выверт искалеченного сознания? – По образу и подобию… Отец создал тебя как себя, плоть от плоти, кровь от крови, – он замахнулся, но Орин исчезла и вновь вспыхнула уже за кустом ракитника. – И что он получил? Разочарование. Ничтожество. Мусор! – Мусор здесь только ты, – уголок губ дернулся, Соблазн сделал пару шагов к ней, – жалкая, мертвая, нелюбимая сестра и дочь. Едкий смех резанул по ушам. – О, кто здесь жалкий так это ты, кровь моей крови. Если я мертва, зачем ты говоришь со мной? Если я мертва, – ветер сдул с земли подгнившие листья, и Орин растворилась в этом порыве, – почему я в твоей голове? Великий Избранный что, сожалеет? Он повернулся и увидел ее за покосившейся оградой. Почему пошел за ней? Соблазн и сам не знал. Но он переступил ограду, все больше отдаляясь от старого дома на отшибе. – Мне незнакомо сожаление. Ветер гнал седые тучи с востока, и под этим низким небом поля пожухлой травы расходились волнами, как и платье Орин – слишком белое для этой серости, но идеально мертвое для всей остальной деревни, как и она сама. Как они оба. – Хватит врать! – злая усмешка, такая знакомая. – Так было раньше. Ты был Великим. Настоящим подобием бога, яростным, кровавым и непредсказуемым. Ревел бурей, крушил и уничтожал. Хотел подняться выше всех. Мой любимый брат никогда не знал ни любви ни жалости. Но ты не мой брат! Соблазн скрипнул зубами. Он гнался за ней по лабиринту из черных провалов окон и выбитых дверей. Покосившиеся и разрушенные дома обступили их, и теперь уследить за Орин было сложнее. Она исчезала и появлялась – за углом, у колодца, посреди пустынной улицы. За ребрами тихонько выло от желания нагнать, сдавить и просто наслаждаться влажными звуками разрываемой плоти и хрустом костей. Криками. Орин всегда так пронзительно кричала. – Ты даже не тень. Пыль! Ходячий мертвец. В тебе нет ничего от него! Посмотри на себя, – о, как она плевалась ядом, не отличишь от живой, – Теперь ты покорен не только Его воле. Просто мусор в ногах. Раньше тебе поклонялись как богу, а теперь ты сучка даже не Бейна, всего лишь его шестерки. И какой-то вампир? Что это вообще такое? – Заткнись. Она расхохоталась. – Заставь меня. Нет, правда, просто глянь на себя. Прогибаешься под него… позорище. Еще задницу ему вылижи. Ах да, ты же уже. Метнувшись за ней на порог осевшего дома Соблазн сшибает что-то плечом– лишь бы схватить Орин, но та снова уходит сквозь пальцы. Вместе с трухой на пол валится покосившаяся дверь которую он задел. Почему-то ощущение что он уже это делал. Здесь. Пыль поднялась клубами, забивает ноздри – здесь пахнет деревом и давней смертью. Так знакомо. Пол скрипит под шагами, а Орин в центре комнаты оборачивается, и теперь ее платье не просто в крови, ее столько что можно выжимать из подола. – Жалкий. Глупый. Плоть от плоти Отца моего. Ищешь дорогу домой, но у тебя нет дома. У тебя вообще больше ничего нет. Даже здесь… здесь, где я нашла тебя когда-то, – она улыбается, и эта улыбка комом встает у Соблазна в горле, – ты даже не помнишь что сделал. Они впустили тебя, и что получили взамен? Ахххаахха! Что-то в углу дернулось. Скрюченная тень метнулась к двери, но – доля секунды – и тварь угодила прямо Соблазну в руки. Поморщившись от вопля, Соблазн поднял это над полом, игнорируя всякие попытки отцепить его ладонь от чужого горла. – Хм, – существо брыкалось и выло. Соблазн пригляделся. Это… тифлинг? Гуманоид, рога и хвост. Какие-то обрывки одежды болтаются на костях, глаза бешеные – о, этот сладкий вкус чистого, животного ужаса – и весь он словно состоит из голода, страха и засохшей грязи. – Не узнаешь? – шепот на ухо заставил его дернутся. Соблазн разжал руку, и тварь рухнула на пол, закашлявшись, но медлить не стала и отползла в угол, поскуливая. Больше похоже на животное, чем на тифлинга. Во рту пересохло. Что-то во всем этом… слишком знакомо. Но в его голове – только обрывки, куски, какие-то предчувствия и зарождающаяся мигрень. Не вспомнить. Соблазн шибанул кулаком по стене, и ветхая крыша дрогнула, осыпавшись на голову кусками щелочи и пыли. – Как думаешь, почему, Он позволил своему любимому сыну умереть? Может, хотел преподать урок? – Орин вышагивала вокруг, но затравленные глаза в углу неотрывно следили только за Соблазном. Значит, ее видит только он один. – Но нас дрессировали одинаково. Кровь от крови моей. Если я жалкая, то и ты тоже. – Затк-, – Соблазн оборвал себя, сжав кулаки, и выдохнул, обращаясь к существу в углу . – Кто ты такой? Что ты здесь делаешь? Тот только вопросительно замычал. Слишком напуган? Или… не умеет говорить. – Что здесь произошло? – Соблазн переводит взгляд на Орин, и это становится ошибкой. Чужой ошибкой, потому что тифлинг снова пытается прорваться к двери, и надо сказать, на четвереньках он бегает шустро, но. Мощный удар ногой в грудину отбрасывает его в стену. Соблазн чуть морщится. Опять эти мерзкие