В мире магии и тени, где власть является одновременно даром и проклятьем, существовала фигура, овеянная интригами и интеллектом: Кантанкерус Нотт.
Внешность Нотта несла в себе внушительный, но в то же время изысканный отпечаток, шарм. Его стройная фигура окутана мантиями, кажется, поглощающими свет вокруг.
Его лицо, острое и выразительное, отмечено глубоко посаженными глазами, в которых искрился отточенный годами ум, а на дне — намёк на скрытую безжалостность.
От Нотта исходил холод с непробиваемой бронёй рациональности.
Кожа, хоть и несущая следы жизненного опыта, была гладкой и лощёной, натянутой над высокими скулами и острой линией челюсти.
Его волосы, тёмные с прядями благородной седины, всегда были аккуратно уложены, что добавляло ему элегантности. Они обрамляли лоб, изрытый морщинами глубоких раздумий, часто нахмуренный, будто от размышлений над тёмными искусствами и сложностями власти.
Хриплый голос обладал низким тембром, наполненным убедительным, почти гипнотическим качеством, притягивающим внимание к каждому его слову. Нотт двигался с грацией, язык его тела всегда осознан и контролируем.
Однако его глаза — самая завораживающая черта, отражающая глубину его характера, были уникальны. Несмотря на всю его сдержанность, в них можно было увидеть вспышки огня, отражающего дух столь же непокорный, сколь и его внутренняя сила.
Имя, шепотом повторяемое в темноте залов и палат сильных мира сего.
Нотт-старший был не просто советником Драко Малфоя, молодого Тёмного Лорда; он был шахматистом в игре, где жизни служили пешками, а королевства — призом.
Путь Кантанкеруса Нотта начался в коридорах Хогвартса, где его знали не за мастерство в квиддиче или за нарушение школьных правил, а за необыкновенную способность прокладывать путь через сложнейшие слои магии, изучать самые тонкие материи Трансфигурации, Древних рун и Защиты от Тёмных Искусств.
Он был Слизеринцем, верным репутации дома своей хитростью и амбициями.
Но Нотт привнёс в этот портрет глубину мудрости и харизмы, выделявшие его среди сверстников. Молодой Нотт был и очень красив: его любили девушки, а он любил их в ответ, не в силах выбрать одну спутницу, храня в сердце красоту каждой.
Его глаза, всегда сверкающие знанием и секретами, казалось, видели сквозь пределы настоящего, в самую суть магии. Преподаватели ценили его талант и часто прочили ему продолжение карьеры в стенах школы. Но это было слишком мелко для юного Нотта.
После Хогвартса путь Кантанкеруса был ничуть не обыденным.
Он погрузился в древнюю магию, исследуя запретное и забытое, его имя стало нарицательным для учёного, осмелившегося смотреть туда, где другие видели лишь ужас.
Многие наследники чистокровных семей магической Британии после школы транжирили сотни галлеонов на вечеринки, женщин, новые дома и замки. Но только не Нотт.
Богатство семьи позволило ему объездить весь свет: странствия приводили его в самые темные уголки мира в поисках манускриптов и артефактов, шептавших ему о власти познания.
Именно в этих путешествиях харизма Нотта засияла ярче всего — он завёл знакомства с волшебниками со всего мира, обучился переговорам не только с ними, но и со всеми видами магических существ, будь то кентавры, русалки или гномы. Его слова ткали невидимые заклинания убеждения и союза.
Он напитался тончайшим из искусств — пониманием душ. И хорошо осознал хрупкость всего, что незримо.
Нотт старался держаться подальше от войн, раскаиваясь о временах, когда он угодил под влияние Тома Реддла. Он продолжал путь изучения дипломатии и древней магии, пока война не закончилась.
Но когда Драко Малфой пришёл к власти, мир магии содрогнулся вновь.
Сумбурный, резкий бросок Драко на ослабленное войной с Волдемортом общество застал людей врасплох: они были сокрушены, надломлены и обессилены настолько, что потянулись к совсем юному волшебнику, обнадёжившему их своим новаторством и умом. Предложившему реформы, о которых никто до него даже не говорил вслух.
Нотт до сих пор помнил, как был потрясён предложениями Малфоя-младшего, которого он знал ещё совсем ребёнком. В день прощания с погибшими в Хогвартсе он внимательно выслушал речь молодого Драко, анализируя каждое слово – и впервые отметил его как равного себе, навсегда связав с ним свою судьбу.
Именно тогда он вышел из тени, предлагая свою помощь, именно тогда завязался самый сильный союз: Малфой с безжалостным стремлением улучшить и завоевать мир, и Нотт со знанием веков, мастер стратегии и магии.
Влияние Нотта было очевидным в важнейших победах, отметивших восхождение Малфоя.
Кантанкерус поспособствовал тому, чтобы Драко прослыл не просто умнейшим реформатором своего времени, но и Тёмным Лордом, которого действительно боялись.
Хотя сам Драко не пытался добиться такого эффекта и не выбирал управление страхом, как это делал Волдеморт.
