***
Как и говорил Адидас, на следующий день снова собрались все возраста. Место встречи изменить нельзя – всё то же футбольное поле, покрытое тонкой коркой льда после морозов. Пацаны, побитые и недовольные, столпились в самом центре, смело обсуждая неудачные разборки. Маратик откуда-то надыбал костыль, правда почему-то всего один. Девушка не хотела задумываться, как и где он его достал, и так было понятно, что не совсем законным путем. Она была против всех этих воровских замашек, но что может сделать одна девчонка против нескольких десятков мужчин? Сама же голубоглазая сейчас стояла в кругу друзей, постукивая ногой от напряжения. Она знала, что рано или поздно этот день настанет, но не думала, что это произойдет так скоро. С другой стороны, дядя сам виноват и жалость здесь не уместна. - Кощей знает, что его отшивать будут. – бросила Ермолова, вспоминая недавний разговор с неугодным родственником. – Так что готовьтесь к концерту. - Ты ему сказала? – возмутился Турбо, выдыхая сигаретный дым. Все вокруг курили и её это безумно бесило, хотелось и самой вдохнуть поглубже губящие никотиновые пары, но обещала ведь бросить. - Да никому я не говорила. – раздраженно отмахнулась от табачного смога светловолосая, который остальные так и норовили выпустить в её сторону. – Сам недавно диалог завел, мол понимает, но по-тихому уходить не собирается. - Кощей и понимает? – поинтересовался Вова, недоверчиво щурясь. Эвангелина лишь неопределённо повела плечом, будто не желая давать ответ. – Ох, скрываешь что-то от нас, Ляля. - Личное. – лишь ответила та, уже жалея о том, что вообще начала этот разговор. Разумеется, она умолчала и про участь матери, и про манипуляции дяди на почве её убийства, и даже про его намерения попасть в ЛТП. Русая считала, не нужно им всего этого знать. Её проблемы, значит ей и разбираться с ними. - Личное?! – выдохнул дым сквозь зубы военный, сверля недобрым взглядом девушку. Это её «личное» больно резануло по слуху и сердцу. Казалось, он уже давно переступил ту грань, когда ей что-то нужно было утаивать. Может молодые люди официально и не обсуждали статус отношений, но их времяпровождения мало походило на дружеские забавы. - Вов! – подбежал запыхавшийся Андрей, хватая Ермолову за локоть. – Идут. - Дома поговорим. – предупредил её мужчина, поворачиваясь к приближающимся старшим. - У тебя или у меня? – кокетливо хихикнула голубоглазая, у которой настроение внезапно взлетело вверх. Ей отчего-то нравилась видеть Суворова таким взбудораженным и властным. Было в этом что-то перехватывающее дыхание и внушающее трепет. Зима за спиной не сдержал смешок, но вот виновник почему-то решил оставить этот вопрос без комментариев. - Всем салам! Ну че? Кто со мной поговорить то хотел? Ты что ли? – поздоровался Кощей, перепрыгивая через ограду и сразу обращаясь к усатому. За ним следовали его верные пёсики, чьих имён Эва никак не могла запомнить, да и не пыталась. Игривая улыбка с девичьего лица тут же спала, а на смену ей пришла серьёзность и собранность. – Че такие хмурные, пацаны? - Мы с пацанами пообщались, и мы тебя не поддерживаем. – спокойно объявил афганец, пока в голосе его сквозила твёрдость и уверенность. - А кто конкретно? Ты? Или ты, что ли? – махнул головой главарь сначала в сторону Валеры, а потом и Вахита. Но в конце остекленевший взгляд зацепился за племянницу, что так покорно стояла по левую руку от его конкурента. – Ааа… Ты, значит. А че ж ты под Адидасом то скрываешься, Ляль? Если не поддерживаешь, пришла бы в глаза мне сказала. Я ж тебя всегда слушал. - Да я тебе сам скажу. – встал между ними Владимир, прикрывая Эвангелину от напора дяди. – Человек с хадишки рассказал, что они тебе просто налили, когда ты про Ералаша пришел говорить. Ты его даже не упомянул, а нам всем напел, что он там не по понятиям как-то погибал. Сам их боишься всех до усрачки. Ляля ведь даже за себя ответить не успела, так виртуозно светловолосый парировал все выпады со стороны бывшего друга. Честно сказать, она даже растерялась, когда Костя в её сторону обвинениями начал кидаться, но Адидас похоже был готов к любому развитию событий. Поэтому ей оставалось лишь отойти на шаг и горделиво стоять за спиной своего мужчины. - Продал Ералаша за стакан водяры. Или че ты там пьешь? Одеколон? – тем временем продолжал тот, подходя к визави чуть ли не вплотную. - Черняшкой гасишься через день… На нас пацаны с других районов смотрят и думают, что это наша улица такая угашенная. Тебя, Кощей, по городу в хуй никто не ставит уже. - Да? – с насмешкой смотрел на него Бессмертный. - Конечно. - ответил афганец в свою очередь, стараясь не выдавать своё раздражение или злость. – Ты для нас