звуки – скулеж и смех Орин. – Что произошло? Ты. Соблазн снова смотрит на тифлинга. Тот скорчился на полу, схватившись за ребра. Выглядит и правда жалко. Самое отвратительное, напоминает его. Даже если Орин всего лишь голос в голове… Соблазн ведь и правда даже осознать не способен что потерял. Кем он был. И сейчас, разве он хоть чем-то лучше этой искалеченной тени разумного существа? Для них обоих смерть будет милосердием. – Правильно, дорогой мой родственник. Убей. Заверши что начал. Спустя несколько шагов и еще одну попытку сбежать, Соблазн ловит голову тифлинга в ладонь, а затем просто и безыскусно ломает череп в руке. Кость с влажным звуком впивается в мозг, кровь тут же пачкает лицо и одежду. Соблазн отпускает, и тело мешком валится ему в ноги. Орин хлопает. – Прекрасно, просто чудесно. Отец правильно решил что смерть сделает тебя покорнее. Правда ведь? Или ты думаешь что выжил только благодаря себе? Но он даже не оборачивается. Может, в этом доме он сможет найти хоть какие-то ответы. Что здесь произошло? Доски прогибаются под шагами. Все вокруг – просто пыльное кладбище. Люди будто бросили все, спасаясь от стихийного бедствия. Он не находит даже костей. – А знаешь где они? Мой брат знал. – Орин кривит губы в усмешке и пропадает на улице. Соблазн не знает в какие игры играет его безумный разум, но что-то нутряное, как жажда убивать, гонит его за окровавленным белым платьем. В ушах звенит – то ли ее голос, то ли головная боль. – Думаешь наш Отец был покорным при жизни? А? Думаешь, ты лучше меня? Нет! Это я не позволила тебе бросить нас. А вы все… вы и пыли у моих ног не стоите! Соблазн почти настигает ее – и Орин снова ускользает сквозь пальцы. Горит и плавится в груди желание разорвать ее, выпить кровь и вновь превратить в месиво из костей и плоти. – Что ты спрятал под порогом? Где ты был когда мы нуждались в тебе? ПОЧЕМУ ТЫ БРОСИЛ МЕНЯ?!! Погоня приводит на обрыв над волнами. Вода разбивается о скалы далеко внизу, и брызги взлетают выше головы Орин. Платье могло бы намокнуть, не будь оно уже тяжелым и темным от крови. – Если я не найду покой, то и ты тоже. Думаешь тебе есть место среди живых? – Орин оборачивается, и ненависти в глазах совсем как при жизни. – Ты всегда будешь разрушать все к чему прикасаешься. Чудовище. Убийца. Думаешь, можешь контролировать себя? О, нет, дорогой братец, плоть от плоти моей. Ты сорвался. И сорвешься снова. Я видела это много, много раз. Ты убьешь его, того перед кем стелишься, разорвешь на кусочки, и тебе это понравится. Я знаю. – Ты ничего не знаешь, – Соблазн выплевывает слова как яд. Кому он это говорит, себе или ей? – ни обо мне, ни об Астарионе. Ты просто голос в моей голове. А Орин смеется, и он правда так сильно это ненавидит. Не ее. Но собственное сердце, глупое живое сердце, которое совсем не знает что разум все позабыл. В груди болит. Черты Орин искажаются, плывут, и в ее облике проступают торчащие из мяса кости, раны. Смерть. – ЭТО Я НАШЛА ТЕБЯ! ЭТО Я! Я! Я! Я! ЭТО МНЕ ТЫ ОБЯЗАН! БЕЗ МЕНЯ ТЫ БЫЛ БЫ НИКЕМ! А ТЫ БРОСИЛ МЕНЯ! ТАК СМОТРИ КАК УБИВАЕШЬ ИХ ВСЕХ СНОВА И СНОВА! СМОТРИ! Это бесполезно. Глупо. Но Соблазн хочет схватить ее – схватить и выбить всю эту блажь и ненависть, которая засела у них в костях вместе с волей Отца. Может, если удасться, уйдет и то что перекручивает внутренности и ему. И. На одно мгновение. Кажется пальцы вот-вот сомкнутся на ее горле. Но Орин оступается, и окровавленное платье взлетает вверх – чтобы в следующий миг рухнуть вниз на скалы. – Орин!***
Горташ едва успевает его схватить. Портал за спиной схлопывается фиолетовыми искрами. Энвер обхватывает Соблазн поперек груди и собирается просто отшвырнуть от края, мать его, обрыва – но с этим ублюдком никогда не бывает “просто”. Так что в итоге это он, тот кто оказывается на лопатках, с крепкой хваткой на горле, прижатый к камням сильным горячим телом. Не то чтобы он против, но немного воздуха не помешает. – Блять, – хрипит Энвер и, честно, собирается только хлопнуть по плечу – да, сильно, но и у него воздух выбило из легких от падения, перед глазами темнеет, да и вообще. А то что из горла вырывается хриплый стон, так просто привычка. Он промазывает по плечу, в итоге приложив Соблазн ладонью по лицу, но тот сам виноват – нечего такие игры без предупреждения устраивать. – Блять! – слышится ответное, и тяжесть пропадает, как и хватка с горла. Энвер не может не заржать, даже задыхаясь кашлем. Ладонь накрывает шею, там где останутся синяки, и это внезапно переполняет теплом. Ощущением дома. Так, что он даже поперхнулся и не смог дальше смеяться. – Горташ? Что ты здесь забыл? – И я рад тебя видеть, друг мой, – хрипит Эневер, потирая горло, но губы само собой растягиваются в улыбке. Он тут же становится в позу и коверкает голос Соблазна, сам же и отвечая, – “Спасибо что спас мне жизнь, о великий император, я век буду у тебя в