Дми, допустим. Но ты
распространяешь лже инфу…
Пальцы стучат по клавиатуре. Лицо пылает от гнева и возмущения. По-хорошему, надо бы забанить нахер этого “Дми”, но вдруг кто-то эту чушь прочтёт, ведь и действительно поверить может. Нужно всё объяснить. Чувак ведь клевещет на Агату, выставляет её какой-то…Жена Князя не бегала…
— Дюш, а ты чего тут?.. — Раздаётся рядом мягкий, чуть хриплый со сна голос. Пальцы застывают над клавишами, и Андрей прикусывает от досады губу. Саша, такой тёплый, пахнущий их постелью и и чуть влажными после сна волосами, склоняется над его плечом и заглядывает в экран. — Андрей, — в Сашином голосе теперь звучат стальные нотки. — Ты чё, опять? — Я вот решил заглянуть в VK, проверить … — Ага, проверил. Вижу. Андрей поворачивает голову в его сторону, и видит, как Саша забегал глазами по строчкам на мониторе. — “Не люблю концентрироваться на своих заслугах… “— бубнит он, читая ответы Андрея поклонникам, хотя какие в жопу поклонники, хейтеры обыкновенные, две штуки. — “В формате короля и Шута мы с Горшком не делимы…” Саша хмурится, мотает раздражённо головой и захлопывает ноутбук. — Эй, я не дописал, — возмущается Андрей. Пальцы подрагивают, будто всё ещё набирают текст. Вот Лось его прервал, и теперь этот говнюк “Дми” может решить, что последнее слово за ним осталось, что Князю нечего ему ответить. — Чего ты ещё, прости Господи, не дописал-то? Что много сделал для группы? Что ты – один из её основателей, автор самого концепта КиШ? Пойми, ты и так сказал всё что мог своим творчеством. Всей своей жизнью. Не стоит тратить время и нервы на вечно всем недовольных. — Ты не понимаешь. Не знаешь, какую он чушь о Агате пишет. Все они. То она смерти Михи поспособствовала, то хайпится на нём. А один одарённый вообще заявил, что никакой встречи Агаты с Горшком на Кинопробах не было, даже доказательства при… — Зачем ты перед ними оправдываешься?! — А вот и нет! Все знают, что Князь не оправдывается, а объясня... — Разве? Саша выгибает бровь в притворном удивлении, и скепсис в его голосе несколько лишает Андрея уверенности. Он было открывает рот, чтобы… оправдаться. И тут же его закрывает. — Ты, блядь, обещал, что оставишь свою нескончаемую войну с троллями за порогом этой квартиры. — Сашин низкий, глубокий голос чуть дрожит, в окончании слов проскальзывают истеричные нотки. – Ты обещал, что не будешь сидеть по пол ночи за компьютером, строча один гневный пост за другим, только чтобы потом до утра ворочаться в кровати, — в конце он уже кричит, — а всё потому, что, взвинченный, ты не можешь заснуть! — Вот чё ты постоянно орёшь, ну нахуя? Почему каждый раз эти истерики? Андрей трёт уставшие от пяленья в монитор глаза, сердце тревожно бьётся, кажется, он даже может слышать его громкий стук. — И правда, вот чё я ору, — внезапно спокойно произносит Саша и уходит из комнаты. Андрей протяжно выдыхает, смотрит на закрытый ноутбук, размышляя, продолжить ли набирать гневную отповедь — руки-то так и тянутся — но всё же следует за Сашей. Когда тот расстроен, его лучше не терять из виду. И… Андрей открывает рот от удивления.. — Саш. Молчание. Лось сидит в прихожей на корточках возле шкафа, из которого вытащил свою дорожную сумку, и ищет в ней что-то. Первое, что приходит в голову: — Ты что, решил уйти? — Ага, оставить тебя с твоими драгоценными “поклонниками”, сиди переписывайся. Он поднимается на ноги и заглядывает на верхнюю полку. Перекладывает одежду на ней. Собирает вещи, чтобы уйти? Это что получается, сон был в руку? И враждебный бесцветный мир, и исчезнувший Саша? — Саш, я… Саша возвращается в комнату — Андрей следует за ним. Саша натягивает футболку, висевшую на спинке стула, потом штаны; приглаживает волосы, бороду; расправляет плечи, поводя ими, будто разминает мышцы, и поворачивается к Андрею. Его взгляд исподлобья, сдвинутые