Кит

      Хосок не отрываясь наблюдал за парочкой, сидящей на крыльце. Холодный дождь стучал по его пальто, мочил волосы и ледяными каплями забирался за шиворот. Порывы ветра заставляли содрогаться, и Хосоку хотелось накрыть щуплые плечи, прикрытые лишь тонкой тканью пижамы, большим мягким пледом. Он не слышал, о чём Юнги говорил с тем мужчиной. Кажется, его зовут Чонгук. Странный альфа с угрюмым взглядом, что светлел лишь при виде друга Юнги.       Омега меж тем сделал затяжку, выпустил сизый дым, слегка скользнув взглядом по Хосоку, и снова увлёкся беседой. Хосок нахмурился, ему не нравилось, что Юнги курит, это ему не идёт. Пусть в ту самую ночь на мосту лично протянул в изящные руки сигарету, но тогда он и не подразумевал, что у них зайдёт всё слишком далеко.       Юнги поднялся, что-то коротко сказал, спустился с крыльца и помахал рукой вскочившему Чонгуку. Наконец и Хосок удостоился его взгляда. Покрасневшие глаза бегали, пытаясь уйти от контакта с глазами Хосока. Омега медлил, спотыкался мягкими промокшими тапочками о выступающие камни на вымощенной тропинке и сутулился, шагая всё медленнее и медленнее.       Возможно, он думает, что Хосок его сейчас ненавидит. Возможно, подбирает слова, чтобы помягче отшить зашедшего так далеко подчинённого. Хосок не знал.       Несмотря на все совершенные ошибки в юности, вчерашнее альфа ошибкой не считал. Он никогда в жизни не испытывал такой тяги к человеку. Он никогда в жизни так сильно не желал присутствия постороннего в своей компании. Даже когда встречался со своим первым возлюбленным. Наверное, он слишком вообразил себе тогда, потому что сейчас не может даже имени его вспомнить. Это точно была любовь? Вряд-ли.       Его первый был ярким, эксцентричным и полностью безбашенным молодым человеком. В нём пылала страсть, и эта страсть постепенно заражала Хосока. Он хотел также: вплетать в волосы нити, делать из них косички, не стесняясь никого громко играть на гитаре, напевать песни о мире и любви и не думать ни о чем. В его юном мозгу было мало места для здравого смысла, тогда он не слушал ничего: ни вразумлений дедушки, ни криков старшего брата, которого братом то никогда не считал. Ему просто хотелось.       Но на деле не всегда всё так радужно. Какими бы свободными мы не желали быть, земные потребности тянут нас за щиколотки обратно, с силой ударяя лицом о бетон.       Чувство эйфории не продлилось долго, Хосок уже через неделю понял, что что-то не так, что это не то, чего он желал. С трудом вытянув с этим человеком год, Хосок ушёл, скорее даже убежал. Это было невыносимо. Все вокруг говорили ему правду, а он не слышал. Шёл на поводу у красивой улыбки, повёлся на эфемерные рассказы о счастье, разбив нос о груду проблем.       С тех пор Хосок никого не искал. Он думал, что все вокруг хотят им помыкать. Отчасти такое мнение сложилось из-за речей Сокджина, но и Хосок на этот раз с ним полностью согласен. Ему никто не нужен, он должен самостоятельно жить свою жизнь, не ориентируясь ни на кого.       Так было до недавнего времени. Пока он не встретил того, за кем хотелось следовать самому. Тот, кто не требовал компании, не желал его внимания и напоминал куклу. Выпотрошенную, избитую куклу.       Кожа Юнги и вправду казалась фарфоровой. Если бы Хосок не видел его шрамов и царапин на предплечьях, то точно бы в это поверил. Постепенно Юнги открывался перед ним с новых сторон. Он избегает людей, крепко сжимает плечи и мелко вздрагивает, когда к нему кто-то обращается помимо родителей. У него есть любимые места, довольно уединённые, в которых довелось побывать Хосоку и втайне понаблюдать за утончённой фигурой. Он лишний раз не выходит из дома, предпочитая сидеть на подоконнике и наблюдать за движением за воротами. И он болен. Глубоко душевно болен, но даже это Хосок с охотой готов принять. Он не знал, к чему это вообще. Почему внезапно в его груди что-то отреагировало на этого омегу. Даже сейчас, когда он увидел на ключице чужую метку, он не готов от него отказаться.       Это безумие, и если бы Сокджин узнал, он бы точно не остался в стороне. Потому что метка - это серьёзно. Таким люди просто так не разбрасываются, но Хосок готов был найти миллион причин, чтобы остаться рядом. Его слепая уверенность в том, что он сможет переступить этот барьер, вселяла в него надежду.       — Привет.       