долгу”, “Не стоит благодарности, я не только великодушный, но и скромный” Соблазн хмурится. Они сидят на траве, и кажется только моргни – и окажешься чуть ближе. – Это ты прислал сброд с оружием? – Я называю это завтрак в постель, – он подмигнул, – не благодари. Соблазн закатил глаза. Но от взгляда не укрылось как расслабились широкие плечи, а главное с лица исчезла тень безумия, так хорошо знакомая Энверу благодаря семейке Баала. – Это вышло случайно, – он перестает улыбаться. – И как только я это понял… – Ты сорвался ко мне? Уголок губ неприятно дрогнул. Ну уж нет старик, это слишком откровенно. Пошел ты. – Я оступился и упал в портал. Бывает. Лучше ты мне скажи, с чего это ты решил прыгнуть на скалы? Для купаний еще слишком холодно. Соблазн поджимает губы, и лицо у него каменеет. Как всегда, когда этот придурок не хочет говорить – и ведь Энвер знает, не захочет, клещами не вытянешь. Так что он просто вздыхает и делает то, что делает всегда когда Соблазн упирается рогом. Он поднимает руки и сдается. – Ладно, ладно. Ты наверное заметил, что эти ребята были из сопротивления. – На теле у одного из них была карта и записка со временем, когда примерно “Вивьен” должна была “закончить со мной”. Горташ кивнул. – Ты помнишь, это я подарил тебе ту девчонку. Соблазн хмыкнул. И зарылся пальцами в траву, вонзая когти в землю. – Слуга хотел привезти ее ко мне сегодня, но Астарион проходил мимо и убил ее. Горташ видит усталость в линии его плеч. Хочется как раньше, привалиться рядом и сидеть, подставив лицо ветру. Просто молчать, лежать вместе. Может, немного размять ему спину, чтобы эта глыба льда уже оттаяла наконец. Но с того разговора на празднике после победы над Мозгом они толком не разговаривали ни о чем кроме дела. Может, даже немного избегали друг друга. Но, черт возьми. Этот придурок уже однажды умер. И ты, нет, вы – вы все-таки сделали мир своим, вместе, – так что, хватит мять яйца, просто действуй. Вот Горташ и действует. Подсаживается ближе и толкает Соблазн плечом, привалившись боком. Тот не вздрагивает, нет – но немного напрягается. Однако даже если он не помнит, то помнит тело, и Энвер плечом чувствует как утекает напряжение. Из них обоих, на самом деле. – Я веду переговоры с этими ребятами. Ну, как переговоры. Как только они высунут носы из своих нор, моя Стальная Стража сразу же их прихлопнет. А те кто выживут получат особое угощение, – он усмехается, и замечает как Соблазн усмехается в ответ, самым уголком губ. Да, это их мир. – Мне нужно было показать свою добрую волю. В конце концов, они бы облажались и это была бы только их вина. Я думал, они просто завалятся к тебе отрядом, и вообще-то, я предупредил. Ты же получил мое письмо? Оно должно было прийти сразу следом за девчонкой. Соблазн моргнул. – Ясно, – Горташ скривился, – как насчет как-нибудь позавтракать вместе? У меня как раз была парочка бесполезных гонцов. – Энвер, – Соблазн роняет его имя ровно и спокойно. Как камень на голову. Он всегда делал это именно так. Самый лучший способ заставить Горташа заткнуться, конечно после первых двух, но для этого не нужен ни язык, ни член. Так что он прочищает горло, кашлянув в кулак, и продолжает. – В общем, я случайно узнал что девка для которой они просили написать сопроводительное письмо не просто тифлинг, – он называет конкретный Дом суккубов, спасибо экскурсии от матушки, но даже не надеется что эта информация отложится у Соблазна в голове, – с их грязной кровью она бы выпила тебя досуха. А потом- – Да. Ее друзья закончили бы работу, – Соблазн усмехается, – нет, я не хочу завести охрану. Как ты сказал, тогда бы мы остались без завтрака в постель. Он не спрашивает какого черта Горташ примчался, сам, да еще и один – и за это стоит быть благодарным. – Мои люди скоро будут здесь. – Вечереет. Молния разрывает облака, и отсвет выхватывает еще более заострившиеся черты такого знакомого лица. Соблазн похож на ходячий труп, но это все еще его труп. Хотелось бы думать. Они когда-то спустились в ад вместе, они когда-то придумали и воплотили их план, они обещали друг другу стать бедствием для всего Фаэруна, вместе. Но сейчас, спустя смерть, потерю памяти и манерного вампира в их замке Горташ уже ни в чем не уверен. Так что он просто кривит губы и бросает: – Не ожидал найти тебя здесь. Здесь. На отшибе над скалами. В этой деревне. В этой жизни – когда-либо снова. Соблазн опускает глаза в землю и молчит. Гром над их головами разносится на многие мили окрест, и с неба срываются первые капли. – Ты знаешь что здесь произошло? – слова неохотно проходят сквозь посиневшие губы Соблазна. Энверу хочется прижаться поближе к этой большой печке. Кровь Баала греет Соблазн, а Горташ греет об него свои холодные конечности. По крайней мере, так было раньше. – Почему это место… – Важно для тебя? Понятия не имею, – он вздыхает и встает, подает руку. Ливень становится