В тихом омуте

      Ламия медленно приоткрыла глаза и обнаружила себя на мягком матрасе, окруженном голыми, блестяще-белыми стенами. Яркое освещение резало глаза, будто миллионы прожекторов были направлены на ее лицо. Постепенно привыкая к нему, она помассировала веки тыльной стороной ладони и приподнялась на локтях. Где она, сколько времени прошло, что же с ней произошло — никто не мог ответить на ее вопросы. Здесь она находилась совсем одна. Было настолько тихо, что в ушах отдавалось собственное сердцебиение.       На секунду непризнанная испугалась, когда в ее голове проскочила мысль, что она оказалась в том самом небытие.       Кем именно является тот Всадник? В ее голове сразу поступил ответ на собственный вопрос — Голод. Вот, что она почувствовала рядом с ним. То же самое, что она чувствовала, умирая на Земле.       Щелчок замка на незаметных дверях, сливающихся с белой стеной, напугал девушку. Она прижалась к стене, поджав к себе крылья, ожидая встретиться лицом к лицу со своим похитителем.       В комнату вошел Всадник. Ламия его узнала — это он, Голод, который хотел украсть горн. И у него это прекрасно получилось. Вот только зачем ему оказалась нужна непризнанная?       — Очнулась, — утверждал он. — Прекрасно.       Бархатный голос раздавался эхом в практически пустой большой комнате. Девушка оглядела его с ног до головы: полностью в черном, волосы черные, а кожа была и вовсе серой. Но глаза... Их светлая серо-голубая радужка, слегка отдающая бирюзой. Его глаза, прикованные к прижатой к стене фигуре, блестели от интереса. Ламия засмотрелась в них, ловя себя на мысли, что это единственное, что в этой комнате не являлось черно-белых цветов и оттенков.       — Я умерла? — прохрипела девушка.       Голод усмехнулся.       — Нет. А теперь поговорим.       Он медленно, словно опасный хищник к жертве, приближался к ней. Непризнанная почувствовала знакомое и отвратительное ощущение. Страх снова сковал ее тело. Голод, заметив, как ее тело постепенно ослабевает, зашагал обратно и прижался к противоположной стене.       — Точно. Где же мои манеры? Я не могу оставить свою гостью без угощения.       Щелчок пальцами. Щеки девушки загорели от неожиданно нахлынувшей и незнакомой энергии, а кончики пальцев начало немного покалывать. Влияние Голода мгновенно спало с нее, она расслабленно выдохнула и запрокинула голову назад, прижавшись макушкой к холодной стене. Всадник уверенно зашагал к ней. Девушка, испугавшись, что снова почувствует на себе его влияние, вскочила на ноги и попятилась в угол комнаты.       — Н-не подходи...       В пяти метрах от нее он остановился. Постояв так несколько секунд, он самодовольно ухмыльнулся проделанной работе и улыбнулся во все тридцать два, прикусив кончик языка.       — Не упала.       Он полез в карман своего плаща. Ламия внимательно наблюдала за его действиями, ожидая, что он вытащит то, от чего она точно погибнет. Голод вытащил пачку сигарет, вытащил из нее одну и вставил между зубов, пряча остальное в карман и вытаскивая из него же зажигалку.       — Что, даже не поблагодаришь? — он поджег кончик сигареты и сразу же затянулся.       — Что? — дрожащим голосом спросила она.       — Ты не упала от моего влияния, — повторил мужчина.       Он зашагал к ней еще ближе. Непризнанная крепко зажмурила глаза и отвела лицо в сторону.       — Ну? — наклонился Всадник к ее лицу.       Спустя мгновение она медленно разомкнула веки и повернула лицо в его сторону.       Совсем близко. Девушка слышала его дыхание и запах — смесь табака и не перебивающийся им запах морозного ментола. От Всадника так и веяло холодом, будто от его тела исходил ледяной ветерок.       Она похлопала черными ресницами, не веря, что больше не чувствует его влияния. Довольная улыбка проскочила на его лице.       — Я дождусь сегодня благодарностей?       — Спасибо...       Не выдерживая его слишком пристального и будто раздевающего взгляда, Ламия опустила глаза в пол. Эта реакция его слегка забавляла.       