Я хочу быть с тобой

После того как универсамовские ушли на разборки с Разъездом прошло всего каких-то пара часов. Ляле тогда сразу сказали, что она в этом побоище участвовать не будет. Да и та ничего против не имела. Во-первых, договоренность с дядей нарушать не хотелось, а во-вторых, Кириллу этому, светловолосая совершенно не верила. Но мнение своё решила при себе оставить, решение-то уже принято. А зря… Ведь это был именно тот случай, когда женская догадка обладает большей точностью, чем мужская уверенность. Кирилла, давшего ложную наводку и бросившего Ералаша на растерзание гиенам, посчитали предателем и с позором отшили. Эве с одной стороны было жалко этого маленького напуганного парнишу, но с другой… Из-за его вранья ведь пострадали совсем неповинные люди. Казалось, будто бы он и сам даже поверил в то, что говорил. Эвангелина застала и тот момент, когда к Кощею пришли старшие из Разъезда выяснять что за беспредел происходит. Она сидела рядом с дядей и выслушивала обвинения и каждый раз закатывала глаза, пока ловила на себе сальные взгляды. Когда недовольные гости ушли, а решения по поводу трусливого мальчишки было вынесено, главарь Универсама потребовал и Ермолову на разговор. — Ты хоть понимаешь к чему всё это могло привести?! — ударил кулаком по столу тот, расхаживая из стороны в сторону. Несмотря на то, что взбешенный мужчина орал и кидался упрёками, девушка реагировала спокойно, ведь понимала, что злость его была направлена не на неё, а на сложившуюся ситуацию в целом. — Да. — кивнула она, положив ногу на ногу и скосив взгляд на настежь открытую дверь. С каждой секундой ей всё больше казалось, что это не разговор тет-а-тет, а показательная казнь. Чтобы другим неповадно было. — У тебя вообще есть голова на плечах? — зарычал старший, буквально падая на стул напротив. Он глубоко вздохнул, возвращаясь в своё привычное состояние и продолжил уже более спокойно: — Хорошо, что не додумались на домбытовцев пойти. — Ляля то тут при чем? — задал оправданный вопрос Вова, подходя к столу и складывая руки на груди. Девушка тяжело вздохнула, на секунду пряча лицо в ладонях от осознания неизбежности конфликта между двумя лидерами. — Я старший, я этому гаду поверил, значит я и виноват. — Не лезь не в своё дело, Адидас, ладно? — раздраженно бросил Бессмертный, переводя взор на вклинившегося в личную беседу друга. Костю почему-то нервировали особые взаимоотношения между этими двумя. Племянница в его понимании была прекрасным и нежным цветком, на который никто не достоин даже просто смотреть, не то, чтобы претендовать. — Тебе разве не надо разобраться с этим мелким гадёнышем, а, Володь? — Подождет. — отрезал тот, не желая оставлять голубоглазую на произвол судьбы. Гадко на душе становилось от мысли, что она тут одна за общий косяк ответ нести будет. — Эва даже на шухере не стояла, за что ей предъявлять? — Я сам решу, что и кому предъявлять. — холодно ответил кудрявый, с явным намеком на то, что диалог с афганцем окончен. — Вов, иди. — прошептала длинноволосая, едва прикоснувшись к ладони Суворова. В его глазах на секунду промелькнуло сомнение. Доверие к Кощею было подорвано им самим же уже давно, но Ляле он верил. Поэтому кивнув, он скрылся за дверью, перед этим мягко проведя ладонью по девичьей спине. — Ты всех так выдрессировала или он особенный? — хмыкнул дядя, подкуривая сигарету. Ермолова не отреагировала, несмотря на звенящее в его голосе любопытство. Мужчина ухмыльнулся, по-своему расценивая её молчание. — Влюбленная кобра уже не ядовитая. Понимаешь, цветочек? — Ага, а влюбленный волк уже не хищник. — съязвила та, быстро осматриваясь по сторонам. Большая часть универсамовских с интересом наблюдала за развернувшимся представлением, делая вид, что занимаются своими делами. Вся эта демонстративность и раздражала и забавляла одновременно. — Мы так и будем обсуждать мою личную жизнь или всё-таки перейдём к делу? — К делу. — хмуро сказал Кощей, нервно стряхивая пепел в банку из-под