стеной между ними, одежда тяжелеет, волосы липнут к шее. – Однажды я искал тебя и нашел именно здесь. Кажется, тут много народу полегло. “Из-за тебя” – остается висеть между ними. Соблазн принимает руку, и их ладони слегка скользят друг о друга, но у обоих хватка крепкая, как и всегда. Горташ закусывает губу, но все же продолжает: – Ты, наверное, не хочешь этого слышать, но ты вроде как говорил что кому-то проиграл здесь. – А, – Соблазн усмехается, их руки расходятся, и ладонь без его тепла обдает неожиданный холод золотых перчаток, – как хорошо что тебе плевать что я там хочу или не хочу слышать. Ты зря пришел. Мы уже разобрались. Да и я бы все равно не умер если бы упал отсюда. – Да, – Горташ усмехается в ответ, – ты прав. Ты бы и сам справился. Уж прости что потревожил, я сделал это исключительно ради себя. Он кланяется - шутливо и изящно, как научился за долгие годы подковерных игр и первых впечатлений. Если он что и усвоил за это время, так это понимать когда пора разбрасывать камни, а когда собирать их. С Соблазном иначе никак. Чем больше давишь, тем сильнее потом прилетит по роже. Но если немного поддаться… план идеален до тех пор пока Горташ случайно не поднимает глаза – какое-то мгновение помутнения, как во снах, как в мыслях, как клеймо на обратной стороне век – он видит того кого вспоминал, и кого не мог отпустить даже зная, думая – никогда больше. Их ничего не связывало, на самом-то деле. Всего лишь партнерство. Всего лишь власть над миром. Какой-то неважный, пустяковый разговор на праздничном пиру после победы, который дерьмово закончился, и какие-то жалкие десять лет до этого. Они просто использовали друг друга, вот и все. А то что Энвер смотрит на него спустя все это время так же, как тогда, когда впервые увидел… так они уже проходили через это. Эту скалу, эту девчонку Орин и ебаные внутренние переживания. Никому из них такого дерьма не нужно. Кажется, мало что изменилось. Но изменилось все. Соблазн все еще высокий и худой как шпала, лицо такое же острое, хищное. У него очаровательные заостренные уши высшего эльфа и блеск редких черных чешуек рассыпанных по коже – наследие предка-дракона. Большие руки с острыми запястьями, шрамы, татуировки, и пронзительные, холодные как это небо глаза цвета расплавленной меди. Эти глаза никогда не улыбались, да и тонкие почти бескровные губы тоже. Избранный Баала, красив той странной, нетипичной красотой за которую в борделях или не дадут и медяка, или потребуют годовое жалование. Горташ их понимал. Это была красота оружия, а не живого существа – все в нем нацелено на убийство, и только это имеет смысл. Клыки, когти, сухие каменные мышцы и горящие в темноте раскаленным золотом глаза, как у кошки. Только практичность в каждой детали доспеха. Чистое оружие – с головы до ног. За исключением одного. Волосы. Раньше те ниспадали ниже поясницы, и Горташ всегда находил это очаровательным. Ни в коем случае не женственным – два метра ростом, широкие сухие плечи и каменная морда не оставляли фантазии, но... это в Соблазне было очень трепетной деталью. Косички в его гриве когда-то были делом рук Горташа, и он не жалел даже когда просыпался с волосами во рту. Когда-то они уже стояли так, и точно такой же ветер завивал точно такие же черные тучи над их головами, волны бились о скалы, и дождь косым шквалом трепал рыжую медь волос – а пряди, длинные, горели как дьявольский костер поверх седых облаков. Сейчас же Соблазн опускает голову, и его потемневшие от воды волосы каплями закрывают лицо. Те потускнели, выцвели, рваные и едва доходящие до плеч. Горташ недобро усмехается. Он догадывается, почему Соблазн когда-то начал отращивать их, и почему Орин их обрезала. Глупая импульсивная девчонка. – Знаешь, в тебе иногда проскальзывает… – слова срываются с языка раньше чем он успевает себя отдернуть. – Он? – Ты, – Энвер криво усмехается и ловит его взгляд, – Пойдем высушим тебя. Они оба вспоминают тот вечер на пиру. Горташ не задает тупых вопросов вроде “ты избегал меня?” и не говорит банальностей вроде “прости, вел себя как мудак”. Потому что, ну, он всегда ведет себя как мудак. В конце концов, никто никому ничего не должен. Даже если и хотелось бы наоборот.***