Несмотря на свою абсолютную преданность Малфою, Нотт был не просто слугой. Его харизма и мудрость сделали его фигурой уважения и страха, его имя произносилось со смесью восхищения и опасений по обе стороны баррикад — и среди подданных Драко, и в Сопротивлении.
Он балансировал на грани между светом и тенью, был хранителем секретов, которые могли вознести или разрушить своего обладателя.
Отношения Кантанкеруса Нотта с Драко Малфоем были опутаны слоями сложности и глубоким пониманием друг друга.
Нотт знал Драко с раннего детства — времени, омраченного властной и часто угнетающей фигурой Люциуса Малфоя.
Нотт был свидетелем жестокого обращения, которому Драко подвергался со стороны своего отца, человека, чьи садистские наклонности не смягчались, а скорее обострялись в присутствии сына.
Это раннее столкновение с насилием и презрением оставило неизгладимые следы на душе Драко, нанизывая его яростью, тлеющей под фасадом аристократического хладнокровия.
Нотт, благодаря глубине своих знаний в магии, видел невероятный потенциал тьмы и могущества в Драко. Но он также видел мальчика, которого когда-то знал, борющегося с тяжестью ожиданий семьи и холодом своего воспитания.
Именно это понимание заковало между ними связь. Связь глубже, чем тёмные амбиции, которые они разделяли. Нотт стал не просто советником, но и доверенным лицом, единственным, кто мог видеть горечь души Драко и истинный объём разрушений, нанесённых тиранией Люциуса.
Эта глубокая забота о Малфое-младшем формировала многие советы Кантанкеруса. Он часто оказывался в роли защитника, смягчая более яростные импульсы Драко мудростью и призывая к осторожности, когда тени его искалеченного прошлого угрожали затмить трезвость его суждения.
Нотт знал, что задача состоит не только в том, чтобы направить силу Драко на службу стране, но и отвести его от пути саморазрушения, на который его поставил отец.
Привязанность Нотта к Драко выходила за рамки уз служебного долга. Она была укоренена в искреннем участии о благополучии молодого волшебника.
Он наблюдал за взрослением Драко, видел моменты уязвимости, скрытые от остального мира, и понимал, какие усилия Драко прилагал, чтобы сдержать свою неуёмную ярость, направить её на стремление к власти. А не позволить ей поглотить его в пламени мести.
Влияние Нотта часто помогало Драко оставаться верным себе, напоминая ему о силе, которая может быть выкована из боли. О важности сосредоточения энергии на их общих целях, а не на призраках его прошлого.
В их самые сложные моменты Нотт предлагал обращаться к тайнам древней магии и урокам былого, надеясь посеять зерно мира в бурлящей почве души Драко.
Но это исцеляло Тёмного Лорда настолько же, насколько и опустошало.
Словно настоящий дракон, он был неукротим, неподвластен усмирению, и только Нотт неустанно ковал ключ к его сознанию.
Эта уникальная связь между ними, наслоенная заботой, пониманием и общим путешествием в глубины тёмной магии, рисовала картину двух душ, пойманных в шторме своих амбиций и шрамов их прошлого. Для Нотта Драко был больше, чем Тёмный Лорд, которому следовало служить. Он был наследием, свидетельством идеи, что даже те, кто родился во тьме, могут стремиться к чему-то большему. Он казался ему ближе, чем собственный сын Теодор.
Кантанкерус думал обо всём этом, раскуривая трубку в ожидании Драко в военном штабе Мэнора, когда низкий голос за его спиной вырвал его на поверхность.
— Ты уже здесь, здравствуй.
— Мой господин, — Нотт встал и поклонился, ожидая, пока Малфой займёт своё место во главе стола.
Несмотря на теплоту своего отношения к Малфою и их разницу в возрасте, Кантанкерус всегда сохранял почтительную дистанцию, лучше других осознавая, кто перед ним стоял.
Драко тяжело вздохнул и сел, рукой приглашая советника присоединиться.
— Я бы пропустил часть обмена любезностями и сразу перешёл к делу. Мне нужен статус по активностям для объявления набора добровольцев в нашу армию.
— Конечно, мой Лорд. Именно об этом я и хочу вам поведать, — ответил Нотт, в его голосе контролируемо сочетались уважение и воодушевление. — Наши усилия создать не просто армию, но легенду, должны быть достойны вашего внимания.
Драко не смог сдержать улыбки. Он любил в Нотте то, что тот никогда не изменял себе и любую задачу решал с размахом.
— Символизм, который мы хотели отразить, сосредоточен вокруг дракона — эмблемы вашей персональной мощи и наследия вашего имени.
Он сделал паузу на мгновение, вскинув палочку и позволив образу дракона возникнуть в воздухе прямо над столом.
Драко с любопытством и восхищением всматривался в угрожающего дракона, искрившегося холодными серебряными переливами на фоне чёрной ткани.
— Мне нравится, — задумчиво протянул он, играя длинными пальцами со светящейся субстанцией, реагирующей на его прикосновения как живое существо.
