Я хочу быть с тобой

Ляля буквально вылетела из качалки, лишь бы не видеть, как пожелтевший от старости канвас окрашивается в алый. В этот момент в ней боролось три, весьма противоречивых, чувства: понимание, жалость и гнев. Она понимала, что с такими зверенышами по-другому нельзя, они только грубую силу и воспринимают. Однако, в тот же момент, голубоглазой была чужда эта хладнокровная жестокость. Одно дело побеждать в честном спарринге на ринге, а другое – толпой нападать на, итак, уже побитых, прогнивших, но всё же живых людей. Им же уподобляться… Но преобладала во всём этом потоке ярость. Эва злилась, от очевидности того, что окажись в тот день вместо неё какая-нибудь другая девица, шанс её выживания лихо стремился бы к нулю. В груди всё сильнее разрастался тошнотворный ком осознания, что на месте Вовы и Кости она бы поступила точно также. Вместе с тем вязкий страх, что лидеры могут заиграться и переборщить с наказанием медленно, но верно окутывал каждую клеточку организма. Ядреный коктейль из всепоглощающих эмоций, безнадежности и надежды вперемешку с отчаянием оборвался настойчивым стуком в дверь. Стоило Ермоловой её распахнуть, как перед ней предстал полностью довольный собой Суворов. На его лице сияла широкая улыбка, костяшки были сбиты, а волосы на голове взъерошены. Он хотел было переступить порог, но коротковолосая сделала шаг в сторону, перекрывая путь. - Прежде, чем ты войдешь в мою квартиру… Ответь на один вопрос, пожалуйста. – потребовала она, пристально наблюдая, как вместо радости на лице парня появляется непонимание. – Те двое, они… Живы? - Я… Конечно, Эва. – растерялся на секунду Адидас, ожидая совершенно иной реакции. Он взял руку Эвангелины, порывисто прижимая её к своей груди. – Я не убийца. - Ты может быть и нет… - прошептала русая, ощущая, как быстро колотится его сердце под её касанием. Он ведь побывал на войне, а оттуда прежними не возвращаются. Хочешь не хочешь, а сердце черствеет, поглощая ужас происходящего вокруг. Она вздохнула и сжала в ладони шерстяной свитер, затягивая мужчину внутрь. – Но вот насчет дяди я не уверена. - Кощей это не только для тебя сделал, но и для пацанов тоже. Послушай… - поддаваясь этой небольшой вольности со стороны любимой, объяснял Володя. Как только дверь захлопнулась, его руки обхватили девичьи щеки, принуждая смотреть себе прямо в глаза. – Казань сильно изменилась с момента вашего отъезда. И люди тоже изменились. По-другому сейчас нельзя. - Либо ты, либо тебя, да? Выбор очевиден. – усмехнувшись, продолжила за него Ляля. Её губы слегка прикоснулись к мозолистой ладони, оставляя на ней кроткий поцелуй. Она всё же отстранилась, кивком головы указывая на поврежденную кожу: - Пойдем, нужно обработать это. Усадив Вову на диван, сама Ермолова опустилась на пол у его ног. Она принялась смывать запекшуюся кровь с разбитых костяшек, время от времени дуя на свежие раны. Парень невольно снова распылался в улыбке от представившейся перед ним картины. То с каким усердием и трепетом светловолосая обрабатывала каждую царапинку и ссадину, трогало его до самого сердца. - Что будет дальше, Вов? – нарушила она минутное молчание, стараясь не отвлекаться от процесса. А это было весьма затруднительно, ведь девушка почти физически чувствовала его изучающий взгляд. - Всё, как и у обычных людей. – весело хмыкнул Адидас, перетягивая даму сердца с пола на свои колени. – Семья, детишки… - Я не про настолько далёкое будущее. – рассмеялась та, опуская заледеневшие ладони на крепкие плечи. На самом деле, от этого ответа, пусть и шуточного, на душе становилось как-то теплее. Однако это наваждение быстро испарилось, уступая место холодному рассудку. – Я про хадышевских и Мишу. Никак он не выходит у меня