LABYRINTH

      Бережно положив подвеску на полку, я ушла в душ. От проблем и всей этой суматохи с работой, да еще и с Хайтани, у меня болела голова. Я чувствовала себя выжатой, как лимон. Учитывая то, что шеф Идзуми теперь знал обо мне всю правду, я настраивала себя на худший исход. Если меня просто вышвырнут — это еще половина проблемы, но если будут судить… Страх перед тюрьмой отключал всю мою логику и рассудительность. Было что-то около одиннадцати часов вечера. Я поужинала, переоделась в домашний трикотажный костюм и сидела на полу, бесцельно просматривая соцсети. Теперь я была молчаливым подписчиком Юзухи. Закрытый профиль, конфиденциальность, чтобы не светиться, и полное отсутствие активности. Раньше я не была такой. Много веселилась, все куда-то спешила, а сейчас с этой работой меня словно перемкнуло. Казалось, ментальный возраст достиг предела. Я как-то совсем забыла, что мне всего лишь двадцать три года. Могла бы сходить куда-нибудь с Шибой, но всегда находилась причина не пойти. Размышляя над этим всем, я как-то не заметила, что дисплей телефона светится. Звук отключила и забыла, а мне, оказывается, уже во второй раз звонила… Сенджу?! Как давно я ее не слышала! — Привет, — даже слегка задохнувшись от эмоций, сказала я и услышала знакомый голос с хрипотцой. — Привет, Кими-чан. Как дела, подруга? Я улыбнулась. — Все вполне… — Вот не надо врать, — усмехнулась Акаши, перебивая меня. — Я наслышана о твоих приключениях. Убийство информатора, которое расследовали вы с Курокавой. Хайтани, с которым ты опять закрутила роман. Встреча с братом. Как скучно я живу, — подытожила она, уже смеясь. — Лучше бы скучно жила и я. Мы тихо смеялись, расспрашивая друг друга о разной чепухе, пока подруга ни сказала: — Кстати, насчет Хайтани… Ты в курсе, что он натворил сегодня? Я замерла, мгновенно почувствовав тревогу. — Что? — Буквально пару часов назад этот недоумок подрался с Ханмой. Они разнесли кабинет Майки. Он вне себя от злости. Отправил Ханму к Кисаки, чтобы тот наказал его сам, а на себя взял Рана. — И что ему будет? — мой голос прозвучал тяжело. Сенджу вздохнула. — Должно быть, Майки изобьет его. Как обычно это делает со всеми непослушными. — Я хотела уже ответить, когда вдруг Акаши прибавила: — Насколько мне известно, он бьет их дубинкой, потому что если применит парочку приемов, то, вероятнее всего, убьет. Людей терять нельзя. Я вся похолодела от страха. Представила брата разгневанным, и этого хватило, чтобы тысячу раз пожалеть, что сегодня оставила Рана в таком состоянии. — Ладно… спасибо за информацию… — Да не парься ты так, Хайтани крепкий, выдержит. — Да, — согласилась я. — А ты сама как? Все в порядке, Сенджу? — быстро переключилась я на другую тему, но мысли все равно упрямо вертелись вокруг Хайтани. — Я отлично. Работаю в поте лица, дрессирую недоумков, и холю и лелею своих ребят. Мы стараемся. — Слышала, «принцесса Брахмана» не желает связываться с проституцией. Ты действительно достойна этого «титула», Сенджу. — Мило, что в полиции знают меня как «принцессу», — хохотнула Акаши. — Да, я против дел, которые мутит Кисаки. И поверь, Кимико, для него я как бельмо на глазу. Он ненавидит меня… Ох, ладно, детка, мне пора. Такеоми говорит, вот-вот начнется вечернее собрание. Увидимся как-нибудь? Она, наверное, ждала, что я откажусь, как делала это раньше, потому что боялась попасться, но не сейчас, когда все и так пошло по одному месту, терять было нечего. — Конечно. Позвони мне, как станешь посвободнее. — Супер! — обрадовалась Акаши. — Что ж, тогда до встречи. — До встречи, Сенджу, — ответила я и отложила телефон, но тут же увидела, что мне снова звонят. На этот раз входящий звонок был от Хайтани. Однако отвечать я не стала, хотя бы потому, что на улице, в нашем дворе, что-то происходило. Там поднялся шум, грохот, звук бьющегося стекла, будто