к переносице брови и крайняя решительность на лице заставляют Андрея попятится. Он ошибся. Саша не собирается уходить. — Саш, ты чё задумал? — Ты же не любишь, когда я ору. Так вот. Орать я больше не буду. От истерических ноток в голосе не осталось и следа. Глубокий баритон гудит угрозой. У Андрея поджилки трясутся и пересыхает во рту. — Саш, я драться не намерен. — Ещё бы ты попробовал. Сейчас Саша действительно пугает Андрея. Он не просто раздражён, он зол. Ноздри его слегка подрагивают, черты лица заострились, а глаза потемнели. Если бы Андрей встретился с ним где-то в тёмном переулке, то уже удирал бы со всех ног. А сейчас не может. Почти животный страх сковывает всё тело. Это так на его сон похоже. Только Саша не удаляется от него. Наоборот. Делает шаг вперёд, ещё один, ещё и ещё, пока не приближается на расстояние удара. Андрей жмурится, слушая гул крови в ушах, и мысленно прощаясь с уже налаженной их с Сашей семейной жизнью. Если то, чего Андрей сейчас опасается, произойдёт, они могут навсегда потерять друг друга. Но Саша проходит мимо. Андрей открывает глаза и оборачивается, наблюдая, как тот садится на диван, чуть ближе к краю, и подзывает: — Иди сюда. Андрей беспомощно хлопает глазами. — Иди сюда. Повторять больше не буду. Андрей как зачарованный подходит поближе. — Раздевайся. Саша сидит, положив руки на колени, смотрит на Андрея уже совсем диким взглядом, но драться вроде не собирается. Андрей мешкает, но всё-таки стягивает футболку, оставаясь в одних трусах. Саше, видимо, этого недостаточно. — Трусы тоже. Говорит хрипло, может даже почудится, что в голосе проскальзывает возбуждение, но нет, эта низкая вибрация в нём — злость. У Андрея по затылку пробегают мурашки. Саша убирает руки с колен и откидывается назад, на спинку дивана. — Животом на колени. Поперёк. — Ты серьёзно? — Я весьма серьёзен. Как никогда ранее. Ложись жопой кверху, быстро, — рявкает. Блядь, он же действительно серьёзно. Одиночные мурашки превращаются в целый табун, спускающийся по позвоночнику в копчик. Яички наливаются истомой. Андрей, заворожённой твёрдостью и безапелляционностью приказа, неловко избавляется от трусов и забирается на диван, встаёт на колени рядом с Сашиными бёдрами и замирает. Сашино терпение кончается, он хватает Андрея за плечо и резко толкает вниз. Жёсткое падение на Сашины ноги выбивает воздух из лёгких, Андрей ёрзает грудью по дивану, виляет бёдрами, пытаясь лечь покомфортнее, но внезапный болезненный шлепок по заду заставляет его замереть в неудобной позе. Только было зародившееся возбуждение резко крепчает, член наливается кровью, а яички поджимаются. Саша, кажется, это чувствует. — Это, блять, не игра, — рычит он. — Это наказание. За твоё упрямство. И тут же подкрепляет свои слова очередным шлепком. Нежную кожу опаляет болью, и Андрей невольно вскрикивает, дёргает задом, пытаясь отстраниться от тяжёлой ладони. Но возбуждение никуда не исчезает. И заинтересованный член трётся о Сашину коленку, а последовавшее за этим удовольствие вызывает жгучий стыд. — Тебе не должно это нравится, — снова рычит Саша, — ты должен понять, как адски напортачил. Жопой прочувствовать, если иначе не можешь. Одной рукой он держит Андрея за загривок, придавливая щекой к дивану, а другой наносит уже третий удар. Андрей сжимает зубы, недовольно брыкается, толкая при этом Сашу коленом в бедро, на что получает особо мощный шлепок, звон от которого отдаёт в барабанные перепонки. Зад как кипятком ошпаривает. А в голове только острое недоумение и обида. И Андрей перестаёт сопротивляться. Отдаётся в Сашины руки уже совершенно безвольным и смирившимся. Саша тоже замирает. Андрей слышит его быстрое дыхание, думая про себя — неужели Саша так уже от него устал? Андрей настолько портит его жизнь, что Саша готов идти на такие радикальные меры? Пятый шлепок. Такой