из головы… - Завтра Кощей пойдет с их старшими беседы вести. Не важно, что они там нарешают, всё равно заставим их землю жрать. – решительно отрезал усатый, с удовольствием отмечая, что Эва согласно кивнула. Он игриво поцеловал её в кончик носа, и та дернулась от неожиданности. – Но это будет завтра, а сегодня есть только ты и я. - Ты, да я, да мы с тобой! – внезапно запела голубоглазая, слегка раскачиваясь в такт. Афганец рассмеялся, покрепче обхватив талию любимой, чтобы та не упала. Эвангелина, буквально плавилась под его взглядом и, кажется, совсем забыла о тех несчастных избитых домбытовцах. – Знаешь, Вов, я готова всё что угодно отдать, лишь бы ты на меня всегда вот таксмотрел. - Как «так»? - поинтересовался он, убирая выбившуюся прядь с её лба. Она смутилась: - Будто налюбоваться мной не можешь… - Так и есть. – совершенно серьезно ответил Адидас, прижимая Лялю ещё теснее и оглаживая её колено. – Смотрю на тебя и балдею. - Мастер комплиментов. – прыснула светловолосая, чувствуя, как дыхание сперло от его близости, а внизу живота разливается приятная тяжесть. Между их лицами было всего пара сантиметров, и Суворов не выдержал, первым припадая к желанным устам. Этап смущения и сомнений негласно был пропущен и поцелуи сразу перешли к стадии страстных и требовательных. Мужские руки смело гладили округлые бёдра, забирались под свободную домашнюю футболку, вызывая томные вдохи у разгоряченной девушки. Она стянула с любимого уже порядком раздражающий колючий свитер и кончиками пальцев пробежалась вниз по его груди. Светловолосый сдавлено выругался, когда мурашки окутали всё его тело от совсем невинного касания. Он одним движением избавил Ермолову от мешающейся футболки и опрокинул короткостриженную на диван, нависая сверху. Спускаясь дорожкой мокрых поцелуев к её ключицам, он стянул с той до неприличия короткие шорты. - Ещё пара минут и пути назад уже не будет, лучик… - зашептал афганец, прикусывая нежную кожу на бледной шее. - Его уже нет, Вов… - еле проговорила в ответ Ляля, рывком расстегивая пряжку ремня на его брюках. Остатки одежды полетели в стороны, оставляя молодых людей абсолютно нагими друг перед другом. Голубоглазая тихо всхлипнула, когда парень дошел до груди, языком лаская затвердевшую вершину. Его пальцы тем временем спустили к чувствительной точке меж ног, несильно надавливая и заставляя любимую выгнуться ещё сильнее. - Вова, пожалуйста… - захныкала Эва, чувствуя, как от затуманенного взгляда любимого становится ещё жарче. Его присутствие лишало её остатков воли, заставляя изнывать от возбуждения и жажды. Разве мог он отказать, когда она так просит? Приподняв аппетитные бедра, Суворов одним мощным толчком вошел до упора и замер, позволяя привыкнуть к ощущениям. Русая запрокинула голову от приятного чувства наполненности и единения, пока её мужчина оставлял влажные поцелуи везде, куда мог дотянуться. - Смотри на меня. – тихо приказал кареглазый, несильно поворачивая её голову обратно и медленно начиная двигаться, так и не убрав руки с затылка. Ему не хотелось пропустить ни одной даже малюсенькой эмоции, отразившейся на обожаемом лице. Эвангелина послушно заглянула в глаза цвета виски и тут же залилась румянцем, когда их обладатель низко простонал, увеличивая темп. Прогибаясь в такт движениям, она тяжело дышала и смотрела на него затуманенным взглядом. Очей не сводила. С каждым толчком девушка всё больше и больше ощущала приближение пика. Володя тоже это чувствовал, поэтому ускорился еще больше, впиваясь в её губы напористым поцелуем. Ляля содрогнулась и протяжно застонала, а перед глазами словно взорвались тысячи фейерверков. Что-то тёплое стекало по её бедру и, кажется, в этот момент она была абсолютна счастлива.