— Тогда перейду к экипировке, мой Лорд. Военная форма была спроектирована так, чтобы воплотить характер нашей новой армии. Ткань чёрная, как самая глубокая ночь, служит холстом для брони. Она нашивается сверху слоями, символизируя непроницаемую защиту наших людей. Эта броня, мой Господин, не просто защитное снаряжение — это заявление о нашей непобедимости. Каждый элемент украшен подобием чешуи, отражающей мощь дракона.
Руки Нотта двигались, вызывая перед ним описываемые элементы военной формы. Его жесты рисовали картины из тканей прямо в воздухе.
— Более того, герб армии — это квинтэссенция символизма. Он изображает дракона, обвивающего скипетр, что демонстрирует пылающее уничтожение, ожидающее тех, кто осмелится противостоять нам, и силу опоры каждого солдата на своего Господина.
Голос Кантанкеруса стал тише, наполненный торжественностью, когда он коснулся темы идеологии армии.
— Нам нужно большее, чем просто присоединение стран Оси или ответ обидчикам, мой Лорд. Это идеология о мире, перекованном нашим виденьем. Мире, где истинно правят сила, знание и победы, и каждый, кто обладает этим, может добраться до верхушки. Где слабые волшебники — это плевелы, сметаемые ветрами нашей мощи. Мы предлагаем не просто господство, но трансформацию, новый порядок, рождённый из пепла старого. Вместе мы создадим Армию Теней — ту, что способна построить новый мир.
Нотт отступил. Его доклад подходил к концу, а слова замерли в воздухе явью, будто след тёмной магии.
Драко слушал его с нескрываемым восхищением. Всё, что предлагал Нотт, глубоко откликалось ему.
Кантанкерус же, ощущая тяжесть своих следующих слов, наклонился ближе. Его голос стал шепотом.
— И есть кое-что ещё, мой Господин. Наша военная форма также скрывает гораздо более тонкие секреты. В саму ткань и броню будут вплетены заклинания значительной силы, каждое из которых было выбрано с особой скрупулезностью, чтобы защитить и усилить наших солдат.
Он поднял руку в жесте, требующем внимания, когда погрузился в детали.
— Чёрная ткань формы зачарована магией защиты высшего уровня. Это не только делает носителя почти невидимым в тенях, идеально подходящим для скрытных операций и засад, но также оберегает от физических и магических атак. Заклинания меньшей и средней силы рассеиваются при контакте, а физические удары значительно ослабевают, если не нейтрализуются полностью.
Поймав удивление в серых глазах, Нотт продолжил, повышая голос:
— Но на этом наша защита не заканчивается. В самые нити брони вшиты руны тёмной атакующей магии. Эти руны могут быть активированы носителем для развертывания разнообразных наступательных техник: проклятий, ослабляющих или дезориентирующих противника чар, сгустков тёмной энергии, способных пробиться сквозь обычные магические щиты вроде Протего и Протего максима, и даже плаща страха, распространяющего тревогу и раздор среди рядов врага.
Он сделал паузу, убедившись, что Драко осознал полный объём этих возможностей.
— Более того, каждый элемент брони настроен на магический отпечаток носителя, позволяя беспрепятственно активировать её силы без необходимости в дополнительных заклинаниях. Ещё эта настройка предотвращает использование брони против нас, если она когда-либо попадёт в руки врага.
Казалось, комната пульсировала потенциалом того, что он описал: армия, одетая во тьму, вооружённая силой самой ночи, каждый солдат — сосуд как защиты, так и разрушения, под знаменем Дракона, их Тёмного Лорда.
Когда Малфой перевёл свой взгляд на Нотта, в его глазах появилась искра, которой раньше не было. Искра, говорящая о бурях на горизонте, о снах и кошмарах, сплетённых воедино.
— Кантанкерус, — голос Драко разрезал густой воздух. — Твои усилия, как всегда, превосходят все мои ожидания. Символизм, идеология — это как будто мы творим легенду, которая переживет всех нас. Но, — он оставил это слово висеть в воздухе, — нам нужно расширить границы, бросить вызов самим пределам того, что мы считаем возможным.
Он начал ходить по комнате, взвинченный, каждый его шаг эхом отдавался в зале, как сердцебиение.
— Магическое усиление нашей формы — это блестящее начало. Но давай расширим. Я хочу, чтобы наши войска были не только одеты в тень, но и пропитаны сущностью дракона — ловкостью, силой, несокрушимой волей. Наши солдаты должны двигаться с такой скоростью, чтобы смазывался взгляд, наносить удары с такой силой, чтобы ломались кости и дух, и выдерживать больше, чем любой простой смертный.
Останавливаясь, Драко огляделся, как будто черпая вдохновение из самих камней, которые столетиями были свидетелями амбиций рода Малфоев.
— А связь? В разгар битвы, когда воздух насыщен хаосом, нам нужно больше, чем просто заклинания. Нам нужны шепоты на ветру, сообщения, находящие свою цель сквозь суматоху, слышимые только теми, кому они предназначены. Тихая симфония тактики, неслышимая для врага.
Он повернулся обратно к Нотту, воздух между ними был наэлектризован запалом Малфоя.
