Два развода и один слон.

Уже 10 месяцев Юнги официально разведённый человек. Дважды. Он вполне себе неплохо живёт. Бизнес процветает, тело и разум крепнут, через 2 дня случится официальное открытие его фонда и детского центра. В жизни Юнги не так много глобальных изменений. В тумбе у кровати появилась коробочка с двумя ненужными обручальными кольцами. Картина с ёлками и лыжами вернулась на своё законное место в спальню. В комнате, которая когда-то была настоящей мастерской, организовалось что-то вроде места для отдыха: появились полки с книгами, проигрыватель с пластинками, аквариум с пираньей и множество растений, расставленных вдоль стен. Предводительствовал в этом ботаническом строю старый-добрый друг, фикус Тони. А его безмолвным помощником служил смешной фиолетовый слон с непропорциональными ушами и кривоватым хоботом, поселившейся на ПМЖ на огромном семиместном диване. Во всех остальных аспектах Юнги всё тот же человек, что и был 10 месяцев тому назад: хороший бизнесмен, неплохой друг, ужасный муж и вполне себе счастливый человек. Привычная, такая понятная жизнь, кропотливо выстроенная на обломках прошлого. Удивительно, что с нами делает время. Оно не лечит, нет. У него волшебство другого свойства: время притупляет остроту. Остроту воспоминаний, остроту чувств и желаний, словно накидывает полупрозрачную вуаль забвения на то, что резало тебя слишком глубоко. Но даже эта вуаль не в состоянии убрать навсегда причину твоих ран. Волшебный фокус происходит, но будто не до конца. И периодически, когда в груди скребёт особенно изощрённо, вуаль приподнимается, с издёвкой доказывая - ты всё ещё помнишь. Ты ничего не забыл. А Юнги, такому рациональному, очень хотелось бы не помнить. Не забыть, а не помнить, не иметь изначальных воспоминаний. И тогда, возможно… Возможно. Юнги не любил Вегас за то, что у него там всё и всегда шло не по плану. Срывались договорённости, происходили внеплановые изменения в сделках, навсегда уходили люди. Да, он однозначно не любил Вегас. А тот, видимо, от всей души отвечал ему взаимностью. В тот день, едва утихла буря первой волны гнева, Рыбка, внезапно остановившись, потребовала общий сбор в своём номере через час. Юнги, конечно же, всех собрал. И себя, как смог, тоже собрал и привёл в порядок. Но каким-то внутренним чутьём, сработавшим почти на автомате, он понимал, что хорошего ему ждать не стоит. Они своей разношёрстной толпой заняли в номере почти все пригодные для сидения поверхности. Всё, что сказала ему Рыбка, едва он занял место - это сухое, раздажённое «Рассказывай», и отвернулась к окну, сжав руки, лежавшие на коленях, в кулаки. - Зачем нам столько людей для этого разговора? - устало спросил Юнги, потирая заросшее щетиной лицо. - Потому что эти люди стали свидетелями части того, чего я не помню. А мне нужна уверенность в том, как всё было. Мин вздохнул. На самом деле, очень глупо было надеяться на другую реакцию. Когда утром Юнги разлепил глаза и обнаружил около себя свою обнажённую бывшую-нынешнюю жену, он запаниковал. Воспоминания, по мере пробуждения, возвращались к нему рваными кадрами, постепенно складываясь в стройную картину произошедшего. Он чуть не заскулил от шока и злости на себя, чуть не сбежал трусливо из номера, но всё же лежал на месте, против воли воображая, что Рыбка, возможно, посмотрит утром на его помятую физиономию и махнёт на всё рукой: мол, ладно уж, раз мы так часто женимся, то на адвокатах по разводам разоримся, так что давай всё оставим. Глупо, очень глупо, Юнги это знал. Но когда тот, кто любит, отличался большим умом? Если честно, его рассказ не получился каким-то уж очень большим. Они пили. Много, долго, с каким-то особенным чувством отдачи. И говорили по душам, бесконечно. Юнги, понявший, что пьян уже совсем на грани критической