___________________________
После этого все события стали размытыми. Она запомнила свою часть заклинаний, которое, по словам профессора Макгонагалл, напоминало театральное представление. Все происходило настолько быстро, что она не могла ничего сделать, кроме как просто согласиться. Все началось с чего-то самого причудливого — ритуальной причёски. Миссис Уизли посадила её в комнате старосты, нарядила в желтую одежду, прямые пряди её волос заплела в шесть косичек, отмечая каждую концом древнего ржавого наконечника копья. Джинни сказала, что однажды им убили гладиатора. — Септирионес, Меридес, Ориенс, Одинес, Калеум, Инфери, — сосредоточенно произнесла миссис Уизли, затем сделала паузу, прежде чем торжествующе произнести нараспев: — Мета. Гермиона смотрела на себя в зеркало и видела, как из её волос формируется агрессивная пирамида. — Я похожа на сосновую шишку, — сказала она, сморщив нос. — Ты выглядишь как невеста, — надменно заявила миссис Уизли. Произнеся на вдохе: — Фламеум Литей Соти, — она окружила ноги и голову Гермионы холодным пламенем. Было приятно и немного неприятно одновременно.___________________________
Проанализировав прошлое, можно сделать вывод, что некоторые события запоминаются гораздо ярче и продолжительнее, нежели другие. Одним таким значимым моментом в памяти остался мистер Уизли, который, воспламеняя ее одежду на алтаре в гриффиндорской гостиной, навсегда останется в ее сердце. Глаза ее были полны слез, когда профессор Снейп оторвал ее от объятий Молли Уизли. И в тот миг она поняла, что это уже не игра, хотя она знала, что этот момент наступит. Казалось, что он колебался мгновение, прежде чем произнести свои слова. — Уби ту Гая, эго Гаюс, — произнес он, передавая ей ветку боярышника. Если в гриффиндорской гостиной ей показалось, что собралось множество людей, то их количество было ничтожно по сравнению с толпой студентов, персонала и прочих присутствующих, которые выстроились вдоль пути между башнями Гриффиндора и Слизерина. Молли и Артур Уизли взяли ее за руки, Ремус Люпин и Нимфадора Тонкс стояли по бокам. Рон, Гарри и Джинни шли немного позади. Хоть ей и не довелось с ними поговорить, но они выглядели спокойными. Возможно, она была единственной, кто был на грани истерики. Перед ними шли первокурсники Слизерина, стройно выстроенные друг за другом. Она задумалась, чем же профессор Снейп так запугал их, чтобы они так себя вели. Одна из девочек несла вазу с двумя плюшевыми игрушками, привезенными из дома; другая — тяжелый слоеный пирог; третья держала горящий факел, зажженный от алтаря в Гриффиндорской башне. У каждой из них был свой предмет. Два близнеца, выглядевшие особенно привлекательно, положили ее волшебную палочку и палочку профессора Снейпа на красивую подушку. Впереди шел Снейп, рядом с ним были Дамблдор, профессор Макгонагалл и, конечно же, мистер Филч. Погрузившись в молчание, более тысячи человек задержали дыхание, ожидая, когда Северус Снейп снимет все заклятия с Слизерина. — Заклинания сняты, Леди, — воскликнул он. — Установите новые. Толпа рассеялась, открывая ей путь. Она сделала это. Она установила защиту для Слизерина. Она повесила свой белый рог над дверью, а Северус Снейп легко поднял ее на плечо и унес вниз, через подземелья, в его личные покои, а за ними последовал весь свадебный сбор. — Молодчина, Персефона, — шепнул он ей на ухо, ставя на землю. Все это безумие казалось истеричной шуткой. Персефона была проведена в подземелья Хогвартса. Ей стало интересно, принесут ли домашние эльфы гранаты. Она силой воли пыталась сохранить спокойствие. Свадьба продолжалась. Неужели это никогда не закончится? После даров огня и воды она сожгла свои детские игрушки на алтаре, посвященном предкам Снейпа, кем бы они ни были. Девушка дала профессору Снейпу символический кнут и бросила еще один в огонь, а последний она подарила Артуру Уизли. Северус Снейп пообещал ей свою жизнь и дал торжественные клятвы различным богам, предкам и, кажется, каждому присутствующему на свадьбе. Перед ее глазами мальчики аккуратно выложили свои волшебные палочки на кровати с балдахином, стоящей в центре комнаты. Чарующая красотой и пышностью волос