кто-то бутылки швырял. Потом я услышала крики. Отбросив телефон, я вскочила, сунула ноги в шлепанцы и выбежала из квартиры. Предчувствие меня не подвело. Внизу увидела Рана, который примчался сюда на своей новой машине. Из других квартир тоже повыходили люди. Это было чревато неприятными последствиями. — Все в порядке! — раскланялась я перед соседями, которые собирались вызвать полицию, причем они прекрасно знали, что я сама из полиции, но говорили это таким уничижительным тоном, мол, совсем совести нет, помочь не может, что я пулей понеслась вниз. Зрелище было ошеломляющим и пугающим. Хайтани, прокричав мое имя и что-то вроде: «Иди сюда, лапуля, полюбуйся!», и, в расстегнутой рубашке запрыгнув на капот новенького Майбаха, принялся разносить лобовое стекло. Он размахивал металлической битой, прыгал, сминая под собой капот, и был абсолютно неадекватным. Я не знала, как к нему подобраться, чтобы не схлопотать по голове, но людей становилось все больше. И когда вокруг принялись орать, что сейчас сюда приедет наряд полиции, я закричала в ответ: — Я сержант полиции! Никого не надо вызывать! Прошу вас! Я сейчас успокою его! И Хайтани среагировал на мой голос. Он резко повернулся. Я застыла иноком. Просто вылупилась на него, возвышающегося надо мной в этом своем жутком виде, и не могла шелохнуться. Его волосы слиплись от крови, потому что на лбу у него виднелась ссадина, а рубашка выглядела потрепанной и была перемазана то ли кровью, то ли грязью. Я не понимала, что это, но хорошо понимала, что Хайтани пьян в стельку. Он покачивался, с силой сжимая биту, а потом резко заорал на всю округу: — Вот! Смотри на меня! Как тебе? Нравится? Хорош мужик? Что ты тогда, блять, бросаешь меня, как ненужную игрушку? — …Так это ее парень? — услышала я откуда-то слева и, взглянув на молодую парочку, шикнула: — Уйдите все. Я разберусь с ним. — Так уж и разберется, — зашушукались люди, но стали потихоньку расходится по квартирам. Я понимала, что шороху Ран навел немало, выставил меня перед всеми полной дурой и какой-то неблагодарной тварью, но молчала, пока во дворе не стало тише. — Ну так что, Кимико? — спросил Хайтани, тяжело дыша, и спрыгнул на землю. Правда, чуть не навернулся и уронил биту. Слишком уж перебрал с алкоголем. Но когда она выпрямился и уставился на меня, я поняла, что тут дело не только в алкоголе. Он был еще под чем-то. То, как Ран растирал глаза, как абсолютно ненормально смотрел на меня, и как его трясло и штормило — отчетливо говорило о наркотическом воздействии. — Скажи, таким я тебе больше нравлюсь, детка? — рассмеялся Хайтани, закружив меня в танце. Но его снова повело, и он упал спиной на капот. Я успела вырваться, поэтому осталась стоять на месте. Описать то, что я чувствовала, сложно. Это был коктейль из сожалений, сомнений, страха и боли. Я точно не хотела, чтобы Ран был таким, боялась его в таком состоянии. А Хайтани лежал на капоте, раскинув руки, и смеялся. — Как хорошо… Пиздец, Кимико, мне так хорошо… Полная свобода… Он не двигался, наслаждался эйфорией, видимо, после выброса адреналина, накрывшей еще заметней. И в конце концов я подошла к нему. Оглядела машину и потащила Хайтани на себя. Он сполз вниз и грохнулся на колени. Собрался было лечь на землю, продолжая давиться смехом, но я не позволила ему остаться здесь. С большим трудом раскачав эту огромную на моем фоне тушу, принудила подняться на ноги и поволокла его наверх. Шли в опасном положении. То и дело Рана мотало от стены до перил и обратно. Я страшно вспотела, пока удерживала его на плечах, а он буквально висел на мне. Несколько раз зажимал у стены, предпринимая попытки поцеловать, но я стискивала зубы, изворачивалась и вела его дальше. Таким образом мы дошли до моей квартиры. И как только Хайтани ввалился в нее, рухнул на пол и растянулся на полу комнаты. Я, задыхаясь от