In nomine Dei

Воздух пропитан гарью и ржавчиной, но больше всего — палёной плотью. Глаза болят, немилосердно и жестоко, но Сет сжимает тонкие пальцы сестры, холодные и от того — приятные, и шаг за шагом продвигается вперёд. Инесса молчит, но всё же идёт за ним. Хотя и очень не охотно. Сет не знает, зачем ему видеть то, что осталось после того, как над их головами пролетел шаттл Инквизиции. Но знает — нужно. И сестра знает. Потому и молчит. Ядовитый едкий дым бьёт в нос, выбивая последний воздух из лёгких и застилая глаза. Инесса сжимает его руку. — Осторожно! Сет спотыкается и едва не падает, но всё же удерживает. Под ногами обгорелое тело. На нём уже почти нет одежды. И только что-то металлическое, почему-то нетронутое огнём, блестит у него на руке. — Инсигния, — Инесса садится на корточки, едва касается его пальцем и отдёргивает руку. — Похоже, он пытался сбежать. — Не получилось, — глухо отзывается Сет, глядя на тело того, кто когда-то охотился на еретиков, и понимая, что внутри не шевелится совершенно ничего. — Может, не пойдём дальше? — сестра смотрит на него слезящимися голубыми глазами. — Скоро здесь будут техножрецы… Сет качает головой. Она не понимает. Он — тоже не до конца. — Могут быть живые, — выдаёт он первое, что приходит в голову. — Если так, то их должны были забрать, — она кусает губы — тоже хочет надеяться. — Но ты прав… Мы должны проверить. Отец учил верить в свою семью. Они должны верить. Должны ведь? Поле боя встречает их едким запахом дыма и уже разлагающихся от жара тел. Куски искорёженного металла размером от песчинки до крыла шаттла торчат из земли вокруг, между ними — тела. Взрослые, которых уже не опознать. Дети… Некоторые даже меньше его самого. Сет пытается считать, но слёзы застилают глаза. Как же это… Как… В тщетной попытке сбежать он поворачивается и цепляется взглядом за узкие босые стопы, торчащие из-под обвалившегося здания, искорёженного силами варпа, и изорванный красный плащ, висящий на торчащем стальном штыре. И пять обгорелых тел вокруг. — Госпожа Мелисса, — шепчет Инесса, подтверждая его опасения. — Как же… Сет отворачивается, ища глазами белую шевелюру отца, но в дыму ничего не может разглядеть. Так что он закрывает глаза и замолкает, прислушиваясь к треску огня и биению собственного сердца. Инесса тоже погружается в молчание, прижимается лбом к разрушенной стене. Словно в ней ещё могут оставаться чьи-то мысли. Мгновение тишины, наполненное лишь биением живого сердца и стуком бездушных механизмов. Ещё одно. Тихий стон на грани слышимости. Сет срывается с места. Когда-то изящное худощавое тело, прибитое спиной к стене, сидит, свесив голову набок и зажимая дрожащими тонкими руками окровавленный живот, но это далеко не единственная рана. Кровь струится из горла, из головы, из порезов по всему телу… Она держится лишь на собственном упрямстве. И Сет понимает это сразу. — Мама, — он убирает с её лица пропитанные кровью волосы и, присев на корточки, смотрит в её глаза, чёрные и почти пустые. — Мышонок, — пухлые губы вздрагивают, в тёмной глубине загораются искры. — Ты… — Молчи, мама, — Сет касается её лица, пачкая пальцы кровью. — Не надо… Она молчит, но на губах появляется улыбка, печальная и обречённая. — Госпожа Хельга, — Инесса опускается рядом с ним. — Вы… Я могу что-то для вас сделать? Мама смотрит на неё всего мгновение, и снова улыбается сыну. Сет чувствует, как горят глаза. — Инесса, — с трудом оторвав руку от живота, она касается пальцев девушки. — Я знала… — Мама… — Сет шмыгает носом и, не выдержав больше, прижимается лбом к её окровавленному плечу. — Мама… — Инесса, — голос её звучит всё слабее и слабее. — Спаси моего мышонка… Пожалуйста. — Да, — едва слышно отвечает сестра. — Обещаю. Мама что-то хрипит в ответ, но Сет уже не слышит.

***

— Слушайте и внимайте, дети мои, — голос отца гремит, отдаваясь эхом в ушах, проходясь вихрем по мыслям, высасывая из них энергию и лишая последнего смысла. — Внимайте, ибо никто больше не скажет вам правду. Вокруг слышится радостный гул знакомых детских голосов, и Сет оглядывается вокруг, но видит лишь тени, маленькие и хрупкие. — Правда в том, что боги не помогут вам, — продолжает тем временем отец. — Ни бог-император, ни боги хаоса… Не склоняйтесь перед ними и не служите им, — он взмахивает рукой, и Сету хочется склониться, но он стоит, не двигаясь. — Ибо в час нужды они не спасут вашу душу, а лишь заберут её себе. — Но кто же тогда спасёт мою душу? — раздаётся из-за спины, и по детским плечам пробегает холодок — это голос Сандора, искажённый злостью. — Кто поможет мне в час нужды? — Любовь, — громогласно отвечает отец. — Носи в своём сердце любовь и спасёшь свою душу. Тени вокруг шумят невнятным и до странности болезненным шёпотом, и Сет закрывает лицо руками… Любовь… Семья… Отец… Где теперь это всё? Что спасёт его душу теперь? Сет чувствует тяжесть в руках и, открыв глаза вскрикивает. Голова отца лежит на вытянутых руках и кипельно-белые волосы цепляются за дрожащие детские пальцы. Глаза его, всё такие же небесно-голубые, смотрят мёртвым застывшим взглядом, а окровавленные губы пугающе улыбаются. — Я с тобой, дитя, — шепчет он почти без голоса. — Я всегда буду с тобой. Сет вскрикивает и… Просыпается. Рядом, закинув на него руку, лежит Инесса и хмурится сквозь сон. Должно быть, тоже видит что-то пугающее. Он выскальзывает из её слабых объятий и, поднявшись на ноги, отряхивает одежду от песка. Лёгкий свежий ветер обдувает лицо. Кажется, на этой планете его называют бризом. Размяв плечи, Сет спускается к воде и, набрав в ладони, ополаскивает лицо. Белые полупрозрачные крупинки соли хрустят на коже. Инесса говорит, что так он сотрёт лицо в кровь, но ему всё равно. А ещё говорит, что это бескрайнее водное пространство называется морем. Оно мокрое и солёное, как кровь. Или слёзы. В него хочется погрузиться полностью. И никогда больше не всплывать. Нет. Инесса будт плакать, если он не всплывёт. Сет тяжело вздыхает и поднимает глаза к небу. Оно голубое.