Юнги остановился в паре шагов от альфы и скрестил руки, нервно ощупывая узел на бинте под тканью пижамы. Он лишь кивнул на приветствие Хосока. Руки, лежащие на груди, дрогнули, и Хосок еле подавил в себе желание обнять Юнги. Его внешний вид удручал: лицо посерело, красные воспалённые глаза смотрели куда угодно, но только не на альфу, дрожащие пальцы, сдавливающие предплечья и перебинтованная рука. Хосок уверен, что вчера ночью Юнги позволил себе многое, снова себя ранил, от этого было больно самому.        — Поговорим?       Юнги снова кивнул, подходя к задней двери автомобиля и, не дожидаясь, пока Хосок её откроет, дёрнул ручку самостоятельно, тяжёлым мешком опускаясь на сиденье.       Хосок сел за руль, но заводить автомобиль не спешил. Он барабанил пальцами по приборной панели и считал секунды, которые, как назло, затягивались. Альфа затылком чувствовал сбившееся дыхание омеги, слышал, как он стягивает с себя промокшие тапочки и как забирается на кожаное кресло с ногами. Следовало с чего-то начать, нужно как-то подступиться, эта неловкость раздражала.       — Прости за вчерашнее.       — За что именно?       — Я позволил себе лишнее.       Слова, будто тяжёлая гиря, ударили по макушке, и Хосок резко развернулся, удивлённо вскидывая брови.       — Лишнее?       Юнги сжался под этим взглядом, его плечи задрожали. Он нервно прикусил губу, но продолжил:       — У меня метка. У неё есть хозяин.       — А вы с этим хозяином вместе? — надежда, с которой Хосок сегодня сюда ехал, медленно угасала, но он не хотел просто так сдаваться.       — Нет, — ещё тише ответил Юнги.       — Я не смею настаивать, — Хосок медленно выдохнул, стараясь не взорваться раньше времени, — но мне кажется, ты всё-таки должен объяснить мне, что к чему.       — Эту метку мне поставил Джисон, — Юнги часто проморгался, натянул рукава пижамы на кисти и медленно выдохнул.       — К этому выводу я и сам пришёл, но… почему ты убежал? Почему не объяснил? Я похож на человека, который не сможет выслушать и понять? Я не достоин нормального разговора?       — Все не так… — пролепетал Юнги.       — А как тогда?       — Хосок, ты мне симпатичен, но этого определённо мало…       — Мало?       — Ты не понимаешь…       — Я не понимаю… — кажется, всё-таки Хосок погорячился, решив, что он сдержанный. — Юнги, я в тебя влюблен без памяти.       Глаза Юнги распахнулись в удивлении, но спустя секунду он опустил взгляд на свои ладони:       — У нас ничего не выйдет.       — Почему, Юнги?       — Да потому что! У меня метка от другого человека! Что ты будешь делать, если он снова появится в моей жизни? Ты знаешь, как это работает? Да, определённо знаешь. Я ведь побегу к нему сразу, только он меня пальцем поманит. Меня не остановит ни симпатия, ни даже влюблённость в тебя! Ответь мне, что ты будешь делать в такой ситуации?       — Мы что нибудь придумаем, — Хосок всеми силами пытался придумать контраргумент, чтобы успокоить Юнги, вселить в него надежду. — Я уверен, что это можно как-то решить…       — Хосок, — Юнги не дал договорить, — Ты когда-нибудь видел омегу, который завёл новые отношения, имея метку от другого? Я отвечу за тебя: нет. Надо быть последним ублюдком, чтобы пометить человека и бросить его, но всё же такие существуют. Доктор Ли говорит, что такие случаи имели место быть, но омега не выживал и года, сводя счёты с жизнью, потому что это невыносимо. Но я их всех удивил: держусь уже три. Это не назовёшь жизнью. Мне всегда больно, я с трудом дышу, и я все время думаю о Джисоне. Пойми, тебе это не нужно, ты пожалеешь о своём выборе в ту же секунду. Тут нет решения, Хосок. Вчерашнее было ошибкой, я не смогу даже заняться с тобой любовью, уверен, меня вывернет от этого.       — Но вчера…       — Вчера мне стало плохо! Поэтому я убежал! — громко воскликнул Юнги.       Хосок молчал, ему нечего было на это ответить. Утешающая мысль, что он хотя бы постарался, совершенно не утешала. Юнги был прав, с этим даже спорить бесполезно, но он был готов. Мог уберечь Юнги, спрятать его на другом конце планеты, чтобы тот никогда в жизни не встретил своего бывшего. Готов был не обращать внимания на эту чёртову метку, игнорировать её всеми силами. Но Юнги так старательно его отговаривает, что кажется, будто омега сам этого не хочет.       — Хорошо. Куда Вас отвезти, господин Мин? — слова разрывали глотку, но Хосок старательно выровнял тон и нажал кнопку зажигания.

