***
— Все это зашло слишком далеко. Во внутренних покоях наместника кроме Ратибора находились два его ближайших советника. Пожилой воевода Ясномысл стал учителем и наставником княжича сразу после смерти его матери. Он прибыл в Пряслу позже по велению князя Доброгнева. Старшая среди поляниц, Береза, была глазами и ушами Ратибора, она обладала недюжинным умом и изворотливостью, знала, как управляться и с боярами, и с дружинниками, и даже с княжескими отпрысками. — Два наших гонца пропали на пути к Кий-граду. Отправлять донесения с официальными посольствами не имеет смысла. Кто-то злоумышляет против вас, и этот кто-то не только здесь, в Прясле, но и в стольном граде. Береза говорила с едва сдерживаемым негодованием. Обычно она не позволяла себе подобного, но собственное бессилие делало ее чувствительной. После четырех месяцев, проведенных в Прясле, стало предельно ясно, что участившиеся набеги степняков, убийство наместника и прочие неприятности, происходили не просто так. За всем этим скрывались чьи-то тайные намерения и чья-то недобрая воля. Среди городской стражи и местных бояр были пойманы казнокрады и соглядатаи, сотрудничающие с торговцами рабами и ханами кочевников. Их было так много, что не могло считаться случайностью. Допросы и пытки ничего не дали, кроме одной и той же истории: пришел человек в простом одеянии и с обычным обликом, не иноземец, платил золотом. Следы вели к самой городской верхушке. Береза разослала своих шептунов*/шпионов/ всюду, но так и не могла поймать за хвост злоумышленников. Тревожные вести витали в воздухе, но никаких четких свидетельств не обнаруживалось. Все попытки связаться с Кий-градом потерпели крах. Даже Ясномысл разводил руками. В глубине сердец все трое совещающихся уже знали ответ, но никто из них не решался озвучить его вслух. — Выхода нет, — заговорил, наконец, Ратибор. — Мне нужно возвращаться в столицу. — Вам нельзя, княжич, — возразил Ясномысл. — Это может быть опасно. Береза промолчала, она знала Ратибора и знала, что он не отступится от своего слова. В первый раз она пожалела о том, что княжич вырос таким правильным. — Отче, вы останетесь здесь с Березой и будете вещать от моего имени. Я возьму с собой часть дружины, поэтому не беспокойтесь обо мне. Береза, присмотри за Младом. Приставь к нему Горыню. Со мной поедет весь ближний круг, но скажи Щуке оставить Орву в городе. Это не посольство, это боевой поход. Никто не должен знать, куда мы направляемся. Собери всех тихо и без спешки. Мы уйдем ночью. Когда Ратибор вернулся в спальные покои, был уже поздний вечер, но Млад караулил его у дверей. Обычно, если княжич задерживался до ночи, тот либо ждал его в постели, закутавшись в перины, либо уже спал сном младенца. — Что случилось? — пытаясь выглядеть спокойным, спросил Ратибор, обнимая любимого за плечи. — Не делай из меня дурака. Я поеду с тобой. — Нет. От обычной мягкости и уступчивости Ратибора не осталось и следа. — Ты останешься. Мы поедем быстро, поедем ночью, в распутицу. Это уже опасно, но что нас ждет в пути?.. — Я поеду. Я сын воеводы, моя лошадь обучена, и ты обещал мне, помнишь? Куда ты, туда и я. Ратибор тяжело вздохнул, отстранил от себя Млада и заглянул в его глаза. — А если я попрошу тебя, всего один лишь раз? — Нет! Теплые медовые очи Млада сверкнули такой сталью, что княжич оробел.***