***

Внезапный сбор, объявленный Кощеем, вызвал у Эвы неоднозначные эмоции. Были приглашены все возраста, а значит решение принято и обжалованию не подлежит. Ну по крайней мере так думал сам Бессмертный… Девушка же понимала, что бы он там не наобещал, миром это точно не закончиться. Адидас настроен категорично, а пустословие ему не свойственно. Сейчас, стоя в узком кругу старших, Ляля куталась в зимнюю ветровку и с задумчивым видом разглядывала галдящую ораву мальчишек. Свитер с высоким горлом, скрывающий последствия бурного вечера, почему-то совсем не грел. Вова напряженно посматривал в стороны, то и дело возвращаясь взглядом к встревоженной любимой. - Марат! – позвал брата тот и от толпы молниеносно отделился один парнишка. – За кастетом сгоняешь за моим? Он под диваном слева. Младший Адидас согласно кивнул и тут же исчез из виду. На душе у Ермоловой словно повис многоэтажный дом, который своим весом давил на худощавые плечи. Лихорадочно заламывая пальцы, она все же надеялась, что в дяде осталась хоть толика совести и сострадания и он не оставит убийц их общего друга безнаказанными. - Ты че мельтешишь? – пихнул её в бок Зима, в собственной манере привлекая внимание. Светловолосая поморщилась и раздраженно буркнула: - Предчувствие плохое. - В гадалки что ли заделалась? – ехидно фыркнул тот. Но увидев, что та в его сторону даже не взглянула, добавил, небрежно обхватив дрожащие от холода плечи: - Да не ссы в трусы, прорвёмся! - Вахит! – предупредительно рявкнула голубоглазая, но всё же не сдержала улыбки, когда друг отпустил её и примирительно поднял руки. - Да ладно, Ляль, всё хорошо будет. – попытался успокоить её усатый, однако сразу же понял, что эти клишированные фразы никогда не помогают против этого давящего чувства неизвестности. Нужны гарантии. - Хорошо, давай так… Если я до утра сам лично не загляну к тебе на чай, значит ищи нас в больничке. Договор? - Пацаны! Кощей идёт! – перебил, возвышающийся на заборе Турбо. Адидас двинулся навстречу появившимся на горизонте фигурам, даже не дожидаясь ответа. Да он и не был нужен. - Смотрящих за возрастами зови, Валер. – бросила Ляля, следуя за военным. Несколько универсамовских подошли через минуту, оставаясь на уважительном расстоянии. - Короче, расклад такой… - начал главный, слегка растеряно поправляя на себе плащ. Он выглядел достаточно уверено, но племянница, выучившая наизусть его повадки, знала, когда тот силился казаться, а не быть. – Да, это хадишевские были. - Хади Такташ, пацаны! – Зима поспешил оповестить всех оставшихся на футбольном поле парней. Толпа разъяренно загудела, предвкушая скорые разборки. - Ну вот зачем ты кричишь? Я тебя просил, что ли, кричать? – недовольно поинтересовался Бессмертный, когда образовавшийся гомон утих. – Короче… Ситуация некрасивая во всех смыслах. Ералаш человека послал, за что и огреб. - Первый послал? – с сомнением уточнил Туркин, исподлобья разглядывая старшего. - Вот какая тебе разница? – презрительно скривился тот, качнувшись с пятки на носок. – Первый или последний… - Большая разница. – вступилась Эва, делая шаг вперед и ровняясь с бывшим военным. Последнее время она часто позволяла себе перечить дяде, но старалась при этом оставаться в рамках мирных переговоров. – Они на нашем друге чечётку станцевали. Забили ногами, как дворняжку какую-то. Это не то, что не по-пацански, это не по-человечески. - Первый послал. Ещё и ногой пнул хадишевского, хотя знал, что нельзя. – всё же ответил кудрявый. Теперь пришло время Ермоловой корчить рожи. Очевидное вранье. Об этом говорит его взгляд, что был направлен куда угодно, но не на племянницу, и слегка подрагивающие кончики пальцев. – Короче, весёлый пацан был, конечно, но за языком не следил. Поэтому как-то… не по понятиям за такого вписываться. У Эвангелины неоново-красной строкой мигало в глазах: «Предатель!», «Трус!», «Сволочь!», но лидер этого, казалось, не видел или не хотел замечать. Возмущение и злость комом застряли в горле, не давая свободно вдохнуть. Она не понимала, почему Вова молчит. Почему не заткнет его и не выскажет всё, что думает? - Давайте по чесноку, уважение надо иметь. Это же тоже улица, хоть и другая. Короче, для ясности… Ситуацию мы замяли, поэтому идите и доведите до масс. И без косяков, ага? - примиряющим тоном произнес Кощей, поджав губы. Смотрящие за возрастами на это лишь неуверенно кивнули и побрели к пацанам. Голубоглазая было направилась за ними, но была остановлена громким окликом. – Ляля, ты с нами идешь.