силы, что Андрея протаскивает чуть вперёд по дивану. Боль уже не обжигает, она глубокая и тупая. Андрей шипит сквозь зубы, ощущая пульсацию в зажатом, до боли стиснутом их телами, но всё равно не желающем опадать члене. На глаза наворачиваются слёзы. Саша материться сквозь зубы и хрипит: — Мало тебе будет, так не поймёшь ничего. И звучит он теперь не зло, а как-то даже отчаянно. Что же теперь с ними будет, если Саша считает, что ему уже до Андрея не достучаться? Глаза наполняются влагой, ему больно, обидно и, главное, противно от самого себя. Потому что задница горит, Саша в полнейшем раздрае, а он, Андрей, сейчас с трудом сдерживается, чтобы не тереться стояком о крепкое Сашино бедро. — Детей ты своих тоже порешь? — получается глухо, диван скрадывает звуки его голоса, и слишком обиженно. — О нет, дети мои ведут себя хорошо, мне нет нужды их пороть. Раздаётся какой-то странный звук, и тут же следует острая вспышка, опалившая зад. И эта боль не такая как от большой горячей Сашиной ладони, она другого свойства. Андрей вскрикивает и выгибается в позвоночнике, дёргает головой в тщетной попытке сбросить Сашину руку с затылка . — Лежи, — хрипит Саша. — И послушно принимай. Это чтобы знал, как нарушать обещания. И снова заносит руку. Свист, щелчок, и в ягодицы впивается что-то жёсткое и узкое, принося с собой режущую, острую боль. Андрей взбрыкивает, проскальзывает туловищем вперёд и наконец освобождается от руки на затылке. И, пока Саша заваливает его обратно, теперь прижимая шею уже локтем, успевает повернуть голову и заметить в его руке вдвое сложенную полоску кожи. Потрясённый Андрей сразу обмякает, смиренно опустив голову. Его даже отец ремнём не порол, а теперь вот как получается… Он горестно вздыхает, и Саша ослабляет хватку. — Всё, навертелся? — Да. — Вот и славно. Саша делает пробный шлепок, совсем слабый, просто чтобы проверить, будет ли Андрей ещё сопротивляться. Тот протяжно выдыхает через нос, и сжимает зубы, готовый уже безропотно принять наказание. Теперь Андрею ясно, что Саша искал в шкафу и сумке. Свой любимый ремень из кожи буйвола, сделанный на заказ. Ремень был тонкий, узкий и, сука, судя по всему, великолепно подходил для порки. По крайней мере, так показалось жопе Андрея на контрасте с теперь можно утверждать даже ласковой ладонью. Саша выжидает несколько секунд, даже гладит пострадавшее место ладонью, и приступает к делу. И это настоящее наказание. Постыдное, невероятно болезненное, хотя все ещё возбуждающее. В начале, Андрей ещё пытался считать удары, но Саша, не придерживаясь ни определённого темпа, ни ритма, наносит удар за ударом, хлещет его ремнём со всей силы, без малейшего к казалось бы любимому человеку снисхождения. Комнату наполняет свист ремня, шлепки о кожу и стоны Андрея. Сначала Андрей также слышал Сашино глубокое дыхание, но теперь только ощущает своим голым, беззащитным боком, как вздымается при вдохе Сашин живот. Весь мир Андрея сейчас — это жгучие, невыносимо больные удары по заднице. В этих ударах всё: и боль, и обида, и ярость. Весь Саша с его отчаянной попыткой хоть как-то до Андрея достучаться. Сам Андрей словно оголённый провод. Прикоснись — весь заискрит. И Саша касается. Ягодиц. Жёсткой кожей ремня. От безжалостных ударов, нанесённых им со всей его богатырской мощью, боль расходится по всему телу, заполняя каждую его клеточку. — Это чтобы выполнял обещания, — и за словами следует свист и шлепок ремня о задницу. — Это чтобы заботился о себе и не трепал зря нервы в сети, — за болью от удара приходит понимание Сашиной заботы, благодарность за неё, заставляя противоестественное удовольствие от унизительной и болезненной экзекуции лопаться маленькими сладкими пузырьками в крови. Забота. Она проникает в Андрея через горящие ягодицы, мягко омывает беспокойный, перегруженный мозг и устремляется