рыжеволосая женщина взяла за руку Гермиону и мягко передала ее в объятия Северуса, произнося определенные слова. — Я клянусь святым предкам, что объединяю вас двоих узами брака. Отныне ваша судьба будет переплетена, словно густые облака, и это либо повлечет за собой позор, либо принесет славу. — Фоэдус Лекти, — громко произнес Артур Уизли. Клятва верности. Как объяснили ей, это означает, что мистер Уизли лично гарантирует ее верность в качестве жены. Она будет обязательной лишь после того, как профессор Снейп выполнит свою часть обязательств и официально заключил брак. Гермиона смотрела, как щеки бледного Северуса Снейпа слегка покраснели, когда Молли Уизли уводила ее. Его щеки покраснели. Северус Снейп. Мастер зелий. Она была поражена этим невероятным чудом. Молли Уизли проводила ее в спальню профессора. По всей видимости, она сама была смущена. Когда Молли помогла Гермионе раздеться перед кроватью, украшенной шафраном и фиалками, девочка не смогла произнести ни слова. Это ложе совершенно точно подходило для романтических моментов. — Гермиона, — сказала Молли, развязывая нелепые косички. — Я надеялась, что вы с Роном сделаете это… Ну, судьба распорядилась иначе, но ты всегда будешь для нас родной дочерью, для меня и Артура. — она кашлянула, словно пытаясь сдержать слезы. — Когда он войдет, ты можешь противиться ему, ответив «нет» всего один раз. Если он называет тебя «женой», считай, что это правильный ответ. — Я думаю, что смогу справиться с этим, — сказала Гермиона, стараясь скрыть сарказм в своем голосе. — Мне лучше уйти сейчас, — Молли коснулась ее щеки. — Не волнуйся, дорогая, Северус лучше, чем многие считают. Он гораздо лучше, чем сам о себе думает большую часть времени. Ты не пожалеешь, если дашь ему шанс. Молли Уизли вышла из комнаты, не произнеся больше ни слова, оставив девочку на несколько минут в одиночестве.___________________________
Следующим человеком, вошедшим в комнату, был жених. Его рост поражал, волосы темной расцветки и лицо немного несовершенно. Казалось, он словно исторический герой из сказки, в которой она предавала свою любовь еще с детства. Его кожа была безжизненно бледной, словно смерть поджидала на каждом шагу, а волосы и глаза черные, словно эбеновое дерево. Взгляд его, направленный на нее, был полон напряжения, словно он стремился к безупречности так же, как и она. И тем не менее приближение его вызвало в ней неясное ощущение холода, словно зимний мороз пробежал по ее спине, точно как на уроке интенсивного занятия. Она села, осторожно натянув простыню до шеи. — Мисс… Гермиона, мы должны сделать это сегодня вечером, — он очень внимательно изучал что-то на полу, — Но нам не обязательно делать это снова, если вы этого не хотите. — Нет, то есть… да, то есть… я даже не знаю, что я имею в виду, всё это внезапно, понимаешь? — сказала она, пытаясь найти подходящие слова. — Как вам будет угодно, — он пожал плечами, затем на мгновение задумался. — Я могу наложить заклятие, если вы этого пожелаете, хотя у меня сейчас нет палочки. Она выглядела озадаченной. — Чтобы сделать мою персону несколько менее отталкивающей… — объяснил он, его голос был таким же шелковистым, как всегда. — Это оскорбительно, — с гневом проговорила Гермиона и наклонилась вперед, забывая о простыне. Одна из ее грудей выскользнула из-под целомудренного покрывала. На лице Северуса Снейпа было непроницаемое выражение. — С кем? — С нами обоими, не обращай внимания на саму идею брака, — прошипела она. Профессор Снейп на мгновение удивленно повернулся к ней. — Хорошо, значит, вы отказываетесь теперь? — он протянул руку и легонько коснулся ее пальцев. — Нет, — решительно произнесла она, высвобождая свою ладонь из его рук. — Моя жена, — спокойно произнес он, как будто это был пароль для доступа в гостиную. — Да, — ответила она, соглашаясь с ним. Он отошел от кровати и начал раздеваться, медленно расстегивая длинный ряд черных пуговиц, простирающийся от воротника. Должно быть, у нее был испуганный вид, потому что он остановился после третьей пуговицы. — Я, наверное, мог бы остаться в основном одетым, но предупреждаю, это будет немного неудобно, — сказал он, указывая