Партийные записки

*** (Рейнхард Гейдрих) Рейнхард задумчиво смотрит на своего шефа уже полчаса. Как ни странно, видимо, Генрих настолько увлечен тем, что он читает, что этого внимательного взгляда совершенно не замечает. Гиммлер сидит за своим рабочим столом, перед ним лежит планшет, на котором он и читает. Рейнхард сидит напротив, но через всю комнату, поскольку диван стоит именно там. Гейдрих недолюбливал садиться напротив: стул с другой стороны стола чуть ниже. Тактический ход, воистину гениальный: пришедший к Генриху таким образом оказывался не только напротив него — предполагая некую оппозицию, противостояние, но и сидел ниже, вот и получалось, что Гиммлер над ним немного возвышался. Народ ставило на место так просто отлично, но вот незадача: это значило, что рядом с Генрихом Рейнхард может или стоять — или сидеть на диване в другом конце кабинета. Откуда тоже можно отлично его рассматривать, так что… Сойдет. Гейдрих лишь чуть хмурится. Встаёт. Шагает ближе. Громко, чтобы Генрих услышал. Один шаг. Пауза. Второй. — Что случилось? — не отрывая головы от планшета спрашивает Генрих. — Ничего, — Рейнхард наклоняет голову. — Ничего нового, оно подтолкнуло меня подумать о старом. Вот теперь Генрих заинтересован и поднимает голову. Поправляет очки и выгибает одну бровь, как бы подталкивает продолжать. Гейдрих лишь ближе подходит, обходит его стол, медленно скользя рукой по столешнице. Останавливается за его спиной. — Как думаешь, — они на «ты», когда никто не слышит. Рейнхарду иногда оно претит, с другой стороны… Сейчас он качает головой. — Как думаешь, Шелленбергу так ничего и не будет? Генрих хмыкает. — Публично, да. Но из партии его не выгонят. — Публично? — вот теперь Рейнхард не понимает. — Его кем только сейчас не зовут, — Генрих берет в руки планшет и показывает, — кто просто козлом, кто голубым бабником, как они это вообще придумали, конечно, интересный вопрос. — Снова смешок. — Романов ему приписали, ты только посмотри. Рейнхарду, често говоря, все равно. Но под предлогом «почитать» он наклоняется вперёд и кладет руки на спинку стула Генриха. Знал бы тот, о чем не первый день думал Гейдрих… впрочем, может, вот-вот и узнает. Рейнхард сомневается, что сможет молчать и дальше. Если только он прав, верно замечал знаки… если же нет — ничего не скажет. Но надеяться можно. — … зовёт его «ценным кадром партии», — рассказывает дальше Генрих. — Ты меня не слушаешь. Рейнхард рассеяно улыбается и кивает. — Да так, задумался. — Пожимает плечами. — Как думаешь, только ему так повезло, потому что, ахем, ты знаешь, что не любовника он прятал? — Хм? — Например, если бы с любовником поймали кого-то другого? Его бы исключили из партии? Генрих задумывается. Рейнхард медленно приподнимает одну ладонь со спинки стула и перекладывает её на плечо — любимого — шефа. — Думаю, смотря кого, — наконец, решает Генрих. — Например тебя, — предлагает Рейнхард и перекладывает и вторую руку. Генрих хохочет. Коротко и почти сразу прячет улыбку в кулак. — Почему именно меня? — Для примера, — невозмутимо настаивает Рейнхард. Он ждёт какой-то реакции, любого комментария, как к этой теме по-настоящему относится Генрих. «Как положено» он и так знает. «Как положено» Гиммлер гомосексуализм осуждает. — Думаю, меня бы тоже назвали «ценным кадром», — говорит Генрих. И все. Не отрицает ничего, не добавляет. Мол, назвали бы, было бы так. Рейнхард улыбается уголком губ и плавно ведёт руками по плечам Генриха. — А меня? — Тебя могли бы уволить, — быстро замечает Генрих. — Но… Хм? Гейдрих такое тихое «но» едва услышал, но заметил ведь! — Но? — настаивает Рейнхард и чуть сжимает чужие плечи. Генрих жмурится, но все же приоткрывает глаза и оборачивается. Смотрит на Рейнхарда долго и задумчиво. А потом отворачивается и очень криво усмехается. — Только я бы за тобой ушел, поэтому бессмысленно как-то получается. О. Рейнхард наклоняется и берет Генриха за подбородок, поворачивает к себе лицом, вынуждая заглянуть в глаза. Конечно, такое нельзя считать признанием, но Рейнхард в нем ничего другого прочитать не может. Поэтому он — наконец! — позволяет себе закрыть глаза и мягко целует Генриха в губы. Тот замирает. Гейдрих сразу отстраняется, нет, да не ошибся он, нет! Генрих странно на него смотрит. Но снимает очки, кладет их на стол, обнимает Рейнхарда за шею и осторожно целует. Дверь хлопает, внутрь заваливаются какие-то люди. Щелкает вспышка. *** Шеф партии бегает по своему офису разъяренной фурией. — Вы уже видели, — делает самый логичный вывод только что вошедший Йозеф. На что получает вой и бессвязные крики вместо ответа. Он разбирает разве что «поголовно». — Наши рейтинги не так уж и плохи, — спокойно говорит Йозеф и садится в кресло. Шеф замирает и оборачивается. — В смысле? Как?! Йозеф разводит руками. — Консервативным не понравилось, но к нам примкнула молодежь и часть либералов среднего возраста. — Боже, только не они… — Зачем сразу так? Голоса есть голоса, — Йозеф достает планшет и открывает результаты недавнего предварительного опроса. — Вы только посмотрите. Мы приобрели даже больше, чем потеряли. Хотя, стоит признать, мы потеряли привычный электорат. Шеф немного успокаивается, но планшет из рук Йозефа выхватывает. — Придется немного поменять слоганы, может, даже пару плакатов. Подправим идеологию, ничего важного, всего лишь красивая обертка для нового электората. Хм, даже забавно, как я сам раньше до этого не додумался… Шеф рассеяно кивает и плюхается в другое кресло. Шарит по внутренним карманам пиджака и достает скрученную заначку. Курить в здании запрещено, но только не главе партии. Не нравится ему, как задумчиво смотрит на него Йозеф. — Вам, может, даже стоит курить в форточку. По выражению лица не скажешь: шутит или нет. — Или даже на улице. Что именно вы курите- — По наши головы только наркоконтроля не хватало! — Оно ведь законное, — флегматично отмахивается Йозеф. — На грани легального, — морщится шеф и затягивается. — Зато к вам потянутся либералы. Вы перестанете быть «идеальным главой одной из старейших партий ФРГ». Шеф морщится. — А оно нам нужно? Может, я это, лучше?.. Как они там пишут? «Зеленой партии на выборах противостоит голубая»? — «Партия голубых», да, как остроумно, — хмыкает Йозеф. «Как я сам до этого не додумался» он на этот раз так и не добавит.