усталости, села рядом и несколько минут просто смотрела на него, изучая характер нанесенных ему ран. Потом убрав волосы со лба, заметила ту самую ссадину, а помимо этого еще были сбитые костяшки рук, и, судя по тому, как застонал Хайтани, перекатившись на бок, его спина тоже была не в порядке. Задрав рубашку, я убедилась, что так и есть. Уже проступили синяки. Это, видимо, от наказания Манджиро. — Ран, что же ты творишь? — прошептала я, встала и пошла вниз, чтобы спрятать биту и закрыть машину. От лобового стекла Майбаха ничего толком не осталось. Если проломить ногой, то оно просто провалится внутрь и все. Капот тоже был в не лучшем виде. Я покачала головой, дернула дверцу со стороны водителя и бросила биту на сиденье. Затем забрала из салона ключи и телефон Рана. Поставила машину на сигнализацию — да, смешно, было бы что ставить — и поспешила наверх… И сразу, едва успела ступить за порог квартиры, как неожиданно оказалась резко подхвачена подмышки и рывком вдавлена в стену. Захлебнувшись ужасом, потому что это случилось слишком неожиданно, я задергала ногами. Ран так же внезапно поставил меня на пол и снова вздумал поцеловать. От него несло алкоголем и сигаретами. — Прекрати! — выкрикнула я, упираясь в его грудь руками, но с места сдвинуть не могла. Конечно, можно было легко выкрутиться, но совсем не хотелось прибавлять ему боли. — Ран, отойди от меня. Я сейчас позвоню твоему брату, он заберет тебя… — Почему ты так поступаешь со мной? — уперев руки в стену, уставился мне в глаза Хайтани, и его взгляд был куда более осознанным, чем до этого. — Ты говорила, что любишь меня. Так меня или мои деньги? Или что ты во мне любишь? — Ран, хватит… — Может, правда, денег хочешь? — нервно процедил он, начав шарить по карманам штанов. — Давай… вот, я могу дать тебе денег. Столько дам, сколько захочешь… — и Хайтани сунул мне в руки черную карту, за ней еще одну, потом вытащил наличные и, рассыпая их, стал спихивать их тоже. — Блять, здесь так мало… Сейчас… Сколько хочешь? — Он забрал у меня свой телефон, стал искать кого-то в списке контактов. Я стояла у стены, глядя на него. Мое сердце в этот момент точно разбилось. Мне так показалось. Я не помню, когда жалела кого-то, хоть кого-то. Такого после смерти Шиничиро не случалось ни разу. А сейчас мне было искренне жаль того, что я приношу Хайтани только боль. Даже подумать не могла, что он может быть таким. — Ты зачем разбил машину, Ран? — спросила устало и перехватила его мобильник, чтобы он никому не звонил. — Да похуй на нее… Я новую куплю, потом еще одну и еще… — и его мутноватые глаза уставились на меня, — а хочешь поедем и прямо сейчас купим тебе тоже? Хочешь Феррари? Или, может, что-то типа Мустанга? Что ты хочешь? Ну скажи мне, Кимико, — снова у него случился перепад настроения, и Хайтани сжал мои плечи, явно неосознанно применяя ко мне слишком много силы. — Скажи, чего ты хочешь от меня? — Сегодня ты не в лучшем состоянии, чтобы обсуждать это, — спокойно ответила я и, освободившись, обошла его. — Давай позвоним Риндо. — Нет. Не прогоняй меня. Не смей. — Я не прогоняю. Просто тебе нужно прийти в себя. — Я хочу быть здесь. — Ран, уходи, — отрезала я, хотя эти слова давались с трудом, — прошу тебя. Мы все обсудили. Ты же понимаешь, я не могу что-либо изменить. И я должна сказать тебе кое-что, но точно не сегодня. Ты не в состоянии правильно оценить даже обстановку, в которой находишься, не говоря уже о том, что я говорю. Хайтани мгновенно вспыхнул, как пламя, я видела, что он готов вцепиться в меня. Его кулаки сжались так, что на предплечьях еще более явно проступили бугристые вены. Он уставился на меня исподлобья, как будто я была врагом, на которого он мог накинуться, поэтому быстро отвернулась, скользнула взглядом по пистолету, что лежал на комоде и, скрестив руки на груди, решительно сказала: — Прости, что