к изнывающему от отсутствия к нему внимания члену. — Это, чтобы сам себя не накручивал, — снова свист ремня и особо болючий удар чуть пониже ягодиц. — Я не накручиваю, — всхлипывает Андрей, он уже переполнен противоречивыми ощущениями и эмоциями, но врождённое упрямство не позволяет ему просто так признать чужую правоту. — Я правда… Даже Агату защитить не могу, я… Тебя вот… Вот и Мишу… — Это чтобы не напридумывал всякой ерунды: про себя, про меня, про нас, — откликается Саша, приправляя свои слова ударом. И это действительно придаёт им веса, значимости. Следующий хлёсткий удар приходится туда, где чуть ниже ягодиц показывается нежная мошонка — и из глаз Андрея брызжут слезы. Он уже не сдерживает рвущиеся из глотки звуки. Не стон даже, вой. Ему больно, горько, обидно, но почему-то так хорошо, так сладко. Сладка боль, сладко осознание, что он, невнимательный партнёр, муж, друг, наконец получил по заслугам. Это так правильно, наконец иметь возможность понести наказание. Наверное, ему всегда этого не хватало. Саша всё порет и порет, Андрей даже уже не чувствует отдельных ударов –только слившуюся воедино глухую боль в заднице. И понимание, у него нет сейчас контроля над тем, что происходит с его телом. Он в руках Саши. — Это чтобы прекращал брать на себя ответственность за всё на свете, — снова хрипит Саша, замахиваясь для очередного хлёсткого удара. И Андрей повинуется — он чувствует себя таким свободным, лёгким, почти невесомым. Он уже, кажется, не тут, не в этом пространстве. Но где бы он ни был, вместе с ним Саша. — Это, чтобы прекратил себя винить в его смерти, — внезапно раздаётся в этом сладком мареве, и Андрея сбрасывает с небес на землю. Внутри всё обрывается, обрушиваясь внезапным осознанием — всё это время он действительно себя винил. Теперь он чувствует всё: и хлёсткие, безжалостные удары, и ломящую от неудобной позы шею, и разрывающееся от боли сердце за грудиной. Он всхлипывает, дёргается. Саша быстро придавливает его за плечи обратно к дивану, и, прежде чем возобновить порку, наклоняется, шепчет в ухо: — Чтобы понял, наконец, как ты мне дорог, и как я тебя люблю. Как мы все тебя любим. Всё. Плотину окончательно прорывает. Андрей рыдает навзрыд, захлёбываясь слезами и соплями, вздрагивая от следующих друг за другом ударов, приносящих такое неимоверное облегчение, будто с него наконец сняли груз, накопленный им за десять с лишним лет – всю вину, все тревоги, все сожаления. И когда ему кажется, что лучше уже быть не может, Саша издаёт короткий рык, откидывает ремень в сторону и снова бьёт ладонью. Контраст тёплой мягкой кожи и крепкого шлепка, заставившего Андрея невольно пройтись членом по Сашиному бедру, бросает за грань. Истома охватывает исстрадавшееся тело и вырывается наружу лавиной удовольствия. Он понимает, что кончает, только когда Саша начинает гладить горящие огнём ягодицы такой прохладной на контрасте рукой, приговаривая: — Молодец, Андрюша, давай, ещё чуть-чуть. Умница. Семя выплёскивается на Сашины колени. У Андрея всё пульсирует — внутри и снаружи. Он воет в голос, захлёбывается рыданиями. Ему невероятно хорошо, и так отчаянно хочется Сашу поблагодарить, и … Он приходит в себя в той же позе, понимая, что в какой-то момент снова отключился. — Молодец, — ласково приговаривает Лось, поглаживая многострадальные ягодицы. — Ну что, всё? Легче? Теперь заснёшь? Андрей, весь обмякший от совершенно неожиданного оргазма, с горящими от порки ягодицами, и почти такими же красными, пылающими щеками чувствует себя абсолютно счастливым. Расслабленный и обессиленный, он размышляет о случившемся. Получается, Саша ему помог. Дал искупить гложущую его, Андрея, вину. Саша перехватил контроль. Саша… Господи, да как Андрей сразу-то не понял, что происходит? — Спасибо, — переворачиваясь на спину, говорит он, и тут же шипит от