точки, каким-то образом проморгал тот момент, когда Лана со своей неустойчивостью к алкоголю и полётным весом перевалила далеко за все свои нормы. Есть люди, которые в алкогольном бреду, становятся тихими и спокойными. Есть те, кто ударяется в философию и рассуждения о жизни. Есть те, кто сразу засыпает. А есть Рыбка. В ней под градусам просыпалась такая кипучая, неостановимая энергия, что, направь её в мирное русло, можно было бы за сутки отгрохать второй Лас-Вегас. За всё время их знакомства она так напивалась только трижды, и всё эти три раза они с Юнги либо просыпались в другом городе, либо оказывались обладателями какой-то абсурдно дорогой вещи. В прошлый раз они обнаружили себя владельцами фермы, от которой потом долго и мучительно избавлялись. И вот, на четвёртый раз, снова стали мужем и женой. Юнги очень смутно помнил, как они, купив в баре бутылку шампанского, пошли гулять по Вегасу. Но помнил, как с ними несколько раз фотографировались туристы. Как кто-то из них, осмотрев его чёрный костюм и её белое платье, сообщил, что в такой одежде только жениться, а не впустую разгуливать по улицам. Как у Ланы внезапно загорелись глаза и она потащила его куда-то, смешно перебирая своими не очень устойчивыми аккуратными стройными ножками. И да, всё дальнейшее произошло, по сути, потому, что она затащила его в эту смешную церковь с Элвисом в розовом костюме вместо священника. Когда кольца были надеты а клятвы произнесены, Юнги уже понимал своими изрядно нетрезвыми мозгами, что это была огромная ошибка. Что он не должен был так поступать. Что Рыбку нужно было остановить, сказать нет, увести, проявить благородство. Но он был пьян и слаб. И, глядя в огромные, чуть влажные серые глаза, слушая её странные аргументы, просто не смог отказать. - Это судьба, Мин Юнги. Понимаешь? Судьба. Даже незнакомые люди всё понимают. - Ты уверена, Рыбка? Мне кажется, мы слишком пьяны. - Ты может и пьян, а вот я трезвая как… как… кенгуру! - Почему кенгуру? - опешил Мин. - Потому что кенгуру не пьют и больно бьют тех, кто их раздражает вопросами, - с трудом проговорила Рыбка. Юнги не сильно помнил, как именно они добрались до номера. И что было после того, как они поели пиццы - может, ещё разговоры, а может сразу брачная ночь. Одно он помнил очень хорошо. Он помнил, как плакала Рыбка после бара, когда они сидели в каком-то скверике. Плакала и впервые за все годы рассказывала ему о том, как больно ей было от потери ребёнка и его, Юнги, кажущегося безразличия. Как болело её сердце, видя, что он отказывается от своей мечты. Как она погружалась в чувство одиночества с каждым годом их брака. Юнги помнил, как с каждым новом словом разрывалось на маленькие части его сердце: от любви, от чувства вины, от до сих пор до конца не пережитой потери. Помнил, но не мог это рассказать. Ни ей, ни всем остальным. Он помнил ночь и как любил её. Не торопясь, аккуратно, стараясь вылить через свою нежность те чувства, что испытывал к этой женщине. Он целовал пальчики на её руках, трепетный изгиб колена и крупный шрам внизу живота, оставшийся после операции в самый страшный день их жизни. Юнги ненавидел себя и любил её. Снова. Как и все эти годы. И цикл этой ненависти-любви, казалось, замкнулся. - Замолчи, - услышал он хрип от окна, когда рассказ уже почти закончился. - Пожалуйста, замолчи. - Рыбка!.. - прошептал Юнги, поднимаясь со своего места и собираюсь кинуться в сторону той, которая снова плакала из-за него. - Не нужно, Юнги. Прошу тебя, ничего не делай. Он замер на секунду и вернулся на своё место под пристальными, сочувствующими взглядами друзей, которые молча разделяли с ними всё происходящее. - Чонгукк-и, - проговорила Рыбка после небольшой паузы, - это снова развод или можно аннулировать? Сердце Юнги сделало кульбит, прокатившись от горла к