лгала тебе. У меня есть другой… интерес. — Хайтани слегка побледнел. Его глаза в этот момент стали почти черными. Это было страшно. Я совершенно ненормальная, если решила сказать об этом прямо сейчас, когда Хайтани что-то употребил, но отшить его нужно было как можно скорее. Я хотела вызвать у него ненависть и презрение. Тогда он не станет больше препятствовать мне и моему плану. — И этот… интерес… Это другой мужчина. Прости. Как же страшно и больно мне было в этот момент, но ведь я хорошо все обдумала. Хайтани кивнул, отходя к двери. Он был напряжен. Отвернулся и продолжил кивать, словно соглашался со мной. Я осторожно потянулась за оружием, и вскрикнула, потому что Ран рванулся ко мне. Я слишком хорошо его знала. Закричала: — Назад! Выстрелю! — и держа его на прицеле, я мысленно взывала к его рассудку. Хотя вряд ли сегодня его рассудок был в порядке. — Ран, не двигайся. Ладно? Просто успокойся и разойдемся мирно. Давай же, дыши глубже. Хайтани, склонив голову, рассмеялся. Он стоял прямо передо мной. Его трясло. Я видела это. Не жалеть, Кимико! Не жалеть его! Ран все смеялся и смеялся, будто комедию смотрел, и когда наконец взглянул на меня, мои руки дрогнули. Он шагнул ко мне так близко, что револьвер уперся ему в грудь. Тогда Хайтани положил руку поверх моей и отодвинул оружие чуть левее. — Сюда стреляй, Кимико, — проговорил он, зачем-то потянувшись к моему лицу, и неожиданно вытер скользнувшую по щеке слезу. Я плакала? Даже не заметила. — Ты чего ревешь? Тебе больно? Еще как. Не описать даже, насколько больно, но я промолчала. — Ну и что ты медлишь? Взгляд Рана — вот, что меня добивало. Он осторожно перебирал кончики моих волос и смотрел внезапно спокойно, грустно и ласково. Ран знал, как и чем меня обезоружить. Если бы мы начали драться, то это было бы проще, но то, что он делал сейчас, уничтожало меня. Придвинувшись еще ближе, так что теперь моя рука с оружием просто опустилась вниз и повисла вдоль тела, Хайтани обхватил мое лицо ладонями и прижался к губам. Он целовал меня медленно, чтобы я ощутила и поняла все в полной мере. Меня теперь трясло так же, как его. Поцелуй был солоноватым, даже горьким. Может, мне казалось, не знаю, но все было совсем не так, как раньше. Я ощутимо тянулась к Рану, но он мешал мне работать. Я стала одержима идеей вернуть своего брата, настолько глубоко в это ушла, что обрекла себя на полное одиночество. Хайтани же, я уверена, чувствовал мои колебания, потому что все мое тело отзывалось на него. Он пылал жаром, удерживая меня на месте, чтобы я даже вздохнуть не могла, и я действительно не могла этого сделать. Хайтани был так напряжен и мрачен, что даже целовал, будто предупреждая о будущем, которое станет моим наказанием. А я просто поддавалась, как это было всегда. И когда Ран прервал поцелуй, отодвинувшись от меня, я покачнулась. Но теплые руки скользнули по моим плечам, и, сделав шаг назад, он внимательно посмотрел мне в глаза. — Это еще не конец, — проговорил Хайтани с легкой улыбкой, отвернулся и ушел. Я несколько секунд сверлила дверь пустым взглядом, после чего опомнилась, быстро собрала деньги, карточки, и выскочила за Раном следом. И чуть не налетела на него. Он сидел на верхней ступеньке. Курил. Я тихо положила деньги рядом с ним и вернулась в квартиру. Хайтани даже не взглянул на меня. Только когда во дворе послышался гул эвакуатора, я выглянула вновь. Хайтани нигде не было, а его разбитую машину погрузили и увезли. Конечно, слова Рана о том, что это еще не конец, поставили крест на моем будущем исполнении плана, потому что этот сумасшедший просто не даст ничего сделать. А если еще судить о том, как сильно я задела его своими словами насчет другого мужчины, то Ран просто в порошок меня сотрет. А быть может, все вовсе не так… Быть может, он отомстит мне. Я абсолютно не знала, как он поступит.