***

      Тусклый дневной свет чуть освещал аквамариновые волны на стене, в открытое окно задувал холодный ветер, тяжёлые капли дождя стучали по белому подоконнику, и омегу пробирала дрожь. Филигранно выписанная белая морская пена врезалась в глаза контрастом, и Юнги часто моргал, пытаясь согнать пелену с раздражённых глаз. В голове раз за разом всплывал последний разговор с Хосоком. Юнги видел его глаза, кажется, в них было что-то похожее на разочарование.       Я влюблен… я влюблен… я влюблен без памяти.       Внезапное признание стучало в виски и причиняло боль, пожалуй, сильней, чем он испытывал раньше. Юнги проклинал себя за сказанное в машине, но больше всего проклинал Хосока. Почему так легко отпустил, если влюблен? Какого черта давал обещания, завязывая грёбаный шнурок на запястье?       Злость постепенно вытесняла переживания и грусть. Юнги не отрывал взгляда с разрисованной стены и судорожно пытался развязать повязку на предплечье. Боль в его груди была такой сильной, что ему не терпелось её перебить. Вытеснить душевную физической.       Впившись ногтями в предплечье, изо рта вырвался вздох облегчения. Натруженная кожа лопалась под натиском пальцев, капли крови стекали на светлый ковёр, но должного облегчения не приходило. Юнги становилось только больней. Он тихо скулил, прикусывая губу, и сильнее впивался в руку, сдирая подсохшие коросты.       Импульсивные движения становились сильней, всхлипы с каждым разом всё громче озаряли просторную комнату, и, не сдержавшись, омега заорал во все горло, вскакивая на ноги. Он крушил все, до чего дотягивались руки, пачкал светлую мебель кровью, кидал в стену стулом, но картина оставалась неподвижной. Она давила на Юнги, заставляла вспоминать, с какими эмоциями он исправлял свои наброски после встречи с Хосоком, как старался написать солнечную тёплую погоду, которая в эту секунду совсем была не по душе.       В дверь стучался папа. Он дёргал ручку, прося открыть и впустить его, через минуту к нему присоединился отец, но Юнги не хотел их слушать. Он крушил свою комнату, ломал каждую деталь так же, как разрушил свою жизнь. Они все его предали, все до единого сожалеют, что Юнги есть в их жизни. Он никчёмный и слабый. Именно поэтому Джисон ему изменил и бросил, именно поэтому Хосок так легко сдался.       Юнги никому не нужен, он всем противен.       Слёзы постепенно высыхали, уступая место безумию, омега подошёл к столу, схватил тюбики с краской и метнул их в раскрытое окно, подходя ближе к подоконнику. Он как они, такой же пустой и выжатый, и единственное его правильное место на мусорке. Отключив мозг, Юнги взобрался на подоконник. Тут не так высоко, но постараться стоит. Он почти уже оттолкнулся ногами от окна, как крепкая отцовская рука ухватила за ворот пижамы и втянула внутрь.       Мин Ёнсу дрожал, всем телом крепко прижимая к себе сына. Еле справляясь с тремором рук, он приглаживал растрепанные волосы Юнги и слегка покачивал его в своих руках. Во рту пересохло, паника сжимала его горло спазмом, и Ёнсу по настоящему сильно боялся.       Он был слишком занят, сидя в кабинете за документами, когда краем уха услышал, что Юнги вернулся домой. Он не сильно придал значения, когда сын закрылся в своей комнате, ведь Юнги почти всегда в ней находился. Но когда по коридору пронёсся крик, что-то дрогнуло внутри господина Мина старшего. Он быстрым шагом вышел из кабинета и увидел, как Соён пытается достучаться до сына, дёргая дверную ручку. Шум из комнаты Юнги пугал, его ребёнок кричал, будто ненормальный. За все три года такого никогда не было, хоть доктор Ли и предупреждал о подобном. Но они верили, что Юнги справится, они знали, что их сын сильный.       — Соён, звони доктору Ли, — голос вибрировал.       Юнги вырывался, но Ёнсу только крепче сжимал его в объятиях. Соён кивнул и, зажимая рот рукой, ринулся прочь из спальни.       — Юнги-я…       Он не мог подобрать слов, не знал, как утешить своего сына. Злость, непонимание, обида: все смешалось в отцовской душе. В его руках дрожал всем телом Юнги, и он не мог ему помочь. Чувство безысходности накрывало с головой, Ёнсу молил всех богов, чтобы доктор Ли смог привести его в чувство.       Спустя несколько минут в комнату вернулся Соён. Он медленно подошёл к ним, переступил обломки мебели, и опустился рядом, обнимая Юнги с другой стороны.       — Юнги-я, потерпи, я послал за доктором водителя, — прошептал омега дрожащим голосом, глазами полными слёз смотря на сына.