тушенки. — Ты почему мне не сказала, что пацаны собираются стенкой пойти на разъездовских? — И что бы ты сделал? — улыбка Ляли стала напряжённой и немного пугающей. Ей надоело уже молчать о том, что она не узнаёт того родного человека, который приносил ей сладости и игрушки в детстве. Вместо него сидит конченый наркоман и алкоголик, которого абсолютно ничего не волнует. — Налил бы им водки и девочек предложил? — Культурно решил бы вопрос. — отчеканил по слогам старший, ощущая как к горлу подступает новая волна злобы. Он медленно поднялся и опираясь руками на стол, хмурой тучей навис над племянницей: — Что за цирк ты устраиваешь? — Цирк? Это я устраиваю цирк?! — вспыхнула Эва, полностью копируя позу дяди, а её синие глаза потемнели от злости и возмущения. Она ткнула пальцем тому в грудь, наконец решив высказать всё то, что так долго копила: — Это ты превратил Универсам в сплошную клоунаду! Не помнишь разве, как вы с папой старались увести пацанов от этих тюремных принципов? Так что теперь изменилось?! — За языком следи, Ляля. — теряя терпение, прошипел он, нарочито выделяя её прозвище. — А что ты мне сделаешь? Отошьешь? Хм, давай-ка вместе придумаем причину… — голубоглазая театрально приложила палец к подбородку, имитируя раздумья. Она буквально упивалась реакцией главаря и его перекосившимся выражением лица. — Может за то, что я при всех сейчас скажу, что ты каждый день чернухой гасишься? — Заткнись. — процедил Бессмертный. Из его уст это звучало, как последнее китайское предупреждение, но Эвангелину уже было не остановить. — Нет, это же и так все знают… — смеялась она, однако смех этот был скорее истеричным, нежели весёлым. Светловолосая снова оперлась на стол, с вызовом заглядывая в совершенно пустые глаза напротив. — Я знаю. Давай ты отошьешь меня за то, что я влюбилась в твоего бывшего лучшего друга и теперешнего конкурента? Ты ведь так боишься, что… Комнату оглушил звонкий хлопок удара. Скулу Ермоловой обожгло от внезапной боли, а перед глазами заплясали белые точки. Она пошатнулась, но выстояла, ухватившись за край столешницы. Эва пару раз моргнула, стараясь понять, что вообще только что произошло. Пощёчина. Она была не столько болезненной, сколько обидной и унизительной. С губ сорвался короткий смешок. Этого и стоило ожидать. — Ты че творишь блять? — вскрикнул Турбо, который только вошел в помещение и сразу застал эту сцену. Он подлетел к подруге, огораживая её своей спиной от застывшего в оцепенении Кощея. Тот, кажись, сам не понимал, что и зачем сделал…

***

Адидас сидел за столом и лениво ковырял вилкой в овощном рагу. Семейный ужин, который устроил отец ради сближения с сыновьями, на фоне всех насущных проблем улицы, казался совсем бессмысленным. Натянутые отношения с Разъездом, так и не наказанный убийца Ералаша, Пальто со своими подозрениями на Хади Такташ и Ляля… С момента ссоры с дядей девушка не выходила из своей квартиры ни под каким предлогом: даже продукты не покупала. Сколько бы афганец не обивал её пороги, всё напрасно. И тот понимал её в некотором смысле… Эва, как и он сам, совершенно не умела просить о помощи. Ей было проще исчезнуть до того момента пока все не станет лучше и вернутся снова с тем же сияющим блеском в глазах. Знал бы Вова, чего ей стоило тогда выдержать и не броситься к двери после его тихого: «Родная, это я… Открой, пожалуйста». Русая не хотела, чтобы он видел её такой: жалкой, униженной и растоптанной единственным родным человеком. У них с Костей и раньше ведь были перепалки, но все они решались на ринге и за его пределы не выходили. А здесь ведь иной случай: достаточно было сказать обидную правду в лицо, и голубоглазая стала объектом ненависти. — Володь, передай, пожалуйста соль. — вывел его из раздумий голос отца. Тот кивнул и молча передал нужный предмет ему в руку. Весь день старшего из сыновей Суворовых не покидало странное предчувствие. Словно вот-вот должно произойти что-то очень, очень плохое… — Вы чего такие тихие? Случилось