— Воплоти все эти идеи в жизнь. Денег у меня достаточно. И не забудем о воздействии страха. Наше простое присутствие должно не просто вызывать страх, но и сеять зерно отчаяния так глубоко, что оно иссушит волю к борьбе.
Наш герб должен не просто сигнализировать о нашем приближении, но и возвещать о крушении надежды. Работай с заклинателями. Окутай наши символы аурой настолько ужасающей, что один лишь взгляд на них заставит ощутить леденящий хват поражения. И ещё: отлейте одинаковые рукояти для всех волшебных палочек членов нашей армии, и в каждой должно быть предусмотрено углубление для колб с ядом мантикоры.
Видение Драко, такое яркое, такое страстное, казалось, притягивало тени ближе, как будто и они с нетерпением ждали рождения этого нового мира Армии Теней.
— Это не просто битва за землю, Кантанкерус. Это битва за душу. Наш триумф не в земле, которую мы завоёвываем, но в душах, которые мы ломаем. Сделай это. Пусть наше продвижение будет тем приливом, который стирает то, что было, оставляя только то, что будет. Власть Дракона.
С этими словами Драко Малфой утверждает свои амбиции — мир, переформированный не только магией, но и страхом, памятником несгибаемой силе.
Нотт, полностью осознавая грандиозность предстоящей задачи, кивает.
Кости брошены. Будущее приведено в движение, а тени стали их свидетелями.
Вдруг тяжёлая дубовая дверь в комнату заскрипела, открываясь и прорезая тусклый полумрак штаба полосой света из коридора.
Нарцисса Малфой шагнула внутрь, очерченная дверным проёмом.
Её внешний вид оставался безупречным даже на фоне внутренней борьбы, которую тут же заметил Кантанкерус. Несмотря на попытки сохранить невозмутимость, учащённым дыханием и лёгкой дрожью в шагах она выдавала своё истинное состояние.
Когда взгляд Драко переместился от теней, которые так его поглощали, к матери, в нём произошла резкая перемена.
Амбициозный огонь в его глазах затмился и угас, уступая место беспокойству и нежеланию сталкиваться с тем, что принесла Нарцисса.
С мягким поклоном им обоим Нотт-старший молча отступил и исчез в камине, оставив атмосферу комнаты насыщенной предвкушением сложного разговора. Присутствие Нарциссы, обычно такое сдержанное, теперь вибрировало тревогой. Её слова балансировали на грани пропасти.
— Драко, — начала она, её голос звенел в пространстве между ними, наполненном почти осязаемым напряжением. — Новости из Альп… более ста пятидесяти молодых волшебников, исчезнувших, заживо поглощённых пламенем. Как?..
Её вопрос завис в воздухе, наполненный скорбью по потерянным жизням и страхом за то, что это значит для её сына.
Драко, лицо которого стало маской равнодушия, казалось, возвёл барьер своей позой. Ясно дал понять, что не хочет обсуждать эту тему.
Тем не менее, Нарцисса, движимая решимостью, которую может подарить только материнское сердце, настаивала:
— Твой отец совершенно потрясён, — она осторожно подбирала слова не для того, чтобы ранить, а чтобы попытаться преодолеть пропасть, которая растянулась между действиями Малфоя и ожиданиями его семьи.
Но упоминание Люциуса сработало, как искра для пороха.
— Потрясён?! — ответ Драко был плевком яда. — Он не имеет никакого права судить меня, он не имеет права даже произносить моё имя. И не смей называть его моим отцом, — процедил Драко с нескрываемой злобой.
В такие моменты он пугал Нарциссу ещё сильнее. Этот вкрадчивый голос, животная ярость в глазах — она не узнавала его.
— Драко, ты запретил ему появляться в собственном доме. Ты угрожал ему, ты отверг его. Что ещё тебе нужно?
— Мне нужно, чтобы его не было в моей жизни. Можешь больше никогда не передавать его слова. Он мёртв для меня.
Нарцисса потупила взор, борясь с тяжёлыми чувствами. Она поняла, что ошиблась, упомянув мужа.
— А заклятие, Драко? — её обычно спокойный голос вдруг задрожал. — Я умоляю тебя, подумай о последствиях, — каждое слово пропитано отчаянием.
— Я не убивал этих людей своей палочкой, не убивал своей магией. Я только отдал приказ, — холодно проговорил Малфой.
— Мы не знаем точно, как это работает, мы должны быть уверены. Прошло столько лет, милый, — она подошла к сыну, сжав его руку. — Тебе нужно обратиться к Джамúле бинт Кадир и Салúме бинт Хаким. Они могущественные, знающие древнюю магию. И, возможно, единственные, кто может помочь тебе на пути, что ты выбрал.
Слова Нарциссы, полные страха и любви, стремились достичь Драко, умоляя его ухватиться за спасение, которое она предлагала.
— Они даже не вспомнят меня, — тихо возразил он, погружаясь в сомнения.
— О тебе знает весь магический мир, Драко. Ты перетянул на свою сторону целые страны, ты достиг вершин, невозможных для твоего возраста. Они точно тебя вспомнят, — Нарцисса говорила искренне, не скрывая гордости за сына.