на свою объемную одежду. — Нет, если я голая, ты тоже должен быть голым. Все по-честному, — медленно произнесла она. Северус Снейп едва не застонал. — Теперь я вижу, что обречен страдать от гриффиндорской логики даже в спальне. — Хм, — был ее единственный ответ. — Я никогда не осмеливался раскрывать перед кем-то всё то, что Темный Лорд сделал со мной, — резко сказал он. Теперь, не обращая внимания на то, что она раздета, девушка подползла к нему на четвереньках. — Покажи мне, — сказала она. — Почему ты хочешь это увидеть? — он спросил. — Я сомневаюсь, что кто-либо еще знает, что произошло между нами, кроме того, что мы муж и жена, — она гневно произнесла, словно они не были на свадьбе, словно она не провела весь день на его уроке, где он отнял тридцать баллов с Гриффиндора за «неспособность мисс Грейнджер уберечь свои волосы от попадания в котел». С ее точки зрения, он поклялся своей жизнью защищать ее, и самое меньшее, что она могла сделать, — это сослаться на правах жены заботиться о нем. — Хорошо, но я тебя предупреждал, — решительно сказал он. Он затратил немало времени на то, чтобы раздеться. Гермиона насчитала четыре слоя одежды и сотни маленьких черных пуговиц. Она не могла не признать, что это был мучительный и страшный стриптиз, но в то же время есть в этом что-то эротическое. Он оказался более мускулистым и худощавым, чем она когда-либо представляла себе, словно у него был скелет мужчины большего роста, покрытый тонким слоем плоти меньшего размера. Его широкие плечи поразили ее, и его ребра были явно видны. После этого она никогда не видела его прежним, отчасти потому, что шрамы от проклятия пересекали его обнаженную грудь, как следы на карте, а отчасти потому, что, раздеваясь, он наклонял голову, так что его черные волосы закрывали лицо, как занавес. Он избегал ее взгляда. В этот момент она постепенно начала любить его. Он боялся, что Гермиона подумает о нем. Было странно ощущать тошноту и возбуждение одновременно. Только тогда ей пришло в голову заглянуть ему между ног. Ох. Ее первой мыслью было, что у Виктора эрекция была гораздо более фиолетовой. Эрекция профессора Снейпа была такого же ярко-красного цвета, как его лицо, когда Невилл разлил еще один котел. Она показалась длиннее, если не толще, чем у Виктора. Виктор был ее единственным основанием для сравнения. Она надеялась, что он не причинит ей вреда. Казалось, большую часть времени он не обращал внимания на чувства других людей. Она вновь смотрела на отметины, пересекающие его торс. — Ужасно, не так ли? — спросил он. — Все, что я могу сказать, будет либо притворным, либо безвкусным, — ответила она, вдруг остро осознав, что они оба обнажены и находятся на расстоянии всего двух футов друг от друга. — Ты раньше не позволяла этому останавливать тебя, — сказал он, присаживаясь на край кровати спиной к ней. Шрамы пересекли и его бледную спину. — Я не собираюсь откликаться на это, — фыркнула она. В ходе этого обмена репликами девушка начала понемногу понимать его. Она осознала, что в чем-то он, возможно, не сильно отличается от ее друзей. Каким был бы Рон, если бы он провел двадцать лет в качестве двойного агента, а его жизнь постоянно подвергалась опасности со всех сторон? Скорее всего, так же плохо, как Северус Снейп, что было странной мыслью. Основные различия между ним и мальчиком заключались в степени, а не в доброте. В основном он был хвастуном. Она почувствовала некую симпатию к нему. — Итак… Гермиона, теперь, когда ты убедилась, что я опустился на ступеньку ниже, я повторю свое предложение использовать гламур, — прошептал он. Она перебрала в уме дюжину аргументов, но каждый из них содержал некоторые двусмысленности, которыми он мог воспользоваться. В конце концов, она решила быть прямолинейной. — И я повторю свой отказ: нет, спасибо. Если ты в моей постели, я должна видеть твое лицо. — Поступай как знаешь, — сказал он, все еще отвернувшись к стене. — Мы не можем продолжать это бесконечно, как смешно бы это ни звучало… Мы должны завершить заклинание. — Я понимаю, — глупо сказала она, ожидая, что последует какой-нибудь резкий ответ, но не дождалась. Вместо этого он покашлял. — У меня