боли. Саша со смешком отвечает: — Обращайся. Ты только на живот обратно перевернись, я сейчас мазь от гематом принесу. Он аккуратно выбирается из-под Андрея, а тот ложится на край дивана, свесив вниз руку, любуется Сашиной широченной спиной и его мощными руками титана. Вот этот великолепный Саша его только что выпорол. Андрей снова загнался, а Саша, обиженный и разозлённый, не закрылся, не убежал, как обычно, а принял за них двоих серьёзное, неординарное решение. И это сработало. — Только ты в следующий раз предупреждай, я подготовлюсь морально. — Тогда не будет того эффекта. Саша возвращается. Склонившись над Андреем, суёт под нос салфетку. Тот послушно в неё сморкается. Саша садится рядом на диван, аккуратно выдавливает на раздражённую кожу прохладную мазь из тюбика. Андрей сжимает зубы, приготовившись терпеть. — Но пойми одну вещь, я сделал это, потому что хотел, — глухо произносит Саша. И Андрей ложится на бок, повернувшись к нему, и подпирает щёку кулаком. — Ты хотел сделать мне больно? — спрашивает с вызовом. Удивительно, Саша редко выпускает своего зверя и то только по просьбе Андрея. А теперь, получается, сделал это самостоятельно. Да ещё и сознательно. — Хотел наказать за непослушание, — басит довольно Саша, и Андрей сдерживает улыбку, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Саша ласково треплет ему волосы, а Андрей думает о том, что Саше тоже, получается, понравилось. Он так долго боялся сделать Андрею по-настоящему больно, даже когда тот об этом порой просил. Андрею просто надо было дождаться. И вывести Сашу из себя. — А теперь ложись нормально, там у тебя… — Могу догадаться, — хнычет Андрей. И если бы болело только внутри – Андрею это привычно, и даже нравится — но ягодицы непривычно горят, бёдра в нескольких местах саднит и до сих пор чуть пульсирует задетая мошонка. — Пиздец. Он снова ложится на живот, стараясь расслабиться, Саша прикасается холодными пальцами к истерзанной коже. — Зато запомнишь надолго. — О да, не сомневайся даже, — стонет Андрей, прислушиваясь к ощущениям. Сашины пальцы тщательно распределяют мазь по поражённой поверхности. Лёгкое жжение — и ощущение жара сразу притупляется, а кожа слегка немеет. Мазь с анестетиком, что-ли? — Такое я обязательно запомню. Саша мычит и невозмутимо продолжает «процедуру». Он так бережно и аккуратно это делает, будто повреждения на ягодицах не его рук дело, будто не он ещё пять минут назад без капли жалости драл Андрея как сидорову козу. Внезапно Андрей понимает, что ему всё ещё мало. Ему надо ещё. — Саш, а… — Не надо, — сипит Саша, явно понявший всё по напрягшейся спине Андрея и участившемуся его дыханию. — Молчи. Андрей послушно закрывает рот. Сашины прикосновения больше не похожи на медицинскую процедуру. Он всё ещё наносит мазь, но теперь пальцы давят на чувствительную кожу с нажимом, не приглушая боль, а словно, наоборот, пытаясь её усилить. Они теперь требовательные, жадные, почти как Сашина ладонь во время порки. Вызывают у Андрея не только боль, но и возбуждение – глубинное, не ограничивающееся зоной гениталий, эрекции как раз нет, слишком мало времени прошло с момента оргазма. Но тело всё равно в готовности, изнывает в своей не до конца удовлетворённой потребности, жаждет. Знакомое уже ощущение вибрации в каждой клетке тела снова накрывает вязкой волной. Саша кружит ладонями по ягодицам, пощипывает кожу, проминает мышцы. Андрей охает и подаётся задницей назад. Саша бормочет что-то себе в усы, и, наклонившись, прикусывает воспалённую кожу. Андрей вскрикивает, ощущая как ещё сильнее начинает пульсировать возбуждение где-то глубоко внутри. Он даже не смог бы указать точный эпицентр, просто жар внутри его тела разгорается всё сильнее и ему очень-очень хорошо. — Такой горячий, пиздец, — уже громче бурчит Саша. Пальцы его всё ещё мнут ставшие такими