После победы над старшим мозгом, последнее чего хотел Соблазн это терпеть вакханалию из шума, запахов и людей. Но Астарион светился и раздаривал снисходительные улыбки всем, кто желал поблагодарить. Уже завтра многие из этих людей или умрут, или станут винтиками в военной машине. Но пока их еще живая плоть – сцена на которой Астарион уже тысячу раз повторил “мы”, “наша власть” и “теперь весь мир у нас в руках”. Мир в руках только у Соблазна, и он собирался этот мир уничтожить. Но пока играла музыка и Астарион улыбался, Соблазн тоже был доволен. А потом они снова напоролись на тему с обращением. Еще легче чем от крови, Астарион пьянел от власти, даже будь это ощущение лишь призраком. Опасная беспечность. Не полюбись маленькая летучая мышка ему так сильно, с Астарионом могло случится что-то очень нехорошее. Пусть он и спасся от Казадора в отношениях с Соблазном, но от самого Соблазна ему не спастись. И чем раньше он поймет это, тем лучше. Так что когда Астарион снова получил отказ стать его отродьем, он потребовал один из нетерийских камней – как гарантию. Так что Соблазну пришлось напомнить, кто здесь ставит условия. В тени за колонной, окруженные тьмой и танцующей в воздухе пылью, они отгородились от переливов красок и смеха тяжелой багровой портьерой. Соблазн вжал его в стену, грубо протиснув колено между длинных ног. Приподнял за подбородок, стараясь не задеть когтями, сильно, но бережно. – Астарион, – улыбка, практически из губ в губы. Астарион только рвано вдохнул, привычно подбираясь, и привычно заставляя себя расслабится. Соблазн уже знал этот танец, и хотя раньше чужие “па” строились на блефе, сейчас это имело под собой реальную силу, и Астарион старался помнить об этом. Вести себя уверенно. – Если ты будешь так нагло себя вести, то можешь нарваться на последствия. – Убери от меня руки! – он шипит, упирается Соблазну в грудь, и, оу, это ощутимо, но дело вот в чем. Соблазн сильнее. Он перехватывает занесенную для пощечины руку, вторую тоже ловит – и жестко заламывает острые запястья над головой. Вжимает всем телом в стену и резко толкается бедрами, давая почувствовать свою твердость. – Никакие гарантии тебе не помогут, – хриплый шепот на ухо, сухость в горле. – Я могу взять тебя прямо здесь, пока какая-нибудь курица которая смеялась над твоими шуткам будет пить вино в паре шагов от нас. М? – Соблазн ловит его взгляд. Зрачки Астариона расширяются, и что-то в глубине его глаз, за броней, дрожит. Соблазн жадно втягивает воздух сквозь зубы рядом с его шеей и чуть не стонет. Такой сладкий страх. Это сводит с ума. На секунду он забывает что все это лишь демонстрация, и желание отодрать Астариона прямо у этой стены захлестывает его вместе с кровью стучащей в висок. Сломать, разрушить, завладеть. Слизать с лица слезы, услышать тихие всхлипы, которые могли бы стать криками, которые все равно никто не услышит… Соблазн сглатывает. И тут же получает коленом в пах. – Блять, – он морщится, и Астариону хватает этой заминки чтобы вырваться и ударить уже по лицу. Соблазн смеется, послушно отступая на полшага. А потом получает по лицу снова. Остаются гореть на коже рваные царапины от когтей. Он тихо наслаждается судорожным, возмущенным вдохом Астариона. – Никогда, – тот сверкает на него злыми и отчаянными глазами, – никогда больше не смей со мной так разговаривать. – Страшно? – Соблазн слизывает кровь из уголка губ. Шепот ласковый и доверительный. – А теперь подумай. Никакие гарантии тебя не спасут если я правда решу что-то с тобой сделать. Так что хватит вести себя как дерзкая сучка, будь у меня хоть каплей меньше терпения ты бы уже нарвался. – О, – Астарион усмехается. Изгиб его бровей, полные губы, блеск глаз – все это чистая, злая усмешка. – Но тебе же нравится. И однажды, когда ты будешь уязвимее всего, я скажу что люблю тебя, и ты поддашься. Соблазн усмехается в ответ и хватает его за горло, приподнимая над полом. Вампиру не нужно дышать, но он все равно шипит и скалится, хватая его за руку. Астарион мог бы сломать ему запястье, но не делает этого. Ему тоже – нравится. – Давай, скажи мне еще раз как я не должен указывать тебе твое место, – когти впиваются ему в руку, до кости, и кровь забивает ноздри, кровь капает на пол и пьянит их обоих. Боль отдается молнией в позвоночник, и соблазн облизывается. Вторую руку он тоже использует с толком – сжимает Астариона сквозь его щегольские брюки. – Не смей, – о, как он плюется ядом, а у самого аж глаза мутнеют от желания впится в свежую рану, – обращаться со мной как с какой-то дешевой блядью. – Но у тебя стоит, – Соблазн выдыхает ему в губы, но расстояние между ними а какое-то жалкое игольное ушко остается непройденным. – Конечно, ты блядь весьма дорогая. Семь тысяч душ не каждой королеве преподнесут, ты знал? Соблазн вдыхает чужой выдох сквозь зубы – запах крови и мертвечины, ну и мятного зубного порошка конечно. Он буквально чувствует как у Астариона кончается терпение – тот заносит руку с шоковым разрядом. Но почему-то сам медлит. – На колени, – шипит он. И, оу. Понятно. Искорки на кончиках пальцев гаснут. Хочет чтобы Соблазн подчинился по собственной воле? Ухмылка сама собой растягивает губы. Зверь за ребрами довольно урчит – мое, мое, мое. Не сломать так просто, силой не получить. Но когда сам прогибается, просит, сам подчиняется… это слаще любой крови добытой мечом. – Зачем? – Соблазн разжимает пальцы, но не может отказать себе в удовольствии нависнуть над Астарионом. – Чтобы наши глаза оказались на одном уровне? Он хихикает, как мальчишка, но все же послушно