***

      Парадная форма, строгая прическа и такой прекрасный день, когда меня все же наградили, однако сразу после этого шеф Идзуми пригласил меня в кабинет, где я стояла перед ним, распрямив плечи и предчувствуя самое страшное. Это было начало сентября. Прошло чуть больше недели после той сцены с Хайтани, и он больше не напоминал о себе. Я справлялась неплохо, однако в один из дней все же спросила Изану о нем. Курокава сказал, что тот в порядке, и они даже виделись, когда ему нужно было съездить к Майки. Дело об убийстве Волчка закрыли. Повесили его на какого-то левого парня, и теперь всеми протоколами занимался наш инспектор Судзуки Масару. Меня не понизили, но пока что шеф приказал патрулировать улицы. Вновь я колесила по Роппонги, каждую смену заезжая к Давиду за кофе. В кабинете было светло и чисто. Светило солнце, но шеф не опускал жалюзи, предпочитая наслаждаться теплом. На улице стояла комфортная температура — жары сегодня не было, все потому, что прошлой ночью шел дождь. — Сержант… — начал шеф, но оглянулся и перешел на более мягкий тон, — Кимико, твоя полицейская служба сопровождается скандалами. Я не знаю, что и думать. Но это бы еще ладно… Как поступим с сокрытием твоей настоящей личности? — Начальник, — собравшись с духом, произнесла я, — моя личность осталась той же, я лишь сменила фамилию, как могла бы ее сменить, выйдя замуж. Вы сами хорошо понимаете, что ничего криминального я не совершаю. Напротив, разработав план с инспектором Курокавой, я уверенно его придерживаюсь. Вам не о чем беспокоиться… — Кимико, — поднял руку шеф, обошел стол и, сунув руки в карманы брюк, он встал передо мной. — Пойми меня тоже, девочка, я между двух огней. С одной стороны, придерживаясь буквы закона, я обязан сообщить вышестоящим, что в нашей команде есть человек, который заслуживает суда и следствия. Тебя действительно могут осудить, Кимико. А с другой стороны я подвергся давлению Хайтани Рана, который вполне доходчиво мне объяснил: если карьера сержанта Мамуры будет разрушена, я тоже потеряю все. У меня семья, Кимико — жена и дети. Бонтен уберет их, вот и все. Поэтому мне тяжело сделать выбор. Все равно если мое начальство узнает о сокрытии факта о твоей личности, я больше не смогу служить в полиции. Однако ты понимаешь и сама, что жизнь моих близких важнее. Поэтому как бы я ни злился на тебя, выгнать с шумихой не могу. Но у меня есть к тебе предложение. Не отвечай сразу, хорошо все обдумай. Присядь… — попросил шеф, откровенно говоря, немало меня заинтересовав. Я устроилась в кресле напротив него. Шеф сегодня, как и я, да и весь отдел, был в парадной форме. — Для начала вопрос: ты ведь знаешь, кто из Бонтен убрал Харуки и Эджери? Тела так и не нашли. Это точно не простые убийства. Ребят мы явно больше не увидим даже мертвыми. Я не стала выкручиваться. — Да, начальник знаю, но не рискну сдавать таких людей. — Не сдавай. Все равно ничего не изменится. Мы должны искать тела только для протокола еще некоторое время, потом их объявят без вести пропавшими… Кстати, на твоем награждении настоял Курокава. Его благодари. Он решил, что тебе не дадут спокойно работать и не будут воспринимать всерьез, если мы не вручим «сержанта» официально. Хотя лично я был против этого всего. Теперь к делу. — Шеф сцепил пальцы рук, собрался с мыслями и продолжил: — Я все-таки предлагаю уйти тебе из полиции. Сейчас