Докурив сигарету до самого фильтра, он подошел к прозрачному столику с пепельницей и потушил ее в стеклянной посудине. Только сейчас непризнанная заметила на этом столике и свою сумку, в которую она успела вложить шкатулку с горном перед тем, как упасть на землю от влияния Всадника.       — Ну, приступим к разговору.       Голод небрежно начал шариться рукой в ее сумке и достал тот самый, ничем не примечательный деревянный ящичек. Но его содержание несло в себе большую опасность.       Он повернулся к ней, снова зашагал в ее сторону и, остановившись в паре метрах, демонстративно поднял крышку шкатулки.       — Где же он?       На дне оказалось пусто.       Удивившись, Ламия нервно сглотнула слюну и помотала головой.       — Я, конечно, понимаю, что эта шкатулка не простая, и в ней можно спрятать хоть слона, но нужная мне вещь не могла уменьшиться в ней до размера пылинки.       Значит, Мальбонте успел вытащить горн, прежде чем кинуть пустую шкатулку ей в руки, тем самым, обманув Всадника. Лишь бы он не обманул Вики Уокер, которой пообещал передать его ей.       — Хорошо, — захлопнул он крышку. — Я догадываюсь, куда он мог его деть.       Голод нервно отбросил шкатулку в сторону, и она с грохотом ударилась об пол, но осталась целой. Непризнанная вздрогнула от шума, устремив свой испуганный взгляд на пустой ящичек.       — Прошу прощения за вспыльчивость, — усмехнулся Всадник. — Что же с моими манерами? Ах, я же их стал соблюдать с моим появлением среди вас, крылатых. Забыл представиться — я Голод, один из четырех Всадников апокалипсиса. Но ты уже догадалась, если не глупая. А ничего, что я сразу перешел на «ты»? Я не разговаривал настолько долго ни с кем, кроме своих братьев и единственной сестры. Наверное, у тебя крутится в голове вопрос, что я с тобой сделал, так?       Она коротко и испуганно кивнула.       — Сделал небольшой презент, слегка подтолкнул тебя к пониманию, что ты тоже обладаешь энергией и ее нужно познать, а также наделил редкой силой, благодаря которой ты не почувствуешь моего влияния. Но так же могу ее и забрать, если ты мне не понравишься.       Мужчина начал расхаживать по белоснежной комнате.       — У тебя интересная, вкусная энергия. Такую нужно беречь как зеницу ока, особенно от меня.       Непризнанная была в замешательстве. Интересная энергия? Силы?       Ламия была осведомлена, что даже у непризнанных имеется своя энергия, и у каждого она разная. Но свою она так и не сумела еще даже раскрыть.       — Ты первая, кто оказался в моих владениях. Как тебе здесь, нравится?       Она молчала.       — Сейчас все новенькие непризнанные не дружат с головой и идут на Всадников? — рассмеялся он, переведя тему. — Или ты единственная такая?       — А... с чего вы взяли, что я новичок? Не ожидая такой смелости от себя, она смутилась. Голод расплылся в улыбке.       — Корки на твоей спине. Причем жесткие. Что, крылышки не сразу вырвались?       Ламия обиженно поджала губы. И с чего это ей стало обидно? Наверное, из-за того, что до Голода никто не смел затрагивать эту тему в разговорах. Даже Ребекка, понимающая, что девушка очень слаба.       — Прошу прощения, — невинно улыбался он. — Я не спросил твоего имени. Могу узнать?       — Ламия, — сказала она.       — Ламия... — задумчиво протянул Всадник. — Тебе что-то известно о происхождении своего имени?       Девушка пожала плечами.       — Предстоит узнать, — хмыкнул он. — Расскажи о себе. Все, что ты помнишь.       Она задумчиво обвела взглядом потолок, анализируя свои воспоминания.       — Я помню свою смерть.       — И от чего же ты умерла?       — От голода. В катакомбах.       Всадник замер, всматриваясь в ее глаза. Его влияние стало причиной ее смерти. И сейчас она стоит перед своим виновником.       — Злишься на меня?       — Не думаю, — уверенно ответила девушка.       — Очевидно. Вспомнила бы еще какие-то детали из прошлой жизни, то злилась, еще как. Но я не специально, как видишь.       Нависло молчание.       — И как тебе — жизнь бессмертной? У смертных вот странные мечты. Например, хотят иметь крылья за спиной, как у тебя. Рада?       — Нет, не рада, — бросила взгляд на свои крылья Ламия. — Но и лишаться их я не хочу.       — Почему же?       — Ожидала, что обрету покой.       — Так ты хочешь умереть... — медленно закивал головой Голод. — Хотя, не похоже, раз за горн ухватилась.       Всадник задумчиво постучал указательным пальцем по своей губе и улыбнулся.       — Ах, ты не желаешь попасть в небытие.       Непризнанная удивлено приподняла брови.       — С твоей интересной энергией тебе не суждено обрести покой. И лучше тебе как можно скорее ее познать.       Девушка устало вздохнула. И снова разговор зашел о ее нераскрытой энергии. Непризнанная все еще не могла расслабиться в компании с самим Всадником апокалипсиса, но страх по неизвестным причинам потихоньку отступал. Она следила за каждым его движением рук, шагом, взглядом. А он заинтересованно оглядывал ее, то наклонял голову вбок, будто перед ним стоит невиданное существо. Пока его устраивало поведение девушки и он был рад, что подарок достался именно ей, а не кому-то другому.       Голод закурил вторую сигарету и подошел к непризнанной поближе.       — Будешь? — подставил он сигарету к ее губам.       Ламия непонимающе похлопала ресницами, но через пару секунд, будто под влиянием чужих сил, обхватила губами предложенное «угощение». Всадник приблизился еще ближе, следя за движением ее губ. Ненароком он прикусил свою нижнюю губу, поглощенный этим завораживающим зрелищем. Он следил, как ее аккуратные пухлые губки, словно два лепестка роз, медленно и аккуратно обхватывают сигарету из его рук. Вдохнув, девушка закашлялась от дыма, обволакивающего ее легкие, и отвела лицо в сторону. Голод, вернув сигарету в свои губы, приподнял ее голову за подбородок и встретился с ее испуганным взглядом. Ламия замерла, ловя себя на мысли, что несмотря на все еще присутствующий дискомфорт, она утопает в его необычного цвета глазах, а щеки краснеют от его аккуратных касаний прохладных пальцев.       Всадник резко откинул сигарету в сторону и так же резко отпрянул от ее лица. Прочистив горло, он продолжил:       — Полагаю, ты в Ордене — с Эрагоном, Ребеккой и ее младшей версией себя. Следовательно, если дочь Уокер с Орденом, значит и Мальбонте с ней же, а это значит, что горн направляется прямиком в ваше убежище. Расскажешь, где он?       Непризнанная нервно выдохнула. Жертвовать собой ей не хотелось, но и подводить команду, предоставившей ей самые доступные условия для выживания в тяжелые времена — тоже.       В ответ поступило молчание. Голод разочарованно вздохнул.       — Мы ведь только начали сближаться, Ламия, не разочаровывай меня. Спасибо на хлеб не намажешь.       Она опустила глаза в пол, но мысленно произнесла: — Так забери эту силу.       — Может, поиграем? Ты мне начинаешь нравиться. Только не молчи, разговаривай со мной.       Девушка напряглась.       — Поиграем во что?       — Помимо сигарет среди развлечений для смертных меня заинтересовала игра в правду или ложь. Но я желаю сыграть с тобой в расширенную версию. Это мои правила, но идею для нее я подхватил тоже у смертных. По правде говоря, до тебя я ни с кем не играл ни во что, и в данный момент сгораю от желания. Соглашайся, тебе должно очень понравиться.       — Я не думаю...       — Прояви хоть немного уважения к хозяину, Ламия, — он перебил ее. — Я тебя прошу. Обещаю, что в конце игры все останутся живыми. И возможно, даже довольными.       Последние фразы никак не отогнали ее беспокойство. Если бы он хотел действительно убить ее, то сделал бы это давно. Мысленно ответив на свои волнующие вопросы, она согласилась.       — Благодарю, — расплылся Всадник в улыбке. — И отлипни ты уже от этой бедной стенки.       Непризнанная мелкими шажками послушно отошла от стены и скрестила руки на груди.       — Ну же, смелее.       Мужчина протянул ей раскрытую ладонь и дождался, пока она вложит в нее свою. Девушка, ощущая приятно исходящую прохладу от его ладони, неожиданно переплела с ним пальцы, чем заставила и себя и его замереть на пару секунд. Но затем, словно выйдя из секундного транса, он прочистил горло и потянул ее за собой в центр комнаты.       — Как джентльмен, я должен еще раз уточнить — желаешь ли ты участвовать в моей игре? — остановился Всадник напротив нее.       Их пальцы рук были все еще переплетены.       — Какие правила? — уточнила непризнанная.       — Я задаю вопросы, ты на них отвечаешь, а я решаю — правда ли это, или ложь.       — Странные правила, — кончики ее губ слегка приподнялись.       — Ты умеешь улыбаться? — наклонил голову Голод.       Скорее, это была нервная улыбка, ведь Ламия подозревала, какого рода будут вопросы. Возможно, он даже будет один — про нынешнее местоположение горна.       Его лицо располагалось чуть ли не в нескольких сантиметрах от нее. Такая близость вызывала очень противоречивые чувства в девушке. Он все больше начинал симпатизировать ей. И за эти мысли она себя ругала, ведь он — Всадник.       — Что будет в случае правды или в случае лжи? — спросила она и отвернула лицо.       Голод разъединил их пальцы и, едва касаясь, провел рукой по ее запястью вверх, доходя до засученных рукавов ее кофты, и так же вниз. Кровь прилила к ее лицу и, чего она больше всего боялась, к промежности. От одного его холодного касания почему-то становилось жарко.       Он обошел Ламию и встал позади нее. Несомненно, рядом с ним все еще было неспокойно, мысли о смерти посещали ее голову, и умирать от неповиновения она не горела желанием.       Всадник дотронулся до ее слегка спутанных волос, аккуратно убрал назад, оголяя ее шею. Непризнанная следила за его бледными пальцами, ощущала, как они слегка касаются ее шеи, и это вызывало в ней странные незнакомые ощущения. Мужчина медленно наклонился к ее оголенной коже и глубоко задышал, наблюдая, как ее тело откликается на его действие. Она испугано отпрянула, но затем вернулась в начальное положение.       — Что такое, Ламия? — полушепотом спросил он у ее уха.       Ламия нервно втянула воздух через нос сначала от щекотки, но затем от необычного ощущения холода вперемешку с жаром.       — Ламия, тебе нравится, что я делаю?       Она нервно помотала головой. За ее безмолвным ответом поступило небольшое головокружение. Непризнанная испуганно замерла, готовясь, что в любую секунду ее ждут неприятнейшие ощущения.       — Ложь.       Это неожиданное ощущение в голове, на удивление, отступило. Ламия не понимала, что на самом деле она испытывала.       Затем Голод осторожно дотронулся холодными губами до ее оголенного участка кожи на шее и ощутил, как девушка всем телом вздрогнула.       — Ламия, тебе это нравится?       Она снова помотала головой и задышала чаще. А за этим последовало и легкое головокружение.       — Ты лжешь.       — Почему?       — Я это вижу. Но почему ты просто не можешь признать, что тебе нравится? Или оттолкнуть, если НЕ нравится?       Ламия стояла на месте.       Мужчина, вздохнув, обхватил ее небольшую грудь ладонью и едва ощутимо сжал. Ее мягкость и тепло заставляли Голода повторить это действие снова, но сейчас он был сосредоточен на ощущениях девушки.       — Пожалуйста, будь честна со мной и с собой, Ламия.       Она пискнула, но не стала убирать его руку, и, будто сильнее прижалась своей грудью к его ладони.       Всадник, не имея ни с кем подобного опыта, за все долгие годы своего осознанного существования и наблюдения со стороны, мог различить, что испытывала партнерша.       Поэтому ощущение головокружения не заставило себя долго ждать.       — Совсем не слышишь меня.       Вмиг он сжал ее горло, из которого послышался сладкий стон и протяжное «да», а ее худощавое тело прижалось к его.       Ламия сильно засмущалась от того, что ей нравится, что она не может отрицать это. Она поймала себя на мысли, что не до конца отступившее головокружение добавляло остроты в его действия. И то что она желала продолжения.       Непризнанная знала, понимала, к чему все это приведет, но эти ощущения, на своей памяти, она испытывала первый раз.       — Ламия... — удивленно протянул ее имя Всадник.       Он немного не ожидал, что его случайно проявленная «грубость» так понравится девушке.       