опускается на колени. Астариону не стоило надевать такие тонкие брюки, очертания напряженного члена просматриваются слишком уж хорошо, и Соблазн сначала облизывает губы, а затем облизывает взглядом. Но пальцы Астариона жестко смыкаются под челюстью. Так хватают ядовитых змей, и Соблазн урчать готов от этой непоколебимости в нем – той непоколебимости, что подобно свече дрожит за стенками стеклянного сосуда. Такой хрупкой, такой горячей. Так и хочется обхватить эту свечу губами – чтобы обожгло и заболело, именно так, как надо. – Не хмурься, – шепчет Соблазн, – ты же знаешь, ничего я тебе не сделаю. Только не тебе. Каких гарантий ты еще от меня хочешь? – Дорогуша, ты, кажется, не понимаешь, – теперь Астарион нависает, на соблазнительных губах пригрелась улыбка победителя. Он так быстро забывает что ему просто позволяют брать верх. Чувствовать себя в безопасности. – Мне не нужно “что-то”. Мне нужно абсолютно все. Соблазн не знает что там у него в глазах, черт, он даже не знает как выглядит – да ему и насрать на это. Не насрать на Астариона, в чьем лице что-то неуловимо меняется. Он видит что-то – и это… расстраивает его? – Ты же знаешь, я не могу. Я бы хотел. Но я не могу. Просто. Из-за того кто я есть, – Соблазн запрокидывает голову, открывая горло. Ловушка ли это? А ты проверь. – Ты бы отдал мне взамен свою свободу, Астарион? Тот фыркает и отталкивает его. – Пошел ты! Ты мне не нужен, понял? Ни твоя жизнь, ни камни, ни ебаное “терпение”. У меня и так уже есть все что я хочу. Без тебя будет только лучше! – Астарион драматично отдергивает полу парадного плаща. – Так что подумай над своим поведением! Он обращается летучей мышью и вылетает из-за портьеры так стремительно, будто боится что его поймают. Удержат. Соблазн облизывается и еще какое-то время стоит на коленях в темноте, один, пока возбуждение не спадает достаточно чтобы можно было уйти. Астарион. Невыносимый, дерзкий, немного наивный, но такой… только ему из всех удавалось поселить у Соблазна за ребрами мягкое тепло и такую же трепетную, болезненную обреченность. Соблазн правда его не тронет. Не потому что не сможет, пф! Просто, дай он себе волю один раз, Астарион больше никогда не посмотрит на него так, как ему хотелось, хотелось им обоим, Соблазну и той темной, искалеченной и злой твари у него за ребрами. Нельзя доверять тем у кого проблемы с доверием, да?– Доверие для дураков и детей, – Астарион фыркнул. – Мне просто нужны гарантии. Я… я люблю тебя, и…
Соблазн расхохотался тогда, пару часов назад, расхохотался и сейчас. – Конечно ты любишь меня, – пробормотал он сам себе, – у тебя нет выбора. На самом деле выбора не было у них обоих, и Соблазн это прекрасно знал. Или, другими словами, так он и попал с праздника жизни в покои к эрцгерцогу. Если Астарион хотел крутить хвостом у него перед глазами и всячески показывать как ему хорошо в компании каких-то кретинов что заглядывали ему в рот, что ж. Он тоже имел право провести время в приятной компании. А компания Энвера Горташа крайне приятна. Похоже раньше их и правда что-то связывало, раз даже сейчас плечи сами собой расслабляются. – Проблемы в раю? – Горташ усмехается, кивает на свежие раны и передает ему стакан виски. Соблазн фыркает. В покоях кроме них никого, окна зашторены, но то и дело из-под тяжелых штор вспыхивают разноцветные отсветы – над вратами Балдура гремят чудоогни. Здесь пахнет деревом, мускусом и чем-то таким, неуловимо знакомым и разжигающим аппетит в самом плохом смысле слова. Горташ опирается бедрами о письменный стол. Удивительно плавный и мягкий для тирана, но откуда-то Соблазн знает, что это ловушка. – Тебе всегда придется говорить с ним сверху вниз. Или снизу вверх, тут уж как вам больше нравится, – Энвер катает виски по бокалу, делая вид что очень увлечен видом, – Такие не понимают смысл партнерства, доверия или дружбы. Он слишком сломанный. – Не смеши меня, – может, Соблазн и не помнит много, но его нюх безошибочно угадывает в Горташе такого же дикого и жадного уличного мальчишку как и он сам. – Мы тоже не понимаем. Он получает в ответ ухмылку. Соблазн мягко ступает в полумраке так, что шагов вообще не слышно – изучает, принюхивается к чужой территории. Кажется, он как слепые кошки мог бы ориентироваться в комнате просто потому что она ему знакома, а не потому что видит в темноте. – Скажи, ты еще веришь в судьбу? – мягкая тень скользит по стене, и Соблазну не нужно поворачивать голову чтобы ощутить присутствие за спиной. Он все равно почему-то замирает, как зверь посреди охоты. Вспыхивает сине-алым очередной взрыв в небе, и пятно света на миг разливается по полу. В этом теплом пятне света они одни – темнота лежит по углам и глотает балки у потолка, темнота зовет Соблазн к себе. – Если бы судьба существовала, – он оборачивается, взгляд цепляет чужую усмешку на краю зрения, – я бы убил ее первой. Энвер смеется, негромко