всех хуже дяди Толи стал. Уважение потерял… - Ты закончил? А вот сейчас, я тебе подробно на твою предъяву и отвечу. – чётко и с расстановкой говорил пока ещё главный. – Ты меня сейчас при всех крысой назвал? По сути, так получается? - По сути, так. – кивнул оппонент. - Говорит, что я скорлупу какого-то предал. – на распев начал он, поглядывая на собравшуюся толпу. - А скажи, пожалуйста, ты это сам увидел или тебе кто-то напел? Вопрос простой. - Ну люди-то зря не говорят. - Говорят, что кур доят. – съязвил Кощей, облизывая пересохшие губы. – Ты понимаешь, что ты сейчас своему старшему какую-то херню ментовскую предъявляешь?! Хана тебе, Вова! Здесь такие вещи нахуй не спускаются! Кудрявый яростно кричал в лицо Суворову, а бесноваться начинала почему-то Ляля. Она не хотела слышать и наблюдать этот спектакль одного актёра, что так пафосно и театрально защищал свою отсутствующую честь. Как вообще можно отстаивать то, чего и в помине не существует? К этому его выступлению на публику идеально бы подошла фраза: «Цирк уехал, а клоуна забыли». Или даже оставили специально… - Я здесь за эту улицу стою! Пацаны мне всё, и я всё пацанам! Кто меня знает – тот в курсе! Я здесь, блять, людей воспитывал! – продолжал драть горло дядя, подкрепляя свою речь широкими жестами, как будто он как минимум давал показания на суде. - Я тебя в люди выводил, Вова! Ты че не понимаешь, что они всех нас не смогли сломить? Они по одиночке сейчас будут вылавливать! - Ребята! – отвлёк всех голос, доносящийся за пределами поля. Там стоял невысокий мужчина, предпенсионного возраста, с густыми усами и седой шевелюрой. – Ребят, вы видак не хотите посмотреть? - Дядь, иди куда шел, а! – вклинилась светловолосая, перед этим пару раз удивлённо моргнув, поражаясь всей абсурдности ситуации. - Если че, улица Маленькая, дом 7. Я жду. – проговорил незваный гость и скрылся из виду, похоже всё-таки опасаясь за своё здоровье. - Я здесь вырос! Я здесь отца своего похоронил! И сестру! – начал заново шарманку Бессмертный, обращаясь к пацанам. Однако последние фразы он прокричал усатому прямо в лицо, абсолютно не стесняясь брызжущей во все стороны слюны: - Именно здесь! С Волги начнётся очищение воровского мира! С этого двора! Потому что сила, Вова, она в людях! Похоже Владимиру осточертело слушать эти лживые речи, и он со всего размаху прописал по морде когда-то товарища. Эвангелина шокировано ахнула и отступила ещё на несколько шагов назад, когда в кругу начались разборки между своими. Дружки Кощея тут же пришли ему на помощь, но сделать ничего против толпы не смогли. Пацаны пинали провинившихся, даже не обращая внимания куда попадают удары. Светловолосой было неприятно наблюдать за избиением какого никакого, но дяди. - Вов, останови это… - взмолилась она, перехватывая взгляд мужчины, который, как и она, со стороны наблюдал за данным буйством. Тот слегка улыбнулся, сдаваясь под напором голубых озёр. - Хорош, пацаны! – прикрикнул военный и сразу направился в эпицентр, прихрамывая. – Хорош, сказал! Ермолова не знала и знать не хотела, что было дальше. Отдаляясь в сторону дома, она слышала лишь синхронное скандирование «Мы улица!», повторяющееся из раза в раз.***
Голубоглазая почти до самого вечера пролежала на кровати, буравя взглядом белоснежный потолок. И несмотря на то, что тело её было неподвижно, разум лихорадочно продолжал работать, подвергая анализу всё произошедшее за последние несколько месяцев. Слова, сказанные дядей о смерти матери, пусть и не были для девушки в новинку, но всё же посеяли в её сердце зерно сомнения. И если душа всеми силами стремилась к тому, чтобы остаться здесь: с дядей, пацанами и, первостепенно с Володей, то рассудок с надрывом кричал о необходимости бежать. Мчать на всех скоростях, иначе закончишь, как отец или того вероятнее, как мать. Эта скользкая дорожка имела только две конечные точки. Либо прямиком на кладбище, либо за решетку, что по факту почти одно и то же. И, хоть убейте, русая совершенно не понимала, почему папуля… Её любимый папуля, перед кончиной велел вернуться в Казань к универсамовским. Что она должна была здесь найти? Вместо снизошедшего ответа на множество совсем не риторических вопросов, по её барабанным перепонкам ударил дверной звонок. Чувство дежавю накрыло и без того воспалённое сознание Эвы, ведь она знала, кто так терпеливо ждёт на пороге. Также помнила и его «дома поговорим», но говорить сейчас совершенно не хотелось, как и кого-то видеть в принципе. Однако пересилив свои желания, она встала и поплелась к двери. - Привет. – зачем-то поздоровался Вова, привычно опираясь плечом на косяк. - Виделись уже. – буркнула Ляля, сама не понимая почему злится