Рука, располагающаяся на ее горле, поднялась до разгоряченной щеки, но ему даже не пришлось поворачивать ее личико — она это сделала самостоятельно. Оба тяжело задышали, будто им перекрывали доступ к кислороду.       Внутренний голос непризнанной кричал ей, что она и вправду обезумела, что позволяет врагу прикасаться к ней, позволяет играться с собой. Но ее тянуло к нему, хотелось ощутить большего, хотелось поддаться искушению, утонуть в нем.       Он громко выдохнул в ее приоткрытые губы, прежде чем слиться в страстном поцелуе. Ламия довольно промычала, ощущая привкус ментола и табака на своих губах, но целовалась достаточно неумело. И Голод направлял ее, хоть и сам дотронулся до чьих-то губ впервые.       — Голод... — оторвалась она от поцелуя.       В ответ он осторожно развернул ее к себе и обхватил за талию. Ее крылья встрепенулись, когда она снова встретилась с его раздевающим взглядом. Длинные пальцы мужчины прошлись по открытому участку кожи на спине, вызывая у девушки мурашки от каждого прикосновения, пока он не нащупал молнию. Она вытянула руки, чтобы помочь раздеть себя, и Голоду безумно нравилось, как она идет к нему навстречу.       Он откинул в сторону ее кофту, а затем, найдя застежку на ее бюстгальтере, откинул и его. Обнаженная аккуратная грудь предстала перед ним. Всадник спустился на колени, чем вызвал удивление вперемешку со смущением со стороны девушки. Сам Всадник апокалипсиса встает на колени перед бывшей смертной. Ее это позабавило.       Маленькие розовые соски возбудились от морозного дыхания Голода рядом с ними. Ламия откинула голову назад и тихонько простонала. Как же ей хотелось, чтобы он прямо сейчас отымел ее. Грубо. Резко. Очень несвойственно ее спокойному и пугливому характеру. Но мужчина не спешил, он делал все аккуратно, медленно, будто оттягивал удовольствие.       Непризнанная смутилась, как он жадно разглядывал ее грудь, но даже не смел дотронуться до нее.       Затем он ловко расправился с ее ремнем на штанах и так же медленно стянул их вниз. Но уже вместе с бельем, успевшим намокнуть от малейших касаний Всадника. Ламия прикрыла себя руками, то ли от смущения, то ли от чувства, что все это неправильно. Но Голод бережно дотронулся до ее ладоней и, поймав ее взгляд, улыбнулся ей. Девушка громко выдохнула и сама убрала руки в стороны, открывая ему вид на свои самые интимные места.       С такой же улыбкой на лице он выпрямился и резко прильнул к ее губам, а она подалась навстречу. Но так же резко он от них и оторвался, подставив колено между ее ног и слегка разводя их в стороны. В следующий миг он вернулся на колени, расположившись между ее ног, и осторожно дотронулся губами до ее внутренней части бедра, проводя ладонью по ее изгибам. Непризнанная жалобно простонала, требуя большего, но не смела произнести это пожелание вслух.       Видя, как девушка сгорает от его ласки, но молчит, Всадник хмыкнул и отодвинулся от нее. Ламия вопросительно наклонила голову, не понимая, почему же он остановился.       — Даже не спросишь, почему я остановился?       — Почему же?       — Я попросил тебя говорить со мной. Будь смелее, Ламия. Откройся мне.       Она все еще испытывала неловкость, хотя в мыслях представляла, как он с дикой страстью отымел ее в самых извращенных для нее позах.       — Скажи, чего ты хочешь. Перестань бояться.       Ламия молча и неуверенно протянула ладонь к его щеке, но он отринул от ее касания.       — Произнеси вслух, Ламия. Я вижу, как горят твои глаза.       Возбуждение и подталкивающие слова Всадника окончательно вскружили ей голову.       — Я хочу почувствовать твой язык. Там.       Ее мольба прозвучала достаточно уверенно. Он был доволен ее ответом и тут же прильнул своим языком к ее влажным половым губам. От неожиданной прохлады она громко простонала, хватаясь за его голову обеими руками и подмечая, какие же у него мягкие волосы. Сам Всадник апокалипсиса, сидя у ног бывшей смертной, ублажает ее своим прохладным языком. От такого контраста температур Непризнанная протяжно постанывала и сводила ноги вместе, но мужчина разводил их обратно.       — Ламия, ответь мне, пожалуйста, куда направляется горн?       Конечно. Игра продолжается. Голод активнее начал работать языком, проникать им между губ, нежно касаться клитора. Девушка согнулась от сносящих голову ощущений, проигнорировав его вопрос.       Всадник оторвался от дела и снова спросил:       — Ты должна ответить на мой вопрос.       И вернулся к нему.       — Я... Я не знаю, — простонала она.       В ответ она ощутила уже знакомое головокружение. Но оно было в разы сильнее. Ноги Ламии подкосились, ощущая заметную слабость, но Голод придержал ее и в миг избавил от мучения. Или от наслаждения?       — Лжешь.       В дело пошли пальцы. Он вставил в нее один, видя, как от наслаждения она закатывает глаза и стонет, а затем и второй. Язык так же продолжал свою работу.       — Ламия, где сейчас горн?       Он отрывался, чтобы задать ей вопрос, но всегда возвращался к начатому.       — Не знаю... — сквозь стон пискнула она.       И снова ее ноги подкосились от слабости.       Голод отпрянул от нее и большим пальцем вытер свои губы от ее влаги. Слабость никуда не исчезала. Непризнанная, еле удерживаясь на ногах, умоляюще и вопросительно смотрела на него.       — Почему ты...       — Пока не скажешь правду, я не буду продолжать.       Он хотел продолжить. Но ему нравилось с ней играть.       — Я не могу сказать! — твердо и яростно прикрикнула она. — Не могу! Я не хочу их подводить!       В ее кончиках пальцев снова начало покалывать.       — Как же ты громко заговорила, а какая агрессия, — рассмеялся Всадник. — Засчитано.       Ламия хотела возмутиться, но боялась, что Голод прекратит с ней эту безумную игру.       — Хорошо, Ламия.       Он сбросил свой меч на пол, а за ним полетел и плащ. Нагая девушка завороженно наблюдала, как он постепенно предстает в таком же виде перед ней, и решила проявить смелость, которую сам Всадник в ней и оценил. Она шагнула к нему, чем привлекла его внимание. На подходе была его водолазка, Ламия схватилась за ее концы и жадно потянула вверх.       — Входишь во вкус, — довольно ухмыльнулся он. — Смелая девочка.       Следом полетели на пол и брюки вместе с бельем. Непризнанная завороженно уставилась на его бледные мускулистые руки, крепкую грудь, пресс, а главное на то, что располагалось ниже пояса, что она желала поскорее ощутить в себе.       Всаднику не терпелось исполнить ее немую просьбу в глазах. Он хотел развернуть ее — положил прохладные ладони на ее талию. Но как вдруг, она с резкостью сбросила их с себя, чем вызвала недоумение на его лице. И его недоумение мгновенно переменилось наслаждением, когда девушка стремительно присела на корточки и в тот же миг провела горячим языком по его такому же горячему пульсирующему органу — единственному месту, где ощущался жар от его тела. Глубокий стон сорвался с губ Голода, когда она с жадностью впихнула его наполовину в свой рот.       — Ох, Ламия...       Девушка была совсем не похожа на себя. Но на данный момент это меньшее, что ее волновало.       Обильная слюна стекала по ее подбородку, до сегодняшней ночи ее невинные губы не очень умело скользили то вперед, то назад, но эти пьянящие разум ощущения были в новинку для обоих. Непризнанная устремила свой взгляд вверх, замечая, как мужчина глубоко дышит через полуоткрытые губы, как на его закрытых глазах подрагивают темные ресницы, а большая ладонь зарылась в ее волосах.       Еще пара движений — и она оторвалась от него, потирая ладонью губы. Голод устремил на нее свой взгляд вниз и, глубоко дыша, ловко схватил ее за подмышки и притянул к себе. Ненасытные губы Непризнанной вцепились в его, она извивалась, стонала, желала большего, царапала своими ногтями его грудь. Сейчас Ламия больше походила на нимфоманку, чего не скажешь о ней часом ранее.       — Ламия, скажи, чего ты сейчас хочешь... — прошептал мужчина в ее губы.       Несколько страстных поцелуев.       — Возьми меня... — умоляла она.       