что? — поинтересовалась Диляра, делая глоток крепкого чая. Но, ответить на вопрос не дала трель дверного звонка, а затем и настойчивый стук. — Я открою. Женщина скрылась в коридоре и, следом за тихим щелчком замка, послышалось настойчивое: «А Вову можно?». Раздалось напуганное причитание мачехи, среди которого можно было разобрать только «Господи!» и «Что же случилось?». Адидас вышел к двери и замер, как вкопанный. Перед ним предстало то, что он надеялся никогда не увидеть — картина из мучавшего его кошмара. В руках у Турбо, словно тряпичная кукла, висела Ермолова. Её глаза были плотно закрыты, лицо украшало множество царапин и ссадин, а костяшки сбиты в кровь. Часть волос была обрезана, даже обрублена, словно действовали ножом и впопыхах. Но имелась одна значительная деталь, отличающая реальность от того самого страшного сна. Её грудь вздымалась. Она жива. Володя метнулся к другу, осторожно перенимая у него из рук драгоценную ношу и отправился с ней в свою комнату. За ним, взволновано вздыхая, поспешили все: начиная от Марата и родителей, заканчивая только прибывшими Вахитом и Валерой. — Может в милицию? — предложил Кирилл Михайлович, наблюдая как сын кладет незнакомую девчонку на свою кровать и стягивает с её плеч окровавленную куртку. — Диляра, аптечку неси! — Нет, не надо никакой милиции. — глухо проговорил он, подрагивающими руками проверяя конечности Эвангелины на наличие серьёзных травм. — Диляра, ты сможешь ей помочь? — Конечно. — кивнула та, присаживаясь на кровать и доставая всё необходимое. Влажная ткань прошлась по нежной коже лица, смывая грязь и запекшуюся кровь. Женщина вздохнула, ей было жутко жалко совсем хрупкую на вид девушку, которой досталось непонятно за что. — Кто она? — Это Эва. — на автомате бросил усатый, судорожно проводя ладонью по взъерошенным волосам. Суворову хотелось, чтобы это всё оказалось просто очередным кошмаром. Поняв, что его односложный ответ ничего не объясняет, он добавил: — Моя Эва. — Девушка твоя что ли? — тупо переспросил отец, удивлённо хлопая глазами. — Любовь моя, пап. — прошептал он, выразительно глядя в глаза родителю. Пресекая все дальнейшие вопросы, он обратился уже к друзьям: — Пойдемте, пацаны, к Кощею наведаемся.

***

Эва очнулась только спустя час. Голова неимоверно раскалывалась, а тошнота и слабость делали пробуждение ещё более отвратным. Она опасливо приподнялась на локтях, осматривая совершенно незнакомое помещение. В комнате царила непроглядная темень и лишь из щелки приоткрытой двери сочились лучи тусклого света. Свесив ноги с кровати, голубоглазая помедлила. Она была одна, непонятно где, а последнее, что отложилось в памяти — это звучавшие со спины обрывки фраз «Вот она!» и «Че стоишь? Хватай её и в машину!», а потом тяжелый удар по голове. Она помнила, что защищалась, помнила, как ей отрезали волосы под мерзкий хохот и помнила разъяренного Турбо, бежавшего в их сторону. Дальше темнота. Всё же встав, Ермолова поплелась к межкомнатной двери и, приоткрыла её, изучая окружающую обстановку. Заурядная советская квартира была погружена в тишину, и только с кухни доносился едва слышный звон посуды. Поправив задравшуюся майку, она неохотно направилась на этот звук. — Добрый день… Или скорее уже вечер? — немного неловко улыбнулась Ляля, завидев молодую женщину, помешивающую что-то в кастрюле. Та вздрогнула и обернулась, подарив гостье теплую улыбку. — Где я? — Вечер, милая. — откликнулась кудрявая, усаживая девушку на стул и ставя перед ней стакан с кристально прозрачной жидкостью. — Ты дома у Вовы. Меня зовут Диляра, я его мачеха. — Приятно познакомиться, я Эва. — выдохнула она и сделав несколько жадных глотков воды, поинтересовалась: — А где сам Вова? — Убежал куда-то с ребятами. Он очень испугался и разозлился, когда увидел тебя в таком состоянии. — прошептала Суворова, накрывая её руку своей. Но спустя секунду её губы снова растянулись в улыбке: — Как насчет того, чтобы перекусить? — Нет, спасибо. — махнула