и легко, и это тоже знакомо. Когда дно бокала высыхает, Соблазн забирает из его рук кубок с вином и бездумно опрокидывает в себя. Почему-то на языке сухо. Тепло живого тела рядом с плечом, тихое дыхание… это так знакомо, на уровне нутра. Энвер все еще любит красное сладкое вино… то особенно хорошо делить в поцелуях после удачного дела. Соблазн поднимает на него глаза и встречает отражение собственного темного взгляда. Энвер мягко улыбается и не делает резких движений, словно уже знает как обращаться с диким зверьем подобным этому. – Мне приятно думать, что это судьба привела тебя ко мне, снова, – он вытаскивает пустой кубок из его пальцев и наклоняется чтобы поставить на стол. Расслабленный. Уверенный. Нагнуть бы его над этим столом, вцепиться в горло и вытрахать до трясущихся коленей. – Жаль что времени праздновать у нас с тобой не так много как хотелось бы. Но оно еще будет. С твоей армией и моей дипломатией… – Мы их всех поставим на колени. Соблазн заканчивает за ним предложение и ощущает что уже делал так. Эневер поворачивается и смотрит на него, а Соблазн ловит искры в его глазах. – Да, – выдыхает тот мягким шепотом, – это был наш план. И это будет наш мир. Он произносит "наш план" таким трепетным тоном, "наш ребенок" бы никто с такой нежностью не произнес. За всем этим есть что-то, чего Соблазн не знает, но похоже Горташ не намерен ничего от него скрывать. Когда он поднимает руку и тяжело сжимает талию Энвера, вжимая в себя сбоку, Соблазн делает то, чего хотел от него Астарион, помимо нетерийских камней, власти над миром и покорности – наслаждается праздником. Вот… так? Так ли это было когда-то? Ощущение правильное. Горташ усмехается, и касание обжигает кожу от шеи до груди. Его руки большие и теплые, в мозолях и шрамах от механизмов. У Астариона руки холодные. Его касания к разгоряченному телу всегда приносят немного облегчения, особенно если приложить к дурной горячей голове. – Смерть сделала из тебя джентльмена? – Горташ дразнится, и пальцы поднимаются выше, коснуться его скулы, губ. Соблазн перехватывает запястье, сжимает сильно и крепко, почти больно. Но… тело словно помнит этот танец вместо него, и Энвер улыбается. – А ты нарываешься? И, что ж, похоже именно это он и делает. Тем не менее, Горташ все еще выглядит даже слишком умиротворенным рядом с Соблазном. Как беспечно. Или у него было просто слишком много времени чтобы узнать как далеко можно зайти? – Что ты, – Горташ поднимает руки, что не очень удобно пока одно из его запястий все еще в плену. – Даже в мыслях не было. Если бы я был так беспечен… кто знает, что со мной могло бы случится. Соблазн грубо дергает его на себя, и это так приятно, ощущать как напрягаются мышцы, как сбивается дыхание – страх или..? Он вжимает Энвера в стол и жестоко толкается бедрами, так что у них обоих воздух из легких выбивает. Соблазн вклинивается коленом между его ног, заставляет раскрыться шире. Втягивает воздух сквозь зубы рядом со смуглой шеей, всей своей сутью ощущает что-то… что-то. Что-то. что ему принадлежало. Что-то, что Орин отняла Соблазн не замечает как сильно сжал хватку пока Горташ не упирается ему в грудь кулаком. – Эй, полегче! – он все еще прячется за усмешкой, но сжимает зубы от боли. На виске выступила испарина. – Я конечно скучал по твоим крепким объятиям, но ты мне сейчас руку сломаешь. Соблазн ловит отголоски его боли, и это так сладко. Так что он послушно разжимает хватку на запястье – просто чтобы схватить Энвера за горло, сразу сдавив до пятен перед глазами, откуда-то он помнит, как именно это делается – и кусает в губы, давая им обоим напится крови. Грубый, жадный поцелуй. Со вкусом господства. Со вкусом прошлого. Хотеть Энвера или хотеть быть рядом с ним тем, кем был когда-то – не все ли равно? Сердце бьется ровно и сильно, и пока он трахает языком рот достопочтенного эрцгерцога, ощущение пустоты за ребрами немного унимается. Здесь он точно знал, кем является, и знал, что мир за дверью этого кабинета принадлежит ему. Им. Избранный Баала, он всегда возвращался со свежей кровью – и приносил эту кровь на чистое и дорогое белье спальни Горташа в верхнем городе. Сейчас, когда в его голове не осталось ни одной целой мысли, ни одного нетронутого воспоминания… Соблазн хочет уничтожить этот последний кусочек пазла, иначе вечно будет напоминанием о том чего не вернуть. И только он собирается сжать пальцы крепче. Энвер слизывает кровь с его губ и сипло выдыхает имя. И, может быть, Отец и был тем кто сваял его суть от сути своей и назвал Темным Соблазном. Но Темный Соблазн был тем, кто когда-то нарвался на экспрессивного торговца оружием и назвал ему свое мирское имя. Имя, которое тоже когда-то принадлежало ему, теперь осталось лишь набором звуков. В конце концов, даже он не железный – кем бы ни был – он отталкивает Горташа, и тот неловко бьется спиной о что-то в темноте, роняя