есть два варианта для тебя. Я могу это сделать быстро или сделать это приятно. Но я не могу одновременно заботиться о том и о другом. Выбор за тобой. — Я предпочла бы, чтобы это было приятно, спасибо. Кроме того, что бы ни случилось сегодня вечером, это становится как бы прецедентом, не находишь? — сказала она, стараясь быть беззаботной. — Так и поступлю, — сказал он, все еще отвернутый от нее. Он медленно повернулся к ней и окинул взглядом ее тело с ног до головы. — Что думаешь? — спросила она. Хотя у нее не было множества опыта, она различала страсть в его взгляде. — У тебя маленькая грудь, и ты пугающе худая, — сказал он, но его слова казались лишенными веса. Его голос прозвучал отдаленным, когда он медленно провел пальцем по ее икре. — Без сомнения, это будет сродни конгрессу с метлой. — Комета или Чистомет? — парировала она. Он ответил ей смешком. Она не ожидала того, что последовало после этих слов. Сначала все, что он делал, это касался руками самых безобидных частей ее тела: лица, рук, нежной кожи прямо под пупком. Она вздрагивала, наслаждаясь каждым медленным прикосновением. Он продолжал прикасаться к ней, и ее напряженное тело становилось все более податливым под его руками. Не сводя глаз с нее, он мягко гладил ее ноги. Его ласковые касания скользили по внутренней стороне бедер, близко не приближаясь к ее лону. Она почти забилась в конвульсии, и его стон в ответ только усиливал ее удовольствие. Она наслаждалась знанием, что может его возбудить, и мгновенно раздвинула ноги в ответ. Он намеренно решил дать ей гораздо меньше, чем она хотела, проведя одним белым пальцем по ложбинке, где сходились ее половые губы, едва касаясь. Она выгнула спину против своей воли. Извиваясь. Мучитель манил ее, нежно гладя, но не прямо касаясь ее клитора. Парализованная между желанием и страхом, она жаждала, чтобы он коснулся того места, где она ожидала наибольшего удовольствия. Нерешительно, почти нежно, он просунул один палец между ее ног; раздался отчетливый влажный звук, когда он извлек его. — Я верю, — его глубокий, ровный голос на этот раз прозвучал сдавленно и отрывисто. — Теперь я верю, что ты готова. — Я хочу тебя, — она с трудом выдохнула. — Я хочу, чтобы ты… сделал… это. — Если ты хочешь меня, попроси меня. Ты знаешь мое имя, девочка, скажи это. Произнеси мое имя, — приказал он. Она думала, что с трудом справится с этим. — Северус, войди в меня, пожалуйста. Северус. — Твое желание для меня закон, дорогая, — сказал он. Если в его тоне был насмешливый намек, она не заметила его. И внезапно, в одно мгновение, он оказался в ней. Она совершила ошибку — он уже не был мальчиком, даже не был похож на Виктора, он представлял собой сильного взрослого волшебника. У него было гораздо меньше самомнения, чем она предполагала. Это было, как будто она снова была одиннадцатилетней девочкой, когда он перед кабинетом зелий, устало просил ее: «Пожалуйста, позвольте кому-нибудь другому ответить на вопрос для разнообразия, мисс Грейнджер». Она чувствовала смесь возбуждения и ужаса, осознавая свое уязвимое положение. Она могла быть умной. Она могла быть смелой, но она не была ему равной, и они оба это знали. Она почувствовала едва уловимый привкус спиртного в его дыхании. — Уби… ту… Гаюс, — заикаясь, произнесла она, пораженная тем, что вообще может дышать. Почему-то это было намного острее, чем проникновение Виктора Крама. Как будто она снова теряла девственность. — Ты способна на большее, — простонал он, продолжая двигаться. — Уби ту… — начала она снова. — Сверху, — грубо произнес он, удерживаясь внутри нее даже при смене поз. Вот это было волшебство, подумала она. — Сядь, — приказал он сквозь стиснутые зубы. Ее сознание начинало проясняться, позволяя ей сконцентрироваться и произнести слова: — Уби ту Гаюс, Эго Гайя. Она начала двигаться инстинктивно. — Уби ту Гайс, Эго Гайя, — повторила она. Гермиона не нуждалась в его словах, чтобы понять, что он ощущает. С его губ сорвался глухой стон, покраснели лицо и щеки, а силуэт стал более напряженным и возбужденным. Внезапно она почувствовала непреодолимый толчок, смешение эмоций, которые перестали быть просто эмоциями, приближаясь