объясню. Вскоре слухи дойдут до начальства, и тогда может возникнуть очень много проблем, которые нам придется разгребать вместе. Ты уже поняла, что для тебя это может закончиться плохо. А о вашем с Изаной плане я знаю. Он пояснил мне, почему ты ошиваешься в «Лабиринте». Ты хочешь прижать Кисаки, верно? — Я кивнула. — Более безрассудного плана я еще не слышал. Но меня удивило то, что ты до сих пор жива. Кимико, оставив службу, ты сможешь подобраться к Кисаки ближе. Сейчас, когда ты — сержант полиции, он наверняка тебе не доверяет, пусть и подпускает к себе, но если ты станешь… никем, поверь мне, он будет рассматривать тебя, как женщину. Неплохой план, я прав? — Да, начальник, — задумчиво пробормотала я. — То есть… мне выгоднее уйти, чем добиваться звания выше? — А ты как думала? — покачал головой шеф. — Они убивают налево-направо, решила, тебя пощадят? Я так понимаю, отношения у тебя с главой Бонтен не очень… — Инспектор Курокава доложил вам и об этом? — слегка раздраженно спросила я. — Ну-ну, девочка, не злись на него. Уверен кое-что он и скрыл, но в целом Изана должен был докладывать мне обо всем. — Я вспомнила, как он действительно часто ходил в кабинет шефа, и все стало понятнее. — Поэтому подумай сама, как поступить. Все равно ты не преступников там ищешь, сержант, а пытаешься вернуть расположение брата. В таком случае ты — не полицейский, Мамура. Это было неприятно слышать, но доля правды в высказываниях шефа все же присутствовала. Я глядела на него заинтересованно, а он прибавил: — Поезжай домой. Я отпускаю тебя. Подумай обо всем. Я уже подумала. В критической ситуации я всегда действовала быстро, а мозг отсекал любые тревоги и сомнения. Поэтому, сняв фуражку и белые перчатки, я расстегнула верхнюю пуговицу кителя и облегченно вздохнула. — Начальник, я согласна, что мне нужно избежать наказания, как и вам. Но бросить то, к чему я шла так долго… Это довольно жестоко, даже несмотря на то, насколько потери могут быть большими, если я останусь. Поэтому осмелюсь вынести ответное предложение. Я замолчала, ожидая разрешения продолжить этот разговор. Шеф вдруг рассмеялся. — Я так и думал. Что ж, давай-ка послушаем, что там у тебя. — Вы играете в шахматы? — спросила я то, чего никак не ожидал услышать шеф. Он удивленно вскинул брови и кивнул. — Тогда вы наверняка знаете, что такое гамбит. — Разумеется — пожертвовать чем-то малым ради получения чего-то куда более значимого. Постой, — сощурился начальник, — ты ведь не собираешься вступать в игру с Кисаки, Мамура? Не глупи. Я еще понимаю, прикинуться заинтересованной в нем, как женщина, но чтобы всерьез начать борьбу против такого человека… Ты в своем уме? — Сами подумайте, начальник, мы сможем придавить опасного преступника… — Мамура! — ударил Идзуми кулаком по столу. — Да ты от Хайтани этого безумия набралась, что ли? За Кисаки подтянутся все… Весь Бонтен. — Не подтянутся, потому что его ненавидит вся верхушка. Коконой Хаджиме, братья Хайтани, Санзу Харучиё, весь «Брахман» — эти люди против Кисаки. Если внедриться в Бонтен, то можно поднять бунт изнутри. Тогда убрать Ханму и Кисаки проблем не возникнет. Я видела, как у Идзуми загорелись глаза. Похоже, он сам давно хотел придавить этих ублюдков, и сейчас, когда я говорила об этом так открыто, шеф задумался. Он стал нервно перекладывать бумаги, после чего спросил: — Значит, ты хочешь пожертвовать