головой Ляля, чувствуя, как от одной мысли о еде её начинает мутить. Она провела ладонью по волосам, пытаясь хоть немного пригладить их, и остановилась на обрубленных прядях. — Я, наверное, домой пойду. Хочу принять душ и привести себя в порядок. — Ну уж нет, после такого я тебя саму домой точно не отпущу. — твердо заявила Диля, на минуту покидая кухоньку. В её тоне совсем не было упрека, а наоборот сквозила какая-то материнская забота. Вернулась она уже с чистым полотенцем и стопкой одежды, кажется её собственной. — Примешь душ тут, а потом придет Вова и вместе решите, что делать дальше. — Спасибо. — смущенно повторилась Эвангелина и скрылась за дверью в ванную комнату. Горячие струи подарили ушибленным мышцам приятное расслабление, а ароматный шампунь помог справиться с застывшей кровью в волосах. Выпорхнув из душа и быстро обтерев влажное тело полотенцем, голубоглазая натянула предоставленный наряд. Взгляд упал на алюминиевые ножницы, лежавшие на тумбе, и её голову посетила идиотская мысль. Спустя какое-то время послышался щелчок входной двери и глухие разговоры. А потом по ванной разлетелся негромкий стук. — Входи. — без раздумий бросила Эва. Из прохода сначала показалась голова Володи, а потом он уже вошел полностью, зачем-то закрывая за собой дверь на защелку. — Как ты? — поинтересовался тот, оглядывая девушку с ног до головы. — Бывало и хуже. — слабо улыбнулась та, стараясь унять из ниоткуда взявшуюся дрожь в коленках. Собственное отражение казалось совершенно чужим и ничтожным. Светлые волосы теперь едва доставали плеч, веки покраснели, зрачки расширены, а губы приобрели пурпурный оттенок. — Прическу только жалко. — Помнишь, как эти уроды выглядели? — посерьезнел Суворов, опираясь на стену за её спиной и складывая руки на груди. Эта до чёртиков уверенная поза, вызвала у Ляли легкую тяжесть внизу живота. — Я не просто помню… Я их знаю. — хмыкнула она, поддерживая зрительный контакт с мужчиной через запотевшее зеркало. — Так, а с этого момента поподробней. — прищурившись, потребовал Володя, точно хищник, приготовившийся к прыжку. Только вместо этого он подошел ближе и развернул девушку к себе лицом. — Те, двое, что были с Желтым на дискотеке… — как-то совсем тихо дала наводку пострадавшая, наблюдая за ним из-под трепещущих мокрых ресниц. — Ты чего, родная? — прошептал кареглазый, уловив в тонком голосе дрожь. — Я так устала, Вов… — еле слышно проговорила Ермолова, и не выдержав прильнула к мужской груди. Из-за пролившихся слез голубые очи стали кристальными, а все скрываемые эмоции отразились в них в полной мере. — Разберемся, лучик. — неумело успокаивал Адидас, поглаживая ту по ещё влажным локонам. Светловолосая усмехнулась новому прозвищу, пока соленые дорожки очерчивали впалые щеки. Мозолистая ладонь описала контур челюсти, задевая большим пальцем искусанные пухлые губы. Эвангелина судорожно вдохнула и медленно подняла взор на парня. — Вместе со всем разберемся. Владимир склонился и прикоснулся к её устам, едва ощутимо, словно прося разрешения. Ляля встретила поцелуй с лёгким, но уверенным и смелым напором. Ей хотелось большего… Хотелось в полной мере ощутить вкус его губ, лёгкую щетину на щеках, прижаться всем телом, чтобы тот почувствовал её желание, её любовь. Поцелуи из невинных касаний перешли в более настойчивые и горячие, заставляя девушку отвечать на ласки с удвоенной силой. Её пальцы зарылись в копну светлых волос, а дыхание участилось. Руки военного забрались под футболку Эвы, смело оглаживая разгорячённую кожу, медленно приближаясь к груди. — Ну скоро вы там?! — недовольный голос Турбо из коридора, заставил затуманенный мозг спешно собрать разбежавшиеся в разные стороны мысли и нехотя отстраниться друг от друга. Адидас, прыснул от смеха, пытаясь восстановить сбившееся дыхание: — Я этого два года ждал, а он… — Пойдем уже, а то этот неандерталец сейчас дверь вышибет. — усмехнулась Ермолова и поцеловав своего мужчину в уголок губ, выскользнула из ванной.