животу, и тревожно замерло где-то внизу, смиряясь. Он ведь знал, что так и будет. Почему тогда эти слёзы в глазах? Чонгук, переведя взгляд со спины Ланы на Юнги, дождался, когда тот кивнёт согласно, и ответил: - Думаю, можно попробовать аннулировать. Я узнаю сегодня и скажу вам точно. - Спасибо. - Послушай, Рыбка, - начал Намджун осторожно. - Нет, Джунн-и, нет. Не говори ничего. На этот раз можете винить меня. Я просто не хочу так. Не смогу. Это не брак, это пьяный порыв двух людей, которые много лет причиняли друг другу боль, но так и не смогли до конца отпустить друг друга. Лана развернулась и посмотрела на Юнги глазами, полными слёз. Она немного улыбалась несмотря ни на что. - Юн, - начала она тихо, - ты ведь знаешь, что мы не сможем. Между нами столько всего, что прошедший день, каким бы замечательным он ни был, не склеит то, что мы разрушали годами. Это просто убьёт нас, оттянет неизбежное ещё на пару лет. Я не смогу. Забыть, отпустить, оставить всё в прошлом вот так, просто потому что нас поженил Элвис. Не смогу. - Я знаю, Рыбка. Успокойся и не плачь, пожалуйста. Делай всё так, как считаешь нужным и правильным. Юнги всё же подошёл к ней и обнял, крепко и сильно, позволяя уткнуться себе в грудь и выплакать всю нервотрепку пережитых суток. В конце концов, в эти оставшиеся ему часы она всё ещё была его женой. А значит Мин имел хоть и призрачное, но право, на обычное супружеское объятие. Лана не сопротивлялась знакомым тёплым рукам, укрывшим её от всего мира. Она всхлипывала в знакомое, вкусно пахнущее плечо, слушала, как прерывисто бъётся чужое сердце и не могла отделаться от мысли, что совершает огромную, непоправимую ошибку. Ей просто хотелось стоять вот так, не принимая больше никаких решений, не делать никаких шагов и наслаждаться человеком, гладившим своими ладонями её чуть подрагивающую спину. - Значит так, - отчеканил вдруг Джин и все вздрогнули, - мне это надоело. Тебе, русалочка ты наша, этот развод зачем, а? Он тебе что даст? Свободу твою мнимую? Если она тебе так нужна, то почему ты даже будучи нетрезвой и полностью свободной в своём выборе решила не бежать от него куда подальше, а тащить в церковь жениться!? - Дорогой, успокойся, пож… - Нееет, Джунн-и, отпусти, я всё равно это скажу! Мы устали смотреть на вас таких, вы это понимаете? Понятия не имею, что вы там друг другу рассказываете, когда пытаетесь убедить самих себя и окружающих, что вам по отдельности лучше, но спешу вас расстроить: никто никого так и не разлюбил. Вы, придурки, как любили друг друга так и любите. Да у вас рожи расправляются в человеческие только когда вы друг до друга дотрагиваетесь!! - Хён, давай мы это… - Убери свои руки, Чонгукк-и! Я не закончил! Ладно, ладно, я ещё понимаю, зачем был нужен первый развод. Тебе надо было в себя придти и окончателно во всём разобраться, этому недоделанному урок нужно было преподать. Я всё понимаю, правда! Но я, блядь, просто НЕ понимаю, как сейчас, когда у вас есть такой редкий шанс быть с по настоящему любимым человеком, одна как умалишённая снова убегает, а второй - просто отпускает, как баран. - Сокджин-и, это переб… - Чимин, немедленно отойди, я договорю! Скажи нам, дорогой наш расчётливый бизнесмен Мин Юнги, а ты чего так просто соглашаешься на всё, а? Ну ладно первый раз протупил. Тебе даже полезно было. Сейчас-то что? Благородство в жопе по самые гланды? Ещё пострадать захотелось? Ты ж когда на неё смотришь, слюной захлёбываешься и слезами умиления. Хосок, улыбку с лица убрал!! - Джин перевёл дыхание, распрямил плечи и оглядел всех холодным, решительным взглядом. - Так вот, дорогие мои друзья. Хотите разводиться - разводитесь. Флаг вам в руки. Но меня в своих делишках можете больше не использовать. Никаких звонков мне, чтобы узнать, кто там и как себя чувствует. Никаких