— Я сейчас на пороге масштабной войны, у меня нет ни часа свободного времени ни днём, ни ночью. Как я всё брошу и отправлюсь в Кувейт?
— Ты тем более должен сделать это, находясь на пороге войны. Ты должен знать наверняка, что внутри тебя, — прошептала Нарцисса. — Но помни, они ничего нам не должны, и они очень хитры. Скорее всего, они что-то попросят взамен своей помощи.
— Деньги?
— Нет. Этого у них в избытке. Я не могу знать их мотивов и желаний, но будь осторожен с обеими. Для них ты как самое диковинное и экзотическое создание, что они могут увидеть в наше время.
— Хорошо. Я отправлюсь завтра на рассвете, — внезапно согласился он.
— Спасибо, милый, спасибо тебе!.. — Нарцисса выдохнула с облегчением, обнимая Драко за плечи и прижимаясь щекой к его спине.
— Мама, всё будет хорошо, — он погладил подушечками пальцев её руки на своих плечах. — Я не должен был так говорить с тобой, прости.
— Это ты меня прости, — негромко сказала она. — Для меня ты всегда останешься моим любимым сыном. Что бы ты ни делал.
Драко прикрыл глаза, едва заметно, благодарно улыбаясь.
— Только прошу, не откладывай, лети к ним завтра.
— Не стоит ли предупредить их? — осторожно спросил он.
— О, поверь, они уже обо всём знают, — мрачно ответила Нарцисса. — И Салима, и Джамиля по крови наделены даром прорицания.
***
Малфой сидел на диване в тусклом свете своей комнаты, глядя на айфон в руке — объект, который казался ему чуждым и прозаичным, как и всё маггловское, но всё же способным к мгновенной связи в отличие от магических средств.
Сразу после разговора с матерью он аппарировал в дом в Лондоне. Оказавшись здесь, он будто сбросил железные доспехи — так сильно давил на него Мэнор и так освобождал собственный дом. И всё же он чувствовал себя смертельно уставшим.
Драко колебался, глядя в телефон, пальцы зависли над экраном.
У него была рациональная цель, которую он несколько раз повторил себе в уме, но почему-то решиться было тяжело.
Он усмехнулся своим мыслям: «Вот чего ты боишься, Тёмный Хуёрд!».
Через мгновение он всё же набрал номер, который сохранился у него с прошлых звонков. Сердце его забилось в ожидании, когда зазвучали протяжные гудки.
С другой стороны Гермиона сняла трубку почти сразу, её голос был смесью удивления и какого-то ещё подтекста эмоций, который она пыталась скрыть.
— Алло? — ответила она, тон выдавал нервозность.
— Грейнджер, это Малфой, — сказал он, его голос прозвучал с ноткой строгости и официоза, которым он в свою очередь прикрыл необычное тепло, распространяющееся в груди в ответ на тембр её голоса.
Последовала пауза, мгновение колебания.
— Драко, — наконец ответила она. Употребление его имени послало неожиданный толчок по телу. — Я не ожидала, что ты… позвонишь. Всё в порядке?
— Да.
— Слушай, насчет выбора… Я знала, что ты спросишь! Но я ещё не готова ответить, прости, мне нужно два дня, и потом я хочу прийти к тебе домой и всё рассказать! — выпалила она.
— Грейнджер, — его губы тронула улыбка, — я тебя ни о чём не спрашивал. Но я польщён, что ты заявишься в гости, — протянул Драко ироничным тоном.
— Я… я могу не приходить, — осеклась Гермиона.
— Нет уж, теперь изволь заскочить ко мне через два дня, — продолжал он, смеясь. — Я подготовлюсь и надену свою самую сексуальную одежду.
— Малфой! — она шумно фыркнула в показном недовольстве.
— Не пыхти. Я не поэтому позвонил, — Драко расслабился, закидывая ноги на диван и растягиваясь во весь рост. — Мне нужно тебя кое о чём предупредить.
— Говори, — в голосе Гермионы тут же появилось напряжение.
— Будь осторожна с Кингсли, — обеспокоенно проговорил он.
— Я... ну я и так… — начала было она.
— Нет, будь
очень осторожна, — подчеркнул он с силой. — И без Поттера не встречайся с ним. В идеале вообще не пересекайся без большого числа свидетелей, — его тон сменился на сталь.
— Хорошо, поняла… Не спрашиваю, почему, ведь ты бы сказал сразу, если бы хотел, — осторожно предположила она.
— Верно. Просто я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — признался он, эти слова окрасились искренностью, которая удивила даже его самого.
Признание повисло между ними хрупким исповеданием зарождающихся эмоций Драко, обернутым в предупреждение.
Гермиона, ошеломлённая, молчала мгновение, переваривая его слова, заботу о её безопасности, которая так глубоко тронула её сердце.
— Спасибо, Драко, — наконец сказала она. — Я буду осторожна. И… это значит многое, что ты позвонил, чтобы предупредить меня.
Малфой закусил губу, улыбнувшись.
— И он не должен знать о том, что ты передала мне воспоминания о Блейзе.
— Да, договорились.