***

Солнце потихоньку выкатывается из-за горизонта, окрашивая небо в розовые тона. Эва определенно бы залюбовалась открывшимся пейзажем, но сейчас её мысли заняты совершенно другим. Она глаз не сомкнула этой ночью, в ожидании, что на пороге вот-вот появится Вова. Но его не было в это темное время. Не появился он и под утро, заставляя светловолосую глотать выступающие от волнения слёзы. Переживание, страх и постоянное ожидание – это все те чувства, что преследовали её до самого рассвета. Даже злость на дядю после их крайнего разговора поутихла, оставляя за собой лишь безразличие и пустоту. «База Универсама пустовала, за исключением восседающих в кладовке трёх мужчин и одинокой девушки, что с брезгливостью наблюдала, как те пропускают стакан за стаканом. Эти пятнадцать минут, пропитанные запахом перегара и дымом сигарет, показались для неё сущим адом на земле. Но дядя молчал, а терпение Эвы уже подходило к концу. - Я не пойму, ты меня сюда позвал, чтобы я сидела и смотрела на то, как вы бухаете? - раздраженно спросила она, постукивая пальцами по деревянной поверхности стола. - Можешь побухать с нами. – расхохотался один из его собутыльников и закинул руку на спинку её стула, тем самым придвигаясь ближе. Ляля посмотрела на него, как на последнего идиота и язвительно выдала: - Я имени твоего за эти несколько месяцев запомнить не удосужилась, думаешь пить с тобой стану? - Руку убери. - с ленцой, но слишком резко бросил Кощей и его товарищ поспешил выполнить приказ. - Так о чем ты хотел поговорить? – попыталась направить разговор в нудное русло русая. Мужчина поудобнее устроился в кресле, пребывая в благодушном настроении, и ленивым голосом произнес: - Я вот хотел узнать, так там у вас с Адидасом обстоят дела? - Чего? – непонимающе уставилась на него та, приподняв тонкие брови. -Тебя это разве волнует? - Меня волнует только то, чтобы ты не закончила, как сеструха моя, то бишь твоя мамка. – ухмыльнулся кудрявый, а по его физиономии стало понятно, что он сейчас выдаст что-то такое, от чего племянница выпадет в осадок. – Она ведь тоже была любимой женщиной главы Универсама, за что и поплатилась. - Да, но Вова не… - собиралась возразить Эвангелина, но запнулась на полуслове, пытаясь осмыслить только что сказанное дядей. Он только что завуалированно назвал Володю главой универсамовских, значит ли это… - Погоди. Что ты имеешь в виду? - Цветочек, думаешь я не знаю, куда сейчас твой перец повел наших пацанов? – едва ли не рассмеялся темноволосый, наблюдая, как эмоции на лице племянницы сменяются одна за другой. - Думаю, это очевидно. – наконец хмыкнула та. - Раз это понимаешь, то должна докумекать до того, что дальше меня отшивать будут. – подкурил сигарету пока ещё лидер, расслабленно откинувшись на спинку кресла. – Да я и не расстроен особо. - Ты же соображаешь, что не по дружбе отшит будешь? – прищурилась девушка, удивляясь его всепоглощающему спокойствию. Отошьют ведь по всей строгости пацанских законов, так что раны будет зализывать ещё долго. - Соображаю. – кивнул тот, выпуская очередную порцию дыма. – Права ты была, Эв. Я грёбаный наркоман и алкаш. Сам с этим справиться не могу, поэтому договорился, чтобы меня в ЛТП определили.» Весь его дальнейший монолог скорее походил на пьяную исповедь перед долгой разлукой, нежели на диалог двух близких людей. В этот момент Эве даже его стало жалко. Эта зависимость откусывала от него по кусочку, медленно, но верно, превращая жизнь Кости в бессмысленную череду запоев и ломок. Когда часы пробили восемь утра, Ляля была уже готова выдвигаться в больницу. Она не знала ни в каком отделении