Всадник развернул ее спиной к себе и, ухватившись одной рукой за ее грудь, плавно вошел. Стон обоих отразился эхом от стен белой комнаты, как бы Голод не старался его сдержать, но ощущая пожар между ног, он не смог этого сделать. Ламия переместила его ладонь на свое горло и сжала его, и он понимал, чего именно она от него хочет.       Грубый толчок. Девушка вскрикнула и вцепилась ногтями в его руку.       — Тебе нравится, Ламия? — сквозь стон спросил Голод.       — Да...       — Мне продолжать?       — Пожалуйста...       Всадник начал быстро двигаться, получая в благодарность ее томные и сладкие стоны. Он готов был слушать их вечность, чувствовать, как ее соски твердеют, а кожа покрывается мурашками от одного его касания. И она была только за.       Мужчина обхватил ее запястья и надавил спину девушки, чтобы она прогнулась еще больше. Непризнанная повернула к нему лицо и увидела, как глаза Голода стали постепенно чернеть, превращаясь в жуткую бездну. Но она не отпрянула, не испугалась, сейчас ее мысли были заняты совсем другим.       Всадник притянул ее за волосы к себе и продолжал двигаться в ней.       — Какая ты бесстрашная, — простонал он ей на ушко. — Сумасшедшая.       Другой рукой надавил на ее клитор и начал нежно поглаживать его, пока он находился в ней.       — В тихом омуте черти водятся, да? — усмехнулся Голод.       Внезапно ее глазные яблоки стали так же чернеть.       — Дьяволенок.       Темная аура начала обволакивать ее тело и крылья. Перья начали опадать и мгновенно вспыхивать, а на их месте проглядывались гладкие, обтянутые неизвестной материей черно-красные демонические крылья. Видя эту картину, Всадник хрипло рассмеялся. У него получилось пробудить в ней темную сущность. Ламия оказалась не просто непризнанной.       Она оказалась суккубом.       Девушка будто не обращала внимание на всю эту картину, она запрокинула голову назад, чувствуя, что она на пределе. Кончики ее пальцев обжигало неведомой силой, кожа приобретала темно-красный цвет. Всадник, чувствуя, как что-то высасывает у него собственные силы, прикрыл глаза и подхватил суккуба на руки, все еще двигаясь в ней.       — Прости меня, дьяволенок. Но я не могу остаться совсем без собственной силы.       Еще секунда, и Ламия испытала сильный оргазм, ощущая, как внутри нее разливается что-то горячее, а сам Голод вгрызается зубами в ее потемневшую кожу и пытается сдержать свой сильный стон. В следующий миг она обмякает в его руках, чувствуя, как мужчина забирает у нее подаренную им же силу.       Ламия лениво приоткрыла глаза. Их больше не резало от яркого света, а значит, это не владения Всадника. Краем уха она услышала шум дождя за окном. Приподнявшись на локтях, она оглядела комнату. Девушка находилась дома, на базе Ордена. Непонимание на заспанном лице. Что-то определенно происходило с ней, с ее телом, но что именно? Она повернула голову к своим крыльям и, удостоверившись, что с ними все в порядке, пригладила их серые перышки.       Как странно. Это был сон?       Ноющая, но приятная боль по всему телу доказывала обратное.       Внезапно она услышала знакомый морозный запах ментола с табаком.       — Голод?       Девушка снова оглядела комнатку. Никого.       Она опустила взгляд на прикроватную тумбочку и ее сердце ушло в пятки.       На ней лежала деревянная шкатулка.       Дрожащими руками Ламия поместила ее на свои коленки и аккуратно приподняла крышку.       На дне лежал горн.       Девушка прикрыла рот ладонью и захлопнула крышку обратно. Значит, Мальбонте не смог забрать его с собой. А Голод вернул его ей. Так еще и на базу вместе с ней. Все это время он знал, где находится горн и где находится Орден.       Она истерично прыснула в ладонь и еще раз обвела взглядом комнату. Может, она сейчас во сне? Ущипнула. Почувствовала боль. Нет. Это не сон.       Ламия очень нуждалась в ответах на свои вопросы. А их было достаточно много.       Бросив свой взгляд на место обнаружения шкатулки, девушка увидела белый лист бумаги, который она не заметила под важным ящичком. Аккуратно дотронулась до него кончиками пальцев. Холодный. Это от Голода?       Взяв его в руки, она залилась краской.       Не ошиблась. Записка точно от него.       «Сыграем еще?»