Их разговор был осторожным вначале, слова казались неловкими, насыщенными невысказанными вопросами и скрытыми значениями. Каждый, ощущая странную уязвимость, боролся за сохранение самообладания. Драко не привык к этому чувству и был рад от него освободиться, когда первоначальная натянутость начала растворяться, сменяясь осторожной близостью.
Тон Гермионы, обычно такой твёрдый и упрямый, смягчился, её слова текли свободнее, когда она отвечала на вопросы и замечания Драко.
Не без удивления он отметил для себя её уступчивость и понимание, даже мягкость.
Малфой вздохнул с облегчением, глядя в потолок.
— Грейнджер, ты тренируешься? — вдруг спросил он.
— В смысле?
— Твоя магия, она слаба, — строго сказал Малфой. — Тебе нужно тренироваться. Началась война вообще-то.
— Н-нет, я… я не знаю, как, — тихо проговорила Гермиона. Эти слова дались ей тяжело.
— Ничего страшного. Я познакомлю тебя с одним из своих людей, его зовут Кими, он подскажет, как это работает. Он сильный маг и настоящий учёный.
— О, вот как… Я не уверена, что это корректно с моей стороны пользоваться такой помощью, — Гермиона снова начала волноваться.
— Зато я уверен. Сразу за нас двоих, — мягко возразил он. — Тебе надо просто сказать: «О, Драко, спасибо! Что бы я без тебя делала? Твоё благородство поражает меня до глубины души!» — он с придыханием растягивал слова.
— Спасибо, Драко, твоя самовлюбленность поражает меня до глубины души! — парировала Гермиона, рассмеявшись.
Драко немного помолчал, просто улыбаясь в тишине.
— Ладно, беги заниматься своими чрезвычайно полезными сопротивленческими делами. А я пока посплю, — он зевнул, поворачиваясь на бок с телефоном в руке.
— В три часа дня? — удивилась Гермиона.
— Да, я сам удивлён. Обычно я не сплю больше четырёх часов в сутки, и днём меня не вырубает, а тут такое… — пробормотал Малфой, уже борясь со сном.
— Кошмар. Тогда засыпай скорее. Это вообще-то очень плохо для здоровья, Малфой!
— Какая же ты зануда, — ласковее, чем стоило бы, сказал он. — Всё, пока, — не дождавшись ответного прощания, он отбросил телефон на ковёр и натянул на себя плед.
Его сердце было полно чувств, которых он давно уже не ожидал ассоциировать с Гермионой Грейнджер. Он осознал, что то, что возникало между ними, было более сложным, чем любое заклятие или зелье. И что сейчас было худшее время для подобных мыслей. Это растворялось в голове, а дыхание становилось всё глубже, унося его в объятия сна.
Она ещё не понимала своего влияния на него и не могла знать, что он впервые за несколько лет вот так расслабился, ощущая себя в безопасности. Почувствовав свободу от своей ноши, он уснул посреди дня, дав своему телу и сознанию хотя бы небольшую передышку.
Гермиона же, сидя в тишине после звонка, чувствовала неожиданное тепло в своей груди.
Она размышляла о загадке, которой был Драко Малфой, и неожиданной заботе, что связала их в сеть осторожной, но искренней привязанности.
***
Арно Клеман, волшебник с известной репутацией во Франции, всегда был искусен в навигации по невидимым течениям магии, что текут под поверхностью обыденного мира. Он не обладал академическими знаниями теории, но был сильным практиком и любопытным исследователем, видевшим многое к своим двадцати девяти годам.
Однако ничто не могло подготовить его к загадочному призыву, который вёл его к средневековому замку в Довиле. Инструкции были почти неуловимы, переданы через серию шепотов на ветру и теней, что танцевали прямо на краю его поля зрения, направляя на встречу со Старейшинами и Главой Магического Министерства Франции.
Арно понятия не имел, кто эти Старейшины, он знал лишь Министра.
Приближаясь к обозначенному месту, Клеман ощутил, как воздух становился гуще, насыщенный энергией защитной магии, заставляющей волосы на затылке встать дыбом.
Замок Довиля, стоящий в одиночестве среди пейзажа, окутанного туманом, излучал ауру вневременности и тайны. Его силуэт, зубчатый и яркий на фоне беззвёздного неба, рассказывал о минувших веках, о тайнах, погребенных глубоко в его каменном сердце.
Замок возвышался, как страж. Его древние стены омывал лунный свет, отбрасывая длинные, зловещие тени на холмы вокруг. Устрашающие башни и бастионы выглядели непокорёнными, готовыми к осадам любых внешних сил.
Путь, ведущий к величественному входу, был мощеным лабиринтом, пронизанным садами. Их неукротимая красота резко контрастировала с навязчивой упорядоченностью замка.
Статуи забытых богов и героев стояли на страже вдоль этого пути, их каменные глаза с молчаливым вниманием наблюдали за каждым движением Арно.
Факелы казались единственным признаком жизни, а их мерцание — танцем между мирами живых и мёртвых.
Ворота распахнулись, когда он приблизился, и шёпоты проводников стихли.