находятся её пацаны, ни во сколько начинаются часы приёма, но готова была всю Казань на уши поставить, чтобы найти их. Однако, пока русая мучилась с заедающим замком на кожаных сапогах, забренчал дверной звонок. - Маратик? – удивленно вскинула брови та, замечая на пороге своей квартиры младшего из Суворовых. Парень выглядел вполне приемлемо, ни одной царапины или синяка. Вот только глаза были какой-то странной краснотой залиты. - Ляля, там Вова… Больница… - сбивчиво пытался объяснить он, но выходило не слишком связно, поэтому глубоко вдохнув короткостриженый всё же выдал: - Мы его это… Выписали. - Что вы сделали?! - поражённо выдохнула девушка, прикладывая прохладную ладонь к палящей щеке. – Боже, за что мне всё это? Они шли быстро, почти бежали, стараясь попасть в подсобку, как можно скорее. Но задержаться всё же пришлось, ведь Марат по дороге рассказал о том, что Вову выкрали прямо из операционной. Ермолова заскочила в аптеку и купив пару шприцов, обезбол, снотворное, хирургические нити и иглы, торопливо вбежала в помещение, где скрывалась часть универсамовских. - Что с ним? - едва войдя, сразу же спросила она у сидящих на стульях парней. Эвангелина опустилась на краешек дивана, на котором лежал Адидас и принялась разбирать медикаменты. - Ляленька… Родная. – в бреду забормотал пострадавший, наблюдая за пришедшей из-под опущенных ресниц. Слух резануло это странно исковерканное прозвище. – Ты пришла меня спасти? - Это продолжается уже долго, будто ему по башке прилетело, а не по ноге. – устало выдохнул Турбо, смотря, как подруга откидывает в сторону краешек одеяла. Рана была небольшая, но глубокая и открытая. Шить всё же придётся. - Мне так больно, Ляленька… - продолжал шептать Суворов, пока его веки наливались чугуном. – Никогда такого не было… Так плохо… - Ничего, мой хороший, сейчас будет получше. – ласково ответила та, пытаясь сдержать рвущиеся наружу слёзы. Они делу не помогут, поэтому собравшись с силами, голубоглазая принялась набирать в два шприца разные по действию, но абсолютно одинаковые по внешнему виду жидкости. Она старалась даже не моргать, пока тонкая игла медленно проникала в его вену. Светловолосая знала, что делает, но это не значит, что ей не было страшно. В Ленинграде отец первым делом отправил её на курсы по оказанию первой помощи, в надежде дать базу для поступления в медицинский. Однако судьба распорядилась иначе, но в дальнейшем познания дочери не раз спасали и ему самому жизнь. - Ты будешь шить? – округлил глаза Вахит, замечая в руках у той что-то похожее на нити. - А что хочешь сам этим заняться? – сдерзила Эва, пытаясь дрожащими руками вдеть кончик в ушко иголки. - Нет. – сразу отозвался он, для пущей убедительности завертев головой. Снотворное и обезболивающие уже пришли в действие, погружая негласного лидера Универсама в крепкий, но беспокойный сон. - Вот и не лезьте под руку тогда. - сквозь зубы прошипела девушка, пока стальной кончик подцеплял края воспалённой кожи, соединяя их. Такая тонкая работа давалась ей с трудом, но всё же закончив, она обработала швы зелёнкой. Облегчённый выдох сорвался с пухлых губ вместе с беззлобным ругательством: – Придурки. - Че придурки то сразу?! – возмутился, молчавший на протяжении всего процесса, Туркин. – Мы ему жизнь вообще-то спасали. - Да знаю я, Валер, что просто так из-под скальпеля вытаскивать бы не стали… - буркнула Эвангелина, покачав головой. Осознание того, что эту ночь кто-то из них мог не пережить ударило по ней, как обухом по голове. Она тихо всхлипнула, наконец позволяя эмоциям вырваться наружу. – Только это не отменяет того, что вы придурки.