уточнений. Просьб проведать, помочь установить контакт. Больше ничего этого! Разбирайтесь сами со своим этим идиотизмом. Джин-хён умывает руки. Намджун, кстати, тоже их умывает. - Но любимый, я ведь… - замычал Джун. - Я. СКАЗАЛ. НАМДЖУН. УМЫВАЕТ. РУКИ. Джин тяжело Дышал, Намджун обречённо кивал головой, выражая вынужденное согласие. Злой Джин - это человек, которого искренне, изо всех сил боялись они все. Впадая в это состояние, Сокджин не выбирал слов, не стеснялся действий и молниеносно принимал решения, которых потом придерживался до самого конца. Довести его до такого состояния было крайне сложно, но если ты его доводил - для тебя открывались ворота в ад с самыми изощрёнными мучениями и местью. Юнги и Лана стояли в стороне испуганно, по-прежнему обнимаясь. Юн против воли прижал её к себе посильнее, чуть прикрывая половиной своего тела, а Лана вжалась в него крепче, обхватив спину руками. Тела интуитивно делали то, что головы отказывались принимать. - Джинн-и, всё не так просто, как ты описываешь. - начала было Рыбка, выглядывая из-за плеча Юнги, но не отходя ни на шаг. - Ага, ага, да, я ж тупой. И слепой. Всё так сложно, что ты прямой сейчас продолжаешь стоять, приклеившись к нему намертво и именно за его спиной прячась от меня. А он так на всё согласен, что стоит и упорно тебя собой закрывает. Это всё от того, что у вас непросто и непонятно. Ясно. Я учту. Так, все, кроме этой сложной, никому непонятной пары, подняли свои задницы и пошли со мной в бар. Рыбка и Юнги, осознав сказанное, отпрыгнули друг от друга, а остальная толпа, тяжело вздыхая, подчинилась суровым указаниям. Секунды топота ног, хлопок входной двери и они снова оказались один-на-один. - Ты… Ты правда хочешь развестись, Рыбка? - Юнги не знал, зачем уточняет и с чего вдруг ему понадобилось целых два раза слышать слова, которые разрывали ему сердце. - Юнн-и, я… Я не знаю, - он вскинул голову, впиваясь взглядом в её растерянные, какие-то по-детски непонимающие глаза. - Но считаю, что это всё неправильно, понимаешь? Это не должно происходить вот так. Я не хочу ничего не помнить, не хочу не понимать свою мотивацию такого поступка, я не… Я не хочу чувствовать себя снова лишней во всём том, что со мной происходит. - Хмм.. - пожевал губы Юнги, пытаясь переварить каждое слово, понять каждую интонацию, принять её образ мыслей. - Хорошо, согласен. Разводимся. - Спасибо тебе, Юн-и, - тихо проговорила Лана, полуоблегчённо, полуразочаровано. - Но у меня будет одно условие… *** Мелодию на будильнике срочно нужно менять. Срочно. Музыка такая раздражающая, что вскакиваешь мгновенно, от стресса и микроинсульта, полученных ещё до полного пробуждения. Хотя… может это и есть рецепт успешного будильника: музыка, напоминающая саундтрек к документалке про преисподнюю? Лана выползла из кровати, расправив футболку, заменявшую ей пижаму, с огромным трудом умылась и почистила зубы и поплелась в сторону кухни. Нужен был кофе. И тост с творожным сыром. И солнечные кусочки спелого, ароматного манго. Лана может убить, если утром не поест как следует. Так что кухня - место, где планета в буквальном смысле каждое утро спасается от новой угрозы. Босым ногам было чуть прохладно и Лана приподнялась на цыпочки, чтобы не морозить всю ногу сразу. Из-за этого её шаги стали совсем неслышными, а со стороны казалось, что она кралась куда-то, тихо и бесшумно, как кошка. И улыбалась. Давно забытое чувство того, что у неё есть близкий человек, который сейчас находится где-то в одной с ней квартире и, возможно, занят работой, приятно грело изнутри, заставляя почти безостановочно улыбаться. Да, она дважды разведена, но не одинока. Кухонный островок, блестевший хромированным боком кофеварки, встретил её запахом кофе, и Лана бложенно сощурилась, подставляя под причудливый агрегат