***

      Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Холли разразился звонким лаем, приветствуя посетителя. За время, пока они ждали приезда доктора Ли, Ёнсу на руках вынес сына из разрушенной комнаты и усадил на диване в гостиной. Соён обрабатывал глубокие раны на предплечье антисептиком, а Юнги обмяк, точно кукла, даже не морщась от прикосновения спирта к царапинам.       — Добрый день, — доктор, громко стуча каблуками, вошёл в гостиную, взглядом тут же цепляясь за пациента.       — Доктор Ли, наконец-то, — Ёнсу бегло поздоровался, возвращая взгляд на сына. — Похоже то, о чем вы нас предупреждали…       — Это должно было произойти рано или поздно, — перебил омега мужчину, присаживаясь рядом с Юнги. — Так, посмотрим, что с тобой, малыш.       Он проверил реакцию зрачков фонариком, прощупал пульс и скарификатором проколол безымянный палец на руке, собирая капли крови в пробирку.       Ёнсу наблюдал за доктором, тот хмурился, вглядываясь в результаты анализа на экране планшета, и нервно покусывал губу.       — Юнги, — доктор Ли ухватил ладонями лицо омеги. — Мы сейчас поедем в больницу. Ты слышишь? Кивни, если понял.       Но Юнги не реагировал, он смотрел куда-то мимо доктора, его взгляд потух, лицо не выражало совершенно никаких эмоций.       — Господин Кан, соберите все необходимые вещи, будьте добры. Господин Мин, нам нужно заполнить документы, не одолжите ручку?       — Конечно, — Ёнсу кивнул, жестом приглашая доктора пройти в соседнюю комнату, где находилась небольшая библиотека.       Соён проследил за супругом и вернул взгляд на сына.       — Юнги-я, посидишь тут немного один? — всхлипнул он. — Я соберу твои вещи и мигом вернусь. Хорошо?       Безжизненный взгляд Юнги смотрел в спину папы, в его груди пульсировала боль, которую не успокоит уже ничего. Единственное, чего сейчас хотел Юнги — это исчезнуть. Раствориться в пучине океана, пойти на дно, чувствуя, как давление постепенно сжимает его мозг, а из груди вырываются последние пузырьки воздуха. Он хотел чувствовать, как его тело накрывает сладкая нега, как боль и разочарование медленно уходят, оставляя его наедине с чёрной водой. Но океана поблизости не было, и его потемневший взгляд продолжал скользить по стенам гостиной, пока не наткнулся на телевизор. Диктор что-то тихо говорил, Юнги не различал звуков, пока не увидел знакомое лицо.

«Конгломерат О Джисон сегодня объявил о своей помолвке с сыном главы крупной корпорации Ким Минсу…»

      Юнги слышал, как его сердце падает, как рвутся сухожилия, которые его держали, на глазах снова выступили слёзы, и пальцы вонзились в ключицу, стараясь вырвать метку к чертям. Юнги не понимал, как Джисон мог так поступить. Боль и обида заполонили всю его душу. И это не было ревностью, в любой другой ситуации Юнги пожелал бы ему только счастья, но не в этой версии вселенной. Хотелось отомстить, хотелось ткнуть лицом в то дерьмо, что натворил Джисон. Юнги хотел рассказать всему миру, насколько низко поступил с ним альфа.       Босые ноги громко шлепали по холодному полу гаража. Юнги бежал к своей машине, не обращая внимания на странные взгляды работников. Он подбежал к панели, где висели ключи, схватил знакомый, отгоняя от себя мысль, что буквально несколько часов назад их сжимал Хосок, и сел за руль, нажимая кнопку зажигания. Нога вдавливала педаль газа в пол, Юнги часто и поверхностно дышал, быстро мчась по магистрали, нарушая все правила. Ему хотелось отомстить, хотелось, чтобы Джисон хоть немного почувствовал его боли.       Машина припарковалась прямо у входа в бизнес-центр, Юнги было абсолютно плевать на пешеходную зону. Он ворвался в здание и помчался к турникетам, расталкивая работников от себя. Охрана, увидев босого омегу, всего измазанного кровью, уже хотела задержать, но не успела сделать и шагу, как Юнги скользнул в лифт.       