чувствительными ягодицы. Большие пальцы проходятся по внутренней стороне бёдер, под яичками, там, куда пришлось меньше всего ударов. И они, кажущиеся прохладными на истерзанных пылающих ягодицах, прикасаясь к мягкой нежной коже промежности, обжигают её. Теперь Саша с нажимом гладит большим пальцем шов промежности. Вверх к анусу, но не доходя до самих нежных складочек. Вниз к яичкам, попутно проходясь по горящему, вспухшему следу от удара ремнём. Андрей виляет задницей, подставляя её под столь желанные прикосновения, предлагая себя. Но Саша снова начинает массировать ягодицы. — Саш, — стонет Андрей, — не мучай, Саш, пожалуйста. — Что “пожалуйста”? Впрочем, ответа не дожидается – забирается на диван, встаёт коленями по обе стороны бёдер Андрея и разводит ему ягодицы. Андрей хнычет, когда нежную беззащитную кожу дырки почти опаляет прохладный воздух. Настолько сильный контраст с пылающим задом. Саша хмыкает и картинно, нарочито громко харкнув, плюёт на анус, даже не наклоняясь. Но не попадает. Андрей разочарованно шипит. Влага ощущается на яичках, но Саша не даёт ей стечь вниз. Он подхватывает двумя пальцами плевок, и размашисто размазывает по анусу. Андрей, накрученный суммой всех сегодняшних переживаний и ощущений, стонет в отчаянии и упирается лбом в обивку дивана. Хочется плакать. Но уже от досады. — Подожди, сейчас все будет, — сиплым голосом говорит Саша, и нависает над ним. И вместо привычного уже прикосновения уже пальцев, Андрей ощущает, как во вход упирается упругая горячая головка. Андрей облегчённо выдыхает, и Саша толкается вперёд. Он только раздвигает кольцо мышц, не вводя даже полностью головку. И это дразнящая пытка невыносима, так сильно Андрей хочет его в себе. — Сухо, — хрипит Саша. — Мазь? — с нетерпением спрашивает Андрей куда-то в диван. — Она с анестетиком, не надо. Погоди. Он снова отстраняется, ещё раз плюёт и наконец попадёт куда надо. Андрей сжимает и разжимает мышцы, кайфуя от ощущения влаги. — Какой же ты, блядь, — рычит Саша и наконец вставляет. И это пиздец. Более точной оценки происходящему Андрей дать не может. Саша берет его грубо, быстро, втрахивая в диван, пострадавшая от порки задница отзывается тупой болью при каждом Сашином шлепке по ней бёдрами. Таранит зад почти на сухую, отчего дырка горит, но Андрею пиздец как хорошо. Удовольствие очень странное, тягуче-жгучее, смешанное с болью и не до конца рассеявшейся эйфорией после недавнего оргазма. Член Саши, твёрдый и приятно распирающий, толкается в простату, тело всё после порки лёгкое, невесомое и словно звенит. Всего очень много и одновременно недостаточно. Эрекции так и нет. Но несмотря на это, Андрею хорошо. Он пытается держаться за подлокотник, но пальцы постоянно соскальзывают, Саша долбит его задницу с таким напором, что Андрея протаскивает по дивану вперёд. Саша дёргает его за бёдра назад, укладывает на место, и, навалившись сверху, перехватывает предплечьем под горлом, начинает входить мелкими быстрыми фрикциями уже под другим углом. Он сопит, пыхтит, влажно дышит в ухо, и как будто ещё сильнее твердеет внутри, теперь распирая дырку так сильно, что перед глазами Андрея начинают плясать звёзды. Вот теперь ему достаточно, ему как раз. Он вскрикивает, подаётся задницей Саше навстречу, ощущая, как мощная рука сдавливает шею, не давая толком вздохнуть, и начинает пульсировать, утопая в сухом, оглушающем, горячечном удовольствии. И вот теперь Андрей действительно видит небо в алмазах. Или это Саша перестарался и слишком сильно сдавил его горло. Но Андрею всё равно нравится. Он стонет, жмурится и, когда последняя судорога кайфа проходит по промежности, Саша внутри тоже начинает пульсировать. В этот раз Андрей не отрубается, лежит, пытаясь запечатлеть в памяти все ощущения. Тяжесть Сашиного тела, его мокрую от пота футболку, прилипшую к спине Андрея. Пылающий