кружку и нажимая нужные кнопки. Нетерпеливо подпрыгивая и то и дело задирая ногу, чтобы погреть её о свои же икры, она гипнотизировала глазами кофеварку. Жаркая, удушающая волна неожиданных и непрошенных воспоминаний накрыла её внезапно, поглощая собой и затапливая щёки и шею красным, густым румянцем. Юнги наклоняется к ней и целует долго, томно, смакуя каждую секунду. Он подхватывает её губы, мягко посасывая, и проникает языком, лаская нёбо. Лана издаёт стон, откидывая голову и давая доступ к своей шее. Уголком сознания ощущает его усмешку на своей разгорячённой коже, но он тут же сбивает возрастающее возмущение, проводя языком по самым чувствительным местам, лаская кожу, не давая возможности убежать от охватывающего жара. Когда Юн, нежно касаясь прохладными пальцами, приподнимает её кофту и пробирается к груди, Лана вздрагивает, ощущая, как возбуждение затапливает её изнутри, оседая приятной тяжестью внутри живота. Бельё промокает моментально, заставляя нетерпеливо заёрзать на месте. Юнги понимающе смотрит, изучая её лицо, и произносит своим сексуальным голосом: - На спину или на колени? - На колени, - еле выговаривает Лана. Сильные руки подхватывают её за талию, усаживая себе на бёдра, располагая лицом к лицу. Одежда летит в разные стороны, что-то рвётся и трещит под нетерпеливыми руками, осыпаясь на пол дождём из пуговиц. Лана взвинчена, стремительна, целует туда, куда может дотянуться, исследует руками его сильный торс, ласкает любимую кожу, с особым кайфом ощущая, как под ней перекатываются сильные, напряжённые мышцы. Юнги же перехватывает её руки, останавливая, не давая закончить всё слишком быстро и, наконец, рывком вытягивает из брюк ремень. Лана замирает на секунду, наблюдая из-под опущенных ресниц. А Юн, заведя её руки за спину, связывает их ремнём, не давая двигаться. - Я дал тебе шанс, Рыбка. Ты слишком непослушна. Она сглатывает, откидывает голову и лёгкий румянец заливает щёки в предвкушении. Юнги же, на секунду закрыв глаза и с силой втянув воздух, открывает их снова только для того, чтобы прожигать жадными, голодными глазами прекрасное тело: аккуратную высокую грудь, увенчанную чувствительными розовыми сосками, нежную кожу на плоском животе, тонкие соблазнительные ключицы и изящную шею, на которой быстро-быстро билась бледно-голубая венка. Юн исследовал губами всё, от подбородка до границы белья, прихватывая губами кожу, прикусывая чувствительные точки, зализывая укусы языком и дуя на участки кожи, ставшие влажными. Он смотрел и не мог насмотреться на то, как Рыбка покрывается нетерпеливыми мурашками, пытаясь вырвать связанные руки, чтобы ответить ему на мучительно медленные ласки. Дождавшись нового, просящего стона, он не переходил к следующему этапу, а возвращался к началу, повторяя всё снова и снова. - Мин Юнги, грёбаный ты садист, если ты прямо сейчас не войдёшь в меня, я кончу прямо так, у тебя на коленях, и тебе больше ничего не достанется. Он улыбается широко, дьявольские искорки пляшут в его глазах и, хватая Лану за бёдра, придвигает её ближе к себе, позволяя почувствовать сквозь тонкие и насквозь промокшие кружевные трусики, как сильно он возбуждён, как нестерпимо хочет её. Лана вздыхает сдавленно, со всхлипом, и начинает двигать бёдрами, тереться о его член, побуждая к продолжению. Тормоза слетают в одно мгновение. Почему у их всегда так? Какая-то животная, всепоглощающая страсть и ненасытность друг другом. Лана даже не могла вспомнить, был ли у них хоть раз в жизни нормальный, размеренный, “человеческий” секс, а не эта бесконечная неутолимая жажда, заставлявшая кровь в венах нестись со скоростью света. Несколько движений сильных рук и вот Рыбка уже стоит коленями на полу, а её тело лежит на кровати. Юнги снимает с себя остатки одежды одним рывком, возвращаясь к той, от