Омега знал это здание досконально, оно принадлежало его отцу, но Джисон, не беспокоя себя совестью, спокойно арендовал предпоследний этаж для своего юридического офиса. Джисону нравилось видеть власть в своих руках, он млел от мысли, что Мин Ёнсу не может ничего с ним сделать, поэтому не спешил переносить свое рабочее место в другое здание. В данный момент это было на руку Юнги, когда дверь лифта открылась, выпуская его на нужном этаже, омега подошёл к пожарному щитку, выбил локтем стекло и схватил небольшой топорик, направляясь прямо в офис.       Острый взгляд из-под очков заставил вздрогнуть, но Юнги сделал шаг внутрь. По щекам покатились горячие слёзы, его тошнило от одного вида этого человека. Джисон, увидев его, удивлённо вскинул брови. Он явно не ожидал незваного гостя, но Юнги было всё равно. Замахнувшись, омега вонзил топорик в лакированную поверхность деревянного стола. Ярость рвалась наружу отчаянным рыком, Юнги хотел показать, насколько ему больно. Напуганный альфа вскочил с кресла и отступил назад, видя неадекватное поведение омеги. Юнги вкладывал в удары всю силу, что у него осталось, дыхание сбивалось, по спине струился пот, раны на предплечьях снова кровоточили, но останавливаться он был не намерен.       — Твою мать, ты что творишь?! — воскликнул Джисон, когда топорик пробил затемнённое стекло на шкафу, снося аккуратно расставленные папки с документами.       Юнги замер, услышав голос альфы. Он резко развернулся и растянул губы в кривой усмешке. Босыми ногами наступая на стекло, омега приближался к своему бывшему жениху. Он видел страх в карих глазах, видел, что Джисон удивлён. Это был секундный момент власти, которым он желал насладиться, прежде чем альфа догадается выпустить наружу феромон. Но Джисон почему-то не спешил этого делать. Он наблюдал за угловатой походкой омеги, его взгляд бегал от обескровленного лица к топорику в руках, и он часто сглатывал.       — Юнги, тебе нужно успокоиться, — срывающимся голосом тихо проговорил Джисон.       — Успокоиться? — надломленные брови взлетели вверх. — А я не хочу. Хочу, чтобы тебе было больно.       — Я понимаю, что ты ревнуешь, — Джисон выставил перед собой ладони, продолжая отступать к стене, — но тебе нужно просто принять это и жить своей жизнью.       — Я не ревную, чёртов ты идиот! Ты ведь даже на секунду не задумывался, что сотворил со мной. Да?       Злость снова поднималась в груди, руки задрожали в предвкушении, казалось, Юнги готов на всё. Один удар и его страдания закончатся. Джисон отнял у него жизнь, а он отнимет её у Джисона. Всё честно.       — Юнги, прошу тебя, успокойся.       В нос ударил тяжёлый запах бергамота, Юнги его чувствовал. Он жадно втянул его ноздрями, ждал, когда омежья сущность подчинится запаху, но секунды шли, ничего не менялось, и он по прежнему желал его убить. Альфа приоткрыл рот, но сказать ничего не успел. Пожарный топорик вонзился в стену около его головы. Он чуть прикрикнул и сжавшись, прикрыл голову.       — Вот чёрт, не попал.       Юнги медленно развернулся и, прихрамывая, направился к выходу. Он и вправду кроме опустошения не чувствовал больше ничего, даже то, что феромон Джисона больше на него не действует, не вызвало никаких эмоций. Холод осенним ветром проник в его душу, ему хотелось умереть, раствориться, чтобы никто больше его не видел, чтобы все его забыли. Сотрудники офиса отскакивали от него, как от прокажённого, омега, не обращая внимания, шёл к двери лифта. Он медленно моргал, с каждым шагом ощущая, как силы покидают его. По глазам медленно разливалась темнота, и, нажав кнопку вызова, Юнги тяжёлым камнем повалился на пол, не пытаясь уцепиться за ускользающее сознание.