собой, чтобы я смог прикрыть «черный рынок» Кисаки? — Пусть так, хотя звучит слишком громко. Я не собираюсь рисковать. — Ты уже это делаешь, глупая девчонка, и меня втягиваешь не пойми во что, — шеф вздохнул. — Так. Я понял тебя. Каков план? — Все тот же. Я сближусь с Кисаки. Уйду из полиции, как вы и сказали, и буду почаще встречаться с братом, изучая в то же время и Кисаки. Только сохраните в секрете мою личность. Если я решу вернуться, прошу, не стройте мне препятствий. Шеф встал и протянул руку. — Будь по-твоему, Мамура. В конце концов, там тебя прикрывает такой человек, как Хайтани Ран, — сказал он, а я, пожимая его ладонь, промолчала. Ему не нужно знать, что Хайтани больше не прикроет меня. — Но он должен узнать от тебя самой, что ты ушла по собственной воле, иначе… — Я поговорю с ним, начальник. Ваша семья будет в порядке. Таков был план. Я боялась, не скрою, и мне было не по себе от того, что придется изображать заинтересованность в Кисаки, при мыслях о котором у меня поджилки тряслись, но теперь обо всем знал и шеф. В подробностях. И он явно обсудит это с Изаной. Мне казалось, такие люди меня не бросят в беде. Выходя из участка, где на столе остался мой значок рядом с оружием, я старалась думать обо всем, как о новом специальном задании, а не о потере всего того, к чему шла пять лет. В груди щемило. Было страшно, что это полный провал. Но ведь в самом деле, почему я не подумала об этом с самого начала: Кисаки не подпустит к себе офицера, какой бы выгоды ему с этого ни было, а вот женщину, секрет которой раскрыли и «выгнали» ее из полиции — вполне возможно примет. Он должен проникнуться ко мне пониманием… Вот только способен ли он на это? «Привет, можем ли мы встретиться?», — написала я Хайтани, когда села в машину, и поехала в сторону кофейни. Он перезвонил, когда я уже парковалась. — В чем дело? Не договорила? — насмешливо сказал Ран, даже не поприветствовав меня. Я слышала, как он затянулся. — Или что-то еще? — Я должна тебе кое-что сказать. — Говори сейчас. Я не приеду. Проглотив очередной приступ боли из-за того, каким холодным был тон Хайтани, я ответила: — Ладно. Ран, я ушла из полиции. Сама. Не делай глупостей, я тебя прошу. За мной сохранилось право вернуться. Так что я могу в любое время… — Я понял. Не усердствуй, — отрезал Хайтани. — Ушла, значит, ушла. Стоило того, чтобы так надрываться и наживать себе врагов? — Врагов? Ты о Ханме? Ран тихо усмехнулся. — Я о себе. Ты все сказала, Сано? Мне пора. Мороз по коже. Хайтани пугал меня. — Да. — Тогда всего доброго, — и он немедленно сбросил вызов. Я была впечатлена — в негативном смысле — тем, как он говорил со мной. Такого не было никогда. Это было поистине… жутко и неприятно. И Хайтани записал меня в свои враги. Тогда что же он собирается со мной делать? Откинувшись на спинку кресла, я шумно выдохнула и быстро расстегнула китель до самого низа. Теперь все мешало, давило, напрягало. Я влезала в полную задницу. Меня вряд ли кто-то вытащит оттуда, но решение было таким: если Манджиро не поддастся мне, я просто позволю Кисаки или Ханме убить меня. Таково было мое решение. Я все равно осталась одна. И в действительно это был мой гамбит, а не шефа Идзуми. Это именно я жертвовала своей работой — поистине тем важным, что у меня было — чтобы заполучить победу куда более долгожданную и сладкую. И в конце концов игра началась.