одного вида которой он готов немедленно кончить, ничего не начав. Бледно-голубое кружевное бельё, прикрывающее круглые, аппетитные ягодицы, манит его нестерпимо. Хотя кому он врёт? Ему нужна не эта ткань, а то что под ней - горячее, влажное, жаждущее ласки. Он срывает это бельё, мгновенно приникая головой к требовательной плоти, лаская языком, мучая губами, снова и снова, как до этого мучал ласками её грудь и шею. - Юнги, если ты сейчас же не войдёшь, я тебя убью даже со связанными руками! - Рыбка буквально рычит на него, тяжело дыша и открывая отяжелевшие веки. Юнги посмеиваться, но больше и сам не может сдерживаться. От перевозбуждения его член почти болит, он твёрдый, как камень и любое прикосновение отдаётся судорогой в мышцах. Когда горячая, влажная от смазки головка проникает внутрь разгорячённого женского тела, оба издают сдавленный стон. Мин, собрав оставшуюся волю в кулак, уже готовится двигаться медленно и размеренно, как вдруг слышит: - И только посмей мне включать свою черепашью скорость. Я тебе его ночью откушу. И он, рыкнув, размашисто входит до самого конца, видя, как вся спина любимой покрывается крупными мурашками. Юнги двигает бёдрами, наращивая темп, снова и снова, ещё быстрее. Ему хорошо так, что это почти нестерпимо - горячие, узкие стенки создают то самое, идеальное давление, заставляя чувствовать блаженство каждым миллиметром. Если бы сейчас у него спросили, чего он хочет - он загадал бы, чтобы это никогда не заканчивалось. Оргазм настиг обоих так внезапно, что Юнги чуть не свалился набок от силы нахлынувших эмоций, а Лана вцепилась зубами в одеяло, подавляя громкий крик. Им понадобилось полминуты, чтобы отдышаться. Едва очнувшись, Юнги потянулся к своему ремню, освобождая руки Рыбки и потирая её запястья, успевшие онеметь. Они легли рядом, пристроившись тесно друг к другу, молча смотря куда-то и ничего перед собой не видя. Эта близость была одной из тех, когда не нужно разговаривать о чувствах или делиться эмоциями. Всё понятно без слов. - Жалко, - вдруг прошептала Лана. - Чего жалко? - откликнулся Юнги, мгновенно впадая в беспокойство. - Трусы жалко. Такой комплект был! Голубой шёлк, Франция, - грустно проговорила она, разглядывая остатки того, что когда-то было трусами, на полу возле кровати. - Завтра устроим им торжественную церемонию погребения. Уложим в красивый мусорный пакетик, скажем пару прощальных слов. Можем даже на французском, чтобы им было понятнее… Ауч! - Юн вздрогнул, получив заметный удар между рёбрами. - Ты бесчувственный монстр, Мин Юнги! - воскликнула Рыбка возмущённо. - А по-моему, я очень чувствительный монстр. И этот монстр купит тебе хоть тысячу таких трусов. Можешь сшить себе из них пледы и платья. Откроешь новую веху в моде. - Господи, ну какой же ты у меня глупый, - засмеялась Лана заливисто, обнимая его за шею и притягивая ближе. Юнги ответил на смех, зарываясь носом в шею и оставляя на ней долгий, нежный поцелуй. - Что, вспоминаешь о прошлой ночи? - раздался тихий мужской голос у Ланы над ухом и чужие руки опустились на поверхность кухонного островка справа и слева, заставляя вздрогнуть. - Я тоже вспоминаю с самого утра. - Я испугалась! - выдохнула она, опуская голову и стряхивая непрошенные воспоминания. - Лучшее, что можно увидеть с утра - это тебя в моей футболке, - проворковал голос, опуская одну руку на её бедро и легко пробираясь под футболку, ближе к прохладной коже. - Но вот за босые ноги надо тебе задницу надрать. Говорил же, что тёплые полы только завтра починят. Лана улыбнулась и ловко развернулась внутри кольца рук, прижимаясь к сильному торсу и складывая свои руки на широких плечах. - Твои губы пахнут кофе, - прошептала она совсем близко от лица. - Мои губы пахнут тобой, - ответили ей. - Пока ещё нет, Юнги. Но я сейчас это исправлю…