***

      Доктор Ли Тан был молодым специалистом в области психологии и особенности омежьего поведения. Всю свою жизнь он мечтал стать врачом. Его мягкий характер хорошо сочетался с выбранным направлением врачевания. В нем была природная мягкость, непринужденность и уверенность, от этого омеги ему доверяли.       Закончив обучение, Тан вошёл в стены клиники и одним из первых его пациентов стал Мин Юнги. Когда омегу привезли, доктор Ли испугался: истошные крики, проклятия и попытки себе навредить на миг выбили его из колеи, но он постарался взять себя в руки. Было сложно, непонятно, для работника без особого опыта и обычный случай был бы чем-то из ряда вон, а тогда перед ним была целая головоломка.       И вот сейчас доктор Ли снова сидит над Мин Юнги и пытается разобраться в очередной задаче. Омегу привезли неделю назад, все это время он молчал, полностью игнорируя всех вокруг. Доктор пытался успокоить родителей, оправдывая такое поведение тем, что Юнги физически плохо после срыва и что в скором времени это пройдёт. Но и сам уже слабо в это верил.        Юнги не сопротивлялся анализам, был послушным и податливым, и Тан начал волноваться, что гнойный нарыв из душевных переживаний скоро снова прорвет. Он делал каждый анализ собственноручно, досконально оглядывал кожные покровы и реакцию зрачков, но всё было так, как раньше, не считая метки. Для взгляда обычного человека она оставалась неизменной, но для доктора Ли, который знал Юнги не первый год, изменения были ярче рекламной вывески. Шрам заметно побледнел, зарубцевавшиеся края будто сгладились, и это натолкнуло его сделать ещё ряд анализов, делая упор именно на феромон альфы в крови.       Доктор Ли сидел в кабинете, перелистывая амбулаторную карту, сверял результаты и не мог уложить все в одну единую картину. Услышав быстрые шаги в коридоре, Тан выбежал на шум. Медсестра пронеслась мимо, скрываясь в палате Юнги, и доктор ринулся следом.       — Что случилось? — он отодвинул молодую девушку в сторону и подошёл к постели.       Юнги горел. Он гнулся, стонал, закусывал ребро ладони, покрывался холодной испариной, заставляя доктора нервничать всё больше.       — Доктор Ли, что происходит? — пропищала испуганная молоденькая медсестра, пытаясь удержать Юнги на месте.       — Это… течка? — Тан сам пытался осознать собственные слова. — Но…       Откинув одеяло в сторону, он только подтвердил собственные догадки: мокрое пятно на простыни говорило само за себя.       — Альфа… — в бреду шептал Юнги.       Доктор Ли достал мобильный из кармана халата. Его палец завис над кнопкой вызова отца омеги, и он на секунду задумался. Юнги не скажет ему спасибо за то, что сюда притащат его бывшего. Но без альфы меченному омеге никак не обойтись, блокаторы слишком сильно истощат и без того ослабший организм, и если есть хоть какая-то возможность обойтись без них, пусть и в лице Джисона, то попробовать стоит.       Мин Ёнсу внимательно его выслушал, коротко ответил, что всё решит, и сбросил звонок. Оставалось только ждать.       Тан сидел около Юнги, собственными руками обтирал его пылающее тело влажным полотенцем, то и дело прокручивая ролик на капельнице с успокоительным, понимая, что суточная доза уже на грани.       Через два часа дверь в палату открылась. Господин Мин старший толкнул внутрь Джисона, затем сам вошёл следом, обеспокоенным взглядом цепляясь за сына.       — Доктор Ли, — коротко кивнул он.       — Господин Мин, — слегка поклонился омега, затем перевёл взгляд на второго альфу, — Джисон, — нехотя поздоровался с ним.       — Что с Юнги? — Ёнсу увидел, как его сын мечется по постели, и хотел уже подойти, но Тан жестом остановил его.       — У Вашего сына началась… течка.       — Что? Но…       — Знаю, что это странно. Я и сам растерян, за последние три года ничего подобного не происходило, но факт остаётся фактом. Единственное, что мы сейчас можем, это помочь Юнги всеми доступными способами, — доктор Ли скользнул взглядом по Джисону.       — Вы попросили притащить сюда этого… чтобы он прикасался к моему сыну?!       — Нет! Что Вы! Феромона будет достаточно.       Ёнсу задумался, сжимая кулаки, но новый всхлип, донёсшийся со стороны Юнги, привел его в чувство. В один широкий шаг он подошёл к Джисону почти вплотную.       — Не смей распускать руки, иначе этим, — господин Мин ткнул в разбитый нос альфы, — дело не закончится.       Ёнсу вышел из палаты, и доктор Ли повернулся к Джисону:       — Ну что ж, приступим?       Альфа шмыгнул носом, развернулся к кровати Юнги, и до ноздрей доктора донёсся резковатый запах бергамота. Он поморщился, чихнул и повернулся следом за альфой, ожидая, что Юнги станет полегче. Омега резко раскрыл глаза, издал нечленораздельный звук и сократился в рвотных позывах.       — Да что за чёрт! — Тан подхватил Юнги за плечи, не дав ему свалиться с постели. — Достаточно! Вы можете идти, Джисон.       Доктор Ли проследил за тем, как альфа вышел из кабинета и уложил Юнги обратно на постель. Успокоительное в капельнице закончилось, Тан аккуратно вытащил иглу и старался сдержать подступающую панику всеми силами. По анализам чужого феромона в крови он примерно понимал, что происходит, ответ был рядом, на поверхности, но доктор никак не мог схватить его за хвост. Дверь палаты снова скрипнула, и внутрь зашёл отец Юнги. Доктор закусил губу и на немой вопрос отрицательно покачал головой.       — Мы можем вколоть Юнги блокаторы, но Вы должны понимать последствия, господин Мин. Его ослабший организм может дать сбой сильней.       — Какие последствия?       Ёнсу подошёл ближе, доктор смотрел на его потемневший взгляд. Он не понимал сполна всей родительской боли, но представлял, что сейчас испытывает альфа, видя, как его сын мечется в агонии.       — Один из частых и самых опасных это бесплодие.       — Делайте.