Он вступил во внутренние покои замка, царство, где время, казалось, застыло где-то в прошлом.
Коридор поглотила тьма, за исключением мерного дыхания свечей, расставленных в нишах вдоль стен.
Тишина была осязаема, тяжелой мантией обволакивающей Арно, и нарушаемая лишь легким эхом его шагов по каменному полу. Воздух пронизывал смешанный аромат ладана и чего-то более древнего.
И даже в этом безмолвии полковник улавливал присутствие чего-то живого, что глаз не мог уловить. Словно сам замок дышал, наблюдая за Клеманом.
Под руководством невидимой силы Арно двигался по коридорам с чувством цели, которое не мог себе объяснить. Будто он знал, куда именно ему нужно попасть.
Он проходил сквозь арки, украшенные сложными символами, их значения были неуловимы, но каким-то образом знакомы. Атмосфера была насыщена предвкушением, каждая тень и мерцание свечи заряжены ожиданием, заставляющим его сердце биться быстрее.
Зал, куда его привела эта невидимая сила, находился в сердце замка, доступный через тяжелую дубовую дверь, украшенную сигилами, резко осветившимися под взглядом Арно.
Комната была круглой и спроектированной так, чтобы усиливать голоса и любые другие звуки внутри, гарантируя, что каждый прошептанный секрет будет услышан.
Потолок взмывал высоко над головой, теряясь в тенях, с одной огромной люстрой, свечи которой горели эфирным пламенем.
По кругу комнаты ниши укрывали статуи фигур, затянутых в мантии. Их лица скрыты от взора, каждая держала объект — книгу, глобус, череп — символы знания, власти и смертности. Пол был мозаикой из тёмного камня, инкрустированного серебром, изображающим небесный танец планет и звезд — дань магии, управляющей как землёй, так и небесами.
По границам круга стояли фигуры в красных мантиях, их лица были скрыты, напоминая участников секретного маскарада. Здесь воздух был наэлектризован, края реальности стирались, допуская присутствие чего-то иного, чего-то за пределами человеческого сознания.
С детства вскормленный угрозами и опасностями, Арно стоял перед ними в сильнейшем напряжении, сжимая в кармане древко своей волшебной палочки.
Старейшины и Глава Магического Министерства заняли места во главе круга, их присутствие довлело над ним даже в тишине.
Арно чувствовал их взгляды на себе, проникающие, оценивающие. Ощущение невольного участия в танце с неизвестным щекотало его нервы.
Имея сильную интуицию, Клеман чувствовал кожей: слова, которые будут произнесены здесь, решения, которые будут приняты, эхом отзовутся в летописях магической истории мира. Воздух вибрировал от веса того, что было предначертано, и начинало вступать в свои законные права.
— Здравствуйте, полковник Клеман, — обратился к нему Министр. — Или, теперь вернее сказать, генерал? Я рад приветствовать вас от имени Совета Старейшин, которые почтили меня правом говорить на этой встрече.
— Министр, я пришел, как только получил ваше сообщение. Но я должен признать, я в недоумении. Почему я здесь, в этом древнем месте силы? Я думал, мне поднимут жалованье, назначат генералом и угостят выпивкой.
— Ваше недоумение понятно. Сегодня ночью, месье Клеман, вы не просто гость; вы избранный для задачи крайней важности. Старейшины усмотрели для вас роль, требующую связывания вашей судьбы с сильнейшим ритуалом.
— Ритуалом? А Старейшины не хотят сбросить капюшоны и показать свои лица? Или я один тут без комплексов? — язвительно усмехнулся он.
И тут же пожалел об этом. Невидимые верёвки перетянули его шею, сдавливая артерии. Арно согнулся пополам, хватаясь за горло и издавая жуткий хрип.
— Не стоит здесь шутить, месье Клеман. Поберегите себя. Ритуал наделит вас силой и защитой, необходимыми для предстоящих испытаний.
Получив освобождение от пут и откашлявшись, Арно поднял слезящиеся глаза на министра.
— Вы уверены, что я тот, кто нужен?
— Абсолютно уверен, Арно. Ваши уникальные способности и характер не остались незамеченными. Служить стране — это ваш долг, у вас нет выбора. А этот ритуал сможет спасти вас от смерти. И у нас нет больше времени, уже полночь.
К Клеману подошел неизвестный в фиолетовой мантии и маске, протягивая ему ладонь.
— Отдайте свою кровь, — прохрипел жуткий голос, звучащий одновременно всюду.
Арно медленно кивнул, в его глазах смешивались решимость и опасение. Он ответил встречным движением, подавая свою ладонь.
Кинжал из серебра вонзился в его руку, даруя магу кровь, собираемую в сосуд.
Клеман даже не шелохнулся от раны. Это было для него пустяком.
Старинный фолиант, обложка которого была украшена сигилами, похожими на те, что украшали замок, был помещен на пьедестал в центре круга.
Перед ним материализовалась купель, наполненная какой-то тёмной жидкостью.
Клеман чувствовал, что не может задавать вопросы или дотрагиваться до жидкости, поэтому молчал. Его сердце бешено билось, он кожей чувствовал, как воздух вокруг него уплотняется от магии.