***

Ляля повисла, сидя на среднем канате ринга и напряженно наблюдая за развернувшимся действом. Толпа универсамовских окружила небольшую площадку, в центре которой на коленях стояли двое избитых мужчин. Как сказал Вова, наши к ним ещё пальцем не притронулись, а так их разукрасили свои же. Перед глазами невольно замелькали картинки вчерашнего вечера. «Пара десятков пацанов с Универсама, во главе с Кощеем и Адидасом, выстроились недалеко от кафе «Снежинка». Домбытовцы тоже не отставали в численности, а их лидер Желтый вышел на несколько шагов вперед, начиная диалог. — Вроде собрались просто перетереть, а ты с собой целую толпу привел. — усмехаясь, осуждающе выдал Желтухин. — Некрасиво как-то получается, Кощей. — Кто бы говорил. — хмыкнул Бессмертный. Эва стояла за спинами Турбо и Зимы, на достаточном расстоянии, чтобы всё слышать, но оставаться незамеченной. — А вот что некрасиво, так это, что шпана ваша на даму нашу напала. Избили, волосы обрезали… — Что за предъявы ты мне кидаешь? — грубовато перебил его Вадим, скаля зубы. — С чего ты взял, что мои пацаны это были? — Первоисточник рассказал. — бросил тот и отступил в сторону, закуривая сигарету. Из-за его спины появилась Ермолова, тут же хватая под руку напряженного Адидаса. — Ляля? — удивился Вадим. Его взгляд прошелся по внешнему виду девушки, подмечая и укороченные пряди, и ссадины, и разбитую губу. В её глазах не было прежней уверенности, в них читалось лишь желание побыстрее со всем этим покончить. Боязнь декламировалась и в том, как отчаянно она цепляется за локоть мужчины, будто видя в нём свою единственную защиту. Глава Дом Быта нахмурился и обратился к светловолосой: — Только пальчиком своим красивым покажи, и я разберусь. — Нет, дорогой, так не пойдет. Племяшка это моя понимаешь? Единственная кровинушка. Сам хочу с её обидчиками покумекать. — не дал ему договорить кудрявый, демонстративно вырастая стеной перед пострадавшей. — И не я один. — Хорошо, Кощей, понял. Я отмашку девок ваших обижать не давал. Тем более Лялю. Давай так договоримся… — начал Желтый, то и дело поглядывая на голубоглазую. В груди как-то неприятно кольнуло. Видно, чувство вины перед ней. — Сначала я отошью их по всей строгости пацанских законов, а потом уже передам тебе в руки. Лично. И делайте с ними, что хотите. Договор? — Договор.» — На девчонку зачем напали? — вывел Лялю из воспоминаний громкий голос, возвышающегося над пленниками Кощея. — Желтый дал команду привезти её к нему. — отозвался один из бандитов, смахивая рукавом пот со лба. — От куда мы ж знали, что он амурные виды на неё имеет, а не деловые. — Избили тогда зачем? — продолжил Адидас. Его кадык ходил ходуном, словно он из последних сил сдерживал себя, чтобы не разорвать их на части. — Волосы обрезали… — Ну так она сопротивляться начала: вон Радику нос сломала. А волосы… — подал голос второй, кивая на соучастника. Эвангелина тяжело вздохнула и села на ринг между Валерой и Вахитом. Те, словно верные церберы, готовы были в любой момент броситься на обидчика подруги. — Хотели, чтобы место своё знала. — Ах, место… — крайняя фраза стала для Вовы последней каплей, после которой он со всего размаха приложился кулаком по лицу говорившего. — Теперь мы вам покажем, где ваше место!