зад и и саднение в анусе. Колющую Андрею шею Сашину бороду и хриплое успокаивающее дыхание у уха. — Вот теперь точно засну без проблем, — хрипит Андрей. — Давай тут, — зевает ему в ухо Саша, и отползает в сторону. — Мне уже адски на всё пофиг, рубит. — Не, — толкает его в плечо Андрей. — Мне надо ещё кое-что сделать. Саша с отчаянием стонет: — Бля, только не говори, что тебе надо ещё что-то этим дебилам объяснить! Я что, зря… — Нет, ты чего. — Андрей садится и тут же подскакивает от внезапной, тупой боли в ягодицах. — Ай, блядь! Лось ржёт над ним, фыркая и закатывая глаза. — Пойдём, — шлёпает его, почти успокоившегося, но ещё хихикающего, по животу Андрей. — Ну, вставай. Всё равно надо хотя бы ополоснуться. Саша тяжело садится, и со всей скорбью мира на лице идёт за ним. Стоя вдвоём в ванной, они быстро обмывают друг друга из душа, просто смывая пот и сперму Саши — Андрей-то кончил в сухую, даже нормальной эрекции не было, а вот Саша обкончал ему весь зад. – Ну вот, – ноет Саша, – смыли мазь. Теперь опять наносить надо. А я дико заебался. Сначала хейтеры эти твои, дебилы. Потом порка. Я, между прочим, руку об твою жопу отбил. А у меня послезавтра концерт! А я как бы гитарист, мне не только горло драть… Андрей слушает его недовольный бубнёж вполуха, изогнувшись, придирчиво рассматривает свой зад в зеркало. Ему казалось, хуже будет. Вся пятая точка и частично бёдра исчерчены красными рельефными полосами, кое-где, видимо, куда ремень несколько раз попадал, мелкие точечные синячки. Красиво, со странным удовлетворением выносит вердикт Андрей. Так и тянет сфотографировать на память, но Саша не поймёт. — Обойдусь без мази, да уже и не болит почти, – отмахивается Андрей, пребывающий в абсолютно безоблачном расположении духа, и вытягивает измотанного Сашу за руку из ванны. Даже сам вытирает. Действительно уже никакой Саша на последнем усилии тащится в комнату, и с громким стоном заваливается на кровать. — Саш, — толкает его в бок Андрей, укладываясь рядом. Он берёт смартфон, ложится на живот, чтобы не тревожить во сне лишний раз истерзанные ягодицы. Хотя уже почти не больно. Смотрит на лежащего рядом, почти заснувшего, тоже голозадого и, в отличие от Андрея, даже одеялом не прикрывшегося, Сашу. Тычет ему пальцем в живот. Всхрапнув, тот мычит «ну что». — Я хочу, чтобы ты видел. Подтягивается на локтях поближе к Сашиному лицу, пододвигает смартфон и показывает свою страницу в инстаграме. Сонный, невдупляющий Саша только мычит неопределённо. Андрей неудобно изогнув шею, находит того дурацкого "Дми" с его особенно ценными комментариями и блокирует прямо у Саши на глазах. — Всё, я не буду больше ничего ему объяснять. — Угу, хорошо. Оказывается, можно было так сделать, а не метать бисер перед свиньями? — Ну я это только сейчас сделал. Благодаря тебе. — Хоть чем-то я полезен, — сонно гудит Саша. И Андрей с лёгким раздражением думает, что возможно не только одного его надо было выпороть, что может только так кое-кто поймёт, сколько он для Андрея сделал, и как он ему важен. Андрей вырубает смартфон, пытается с места дотянуться до прикроватной тумбочки, и, потерпев фиаско, кладёт его в изголовье кровати. Взбивает подушку, ложится на неё щекой и закидывает руку на Сашу. Любуется его благородным, таким родным профилем, красиво подсвеченным красными лучами рассветного солнца. Андрей выдыхает и спрашивает: — А ты ещё раз меня накажешь? Саша, вздрагивает, похоже он уже успел задремать. Молчит некоторое время и ворчливо выдаёт: — Смотря, как вести себя будешь. — А как именно надо? Хорошо или плохо? — Например, вот прямо сейчас, можешь наконец-то дать мне поспать. Андрей счастливо улыбается и закрывает глаза. На обратной стороне век появляется разноцветная, яркая комната. Где из каждого окна видно по новому сказочному дивному миру. И все они Андрея.