Старейшины в красных мантиях приблизились, формируя круг. Один из них приподнял руку, указывая на Арно, и вся одежда на нём исчезла.
Мускулистое, сильно натренированное тело, испещренное татуировками, покрывалось испариной.
Самый высокий из Старейшин, чей голос, казалось, произносил такие слова множество раз на протяжении веков, начал читать из книги. Латинские слова, чуждые, но странно знакомые ушам Арно, наполнили зал:
— Ille baptismate sanguinis agnorum pertransibit, protectionem ab uno ictu tuo accipiet.
Старцы вскинули руки, и Арно взмыл в воздухе, постепенно опускаясь в купель.
Через несколько секунд он понял, что это ванна из крови. Он вдохнул полной грудью, стараясь отогнать от себя неприятные ощущения. Его била дрожь.
Один из Старейшин надавил на голову Арно рукой в перчатке, и его широкие плечи тут же погрузились в кровь.
Все маги, окружавшие его, зачерпнули из купели своими бокалами с костяными ручками, зависшими напротив них в воздухе за мгновение до этого.
Арно поморщился, видя, как они подносят бокалы к губам, едва различимым в тени их капюшонов.
— Sanguinem de eius corpore nunc bibimus ut postea non fuderit.
Клемана начало колотить от боли, молнией пронзившей его позвоночник. Он выгнулся, запрокинув голову, и его грудь ударилась о бокалы Старейшин.
— In virtute antiqua, convocamus potestates tenebrarum et lucis. Ad hunc, qui coram nobis stat, confer hanc vim, ad malum quod mundum minatur, vincendum.
По мере произнесения заклинания воздух вокруг Арно задрожал, визуальным эхом слов, связывающих его с судьбой. Свечи вспыхнули подобно кострищам, их пламя стремилось ввысь, не отбрасывая теней, и на мгновение время, казалось, остановилось.
Голоса Старейшин слились в единый, пугающий напев, который резонировал с самими стенами замка. Боль внутри стала невыносимой, и вопли Арно заполонили залу.
Маги подняли руки над головами и произнесли последние слова, заглушая его стенания:
— Media nox transiit et infirmitatem eius secum abstulit.
Книга на пьедестале захлопнулась, все свечи погасли, и глубокая тишина окутала зал. Задача Старейшин была выполнена, они отступили, оставив Клемана стоять одного в центре круга, преобразившегося без купели, исчезнувшей в ту же секунду.
Вдруг Арно почувствовал прилив энергии, вихрь мощи, пронизывающей его вены, одновременно волнующей и ужасающей.
Комната закружилась, алые мантии Старейшин упали наземь, лишенные своих хозяев.
Клеман остался наедине с министром, который вышел из тени и с помощью палочки протянул Арно по воздуху его одежду.
— Министр Лафонтен, я должен знать больше о том, почему меня выбрали. Скажите хоть что-нибудь, — с нажимом произнес Клеман, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя.
— Арно, ваша роль состоит в том, чтобы уничтожить Драко Малфоя. Но чем меньше вы знаете, тем безопаснее воды, в которые вы входите.
— Вот значит как. Но разве я могу подготовиться к тому, чего не понимаю? Разве мне не следует максимально вооружиться знанием?
— Иногда знание может стать опасным путём, Арно. Тьма имеет множество глаз, и тайны — её валюта. Вы должны верить, что мы дали вам все необходимые инструменты для достижения цели.
— Инструменты? Вы говорите загадками, Министр! Я должен столкнуться с Тёмным Лордом, а чувствую себя пешкой, оставленной в темноте, перемещаемой по доске, которую я не вижу.
— Чувствовать себя пешкой не обязательно слабость, месье Клеман. Даже пешка может поставить мат, если находится в правильном положении. Тени, которых вы боитесь, были нашими союзниками дольше, чем вы можете себе представить.
— Союзники? Тени? Против чего мы на самом деле сражаемся, Министр? Что в Малфое так пугает даже Старейшин?
— Скажем так: Малфой погружается в магию, которая была стара, когда мир был ещё молод, генерал Клеман. Его амбиция — это не просто власть, но перекраивание самой ткани реальности. Даже если он ещё не знает об этом.
Арно замолчал, подавляя бурю внутри себя.
— И мне предстоит остановить его? Как, Министр? Когда каждое ваше слово только уплотняет туман, в который я вхожу!
— Вас выбрали, Арно, потому что у вас есть сила пройти сквозь этот туман. И когда настанет время, вы увидите ясно.
— Мне нужно больше, чем загадочные заверения. Если мне предстоит рискнуть всем, я должен знать…
— Вам нужно знать только то, что судьба мира зависит от вашего мужества, Арно. Вы сильнейший из воинов Европы. Вы справитесь.
Лафонтен коснулся подсвечника справа от себя и аппарировал, оставив Арно Клемана наедине с вопросами, разрывающими его душу.
Старейшины и Министр, хранители древних тайн, выбрали наделить его защитой, но укрыть от истины, сделав воином в битве тьмы, о глубине и фатальности которой он мог только догадываться.