***

      Когда он пришёл в себя, за окном уже стояла глубокая ночь. Юнги поморщился, чувствуя пульсирующую боль в предплечье, и перевернулся на бок, осоловелым взглядом скользя по белоснежной стене палаты. Глухой лунный свет освещал пустующее кресло, стоящее в углу комнаты, из коридора доносились редкие шаги и тихие разговоры.       Юнги медленно сел, ощущая ломоту во всём теле. Он вытащил катетер капельницы из вены и подошёл к окну. Потянув за верёвочку, поднял жалюзи и впился глазами в асфальт, освещенной тусклым фонарём.       — Я вытащил ручку из окна. Ты не сможешь его открыть.       Юнги вздрогнул и развернулся, встречаясь с уставшим взглядом доктора Ли. — Пришёл убрать капельницу, но ты, вижу, справился без меня, — омега улыбнулся, делая шаг ближе. — Как себя чувствуешь, Юнги?       Юнги продолжал сверлить взглядом доктора, прижимаясь ягодицами к подоконнику. Он решил молчать, не разговаривать с ним, чтобы у доктора Ли не было возможности убедить его жить дальше.       — Решил молчать? — омега будто читал его мысли. — Что ж, это твоё право. Но я не буду. Мне нужно сказать тебе кое-что важное. Присядешь?       Но Юнги даже не двинулся с места. Он чувствовал, как через бинты на ногах проступает свежая кровь, как ступни пульсировали. Ему не нравилась эта боль, она доказывала, что он все ещё живой.       — Бунт на корабле? — доктор Ли негромко рассмеялся. — Хорошо, ты хотя бы не лежишь безвольной тряпкой. Я могу и так тебе рассказать. Ты только держись крепче за подоконник, хорошо?       Юнги следил взглядом за перемещением доктора. Он прошёл вглубь палаты, уселся на смятую постель, чуть отодвинул от себя двумя пальцами стойку с капельницей и разблокировал планшет.       — Мин Юнги - омега, тридцать один год, поступил в отделение с нервным срывом, вызванным меткой альфы на теле. Проведённая терапия три года назад не излечила пациента, но действие препаратов позволило ввести организм в стойкую ремиссию, — негромко читал доктор Ли. — Случай редкий, научно неизученный, все предыдущие пациенты с подобным диагнозом лечению не подлежали.       Юнги сжимал пальцами подоконник и вопросительно смотрел в ответ. Какого чёрта он читает ему то, что омега и так знает?       — Юнги, ты уникальный. Знаешь почему? — доктор поднялся с постели и подошёл ближе, поворачивая планшет экраном к Мину. — Потому что ты первый, кто вылечился.       Бегающий взгляд упал на графики, все как один горели зелёным, под каждым написано одно единственное слово: «норма».       — Ч…что? Но… как?       — А вот это очень интересно. Хочешь послушать?       Юнги неуверенно кивнул, вложил ладонь в протянутую руку и, прихрамывая, пошёл за доктором к постели. Омега усадил его на мягкую кровать, выудил из тумбы, стоящей рядом, бинты, пододвинул стул и уселся на него, поднимая ступню Юнги себе на колени.       — Я долго искал информацию о том, как попытаться избавиться от этого без остатка, — негромко начал он, снимая с ноги кровавую повязку. — Звонил всем и вся, даже заграницу. Все либо разводили руками, либо крутили пальцем у виска, но я не из тех, кто любит сдаваться. Когда я уже совсем отчаялся, мне позвонил твой папа и сказал, что у тебя срыв. Смириться с тем, что я не докопался до истины и не помог одному из своих первых пациентов, было сложно. Но ничего не поделать, у меня не было выхода. Ты и правда выглядел, будто тебя хватил удар. — тонкие пальцы ловко обрабатывали порезы. — Я сделал анализ, все как положено. Но меня смутили показатели. Ты был в порядке. Уже тогда ты был здоров, Юнги. Я проверил всё, изучил тебя вдоль и поперёк, и самое важное, что я заметил, это то, что феромон Джисона в твоей крови пропал, а метка почти исчезла.       — Но как такое возможно?       — Это стало самым важным вопросом за последние сутки, на который я желал найти ответ. Скажи, ты ведь не просто впал в истерику? — доктор поднял взгляд, дождался согласного кивка и продолжил: — у тебя появился человек, с которым тебя связывают более тесные отношения? Который важен тебе больше, чем Джисон?       Юнги снова неуверенно кивнул.       — У тебя была довольно интересная реакция на альфу, которому ты принадлежал всё это время. Теперь я уверен, что ты окончательно избавился от зависимости. Потому что я нашёл кое-какую занимательно информацию.       — И какую?       — Истинная пара может вылечить все недуги.       — Чего? — Юнги вперил взгляд в спокойное лицо доктора. — Доктор Ли, вы сказок перечитали? Кто поверит в эту чушь? — Истинность имеет научное доказательство, Юнги. Сказки сочиняют по примерам из реальной жизни, они не ложь.       — Даже если так, — Юнги нервно выдохнул, ему казалось, что не он пациент психиатрической клиники, а человек напротив него. — Как это может быть правдой? Истинность строится на феромонах, а я ничей запах не ощущаю, не считая Джисона.       — Это не только феромон. Природная совместимость — вот что важнее. Твой истинный был рядом и постепенно исцелял тебя от зависимости. Ты сам этого не замечал. Зуд в метке при нахождении рядом, боль в груди отступала, когда рядом. Дышать легче, когда рядом, и истерика, когда не рядом. Я прав?       Юнги несмело кивнул. Сердце забилось так часто, что у него перехватило дыхание. Хосок его истинный? Такое и в самой идеальной фантазии не придумаешь. Он больше не зависит от Джисона, ему не нужно больше страдать. Он сможет быть рядом с Хосоком. Только… после всего, что он наговорил в последний раз, альфа вряд-ли захочет быть рядом. Но даже если так, Юнги ему благодарен, и он смиренно примет то, что Хосок никогда не захочет его выслушать после оскорблений, ведь он его исцелил, а значит, Юнги ему должен всю свою жизнь и не имеет права настаивать.       — В любом случае, господин Мин, — доктор Ли закончил с перевязкой. — Вы абсолютно здоровы. Витамины прокапаны, раны перевязаны, уже завтра утром Вас выпишут. Сейчас важно восстановление: приём блокаторов не пройдёт без следа, совсем скоро Вы столкнетесь с последствиями. Хорошей и счастливой жизни со своим истинным, господин Мин младший.       Доктор ушёл, а Юнги не мог сомкнуть глаз, наблюдая, как постепенно сумерки за окном рассеиваются, а палату наполняет тусклый утренний луч осеннего солнца. Омега в сотый раз прислушивался к сердцу и каждый раз радостно улыбался, не чувствуя боли, выламывающей ребра. Он давно не ощущал подобного спокойствия, после стольких лет страданий оно ощущалось как что-то похожее на оргазм.       Юнги слышал, как жизнь за дверями палаты оживала. Он прислушивался к каждому шагу, к каждому голосу. Омега вскочил с кровати и вырвался в коридор, жадно втягивая ноздрями воздух. Он не пил таблетки более суток и сейчас ощущал феромон всех, кто проходил мимо. Юнги улыбнулся, точно ребёнок, хотелось прижаться к каждому прохожему и до потери сознания обнюхивать, словно бродячих пёс.       Жажда свести счёты с жизнью отступила на задний план, Юнги впервые наслаждался каждой секундой, впервые за три года чувствовал себя живым.

***

      Для Юнги все было будто в первый раз. Он заново привыкал к родителям, заново учился жить в мире переполненном феромонами. Осенние дни сменились долгими зимними вечерами. Юнги часто выходил на прогулку с Холли, наслаждаясь белизной снега. Ездил в гости к Чимину, который, казалось, тоже пошёл на поправку. Юнги подружился с Чонгуком. Они втроём готовили сытные ужины, гуляли по Сеулу, Чимин стал более разговорчивым, и Юнги радовался за друга всей душой. Если бы у него была возможность, то он проводил с этой парочкой всё свое свободное время. Но Юнги не хотел быть третьим лишним. Поэтому вечера снова проводил на подоконнике, наблюдая за пушистыми снежинками.       Он тосковал по своему водителю. Хосок уволился и даже не явился за расчётом. Юнги не знал, где он сейчас, что делает, с кем проводит долгие вечера, и скучает ли так же сильно, как омега. Каждый раз он порывался набрать номер, чтобы услышать хотя бы голос, но боялся, что альфа скинет звонок или, ещё хуже, просто заблокировал его.        Омега не позволял себе грустить слишком сильно. Он не мог расстраивать родителей, которые теперь не могли нарадоваться, что их сын здоров. Не мог разочаровать доктора Ли, который теперь считал своим долгом каждый месяц вызывать его к себе, чтобы провести обследование, долго и монотонно диктуя то, как омега должен следить за своим здоровьем. Не смел расстраивать Чимина, который шёл с ним в ногу, точно так же направляя свою жизнь в нужное русло.       Все эти люди были рядом с ним в самые сложные минуты. Они были частью его драгоценной коллекции. И пусть самый важный бриллиант ушёл, Юнги оставалось любить только то, что у него было.       С Хосоком его связывают самые важные воспоминания, он облепил их светлой грустью. Каждый вечер вспоминал разговоры, улыбался всплывающим в памяти карамельным глазам. Хосок важнее всего на свете, Юнги старается без него жить, но, кажется, очень плохо справляется.