к истинному состоянию существования. Они потоком охватили ее, проникли в самое глубокое ее «я», превратившись в странный мир, который оказался более мрачным и искусительным, чем она когда-либо себе представляла. Это было словно разум, наполненный горьким шоколадом. — Огонь, — пробормотал он, запрокинув голову и глубоко дыша, когда просунул руку между ними, чтобы прикоснуться к ее клитору. Она чуть не остановилась, чтобы поспорить с ним, пока не сообразила, что если его сила для нее — шоколад, то, возможно, она для него — огонь. Поглаживание его руки, казалось, сдерживало ее язык. Ее тело начало напрягаться само по себе, и она ощутила нечто совершенно новое, похожее на то, когда на нее наехал автобус «Найт». Без предупреждения он снова оказался над ней, дрожа, его дыхание было прерывистым. Она почувствовала, как он изливается, заполняя своей теплой жидкостью. Он рухнул рядом с ней, тяжело дыша, словно заложник, ожидающий расстрел. Она положила голову на его грудь, будто желая услышать, как бьется его сердце, не обращая внимания на его настороженный взгляд. — Ты спрашивал раньше о будущем, — она не смогла придумать более подходящего термина… соединения. — Я думаю, мне бы это очень понравилось. — Я с радостью обеспечу вас всем, чем нужно, вы должны только попросить. Но в данный момент, — он потер лицо обеими руками, — традиция требует, чтобы мы появились перед нашими гостями. — О, — вздохнула она. — Я забыла о них. Впервые за семь лет, что она знала Северуса Снейпа, он рассмеялся.___________________________
Рон Уизли и Невилл Лонгботтом сидели мрачно по бокам от Ремуса Люпина, наблюдая, как две волшебные палочки лежат на крошечной кровати в переполненной комнате. Черная палочка заметно завибрировала на шафрановых простынях, когда более бледная и маленькая палочка скользнула вниз по ее длине. Невилл тревожно облизнул губы, а Рон сжал зубы, подавив стон, и воображая себя на месте Снейпа. Ритмичные движения палочек были очевидны. Рон неудержимо подпрыгивал на колене, даже когда Люпин осторожно удерживал его за шею. Он взглянул на Невилла, который выглядел, как будто скоро снова зарыдает. Он наблюдал, как черная палочка (это, кажется, было эбеновое дерево) словно настигла палочку Гермионы из лозы винограда и активно работала над ней. Он мог поклясться, что видел искры. Чертов ублюдок. — Оставьте, парни, — тихо сказал Люпин. — Это уже не исправить. Всегда есть новая жизнь. Дамблдор встал перед ними, загораживая вид на маленькую кровать. — Вы, молодые люди, очевидно, нуждаетесь в большем количестве торта, — серьезно сказал он. — Поверьте, когда я говорю, что Гермиона сделала верный выбор в такой ситуации, значит, так и есть. Вы же не хотите, чтобы она чувствовала себя виноватой в том, что кто-то из вас пострадал, защищая ее? — Но, сэр, — начал Невилл. — Мне интересно, почему никто не доверяет Гермионе о себе позаботиться, — угрюмо сказал Рон. — Она уже раньше сталкивалась с тёмными волшебниками. Дамблдор посмотрел сквозь очки на рыжеволосого юношу. — Вы готовы пойти на такой риск, Рон? Люциус Малфой — могущественный волшебник. Он убил уже многих, и несмотря на то, что Гермиона — удивительная волшебница для своего возраста, она всё еще очень молода. Стоит ли её жизнь того, чтобы увидеть, как он оказывает своё влияние на неё?» Рон склонил голову. — Вы никогда не задумывались над тем, что я просто хочу, чтобы она была свободна? — Возьмите еще кусочек, джентльмены, — приказал Дамблдор. — Ты тоже, Ремус. Некоторые вещи не поддаются изменению, Рон, — добавил он, бросив на мальчика многозначительный взгляд.___________________________
Прижавшись к Северусу в мантии слизеринского зеленого цвета, она была представлена залу. — Позвольте представить мою жену, Гермиону Снейп, — громко сказал Северус, его лицо оставалось непроницаемым. Это был настоящий сюрприз. Было очевидно, что существовало еще множество тайн, которые ей предстояло раскрыть о мастере зелий. О ее муже. В ее груди внезапно закипело от непонятного беспокойства. Ожидаемая реакция зала была поистине сюрреалистична. Она не была уверена, почему мистер Филч первым подошел к ней и благоговейно поцеловал ей руку.