смачное “блять”. Тренога падает на пол, а полотно наполовину слетает с картины. Соблазн видит то, что недоступно человеческим глазам – видит мужчину, эльфа, с хищными чертами лица и жестокой усмешкой, с волосами цвета меди и холодными желтыми глазами. Усмешка корежит и его губы. – Какая прелесть. Твой любовник? Горташ оглядывается, и скорее догадывается, чем видит, что именно там упало. Фыркает. – Ну что ты, просто друг, – звучит как шутка, но Соблазну не смешно. Нужно, думает он, спросить разрешения у Астариона прежде чем кого-то ебать. Еще, думает, противно как-то ебать человека которого кто-то ждет. О чем он не задумывается так это о причинах таких мыслей. – И давно он твой друг? – Десять лет, – Энвер разводит руки, и вспышка огня за окном подсвечивает его силуэт. – Ревнуешь? – Нет, – Соблазн отвечает просто, поправляет одежду и идет на выход, салютуя рукой. – Удачи вам с ним. В кабинете повисает тишина. Но он все равно слышит прежде чем закрыть дверь: – Мой любимый убийца… кажется, и правда остался лежать где-то под Лунными Башнями. Под дверь их с Астарионом спальни он возвращается с чувством что его хорошо так приложили пыльным мешком. Что удивительно. Астарион тоже стоит в коридоре. Они встречаются взглядами. – На тебе чужой запах, – вампир чуть кривится. Губы у него в крови. – На тебе чужая кровь, – Соблазн пожимает плечами. – Пойдем в постель? Просто спать. Астарион опускает взгляд на мгновение, прикусывает губы. Но все же выдыхает: – Пойдем. Но завтра спишь на софе. Эту ночь они проводят вместе, просто обнимаясь и не говоря о будущем.***
До летнего домика они дошли в молчании. Дождь почти прекратился, когда Энвер ступил на крыльцо. Соблазн же не спешил вернутся под крышу. Присел рядом у ступеней, и одним резким рывком выдрал из порога доску. В углублении лежали кости. Маленькие кости, детские. – Что ты спрятал под порогом... – Соблазн уставился на них, не смея отвести взгляда. Слова Орин не шли из головы, а ладони слегка зудели. Как будто… это он снял плоть с этих костей. Казалось бы, что необычного. Но… что-то, неуловимое и неприятно скребущее за ребрами не давало покоя. – О, – Горташ провел рукой по волосам, смахивая капли, – кажется твой ужин успел испортится пока мы ходили. Соблазн только губы поджал. Дверь в дом скрипнула, и на крыльцо выполз Астарион в одеяле. Вскинул бровь на Горташа, а вот Соблазна окинул таким взглядом… как будто тот весь промок, извалялся в грязи и крови, да еще и сидит теперь под дверью, в каких-то костях копается. Что, собственно, так и было. – О, это ты, не помню как тебя зовут, – Горташ вскинул руку в приветствии, – дерьмово выглядишь. Прямо как будто тебя стая адских псов пожевала и высрала. – Не говори с ним так, – буркнул Соблазн, не отрываясь от костей. Судя по всему те принадлежали девочке-тифлингу. Но ему и не нужно оборачиваться чтобы по голосу услышать как Горташ закатил глаза: – Простите, ваше величество. Астарион хлопнул дверью. И вот это уже заставило Соблазн вскинуть голову. Энвер присвистнул. – Кажется тебя ждет серьезный разговор, брат. – Завались, а? Горташ рассмеялся и сел на ступени рядом. Соблазн вдруг осознал что глаза у него карие, и сверкают слишком уж мягко. Астарион... им было сложно после ритуала, ведь Соблазн не мог себе позволить подчиняться кому бы то ни было кроме Отца, а Астарион больше не желал подстраиваться. Они все-таки пришли к какому-то подобию соглашения, но чем больше Соблазн встречал сопротивления, тем сильнее хотелось сломать. Горташ не сопротивлялся. И это странным образом заставляло тварь за его ребрами успокаиваться. Если бы Астарион заметил, он бы точно этим воспользовался. Если бы, конечно, смог переступить через свою гордость. Соблазн фыркнул своим мыслям. – Я видел Орин. Как живую, – он прикрыл глаза, – думаешь, я снова схожу с ума?Ты можешь себя контролировать, – сказал ему Горташ когда-то, уже в этой жизни, – в отличие от нее.
Но Соблазн сильно сомневался в его словах. – Думаю, – Энвер достал короткий мундштук и раскурил что-то пряное. Соблазн невольно втянул дым глубже в легкие, – твое больное подсознание хочет тебе что-то сказать. Ну, либо эта мегера вернулась в виде призрака и нам обоим осталось недолго. Соблазн хмыкнул. Значит, здесь он боролся с кем-то? И здесь проиграл. Он почти сорвался с Астарионом сегодня. Почуял кровь. Опасно. Может ли Соблазн обещать что не навредит ему? Мертвое небо над мертвой деревней посветлело – тучи налились кровью догорающего заката, и это было единственное солнце которое доставалось этой мертвой земле. Почти как у них с Астарионом. Соблазн запрокинул голову, вдыхая поднимающийся к облакам дым. Он подчинил старший мозг, убил дьявола и парочку Избранных. Он собирался сравнять с землей целый мир, и целый мир утопить в крови. Кому он мог проиграть в этой маленькой глухой деревеньке? Кому, кроме собственной звериной натуры.