В самый темный и глухой ночной час из ворот города выехал отряд из 13 конников. Им повезло: октябрь в Прясле стоял сухой и бесснежный, и дороги оставались проезжими. Лошади шли медленно, вслепую, узнавая дорогу по едва заметным признакам. Стражу на воротах загодя сменили люди Березы, Ратибор надеялся, что выгадал этим хотя бы полдня пути. Ясномысл должен будет держать город закрытым до полудня. Потом городские ворота придется открыть. Но если лазутчики скрывались и среди людей княжича, то он чаял, что об их отъезде уже знали. Подать знак людям снаружи не представляло труда. А то, что снаружи ждет засада и не одна, ясно как день. Его пропавшие гонцы были опытными ездоками, знали пути-дороги, и ведали о грозящей им беде, но избегнуть ее не сумели. Княжич до боли сжимал поводья в своих ладонях, где-то впереди затаилась опасность, которая грозила всем им. И Младу, Младу, которого он должен сберечь любой ценой.***
Через пять дней пути утро застало их в заброшенном зимовье. Они пробирались неторными малоезжими дорогами и ночевали в основном под открытым небом. Крыша над головой уже считалась благословением свыше. Люди накануне уснули вповалку, зато им, наконец, было тепло и сухо. Млад проснулся рано. Вышел из покосившегося домика и попал в хмурый, сырой и мшистый мир. Дубрава вкруг осталась совсем голая. Пахло прелой листвой и близким снегом. Кони всхрапывали где-то за домом, переступали ногами, тихо ржали. Кто-то явно задавал им корм. Было промозгло, от дыхания шел пар. Млад поежился и крепче завернулся в меховой полог. Щука стояла в дозоре на переднем дворе за сохранившейся кое-где изгородью. Она оглянулась на него и поклонилась. — Брось! — отмахнулся он, подходя к ней. — Замерзла? Поляница покачала головой. — Плащ Орва справила, — ответила она грустно. — Он мехом подбит. Млад похлопал ее по плечу. Та качнула головой, не желая сочувствия. — Я ее обманула, — сказала Щука. — Вдруг она не простит? — Если мы вернемся, простит, — возразил Млад. Щука вскинула на него взгляд, отрываясь от наблюдения. — Если? — Если. Поляница крепче сжала руки на оружии. — Я и так удивлен, что мы проехали весь этот путь без помех. Это пугает. Млад нахмурился и принялся жевать вяленое мясо, завалявшееся в его поясной суме. Рот ощущался грязным, а прополоскать его было нечем. Да и весь он чувствовал себя грязным, но это хоть немного отвлекало от тревожных мыслей. — Кто из них? — спросила Щука. Млад пожал плечами. — Чеслав наследник. Тихомир? Вышеслав? Кто из них двоих, не знаю. Князь Доброгнев безусловно являлся хорошим правителем, мудрым, справедливым, честным. Млад встречал его пару раз. Он казался хорошим отцом, ценил Ратибора, был ласков, не воспротивился их союзу. Князь славился своим острым умом, почитанием Правды, любовью к детям. У него была только одна слабость: девы. Доброгнев за всю жизнь взял пять жен, две из которых скончались в родах. Три жены до сих уживались в княжеском дворе. Самой младшей едва исполнилось семнадцать, и у нее уже было четверо детей. От всех жен у князя народилось восемнадцать отпрысков, пятеро умерли в младенчестве, один погиб вместе с матерью*. Из двенадцати выживших детей осталось пять девочек и семь мальчиков, семь наследников. Троих княжичей едва отняли от материнской груди: они еще не могли устраивать беспорядки. Старшие братья Ратибора: Чеслав, Тихомир и Вышеслав, уже давно княжили самостоятельно. Видимо не все они были готовы довольствоваться только вотчиной. Стольный город сулил славу, сулил богатства и абсолютную власть. — Ратибор четвертый наследник, почему на него нацелились? — Ревность? Его нарочно услали в Пряслу, отдалили от отца: хотели возвести напраслину или что-то большее? Я не знаю. Млад чувствовал тяжесть в сердце и страх, и немного пожалел, что не сдержался и вывалил все свои опасения на ничего не подозревающую поляницу. — Ничего, — прибавил он. — До Гнезда полтора дня пути. Там мы будем в безопасности.